Читать книгу: «Завше блиско», страница 3
Глава 3. Обиженная сметана
Сева стала привыкать к сентябрю. Суровому, проверяющему на прочность сентябрю. Не зря в этом месяце рождаются девы – сильные выносливые маленькие женщины. Они полны усидчивости и, главное, терпения. Взять хотя бы сад: из-за усидчивости этим юным девам постоянно падают на голову мясистые спелые яблоки, и поэтому им необходимо много-много терпения. Пересесть? Нет, такого они не слышали. Пересаживаются, видимо, только со следующего месяца. Лиса, к слову сказать, и была октябрьская.
«Пересаживаться» ей было в порядке вещей. Она терпеливо перенесла переезд в другую страну, смену друзей и дома – только одиночество давалось ей с трудом и пустота, оставшаяся после смерти мамы. Когда она была ещё жива, то учила дочку самому главному – никогда не сдаваться, не вешать нос и верить в завтрашний день. Ведь всё, говорила она, зависит только от самого человека, потому нечего откладывать на потом, а можно прямо сейчас начинать лепить то завтра, что придётся по душе. Сама женщина до последнего дня не теряла надежды и баловала дочку нелегко дававшейся, но тёплой улыбкой, с которой и почила.
Ещё тогда, узнав о болезни жены, Лев пристрастился к бутылке. Северинке это не нравилось. Ну не сами бутылки, конечно, а странный непредсказуемый папа. От одного только запаха малышка сразу же морщила носик и неслась к маме прятаться в подол. Но мама учила не бояться трудностей, вот Сева и тут не растерялась. Когда в очередной раз пьяный отец на карачках прибыл домой и мама не сдержала слезу, малышка спрыгнула с её коленей и с грозным видом направилась в коридор. Там она внимательно посмотрела в глаза тату, который от неожиданности перестал мычать и замолк, а бесстрашная девочка прислонила пальчик ко лбу Льва и твёрдо приказала: «Не лезь к маме! Ползи в свою комнату, алкаш!»
И он пополз. Даже и «му» поперёк не посмел вставить. Мама сказала дочке, что такой палец – волшебный, и во всей случаях, где немножко страшно, можно обращаться к его силе.
Северина на всю жизнь запомнила ту сцену, где поверила в себя, и вспоминала, когда нужно было набраться смелости там, где кажется, хода уже нет. И не раз она убеждалась, что у страха глаза велики, а на деле всё может обернуться совершенно иначе.
В песочнице самые наглые дети при виде «волшебного» пальца стали обращаться в бегство и неистово трясли мамкину юбку с призывами убрать страшную девочку подальше, а навязчивые родственники сразу прекращали попытки затискать Ринку до кукожения; даже на рынке она не раз так добивалась у незнакомого продавца тяжёлой конфеты. Да мало ли где пригодился палец – волшебство везде пропрёт!
Даже улитка привыкает к прыжкам, если лежит в поясной сумке у кролика, вот и Сева привыкала к сентябрю. На второй неделе она шла в школу уже с поднятой головой и подпевала наушникам в телефоне. Похоже, что на этот раз заговора против неё не планировалось – к школе подходил один только Алеш, без компании.
У входа он с ней поравнялся, явно намереваясь сказать очередную глупую пакость. Наушников он не заметил и уже привычно отколол заготовленную шуточку, но Сева не обиделась: хорошо без ушей! Дубеку это не понравилось, и он, скривив губы, промычал ещё что-то, но Ринка снова не разобрала. Это было выше сил неуравновешенного Алеша. Он преградил ей дорогу и понял наконец-то, почему не получил ни одного ответа, – со злостью он дёрнул за наушники:
– Ты что, Хвост, совсем уши не чистишь!
– Чего тебе надо от меня, бревно дубовое? – уставилась на него Лиса. – Кая, что ли, совсем надоела? Иди и её доканывай.
Он не сразу нашёлся с ответом и просто оскалился:
– Ты что, в конец спятила! – И грубо ущипнул её в плечо.
– Ай! – отпрыгнула она. Но потом подняла перед лицом Алеша твёрдый палец и пригрозила ему, будто дубиной: – Не смей обижать девчонок! Тоже мне, парень нашёлся. Так только слабаки делают!
