Читать книгу: «Приключения человека в шляпе», страница 4
– Для этого мне надо будет, как минимум, выйти из тюрьмы – уточнил я, – но как только это случится, я обещаю, что приложу все усилия к тому, чтобы вы никогда больше меня не видели…
– Вот и хорошо, – следователь даже начал потирать руки от радости, – думаю, что к вечеру мы сможем уладить все формальности, и не позднее утра вам представится возможность исполнить данное обещание.
Трудно передать чувства охватывающие человека, когда за ним захлопываются ворота тюрьмы. Конечно, они сильно зависят от того где в этот момент человек находится – внутри или снаружи. Тем не менее, искренне желаю вам никогда подобных чувств не испытывать…
Я осмотрелся. Первое, что увидел – грузную фигуру Омара, торопливо шагавшую ко мне от автомобиля.
– Я так рад, так рад… – он обнял меня и потащил в машину.
– А я то как рад…
– Как тебя угораздило? Просто немыслимо, стоит отпустить европейца одного в город, как он немедленно вляпается в какую-нибудь историю… – Омар укоризненно покачал головой.
– У нас мало времени, – перешел я к делу, – следователь прямо намекнул, что мне стоит немедленно покинуть страну. А я не намерен этого делать, пока не выясню, что случилось с моим саквояжем… Кстати, спасибо, что поручился за меня.
– Знал бы ты, сколько мне стоило это поручительство, – вздохнул Омар, – у местной полиции аппетит голодной гиены. Просто не представляю, куда они тратят эдакую прорву денег… Так что ты говорил о саквояже?
Я изложил Омару суть произошедшего в заведении мадам Катрин. Омар внимательно слушал, покачивая головой и в особо драматичных моментах прищелкивая языком.
– Значит, ты думаешь, что она могла просто выбросить содержимое саквояжа? – Омар задумался, – не уверен, если она не полная дура, то должна быть в курсе, что древности в хорошей цене. Скорее она бы попытается их продать. А если это случится, то уж кто-кто, а я то точно буду в курсе, – Омар усмехнулся, – так что можешь быть спокоен, мои люди ее найдут.
– А если она все-таки дура?
– Тогда хуже. В Ниле много чего плавает… О большинстве плавающего лучше вообще не знать.
– Вот это-то меня и волнует… И времени в обрез, как назло, – я не без труда сдержал готовые слететь с языка проклятья.
– Ты говорил, что знаешь легионера, с которым сидел за столиком?
– Да. И что?
– Вдруг он видел, что случилось с саквояжем.
– А что с ним могло случиться? Или его забрала девица, или полиция. Насколько я понял, у полиции его нет. Хотя следователь мог… Проклятье, это еще хуже!
– Вот ты и узнаешь, кто его взял – девица или полиция, – рассудительно заметил Омар, – поговори с легионером, все равно больше ты ничего сделать пока не в состоянии.
На достопамятную военную базу я добрался только через день. Было все так же жарко, но Омар смог раздобыть потрепанный фиат повышенной проходимости с брезентовым тентом, дававшим спасительную тень.
На самой базе и в ее ближайших окрестностях царило оживление. Вздымая тучи пыли, метались тут и там грузовики, рокотали окутанные сизыми выхлопами танки. Где-то за дюнами отрывисто стрекотали пулеметы и хлопали выстрелы автоматических винтовок.
– Маневры? – поинтересовался я у часового…
Тот подозрительно осмотрел меня, но все же ответил:
– Командир проводит испытания боевой техники.
– Понятно.
Тут появился дежурный офицер. Им оказался мой старый знакомый – молчаливый лейтенант Оливье.
– Вы к капитан-коменданту?
– Э… В общем, да, к нему – я решил, что приехать за несколько десятков километров и не повидать его будет, как минимум, невежливо.
Своего товарища я нашел в обществе стоявшего на окраине базы танка. На Эрвине была аляповатая брезентовая куртка испещренная множеством масляных пятен и кожаный шлем, напоминавший головные уборы авиаторов. Огромные защитные очки придавали ему некоторое сходство со стрекозой.
