Читать книгу: «Изгнанники. История, написанная по снам», страница 3

* * *

Дарс ответил мне сам.

Однажды вечером он появился в нашем доме. В ту субботу родители ушли в гости. Мы с Томом должны были пойти с ними, но я почувствовала себя плохо, и Тома на всякий случай оставили со мной. Я у себя в комнате читала, когда вдруг услышала шум внизу. Почему-то я заволновалась, хотя могла бы подумать, что Том просто пошел на кухню или в ванную или что вернулись родители.

Я вышла из комнаты и спустилась вниз. В гостиной было темно и тихо – ни единого звука.

– Кто здесь? – Спросила я. Мой голос казался в тишине и полутьме необычайно звонким, несмотря на то, что из-за простуды я говорила сипло.

Никто не ответил мне, только вдруг чья-то рука возникла из темноты позади меня и зажала мне рот, а потом кто-то прошептал:

– Я не хочу тебе зла. Если ты будешь молчать, я ничего тебе не сделаю.

Я очень испугалась, и даже если бы захотела, не смогла бы кричать. Мы, жители Архенты, и не думали, что ночью кто-то может ворваться в твой дом и вот так зажать тебе рот. Мы читали об этом в газетах и слышали такие истории по радио, но были отчего-то уверены, что все это бывает только в далеких, страшных больших городах. У нас – никогда. Вот почему от неожиданности и ужаса у меня подкосились ноги, голова закружилась, по телу прокатилась волна жара. Я и пошевелиться не могла, не то чтобы что-то ответить.

Человек убрал руку с моего лица и отошел на шаг. Я очень медленно, вся дрожа, обернулась.

Я увидела Дарса Оловича. Он был одет в свою старую штормовку, на голове его была растянутая серая шерстяная шапка, вязаная столбиком. На его руках были черные перчатки. Через его плечо была перекинута сумка, полная драгоценностей – на самом верху лежали мамины золотые серьги с изумрудами и наш серебряный подсвечник. Изумруды поблескивали от бликов лунного света, проникавшего через окно и приоткрытую дверь кухни.

– Что вы делаете, – тихо прошептала я, но он услышал.

Он смотрел на меня пару секунд. Потом медленно, очень медленно приблизился. Я сделала полшага назад и уткнулась спиной в перила лестницы, по которой только что спустилась. Дарс нависал надо мной черным силуэтом. От него пахло рыбой и алкоголем.

– Разве не понимаешь? – Тоже негромко сказал он. – Я продам эти вещи. У меня закончились деньги, а мне надо на что-то жить.

– Но ведь это наши вещи, – я отклонилась от него, схватив обеими руками перила за моей спиной. Но мне больше некуда было пятиться, а он все так же пугающе нависал надо мной.

– Наши, ваши – какая разница? Ты всегда была так добра, так щедра, неужели ты откажешь мне, Аля? – Тут он сдернул перчатку, протянул ко мне левую руку и быстрым движением поправил воротник на моем платье. Сначала одну сторону воротника, потом другую. Просто одернул. Но при этом задел мою шею. В мгновение я ощутила это прикосновение его мозолистого пальца и вздрогнула. Дарс Олович беззвучно усмехнулся, скривив губы.

– Зачем вы… зачем вы пришли без приглашения? – Это «зачем вы» я произнесла, не подумав, едва он задел меня, но тут же собралась и закончила фразу первым же вопросом, возникшем в моей голове.

Он молчал. Потом вдруг резким движением снова потянул ко мне руку. Я вся сжалась, а он тихо рассмеялся, не тронув меня:

– Ну ребенок!.. – и опустил руку. Он только пугал меня.

– Почему вы просто не попросили у меня? – Сказала я, вспыхнув и чуть осмелев. Мне необходимо было что-то говорить ему, это придавало мне сил.

– А что, – ехидно произнес он, вновь приближаясь ко мне и на этот раз поднимая мою голову за подбородок и заглядывая мне в глаза, – ты дашь мне все, что я захочу?

Так он смотрел мне в лицо какие-то доли секунды, а потом скинул сумку на пол, не отпуская меня. Выпал, звякнув, подсвечник. Наступила тишина.

– В доме есть еще кто-то? – Прошептал он.

Я помотала головой. Он держал меня за подбородок, и я не могла открыть рта, а движение он хотя бы заметил.