– Слабак! Это я-то слабак? – распалялся он, и вокруг стали останавливаться заинтересованные ученики. Но дальше возгласов Дубек не знал, что делать, и стал краснеть под чужими взглядами. – Я-то слабак? – продолжал он вопрошать, но все вокруг молча хлопали глазами.
– Ну не я же! – осмелела Лиса. – Вон, видать, дружок за твоей спиной со Сметаной мутит, вот и бесишься – а другие тебе виноваты. – Будто зная какой-то секрет, она сощурила глаза и указала на дорогу, где Марек почему-то шёл рядом с Каей.
От такого совпадения Алеш совсем рассвирепел и приблизился к Северине так, что от его дыхания стали колыхаться её волосы. Он до скрипа сжал кулаки, но не тронул девчонку.
– Ну бей – чего уж! Покажи себя во всей красе! – не унималась Лиса, надеясь, что при всех он струсит. Взгляд Дубека заметался и в итоге приткнулся к парочке, которая неторопливо шла вдалеке и, вроде как, хихикала.
– Марек! – закричал он. – Подойди сюда!
Рядом со школой тот случайно встретил Каю и сразу же кинулся занимать её старым анекдотом про вороватых чехов, в котором заяц с корзинкой прискакал в Польшу и говорит: «Джень добры, господа! Я буду у вас тут воровать!» Поляки ему: «Ни, так не пойдёт, иди в другое место!» И заяц поскакал в Германию. Прискакал и говорит: «Гутен так, граждане! Где у вас тут можно воровать?» А они ему: «Гутен, гутен, путничек. Негде у нас тут воровать. Ступай в другое место!» И заяц поскакал дальше. Допрыгал до Чехии и говорит: «Добри дэн, панове. Во! Я буду воровать у ва́с! Святые морковки, а!.. Мою корзину спёрли!» Но Марека позвал Дубек, не дав закончить анекдот, и на словах «гутен, гутен» шутник так несуразно заржал, что Каю передёрнуло. Она тоже гордо хохотнула, но только от того, как глупо выглядел парень. Марек и не заметил насмешки, а участливо раскланялся перед Сметаной и поспешил к приятелю.
– Ну давайте ещё вдвоём на меня, на девочку, – сказала Северина, и кто-то сзади дёрнул её за рукав. Это оказался Каджа. По его губам она прочитала «не надо, давай уйдём…»
«Откуда ты взялся? Так и до инфаркта напугать можно!» – шепнула она в ответ.
«Ага, вижу я, какая ты напуганная. Потом проблем не оберёшься…»
«Если уйти – он никогда не отстанет».
Она выдернула рукав и осталась на месте. Из-за её спины наблюдал и Нуличек.
Словно на крыльях, Марек допорхал до образованного учениками круга.
– Ну, звал? – Он огляделся. – Ого! А чего это все столпились?
Алеш сглотнул, неожиданно схватил его за грудки и обратился к нему по фамилии:
– Ты чего это, Млувка, удумал! За Каей моей ухлёстывать?
Марек опешил и не сопротивлялся:
– Я… я и не…
Дубек добела сжал кулак и прислонил его к щеке Млувки:
– Совсем страх потерял?.. – скрежетал ревнивец зубами.
Сметана издали заметила неладное и поспешила в гущу событий, где Марек уже готов был обделаться от ужаса.
– Ну вот и разбирайтесь, – сказала Сева парням, которые были заняты и, на счастье, не ответили.
Добившись чего хотела, довольная Лиса собиралась направиться в школу, как наткнулась на всклокоченную Каю, которая с бешенством на лице налетела и сразу её толкнула. Северина попятилась и упала на рюкзак, выронив из руки телефон.
– Это она́ вас подначивает! – Сметана ткнула пальцем в грудь своего парня. – Ты что ослеп? Повёлся на поганый язык Лисовски?
Пока Дубек растерянно хлопал глазами, Кая коршуном кинулась на лежащую Северину и стала хлестать по лицу.
«Я тебя, уродина, предупреждала не лезть к моему парню!» – кричала одна.
«Кто-то Млувки в своём глазу не видит!» – кричала вторая, и у Алеша тут же начинали «гулять» желваки.
Толпа одобрительно взревела и непроходимой стеной схлопнулась вокруг. «Давай! Давай!» – скандировала она обеим сразу в ожидании зрелища.