– О, ты как раз вовремя! Мы сейчас испытываем новую модель быстроходного танка. Он с гордостью указал на стоявшее рядом железное чудовище.
– Весьма интересно, – пробормотал я, думая как бы повежливее перейти к сути дела.
Но Эрвин был не на шутку увлечен новой идеей.
– Ты только подумай. Его броня спокойно выдерживает попадания тяжелых винтовок и пулеметов калибром до полудюйма с любых дистанций. По существу этот танк можно подбить только прямым попаданием шрапнели, если поставить взрыватель на удар, либо снарядом легкой противоаэропланной пушки. Но при его скорости движения обороняющиеся просто не успеют развернуть артиллерию на прямую наводку. Конечно, обстрел с цеппелинов может представлять собой определенную опасность, но для этого авиаторам придется снизиться до предела, что сделает газовые баллоны цеппелина слишком уязвимыми. Особенно, если смонтировать второй пулемет для ведения огня на больших углах возвышения…
Я осмотрел этот шедевр французской военно-инженерной мысли. Урод – уродом. Клепаная железная коробка с ломаными и наклонными стенками, какие-то кошмарные ножницеподобные конструкции по бортам для поддержки крошечных колесиков поддерживающих гусеничные цепи. Венчала все это сооружение небольшая башенка, из которой торчала малокалиберная пушечка, отчего-то собранная в один блок с пулеметом. Чувствую, мои опрометчивые слова были брошены на благодатную почву. Эрвин не на шутку увлекся этими бронированными монстрами.
Но тут он, наконец, спохватился.
– Впрочем, думаю, ты приехал не за тем, чтобы слушать мои рассказы о танках?
Я вкратце изложил ему суть моего дела, не вдаваясь, впрочем, в излишние и ненужные подробности.
– Тебе повезло, буквально на днях я отправляю две роты на юг, к оазисам Дахла и Харга. Задержись ты чуть-чуть и уже не застал бы Ляроша здесь.
– Я бы мог съездить за ним…
– Ничего подобного. Ты хоть знаешь, что творится в Верхнем Египте?
– Ну, вообще-то… понятия не имею.
– Ясно. И тебе ничего не говорят имена, к примеру, Гамаль-бей, Джавдат аль-Вади или Абдалла аль-Асвад?
– Нет. А кто это?
– Это некоторые из тамошних самозваных эмиров. Кто-то бывший османский офицер, кто-то обычный проходимец. Но теперь каждый из них обзавелся собственной частной армией и безраздельно правит тем или иным клочком пустыни. Формально они признают себя состоящими на службе у колониальных властей, но по факту редкий европеец рискнет в тех местах выйти за пределы местного гарнизона… Так что вряд ли ты там кого-то смог бы найти.
– Ясно.
– Вообще-то итальянские власти стараются нас и британцев туда не особо пускать, так что, судя по тому, что меня попросили выделить часть моих людей им на усиление, дела там идут совсем плохо. Ладно, это уже наши проблемы. А Жослена Ляроша ты сможешь найти на стрельбище, вон за теми барханами.
Аджюдан действительно оказался в указанном месте, где надзирал за тем, как легионеры расстреливают из автоматических винтовок выстроенные на песке мишени.
– Рад вас видеть, профессор…
– Я не профессор, всего лишь доцент…
– Это важно?
– Ну, примерно как отличать аджюдана от офицера.
– О-о, не думал, что у вас все так серьезно. Как ваша голова?
– Спасибо, уже нормально.
– Я как увидел, что эта девица вас ударила, бросился за ней, но была такая суматоха. А пока я пытался ее догнать, полицейские вас уже подобрали… Так она и сбежала.
Свою речь Жослен подкрепил рядом выражений и относящихся к сбежавшей даме характеристик, которые хотя и отличались экспрессией и колоритностью, но все же не будут слишком уместны в культурном обществе, отчего повторять я их лишний раз не буду.
– Кстати, аджюдан, вы не помните, со мной был небольшой саквояж. Такой пузатый, из желтой кожи.
– Конечно, помню, месье. Я еще его подобрал после драки и хотел вам отнести, но пришлось срочно ехать в часть. Клянусь, я передал бы его вам в первое же увольнение, либо отослал с оказией!