– Эх, знал бы, что тебя тут оставили, ни за что не пришел бы, – заговорил он громче. – А теперь, видно, судьба такая.

Он еще придвинулся ко мне. Я ощутила, как его огромное тело прижимается ко мне по всей площади, с ног до груди. А я не могла отклониться назад больше, чем он мне позволял, потому что он по-прежнему держал меня за подбородок.

Его глаза вдруг стали дикими, злыми, какими-то безумными. Он еще выше задрал мою голову и навалился на меня, до боли вжав меня в перила.

– А как же смысл жизни?! – Почти плача, пыталась говорить я. – Зачем же вы притворялись, рассказывали о тех людях и… и странах…

– Не волнуйся, детка, – шепнул он мне в ухо, а затем с шумом вдохнул воздух, словно обнюхивая меня, как добычу. – Следуя философии твоего друга, я искуплю свою вину.

Мой страх прошел так же внезапно, как появился. Мне вдруг стало обидно, что Пол и я, мы так глупо обманулись в этом человеке, что мы оба совсем не разбираемся в людях – так обидно, что слезы полились из моих глаз, а щеки покраснели. Я понимала, что он хочет сделать со мной и с нашим домом. Но ужас внезапно сменился гневом и жгучим презрением.

– Не бойся, девочка, – сказал Дарс, другой рукой вытирая мои слезы, а потом мокрым пальцем задевая мою дрожащую нижнюю губу. – Я не сделаю тебе больно, если ты никому ничего не скажешь. Когда вернутся твои родители? – И он медленно, глядя на мои губы, принялся расстегивать самую верхнюю пуговицу моего домашнего платья.

Он думал, что я боюсь его.

– Ты сумасшедший. – Тихо казала я.

– Ты просто еще очень молода и ничего не понимаешь в жизни. – Его пальцы скользнули ко второй пуговице. – Богатые должны помогать бедным, люди должны делать добро друг другу… Вот как ты сейчас. – Третья пуговица. – Ты просто пока молода. Ты же сделаешь мне добро, правда? Доставишь мне, так сказать, удовольствие? Да, ты даже слишком молода…

На шум вышел Том.

– Что здесь происходит? – Спросил он и включил свет наверху лестницы. – Кто вы? Господин Олович? Что вам надо?

Дарс растерялся, он явно не ожидал появления нового участника событий. Он отпрянул от меня, наступил на лежавшую у его ног сумку. Из нее посыпались серьги и кольца, выпал и с глухим шумом описал полукруг на полу еще один подсвечник.

– Он пытается обокрасть нас, – сказала я, спешно застегивая платье.

– Вот как? – Том говорил очень спокойно, только выдержал паузу, во время которой оглядел меня, отметил мои манипуляции с пуговицами и весь словно содрогнулся. Потом он так же спокойно сошел с лестницы, открыл входную дверь и сказал Дарсу:

– Уходите. Я дам вам деньги. У меня есть накопления, я отдам вам их. Уходите и бродите себе дальше по свету, только в наш город больше не возвращайтесь.

Дарс Олович уже оправился от легкого испуга, быстрым движением сгреб почти все, что выпало, и надел сумку через плечо. Часть украшений укатилась и потерялась в полумраке, Дарс не стал искать. Услышав слова Тома, он очень разозлился, одним прыжком подскочил к моему брату и схватил его за горло, прижав к стене.

– Как ты смеешь, щенок, так говорить со мной! – Прохрипел он своим скрипучим голосом. – Я сам возьму все, что мне надо, но прежде тебя убью, чтобы ты не болтал!

Рывком он достал из-за пояса маленький черный револьвер старой модели и дулом поднял подбородок моего брата так высоко, что Том поморщился. Я вновь замерла от ужаса. На периферии сознания мелькнула глупая, несвоевременная мысль: и нравится же Дарсу Оловичу людям подбородки поднимать. Я вцепилась в перила лестницы и так стояла, широко раскрыв глаза. Сердце мое билось столь сильно, что я чувствовала: вот оно ударяется о грудную клетку, словно пытается вырваться наружу, вот снова, снова… Том быстро посмотрел на меня и отвел взгляд. Он пытался найти глазами упиравшийся в его подбородок пистолет, но в итоге лишь беспомощно вращал глазными яблоками. Двумя руками он вцепился в запястье Дарса, но это не возымело никакого эффекта. Дарс склонился над ним, как ворон над мышью, такой же черный и большой. Казалось, ничто не может ему сейчас помешать.