Лиса не защищалась, потому что пыталась дотянуться до своего телефона – спасти лучшего друга. Кая легко расцарапала ей щёки, но зато Сева успела сунуть в карман своё сокровище. Потом она заехала Сметане кроссовком в кость голени, и та с визгом скривилась от боли, схватилась за ушиб и стала прыгать на одной ноге.
Сева быстро вскочила и кинулась в атаку. Такой ужас Нуличеку и в кошмарах про голодовку не снился. Сардел закрыл рот руками и в панике кинулся протискиваться через толпу, но она легко выплюнула его обратно. Он попробовал закрыть глаза, но так гвалт звучал ещё страшнее. Пришлось наблюдать, как наступает конец света. Каджа вот-вот бы поседел, кабы не слабые гены деда в нём.
Тем временем девчонки плотно сплелись в клубок волос и воплей. Сложно было сказать, кто побеждал: они слишком яростно и быстро махали руками, и толпа не успевала различать, кто был кто. Батальщицы и так-то были похожи как две капли воды, а теперь стали просто одно… – спинорагу. Разлетались в разные стороны рюкзаки, шпильки, клочки волос, серёжки… да не пойми что всё сыпалось и сыпалось кругом и тут же безвозвратно затаптывалось толпой.
Алеш не раз пытался то с одного бока подступиться, то с другого, но «клубок» вертелся юлой и никак не расщеплялся. Потоком неслись оскорбления; толпа подсыпала своих возгласов и продолжала подбадривать дерущихся.
Наконец Сева высвободила руку и с размаха влепила Сметане увесистую пощёчину. Кая взревела раненным кабаном и перешла на кулаки.
– Я тебя убью, сучка! – заорала она не своим голосом и с разбега прыгнула всем весом на Севу. Лиса не устояла и полетела на землю. Встать уже не было времени: в голову то и дело сыпались удары пяткой. Лиса уворачивалась, как могла, и вертелась с боку на бок, защищая голову. И тут случилось самое страшное: из кармана выскочил телефон. Сердце у Рины ёкнуло, и запал сбился.
Кая заметила, как Лиса тряслась за свой мобильник. Вот чем можно было по-настоящему ранить Лисий Хвост! Сметана оставила соперницу лежать и нацелилась на истинную жертву.
Сева попыталась подняться, но голова закружилась, и она осела обратно, цепляясь за траву, чтобы совсем не упасть. Было ясно, что она не успеет…
Кая подлетела к беззащитному телефону и занесла каблук над экраном.
Толпа тотчас затихла и сделала глубокий вдох. Где-то в тишине пискнул Каджа…
Сметана с удовольствием взглянула на перекошенное страхом лицо Лисы – теперь врагиня была повержена и раздавлена. «Ха! Получи, зараза!» – Кая надменно оскалилась и долбанула со всего маха каблуком!
Нуличек, казалось, проглотил свой язык и, поскольку не очень жаловал говядину, выпучил зенки, как на ад.
Кая почему-то промазала, и удар пришёлся в самый край телефона. Мобильник подскочил, вертясь в воздухе, и хлопнулся в траву. Экран получил несколько царапин, но остался жив.
Сметану за локоть держала пани Верча. Когда разъярённая девица ещё раз попыталась дотянуться ногой до драгоценного друга соперницы, учительница пригрозила ей директором. Не помогло.
– Придётся всё рассказать твоей маме… – На сей раз Вера попала в больную точку.
Гонор Каи как ветром сдуло:
– Пожалуйста…
– А как ты себе представляешь? Я, педагог, закрою на это глаза, когда тут полшколы глазеет на драку учениц?! Даже не спорь. – Учительница освободила локоть девочки. – Расходитесь на уроки, нечего здесь стоять! – как можно внушительней добавила пани Верча, и от такого нечаянно ласкового тона ученики стали потихоньку расходиться, наверно вспомнив, как в детстве бабушка кормила их мармеладками.
– Алеш, это и тебя касается! Чего ты в друга вцепился? Испугался, что ли, своей девушки? – улыбнулась пани Вера. – Ты с ней поговори, пусть впредь не дерётся, словами учится решать, хорошо? – И пошла в школу.