Какое-то время я лишь совершал нижней челюстью неопределенные жевательные движения, осмысливая услышанное. Потом как можно осторожнее, опасаясь спугнуть удачу, спросил.
– То есть, вы хотите сказать, что этот саквояж… мой саквояж, все еще у вас? Прямо здесь?
– Конечно месье. Я его убрал на склад ротного имущества. Там он и лежит.
– И я могу его забрать… Прямо сейчас?
– Естественно, это же ваши вещи.
Выйдя с территории базы, я первым же делом открыл саквояж и дрожащими руками перебрал его содержимое. Жослен был честным солдатом и, похоже, даже не пытался выяснить, что было внутри. А может и пытался, но это не суть. И статуэтка и свитки были на месте. Кажется, даже монеты остались нетронутыми. Я вздохнул с облегчением.
Вернувшись в Александрию, я первым делом предпринял меры по обеспечению максимальной надежности и безопасности перевозки древностей.
Я провел тщательную ревизию монет и рукописей, и составил подробный список. Изображения на монетах и узоры на основании статуэтки я с помощью мягкого карандаша перенес на листы папиросной бумаги. Довольно простая технология – прикладываешь к поверхности и заштриховываешь. На бумаге остается детальное изображение даже самых мелких неровностей.
Свитки копировать много сложнее, но тут мне на помощь пришел одолженный Карлом фотоаппарат. Это была компактная модель, использовавшая вместо стеклянных пластинок гибкую пленку, что позволило мне за один вечер перенести содержание свитков на пару небольших рулонов целлулоидной ленты. Все это я сложил в отдельную водонепроницаемую папку из прорезиненной ткани.
Закончив с этим, я занялся упаковкой собственно древностей. Свитки были тщательно уложены в специальные тубусы, монеты заняли свое место в жестяной коробке, а статуэтку я убрал в отдельную коробочку. В саквояж все не поместилось, и папку с копиями пришлось везти отдельно. Тем не менее, теперь я был полностью готов к возвращению в университет.
Глава четвёртая
В Европу я должен был отправиться уже морем, расходы в Египте оказались достаточно велики, и еще один цеппелин был уже мне не по карману. Я приобрел билет на британский лайнер «Майкл Блонден». Попрощавшись с гостеприимным Омаром, ранним утром я направился на причал. До отхода еще оставалось достаточно времени, и я не спеша брел по направлению к морю.
Пока не пришла полуденная жара, все спешили по делам, и на улицах уже царила толчея. Арабы в белых головных платках торговали всякой всячиной, европейцы в полотняных костюмах деловито ехали в бричках и автомобилях на службу, матросы с осоловелыми с похмелья глазами просто шатались без дела…
Мое внимание привлек человек в черном балахоне и вышитом крестами капюшоне. Копт торговал какими-то изделиями из монастырской мастерской. Особой популярностью его товар не пользовался и покупатели рядом с ним не слишком задерживались. Неожиданно он обратился ко мне.
– Купите, господин…
– А? Что?
Он протянул мне какой-то кожаный предмет.
– Прекрасный бурдюк для воды, господин.
Я остановился и внимательнее посмотрел на товар. Добротный кожаный бурдюк странно изогнутой формы…
– Зачем он мне?
– Господин может хранить в нем воду, вино, масло…
– Мне не нужно хранить ни воду, ни вино, ни масло…
– Он все равно может вам пригодится, его благословил наш настоятель…
– Да не нужен мне никакой бурдюк…
– Совсем дешево, господин, он всегда поможет вам в пути…
Я даже сам не знаю почему, но достал кошелек и заплатил. Став обладателем бурдюка я немедленно оказался перед сложной задачей. Куда деть этот шедевр кожевенного мастерства.
– Послушай? – я огляделся в поисках продавца, но тот словно сквозь землю провалился.
Немного почертыхавшись, я все же сложил бурдюк вдвое и засунул под мышку. Убирать его в саквояж с ценными находками я не рискнул, а больше багажа у меня не было.