Секунду или две все молчало. Потом Дарс еще раз тряхнул Тома, и я, не выдержав, подалась вперед.

– Том! – Воскликнула я. – Не трогайте его!..

Я снова стала говорить Дарсу «вы», но он даже не обернулся. Я остановилась, не понимая, что мне делать, беспорядочно обегая взглядом комнату. Но что я могла предложить против пистолета, пусть и старого?

– Прощайся с сестричкой, – сказал Тому Дарс, еще сильнее прижимая дуло к впадине между его подбородком и шеей. – А с ней мы потом потанцуем.

Том снова посмотрел на меня, и в этом взгляде я прочла мольбу о помощи. Я опять бросилась искать глазами хоть что-нибудь. И нашла. В двух метрах от меня на низком столике осталась посуда: Том поужинал, но, как обычно, не убрал за собой. От стола меня отделял диван. Тихо и быстро я перегнулась через его спинку и схватила столовый нож, испачканный сыром. Совершенно не думая, я прыгнула с ножом на Дарса. В этот момент он обернулся. Нож ударил по правой ключице и вонзился выше нее, в шею.

Дарс ахнул и подался ко мне. Он тут же отпустил Тома: одна рука понадобилась ему, чтобы потянуться к ране, из которой хлынула кровь. Другой он по-прежнему сжимал пистолет, но отчего-то не направлял ни на меня, ни на моего брата.

– Ты… – начал он, но не успел закончить. Колени его подогнулись, и изо рта пошла кровь. Он выронил пистолет, а следом упал и сам лицом вниз. Я стояла над ним, медленно осознавая, что произошло за эти секунды. Том отошел от стены и встал напротив меня. Он тоже смотрел на Дарса. И вновь несколько мгновений все молчало. Потом Том присел на колени и попытался перевернуть недвижимого вора одной рукой, у него не получилось. Я судорожно дышала, вперив взгляд в лужицу, появившуюся из-под лежащего Дарса. Лужица была красной, она причудливо изгибалась на малейших неровностях кафельной плитки, затекала в щели.

– Он умер? – Спросила я. Мой голос дрожал.

Том, наконец, перевернул Дарса двумя руками, и мы увидели окровавленное лицо с открытыми глазами и пугающей гримасой. Том с отвращением сморщился, отпрянул, но не отпустил тела, снова повернулся к нему, изучая лицо и рану Дарса с торчащим из нее ножом.

– Я убила человека, – прошептала я невольно. Как будто эти слова, сказанные вслух, могли что-то изменить. Я повторила их еще раз, и еще, но все равно не могла осознать произошедшего. Я закрыла лицо руками и отвернулась, продолжая шептать: убила… я убила…

– Нет, – ответил Том. – Ты спасла меня.

– Том, что мне делать, я же убила человека!

Он встал, обошел меня, вытер руки о свою футболку и отнял мои ладони от лица.

– Аля, ты не о том думаешь. Ты должна говорить, что спасла меня, ты спасла меня, Аля, ведь он бы убил меня, ты же знаешь, он бы убил меня, а с тобой…

Я знала, я все понимала. Но мое внимание было приковано к кровавым пятнам на футболке Тома. Я смотрела на эти темные полосы и не могла принять, как только что я, Алита Маргори, 14-летняя школьница, стала убийцей. Этот человек только что был жив, и вдруг я по своей воле сделала его пустым, я вынула из него душу, и вот он уже не человек, а тяжелое тело с жуткой гримасой на нашем полу. Как такое возможно?

– Что теперь будет? – Я плакала и дрожала, не замечая этого.

– Все будет хорошо! Все кончилось!

Том успокаивал меня и гладил по голове, но я чувствовала его страх и растерянность. Я подняла взгляд на его лицо: оно было белым, как бумага. Под скулами нервно ходили желваки. И глаза: такие страшные… Это был жуткий взгляд, обращенный словно сквозь меня. Он боялся не меньше, чем я, даже несмотря на то, что наши жизни теперь были вне опасности. Он был шокирован.