– Ага… – потерянно отозвался он, удивлённо глядя на свою руку, что и вправду вцепилась в куртку бледного Марека. Млувка же еле выдавил:
– Извини, я… я не…
– Проехали, – сухо бросил Дубек и побежал вслед за Каей.
Сегодня математики не было, и Сева так и не успела сказать спасибо своей спасительнице. Под шумок к Лисе даже подсел Каджа, но у неё не было сил его разгонять, да и разговаривать тоже.
– Ну Кая коварная… и подножки ставила, и в глаза ногтями лезла. Не честно, да? А эти двое рты разинули и стояли. Никто ей даже не сказал, что не честно. Вот уроды, да?
Сева молчала и смотрела сквозь учебник.
– А ты смелая, да?.. Но… что бы было, если б не Ружэ? Страшно подумать! И теперь шайка Дубека может вообще ополчиться, и что потом? Ой да ох… да?
Сева и бровью не повела. Только на перемене она что-то снова записывала в свой блокнот. Долго. Не мало же хлебнула сегодня.
Когда кончились занятия, Северина решила всё-таки поблагодарить Веру, но в учительской сказали, что она минуту назад ушла домой.
Корчась от синяков, Лиса кинулась вниз по лестнице – в окно она увидела выходившую учительницу. Расталкивая учеников, девочка выскочила на улицу.
Она заметила, что к углу школы подходил Каджа, прибившийся к каким-то двум незнакомым девчонкам из младших классов, но Рине было не до него. Она уж было подумала, что упустила пани Верчу, как заметила знакомый серый пиджак за огромным, видным мужчиной. Его кудрявые длинные волосы почти касались необъятных плеч, а волевой подбородок ему достался явно от главного героя боевика, который шёл вчера по телевизору и из-за которого Севу во сне спас от собачки ковбой. Этот красавец обнимал маленькую, щуплую Верчу, своими мускулами обволакивал её угловатую фигуру. И ладонью, которой, наверное, в ванной давил на себя сок из свежего граната, сейчас взял из тоненькой ручки дамскую сумочку, поцеловал Верчу, и они собрались уходить.
Сева подбежала к ним, но растерялась и не знала, как подступиться: никак не совпадал образ её невинной Верчи с той женщиной, что шла под руку с накаченным ангелом. Ей стало немного стыдно вклиниваться ко взрослым, будто Ружэ резко превратилась из уютной доброй нянечки в неизвестную живущую тайной жизнью женщину.
На счастье, Верча сама повернулась и заметила смущённую девочку. Пани учительница попросила Аполлона обождать и подошла к Севе:
– Ты чего-то хотела, Рино?
– Д-да… – Лиса повернулась спиной к мужчине, чтобы Верча снова оказалась для неё не женщиной, а учительницей. – Спасибо вам, что помогли. Я… я даже не знаю, что бы…
– Лишь бы с тобой всё было в порядке. Небось папа твой это так не оставит, подключит свои связи…
– …ды всё в порядке. Она мне только лицо оцарапала. Но зато теперь не сунется.
– Ну, хорошо. Так часто бывает в вашем возрасте, кто-то завидует и не может сказать словами…
– Я не завидую её коротким юбкам и дырявым джинсам, где всё видно, – нервно перебила её Рина.
– Я не про тебя, моя хорошая. Ты, я знаю, девочка толковая и, разумеется, собиралась обойтись словом, но – напоролась на мешок с кулаками. – Верча осторожно взяла её за руку. – А я и не думала, что у вас с Каей так напряжённо. Поговорю завтра и с ней, и с её мамой. Скорее всего, придётся вам сторониться друг друга и просто не замечать. Сможешь, Рино?
– Если она не будет лезть, то запросто, – почему-то со стыдом девочка опустила глаза.
– Вот и чудно, ты умница. Папе с тобой очень повезло. – Пани учительница покрасивее ей уложила растрёпанные волосы, прямо как мама давным давно. Сева расчувствовалась и прикусила губу.
– Ну, не падай духом, моя хорошая. Всё позади. Обязательно похлопочу, не волнуйся, – погладила Вера её по голове и прижала к маленькой, но тёплой груди, – иди домой без задних мыслей. Если подобное повторится, сразу беги ко мне, не думай! Доброго тебе вечера, Ринка.