К причалу я добрался уже ближе к полудню. Пестрая толпа вползала по сходням на борт судна. Поскольку большая часть маршрута «Майкла Блондена» пролегала по итальянским владениям – Крит, Сицилия, Рим, – таможню мне проходить было не надо. Что, собственно, и определило наш с Омаром выбор пути.
Моя каюта располагалась по правому борту. У ее дверей я столкнулся с долговязым итальянцем в пробковом шлеме и белых шортах.
– Профессор Гульельмо Пикколо, – представился тот, – я так понимаю, мы соседи по каюте?
– Похоже на то, – я удивленно разглядывал окружавшие его коробки и ящики, которые он пытался разместить в каюте, – позвольте поинтересоваться, вы археолог?
– Нет, герпетолог… зоолог, занимаюсь экзотическими животными. Вы любите животных?
– Смотря каких… Герпетолог это специалист по змеям, кажется?
– Не только, по черепахам, ящерицам и крокодилам тоже, по рептилиям в целом…
– Надеюсь в ящиках у вас не крокодилы? – пошутил я.
– Только один… но совсем маленький, уверяю вас, он совершенно безопасен!
Из глубины одной из коробок донеслось раздраженное шипение. Я решил пока не выяснять подробностей о ее обитателе. Главное, что коробки представлялись мне достаточно надежными…
Александрия постепенно таяла в дымке за кормой. Где-то по правому борту серыми утюгами виднелись покидавшие Египет линкоры. Визит и демонстрация флагов закончились. Флоты возвращались по домам.
Наш же пароход держал курс на Крит. Погода была великолепной, и большинство пассажиров проводили время на палубе. Я не стал исключением. Мой сосед-герпетолог уже болтал о чем-то с дамами. Компания вокруг собралась на редкость пестрая – британские и тевтонские туристы, французские и итальянские чиновники и военные, даже было двое русских, один помоложе в щегольском костюме, второй постарше и попроще с висевшей на перевязи рукой.
– Неудачно упал, – пояснил профессор Гульельмо, успевший каким-то немыслимым образом выяснить все, что можно об окружающих.
– А вот этот молодой француз, – он показал на бледного юношу, опиравшегося на палочку у перил, – летчик, совершивший неудачную посадку, – кстати, настоящий аристократ…
Француз, заметив наш интерес, подошел.
– Меня зовут Антуан, я всего лишь летчик, а заслуги предков, ничего о человеке не говорят.
– Не скажите, – возразил итальянец, – наследственность играет очень большое значение в биологии…
– Вы летали в Сахаре? – поинтересовался я.
– Да, 2-й истребительный полк. Нас перебросили на границу Судана из-за гражданской войны на Верхнем Ниле. Периодически мы базировались в Асуане. Там и случилась эта… неприятность, – он огорченно вздохнул, – теперь я еще долго не смогу летать.
– Уверен, Вы сможете найти себе достойное занятие, – посочувствовал я молодому человеку.
– Судан, Верхний Нил? – встрепенулся итальянец, – извините за профессиональный интерес, но я как раз собирал коллекции местной фауны. Очень интересный регион. К сожалению, из-за всех этих беспорядков мне так и не удалось толком туда добраться. Так изучал периферию. Вы не поверите, что я смог там раскопать… Кстати, вам случайно не доводилось пролетать в местности к юго-западу от оазиса Харга? Где, по словам кочевников, находятся легендарные горы Увейнат и пещеры джиннов Гилф-Кебира? Это, конечно, не Нил, но местность должна быть крайне интересной, если верить бедуинам. Где-то в тех краях, возможно, находится мифический «белый город» Зерзура.
– Нет, мифических городов я там не встречал, хотя в тех краях бывал, – улыбнулся француз, – мы патрулировали область ближе к Нилу. Но однажды сильный ветер отнес мой аэроплан к западу, и я действительно видел на горизонте что-то похожее на горы. Но топливо уже заканчивалось, и я не смог приблизиться, чтобы разглядеть, не показалось ли мне. А через несколько дней и произошла эта неудачная посадка. Буквально мелочь, но самолет опрокинулся, и защиты моего шлема оказалось недостаточно… – он дотронулся до перебинтованной головы.
– А вы что на это скажете? – итальянец повернулся ко мне.