– Спасибо вам, пани Верча. – Ружэ говорила от всего сердца, и Сева действительно к ней прониклась, ей стало спокойней. В кои-то веки её поддержали, и она почувствовала себя значимой и не такой одинокой. – Я вам верю, пани Верча. Ещё раз спасибо. До свидания.
Лиса отряхнула потрёпанный рюкзак и устало потопала домой. Скрывшись от лишних глаз, она осмотрела пострадавший мобильник и с волнением зашла в папку «Музыка». Любимая мелодия – она мигом отогреет и утянет подальше от дурных настроений. Сева нажала на песню, что они с подружкой выучили наизусть и пели на старой иве. Песня заиграла – телефон был исправен! Девочка радостно поцеловала поцарапанный экран, запела и вприпрыжку понеслась домой.
А Верчу приобнял кудрявый мужчина и повёл прочь от школы. Столь искренне и с доверием просто так не улыбаются, было ясно: они близки.
Лиса и подумать не могла, что у тихой пани Верчи есть такой классный и сильный ухажёр. Прям настоящий принц! «Вдруг Верча с этим мужчиной ещё и… того самого», – думала она, и тут же мимолётно вспомнился интересный факт: самки стрекоз могут претворяться мёртвыми, чтобы увильнуть от спаривания.
«Ну до чего удивительный мир взрослых. И у пани Верчи, оказывается, есть секрет…» Да… учителя, у которых есть своя собственная жизнь, кого хочешь шокируют до мозга костей.
Северина могла удивиться стократ сильней, если бы узнала, что, возможно, секрет был не один. Их насчитывалось около двух!
Глава 4. Сядем в круг
Ничего отцу Северина так и не рассказала, а вот блокнот пополнился несколькими страницами. Накопилось столько эмоций и чувств, что у Лисы даже стали выскакивать стихи. Сначала просто по четверостишию, как говорят мэтры рифмы, – тяп-лять, лишь бы написать. А потом она даже засела на любимой иве и родила крупным почерком целую страницу, посвящённую маме, – может, она там с неба разглядит.
На сердце полегчало. Значит, разглядела. И похвалила, и прижала к груди, и нежно-нежно поцеловала… Почти как пани Верча недавно.
На следующий день учительница, кстати сказать, слово сдержала и поговорила со Сметаной-старшей. Как и ожидалось, сошлись на том, что девчонки просто не будут замечать друг друга, – худой мир лучше войны.
Сметана-младшая на урок не явилась. Учитель подсадил забывшего учебник Нуличека к Севе, но она не слушала тарахтения ни географа, ни дружка-перекати-поле, а прилипла к окну: там внизу, у дороги, Сметана-старшая отчитывала дочь. Сева никогда не видела раньше мать Каи, только слышала от Каджи, что отец девочки давным-давно ушёл из семьи и мать заводила себе новых мужиков, но они не приживались надолго.
Волосы женщины были ровно зачёсаны назад и ложились на голые плечи; топ еле дотягивался до юбки, которая из последних сил старалась прикрывать коленки. Макияж бил в глаза даже издалека.
Сметана-старшая пренебрежительно бранила дочь, а та послушно потупилась и в паузах пыталась оправдаться, то заламывая руки, то прикладывая их к груди. Но женщина не слушала, перебивала и только сильнее злилась. Она скандалила так, будто дочь была незнакомой тёткой да к тому же вылезшей из постели её мужика. Время от времени женщина сбавляла тон и оглядывалась по сторонам, но, никого не заметив, снова по полной налегала на связки. От такого ора уже и младшая стыдливо проверяла: не смотрел ли кто, и покорно продолжала выслушивать, какая она плохая и размалёванная дворовая девка.
«Непутёвая!» – смогла разобрать Сева. «Убила бы!..»
Кая жалостливо схватилась за рукав маминой кофточки, но та жёстко одёрнула дочь и жестом поставила между ними барьер. Бедная девчонка заплакала, то и дело порываясь приблизиться, но женщина упорно её отталкивала.
Сначала Сева пресыщалась чувством мести за недавнюю драку, но спустя несколько минут сердце у неё дрогнуло. Как же это походило на их с отцом отношения.
Выдохнувшись, Сметана-старшая залезла в нагрудный карман младшей, вытянула оттуда все деньги и демонстративно влепила под нос дочери дулю. Чтобы поставить последнюю точку в разговоре, старшая замахнулась, а девочка в страхе закрылась руками.