– Все это, конечно, весьма интересно, но только с точки зрения местного фольклора, – пожал я плечами, – я реалист и скептик. Сначала надо найти эти мифические оазисы, а уж потом делать какие-либо выводы.
– Со своей стороны могу сказать, – возразил Гульельмо, – я действительно обнаружил глубоко в пустыне останки крокодилов, что неоспоримо свидетельствует о наличии там, в древности оазисов, в дальнейшем пересохших. Да и присутствие гор, подобных Ахаггару, но восточнее, никак не противоречит геологии, а среди скал и возвышенностей вполне могли сохраниться источники пресной воды. И я все забываю вам рассказать, как я нашел…
– Разрешите даме присоединиться к Вашему разговору, – к нам подошла, средних лет женщина в богатом платье и с характерным техасским акцентом, – надеюсь, я не слишком бесцеремонна?
– Нет, конечно же, – галантно поклонился ей итальянец, и добавил уже нам с французом, – разрешите представить Вам миссис Уиллелу Одом, в девичестве Лирайт.
Мы представились в ответ. Несмотря на некоторую техасскую непосредственность, миссис Одом оказалась на редкость приятной собеседницей.
– Пока мой супруг занимается овцами на нашем ранчо в Пимиенте, я решила немного развеяться в Европе. Америка прекрасна, но временами скучна до невозможности… Вы видели когда-нибудь пустую столешницу? Тогда вы представляете окрестности нашего ранчо. Как говорят в наших краях «зато вы часами можете наблюдать, как ваша собака убегает от дома». Но, насколько я слышала, вы обсуждали загадочные города и оазисы?
– Это старая легенда, – улыбнулся Гульельмо, – в 1481 году в Бенгази добрался полуживой погонщик верблюдов. Он рассказал эмиру фантастическую историю. Направляясь с караваном из долины Нила в оазисы Дахла и Харга, он попал в жуткую песчаную бурю. Она была столь страшной, что погибли все, кто был в караване, уцелел лишь он один, прикрытый от буйства стихии телом своего павшего верблюда. Самым же страшным было то, что буря смела все ориентиры по которым он обычно проводил свой путь. Погонщик с ужасом осознал, что заблудился в пустыне… Небольшой запас воды, уцелевший после бури, быстро закончился, и бедняга уже было решил, что настал его последний час, когда из окружавших его песков вышло несколько людей в странных одеждах и с прямыми мечами вместо обычных сабель.
Незнакомцы были высоки ростом, их лица были белыми, а глаза голубыми. Они подобрали обезумевшего от жажды погонщика и отвезли его в большой город, располагавшийся в глубоком ущелье среди скал.
Придя в себя, погонщик увидел вокруг прекрасные белые здания, множество фонтанов и бассейнов среди пальм, и отдыхавших в их тени прекрасных светлокожих женщин, даже не закрывавших лица, как подобает истинным мусульманкам.
Жители города были гостеприимны. Они хорошо отнеслись к погонщику, и рассказали, что их город называется Зерзура. Говорили они на странном, но похожем на арабский языке, поэтому погонщик не так много смог понять из их рассказов. Хотя и сообразил, что они не мусульмане, ибо за несколько проведенных в городе месяцев ни разу не видел, как они совершали намаз, и не слышал призывов муэдзина к молитве.
– Как интересно, но почему погонщик вдруг оказался едва живым в пустыне близ Бенгази? – спросила заинтригованная миссис Одом.
– Вот и эмир задал ему этот же вопрос. Тот смутился, и ответил, что однажды ночью ему пришлось бежать из города.
– Отчего же ты бежал, – воскликнул тогда эмир, – если ты говоришь, что жители Зерзуры были так добры к тебе?
Погонщик в ответ только мычал что-то невнятное и разводил руками…
Заподозрив неладное, эмир приказал обыскать погонщика, и к его удивлению стражи нашли спрятанное в лохмотьях золотое кольцо с огромным рубином.
– Откуда оно у тебя – спрашивал эмир, но погонщик так и не смог ничего объяснять.