«Ух, зараза! Зачем я тебя родила…» – выпалила женщина, запрыгнула в машину и рванула с места.
Кая так и осталась стоять в пыли возле дороги. В исступлении девочка облокотилась на старый вяз. Она выглядела жалкой: тени потекли, прическа растрепалась; да тут ещё и рюкзак, как нарочно, соскочил с плеча и плюхнулся на землю. Кая хотела заехать по нему ногой, но промахнулась и лишь слегка чиркнула подошвой. Она злилась на себя за слабость, но от этого становилось только больше слёз.
– Ого! – Каджа увидел сцену на улице. – Ну ты коварная, Ринка, там такое творится, а ты молчишь. Глядите, Кая ревёт! – радостно завопил он в сложенные рупором пальцы, и класс, несмотря на недовольство учителя, метнулся к окнам.
По комнате прокатилось удивлённое мычание. Марек сразу закопошился: хотел побежать на улицу и успокоить подругу, но, столкнувшись с волчьим взглядом Дубека, Млувка осел обратно в стул.
– Поглядите на неё, колбаса обиженная! – не мог нарадоваться Нуличек, и тут же сзади получил от Алеша крепкий подзатыльник.
С каждым днём листья теряли соки, но прибавляли в цвете. Светлые, бездождливые дни держались бодрячком и до сих пор не подпускали тяжёлых туч. Северина радовалась погоде; чаще и чаще она оставляла душную квартиру ради панорамной ивы. Делать уроки там было гораздо приятнее, что приносило и достойные отметки в школе. Осень не могла не нарадоваться, глядя на своё отражение в ручье, дивясь только умильному дрожавшему в воде человечку с рюкзаком. А как не удивляться, до чего эволюционировали верблюды – отстёгивающийся горб! Это же… это так же поразительно, как за баснословную сумму съесть ласточкино гнездо8 – но с кусочками курицы вместо стрижат (осень видела такое через окно пекинской кафешки). А вот в верблюжьих краях она бывала редко, вот и изумилась развитости древесной Квазимоды.
Сева взаимно восторгалась осенью и делала домашку. Она взглянула на время: вроде день, а зарядка на телефоне уже ползла к нулю. Может, забыла вчера в розетку воткнуть? Ну, да ладно, вечером заряжу.
Осматривая писаную рощицу, взглядом она зацепилась за лишнее пятно. Оно было уже знакомо: красное с синим верхом. Чувства вышли смешанные. Во-первых, Лиса помнила, как из-за пустяка «мешок» визжал в их прошлую встречу, а во-вторых – как она не находила себе места, оставив мальчишку одного в лесу. Разгорелось и любопытство: ну как мог он оказываться один да ещё так далеко от дома?
Порывистости Севе было не занимать, и раньше, чем она сама решила, ноги сошли на берег. Уши инстинктивно старались свернуться в трубочки и тянули её в противоположную сторону, но ноги за тринадцать лет накопили больше мышц. Лиса ещё издали старательно хрустела веточками и листвой, чтобы обозначить себя и не напугать чувствительного мальчика. Один ноль в пользу ног – и Лиса уже стояла близко к каменному кругу. Но не совсем близко. Лишь не очень далеко, а то мальчик и не заговорил бы вовсе. Да и слишком близко тоже плохо. Да, может, он и не собирался вообще ни с кем говорить. Мысли закружились похлеще мух в стиральной машине.
Рот растолкал их всех и вылез на передовую:
– Ян, это я, Сева. Помнишь меня? – заговорила она так нежно, как с младенцем кошечки на пуховой подкладке. – Только, пожалуйста, не кричи. Я тебе ничего плохого не сделаю.
Тишина в ответ. Но было видно, что мальчик её прекрасно слышит.
– Если хочешь побыть один, только скажи, и я мигом испарюсь.
«Ну да, – подумала она, – скажет он, как же…»
– Или дай знак какой… махни рукой, что ли…
Тишина. Кромешная, непробиваемая стена тишины. Делать нечего, Сева вздохнула и медленно, на цыпочках стала ретироваться.