– Значит, ты его украл у своих спасителей и из-за этого бежал из города, – решил эмир, и приказал отрубить погонщику обе руки за воровство…
– Какое варварство, – не сдержалась американка, – но что было дальше?
– Рассказывают, что эмир и его люди много лет искали белый город в пустыне, но так ничего и не нашли. А рубиновое кольцо, по слухам, до сих пор хранится в сокровищнице беев Бенгази…
– Потрясающая история, – покачала головой Уиллела, – она заслуживает быть изображенной на киноэкране. По крайней мере, она ничуть не хуже, чем события положенные в основу историко-биографической картины «Дон Педро Гомес», снятой англичанами в прошлом году. Особенно хороша у них получилась первая часть – «Лев Кастилии», вторая «Осада Памбы», на мой взгляд, заслуживает более эффектной концовки…
– Меня более интересует вопрос правдоподобности этой средневековой легенды, – заметил итальянец, – как я уже сказал, возможность существования ныне высохших оазисов в пустыне можно считать доказанной, но некоторые ведь вполне могли сохраниться, и где гарантия, что среди них не отыщется тот самый «белый город». Уверен, технические новшества вроде автомобилей и аэропланов окажутся крайне полезны для подобных исследований. Вот вы, молодой человек, могли бы после выздоровления принять участие в научной экспедиции?
Француз пожал плечами.
– Сначала должна кончиться эта необъявленная война. Сейчас там не до науки. Нельзя заниматься изучением легенд, когда твой дом горит… А у местных жителей он горит, и еще как.
– Ошибаетесь, молодой человек, даже когда говорят пушки, музы не должны молчать! – Гульельмо темпераментно воздел руки к небу, – люди постоянно воюют, и если бы они переставали на это время заниматься наукой, то мы бы до сих пор жили в каменном веке. Наука и война – вещи существующие независимо друг от друга.
– Скажите это тем, кто придумал отравляющие газы, – заметил я.
Итальянец поморщился.
– Они не заслуживают права называться учеными. Но я все-таки хочу рассказать о том, как забравшись настолько глубоко в пустыню, насколько позволял запас топлива моего автомобиля, нашел там…
Дикий, нечеловеческий вопль, прилетевший с нижней палубы, прервал его слова. Я с ужасом осознал, что он доносится как раз оттуда, где располагалась моя каюта.
Меньше чем через пять минут я был на месте. Тут уже толпились пассажиры и матросы. Дверь в каюту была распахнута, в нескольких метрах от нее, буквально обвившись вокруг вертикальной стойки (кажется, моряки зовут их пиллерсами) и уцепившись ногами за стенной кронштейн для спасательного круга, висел в метре над палубой некрупный чернявый мужчина.
– Что случилось? – к месту событий протиснулся кто-то из судовых офицеров.
– Т-т-там… – пробормотал мужчина с густым сицилийским акцентом, и, не теряя равновесия, ухитрился указать рукой в направлении каюты.
– Что там? – сурово поинтересовался офицер.
– Это… господи Иисусе, я думал мое сердце разорвется… – поведал мужчина, по-прежнему оставаясь в подвешенном состоянии.
– Что «это»?
– Слава святым Модесту и Кресценции, я спасся… клянусь, никогда больше…
Разочаровавшись в попытках выяснить что-то у набожного сицилийца, офицер шагнул в каюту. Секунду спустя он выпрыгнул оттуда, сопровождая свои перемещения впечатляющим набором ругательств сразу на нескольких языках…
Офицер остановился в нескольких метрах и вытер рукой вспотевший лоб. Его лицо пошло белыми и красными пятнами и выражало крайнее удивление и некоторый испуг.
– Клянусь всеми святыми, Розарио Агро никогда больше, – продолжал тем временем свой монолог мужчина на пиллерсе.
– Там змея… – выдохнул офицер, осторожно заглядывая в дверь каюты с безопасного расстояния.
Я последовал его примеру. Ровно посреди комнаты свернулась кольцами черная блестящая лента. Видимо заметив нас, рептилия раздула капюшон, и угрожающе зашипела. Мы немедленно ретировались.
Не то чтобы я панически боялся змей… но все же. Не самое приятное соседство, надо сказать. Вот чего я, скажу честно, действительно боюсь, так это высоты. Точнее даже не высоты, а края – балконов, карнизов, мостов… Доктора говорят это проблемы с чувством равновесия. Может оно и так.
– Позвольте… пропустите… да пропустите же, – к нам пробился через толпу Гульельмо Пикколо.
– Ваша? – спросил я его, показывая на дверь.
Профессор заглянул туда, всплеснул руками и вбежал внутрь. Я сделал шаг и опасливо посмотрел за край проема. Профессор схватил какую-то тряпку и самым неосторожным образом стал дразнить кобру. Та снова зашипела и попыталась атаковать кусок ткани. Но в этот самый момент профессор ловко ухватил ее за шею позади головы, и поднял над полом. Кобра шипела и бессильно извивалась. Герпетолог открыл какую-то из своих коробок и засунул рептилию внутрь.
– Ума не приложу, как ей удалось освободиться, – развел руками итальянец, ковыряясь в своих ящиках и коробках.
– Вы что, перевозите ядовитых змей в каюте?!! – ужаснулся офицер, предусмотрительно оставаясь снаружи.
– Ядовитых всего пара экземпляров, и я абсолютно надежно все запер, не представляю, как это могло случиться!
– Кстати, а вы что делали в нашей каюте? – поинтересовался я у сицилийца, который наконец-то попытался слезть с пиллерса.
– Кто? Я?!
– Именно…
Сицилиец грузно съехал на палубу, и растерянно почесал в затылке.
– Я… это… того…
– Смотрите!! Кто-то сломал замок! – торжествующе воскликнул профессор, потрясая в воздухе какой-то железкой.
Я обернулся, а когда снова перевел взгляд на сицилийца, тот уже исчезал за поворотом коридора. Я бросился за ним. Следует отдать ему должное, бежал он быстро. Но и я был настроен, во что бы то ни стало, выяснить причины его появления в моей каюте. Расстояние между нами медленно, но неуклонно сокращалось. Казалось еще чуть-чуть, и я смогу его схватить… И тут передо мной возникла створка внезапно распахнутой двери, внезапно преградившая путь. Только чудом я не разбил об нее лицо. Этой помехи хватило, чтобы убегавший сицилиец сумел перескочить через преграждавший проход тросик, и шумно скатиться по лестнице куда-то вниз… Я пробормотал какие-то невнятные извинения застывшему у злосчастной двери пассажиру, чье желание прогуляться прервало мою погоню и, игнорируя висевшую над лестницей табличку – «Только для команды. Пассажирам вход воспрещен», – спустился палубой ниже.
Увы. Расходившиеся в разные стороны проходы были пустынны. Зато возникший словно из ниоткуда сурового вида моряк, укоризненно качая головой, попросил меня покинуть служебные помещения. Как ни обидно, но пришлось последовать его указанию.
Когда я вернулся в каюту, профессор был занят объяснениями с капитаном.
– Это немыслимо! Я, Гульельмо Бенедетто Джакопо Пикколо, – профессор Туринского университета! Секретарь Венского общества испытателей природы, почетный член Британского географического…
– Мистер Пикколо, несмотря не все ваши регалии, я имею полное основание высадить вас в первом же порту как контрабандиста!
– Нигде не сказано, что мне нельзя перевозить мою научную коллекцию!
– Ядовитые змеи не являются научными экспонатами.
– То есть, как это не являются?
– Элементарно, это живой груз, перевоз которого создает опасность для остальных пассажиров.
– Ни малейшей, упаковка абсолютна надежна…
– Тем не менее, одной из кобр удалось вырваться…
– Это злой умысел, кто-то взломал коробку!
– Вы обвиняете моих людей в проникновении в вашу каюту?
– Нет, но кто-то же проник сюда и открыл коробку с коброй? Или дверь в каюту тоже сама открылась? Я отлично помню, что запер ее перед тем как подняться на верхнюю палубу.
– Могу подтвердить, – вмешался я в разговор, – дверь была заперта.
– Хмм, – задумался капитан, – я проверю. Тем не менее, я настаиваю, чтобы ваши «экспонаты» были перемещены в грузовой отсек и надежно заперты.