Вдруг сзади послышался будто гулкий звук камешков. Ну тех из круга, которые Лиса нечаянно задела в прошлый раз и получила за это частичную контузию. Она оглянулась: куртка не двигалась, но – из-за колена выглядывало нечто…
Северина не поверила глазам и прищурилась: да, что-то шевелилось и с любопытством смотрело в её сторону.
– Так мне уйти?.. – на всякий случай переспросила она, но не получила ответа. – … или остаться?
Щелчок камешков!
Она застыла и не знала, как лучше поступить.
– Остаться?.. – неуверенно переспросила она.
Стук!
– Ладно… тогда я подхожу, – сказала она и осторожно стала приближаться.
Светлое нечто закопошилось и быстро спряталось за коленку Яна.
– Там у тебя бегает кто-то… – между делом сообщила Сева, будто мальчик и сам не видел. – Смотри, а то цапнет… (тут она запнулась и почему-то добавила) – меня.
Мальчик молчал, но насторожился, как дикий зверёк. Лиса подошла и заглянула в лицо Яна: тот смотрел сквозь и вдаль, зрачки не двигались. Он словно был погружен в мир слов, звуков, интонаций, чётких мыслей – но мир красок и эмоций был для него закрыт.
В руках у Яна сидела мышь! Северина чуть не взвизгнула, но вовремя сглотнула испуг. Мышь стояла на задних лапках и шевелила на неё усами. Лиса чуть не утонула в чёрном бездонном взгляде зверины, и, передёрнувшись, отвела глаза.
– Ты не говоришь со мной по какой-то причине или просто не хочешь. Ох, много спросила… По какой-то причине?
Стук.
– Ага… ага…– но дальше она не могла ничего сообразить.
К счастью, Ян сам повернул голову и посмотрел на камни. По мнению Севы, с ними вроде всё было в порядке.
– А по какой же?.. – растерялась девочка.
Ко второму счастью, Ян снова посмотрел на круг.
– А-а! – стукнула себя по лбу прозревшая Лиса. – Поняла. Скоро поболтаем! – И унеслась к ручью.
Немного погодя она вернулась с пригоршнями камешков. Уселась, как Ян, скрестив ноги и стала выкладывать вокруг себя линию. Когда она закончила, то, довольная своей сообразительностью, гордо приступила к диалогу:
– Не кусается крыса-то?
Но мальчик только снова вперился в свои камешки. Тут Сева поникла и её сообразительность где-то хрустнула. Ну ничего. Пять минут мозговой потуги, и она окончательно прозрела, ведь молчание Яна требовало неотступной настойчивости и внимательности. Камешки мальчика лежали без прорех, а у Северины – абы как, лишь бы на круг походить. Для Яна главным была не геометрическая фигура, а чёткая, непрерывная граница – его защита от внешнего мира, и без понимания этого наладить контакт было невозможно.
«А-а! – обрадовалась Лиса. – Тебе не круг нужен, а отдельная комната, так сказать. Хорошо. Тебе своя и мне своя», – напевала девочка, сдвигая камни поплотней.
Она сделала неразрывную границу, и мальчик тут же заговорил!
– Ты всё путаешь и заставляешь меня исправлять! Крыса – кусается, – ответил он на вопрос, который Сева уж почти забыла. Она тут же спрятала руки в карманы подальше от острых зубов грызуна. – А он, – указал Ян на лжекрысу, – не кусается. Это не крыса. Это Фредди.
Северина больше поразилась не тому, что её сто раз исправили (Ян бы сказал трижды), а необыкновенному, вызывающему сложные эмоции голосу. Почему-то сначала он пугал своей кристальностью. Звучал высоко, со стеклянной отстранённостью – никакой густоты; слишком плоский и лишённый эмоций дискант. Но постепенно, хоть и не без труда, Лиса привыкла и перестала обращать на него внимание.
– Хорошо, что не кусается. – Рина вынула руки из карманов и с недоверием взглянула на «крысу». – А кто он – Фредди?
– Мой друг, – сказал мальчик и погладил шерстяной комок, который довольно подставил спинку и удобно разлёгся в ладони. – Мы думаем, ты нам не навредишь.
– Точно не наврежу. А зверь-то он какой, порода?
– Мандарин, – невозмутимо ответил Ян.
Сева будто очутилась в анекдоте, где говорили каждый о своём, не слыша собеседника, и влепила «в тему»:
– Брамборачка9!