– Они нуждаются в уходе и регулярном кормлении…
– Пожалуйста, только не на пассажирских палубах.
– Вы предоставите мне отдельное помещение для моей коллекции?
– Да, полагаю это возможно.
Я облегченно вздохнул. Провести остаток плавания в компании змей и крокодилов мне как-то не хотелось. На всякий случай я проверил саквояж. Он остался нетронутым. Возможно, сицилиец элементарно хотел поживиться, но лучше быть настороже… Копии ценностей стоит постоянно носить с собой. На всякий случай. Я сложил прорезиненную папку вдвое и убрал ее во внутренний карман костюма. К счастью тот был достаточно емким.
Как стемнело, профессор Пикколо отправился в трюм кормить своих питомцев. Я же остался готовиться ко сну. Однако этот процесс был достаточно скоро прерван стуком в дверь. Я открыли и слегка обомлел. Опять! Передо мной стоял человек, который по моим представлениям должен был сейчас ворочать камни где-то среди гейзеров и попугаев Новой Зеландии… Адриано Феличетти.
Видя мою растерянность, гость вежливо улыбнулся.
– Да, это я, ты не ошибся.
– Но как?!
– Сбежал из тюремного поезда… Это долгая история, Танкред. Ты разрешишь мне войти?
– Конечно…
Я отступил на несколько шагов. Адриано был одет в безупречный костюм шоколадно-коричевого цвета в тонкую полоску, светлую шляпу и лаковые туфли с белым верхом. Он всегда был щеголем.
– Чем обязан? – я отложил полотенце на столик к зубной щетке.
Я не испытывал особых иллюзий. Адриано был профессиональным вором и аферистом, и вряд ли его привело в мою каюту сентиментальное желание пообщаться со старым знакомым.
Феличетти по-хозяйски опустился в кресло.
– Видишь ли, Танкред, твои похождения в Каире создали ряд проблем…
– Откуда ты…
– Не важно. Но итальянское правительство не любит когда всякого рода проходимцы расхищают древние сокровища.
– Я не…
– Ну не строй из себя ребенка. Я же тебя знаю. Напомнить, чем ты зарабатывал на жизнь, вернувшись с фронта?
– Не стоит. Чего ты хочешь?
– Лично я ничего, но люди, на которых я работаю, желают обсудить с тобой кое-какие детали.
– Полагаю, они хотят напомнить мне старую истину – «делиться надо»?
Адриано усмехнулся, откинулся на спинку и достал из внутреннего кармана пилочку для ногтей.
– Я так понимаю, твои наниматели не собираются ждать до утра? – поинтересовался я.
– Естественно…
Я накинул пиджак, и стал обуваться.
– Не забудь саквояж, – назидательным тоном заметил Адриано, не отрываясь от маникюра.
Я хотел было возразить, но решил, что в данной обстановке это будет не слишком полезно.
– Я готов.
Адриано не спеша убрал пилочку, поднялся с кресла и оглядел меня. Потом окинул взглядом комнату.
– Что это? – его взгляд остановился на лежавшем на тумбочке кожаном бурдюке, купленном по пути в порт.
– Сувенир из Александрии…
– Тоже возьми.
– Зачем? – я искренне удивился.
Адриано лишь приподнял бровь.
Я пожал плечами и забрал бурдюк с собой.
На улице было уже свежо. Мы прошли полкорабля поднялись и спустились по нескольким трапам, и в итоге достигли полутемной каюты, где нас уже ждали.
Сказать, что я был удивлен, значит, ничего не сказать. Я даже не смог удержаться от не слишком уместного восклицания.
– Черт побери, Адриано, с каких пор ты работаешь на правительство!
– С тех пор как оно вытащило его с французской каторги, – ответил мне сидевший за столом человек, – присаживайтесь синьор Бронн. Чувствуйте себя как дома.
Я последовал приглашению. Человек, чье присутствие меня так поразило, был Никколо ди Мартти – комиссар итальянского правительства при Национальном Археологическом совете, правая рука Виченцо Моретти – всесильного руководителя любых раскопок в итальянских колониях в Африке.