Ян сразу посмурнел и часто заморгал глазами – похоже от переизбытка мыслей.
– Что это значит? – спросил он раздражённо, не поняв юмора.
– А что значит «мандарин»? – с глупым выражением лица парировала Сева, будто и вправду забыв, что такое мандарин.
– Порода. Ты сама спросила!
Ян повышал голос, видно разволновавшись.
– Господи, порода! – опять хлопнула себя по лбу Сева, едва не зашибив остатки смекалки. – Спокойно! – перекрывала мальчика громкостью Рина, но вовремя одумалась и повторила уже гораздо тише: – Спо-кой-нее, Яник. Я же девочка, вот и туплю слегка.
Но Ян ещё сильней обеспокоился:
– Какой смысл в последней фразе?
Сева начинала понимать, что нужно говорить только по существу, прямо, как на духу. Ох, нет. Не «как на духу», лучше «в лоб», во! Мальчик же явно не понимал нюансов речи и эмоций.
– Извини, Ян. Я не то хотела сказать. Вовсе я не девочка… то есть… я не девочка, когда туплю… ой, всё – стоп! Обнулились! – взяла она паузу собрать нужное предложение. – Хм… короче, я не знаю никакой породы «Мандарин», вот и не ожидала услышать это слово в твоём ответе. А ты с бухты барахты говоришь «мандарин»… Что я увидела в голове – оранжевый круглый фрукт, – то и привязала к твоим словам…
– Понятно! – резко перебил Ян, и они замолчали.
В верхушках деревьев пели птицы, разряжая обстановку, – хотя бы для Севы. Слушал ли их вообще Ян, она понятия не имела; а если и слушал, то как он к ним относился, определить было весьма затруднительно.
Между ветками проскочило осеннее солнце, и Рина закрыла глаза, наслаждаясь теплом на коже. Сквозь веки она смотрела на оранжевый экран, а в ушах звучало: «Ман-да-ри-и-и-ин… мандарин, блин…»
В молчании они оба будто набирались сил, изредка будоражась опрометчивым вопросом Севы, а волны шелеста не только заполняли промежутки отрывистой беседы, но и щёткой проходились по ушам Яна, смахивая лишний налёт во фразах собеседницы. Время шло, ребята, наверное, привыкали друг к другу.
– Но она же не оранжевая, твоя мышь! – Очнулась Лиса, как громом поражённая своему открытию. – Почему тогда «мандарин»?
– Да! Знаю, – вдруг засиял мальчик и бодро застучал кулаками по коленкам. На его лице показались слабые признаки эмоций, а из пальцев выглянула всклокоченная бежевая мордочка. – Я тоже так Милошу и Иве говорил. Фредди – светло-коричневый. Неразумно было его породу называть «мандарин», но Ива учила меня говорить так, чтобы людям было понятно. Хотя почему людям понятно то, что неправильно, – мне не понятно.
А Севе было непонятно, почему Ян назвал своих маму и папу по именам:
– Яник, а Ива и Милош тебе родные родители?
– Да.
– А ты когда-нибудь называешь Иву мамой?
– Да. На людях.
Тут он странно засучил руками, видимо вспомнив, что находился вроде как на людях, но запутался, ведь мамы рядом не было, а это она заставляла его вести себя «социально». Выходило, что это мама была триггером изменений в его поведение на улице, а настоящей привычки и потребности к «неправильному» людскому общению у него и не выработалось. Так думал Ян, пока Сева купала щёчки в солнечных лучах и напевала какую-то глупую радио-песню. Но как только недовольно застучали камни, она замолчала.
– А зачем ты называешь меня Ян? – спросил мальчик.
Сева аж поперхнулась, ощутив себя полной дурой.
– А как же тебе зовут?.. – Раскрыла она рот, как бабушка, которая спустя сорок лет достала из шкатулки самое дорогое сердцу колечко, а его тут же схватила сорока и – шасть в погреб!
– Меня зовут Ян Яврек, – голос мальчика был невозмутим. Он, как попугай, повторил интересовавший его вопрос: – А зачем ты называешь меня по имени?
– Ах по имени! Ну как?.. – растерялась от очевидности Сева, но на этот раз не торопилась с ответом. Она подумала минутку и лишь затем развела руками: – Чтобы ты понимал, что я обращаюсь к тебе.