Немного успокоившись, я села на диван, а Том остался стоять. Он напряженно о чем-то думал, не глядя на меня. Я смотрела на лежащее у его ног окровавленное тело Дарса Оловича. Видеть его гримасу было невыносимо. Я встала и подошла к телу, чтобы перевернуть его лицом вниз, Том даже не посмотрел на меня. Переворачивая Дарса, я зачем-то сняла с него сумку и стала ходить по комнате, расставляя по местам наши так и не украденные вещи. Я не совсем понимала, что делаю, просто ходила по комнате и расставляла статуэтки, убирала украшения, прятала по ящикам портсигары и блюдца, вынимала из сумки папины древние монеты… Старинное серебряное зеркальце, в которое мама смотрелась каждое утро, не удержалось в моей дрожащей руке и с неприятным хрустом упало на пол.

– Что ты делаешь? – Воскликнул Том, обернувшись на звук.

– Я…

– Аля, ведь это улика! Мы скажем, как было, скажем, что он пытался ограбить нас, хотел убить меня, а ты меня защитила. Не трогай его сумку!

Но сумка была уже давно пуста. Оказывается, несколько минут я просто переставляла предметы с места на место в сомнамбулическом состоянии.

Пришли родители. Я не могу себе и представить, что они испытали, увидев труп возле двери. Мы с Томом сидели на диване – так мы провели час до их прихода. И все это время я смотрела на тело Дарса, почему-то боясь оказаться к нему спиной. Когда вошли мама с папой, я только вздрогнула, но даже не подняла глаз. Я увидела, как их ноги остановились, как полы пальто метнулись от ног к вешалке, как ноги делают несколько шагов вперед и замирают, едва включается свет.

Том встал и сказал:

– Он пытался ограбить нас и напал на Алю. Это я убил его.

Мама зажала рукой рот и убежала в ванную. Отец несколько секунд не мог сдвинуться с места, переступить через лужу крови и пройти в комнату. Наконец, он сделал этот шаг и подошел к нам. Спросил, целы ли мы.

Через минуту вернулась мама. Она обняла меня и настойчиво повлекла за собой, проводила в мою комнату, тоже спросила, цела ли я. Я видела, как она испугана и растеряна, какое бескровное у нее лицо. Она вскоре ушла, и я осталась одна. Она забыла закрыть дверь, и я слышала, как внизу они с отцом обеспокоенно говорят с Томом. Потом папа начал звонить по телефону.

Я почему-то думала о том, что будет с телом Дарса. Как его похоронят? На чьи деньги? Будут ли его искать? Есть ли у него родные и друзья?.. Я еще не понимала, что и наши заботы не кончились.

В комнату вошел Том. Он сел на мою кровать, а я повернулась к нему и тихо спросила:

– Почему ты так сказал?..

– Я боюсь за тебя. Вдруг они не поверят, что это было вынужденное… – Он не хотел произносить слово «убийство».

И я ощутила: наша беда продолжается.

– Но ведь тебя будут судить!..

– Ну и пусть. Я старше, я справлюсь. Ведь мы ни в чем не виноваты, так что все будет хорошо.

Я расплакалась. Совсем по-детски: обняла его, уткнулась носом все в ту же окровавленную футболку и разрыдалась. Том в тот момент был самым моим дорогим человеком. Я впервые поняла, что он любит меня, и всем существом, каждой клеткой почувствовала, что такое «брат» и как я тоже люблю его. И мне стало нестерпимо жаль времени, когда мы беззаботно играли вместе на заднем дворе, Том брызгал в меня водой из шланга, а я обижалась; мне до боли, до режущей тоски захотелось вернуть те дни. А сердце мое подсказывало, что все теперь будет иначе, что смерть Дарса принесла нам что-то очень плохое. Я плакала и дрожала, Том гладил меня по голове и прерывисто вздыхал. Никто из нас ни слова больше не произнес друг другу в тот вечер.

ГЛАВА 2

На следующий день Архента уже знала о произошедшем. Наш милый тихий городок испытал шок. Из властей у нас был только прокурор, а судьями в чрезвычайных случаях выступали горожане, собиравшиеся на совет. Но обычно на советах решали бытовые вопросы вроде графика чистки дороги на предстоящий зимний сезон. А тут – убийство. Таких внеплановых советов город не помнил, кажется, со времени убийства моей первой мамы…

Совет был назначен через день. За сутки все жители были уведомлены, что вечером им нужно явиться в здание школы. Эти два дня я провела дома, мне нельзя было никуда выходить, как и Тому. Прокурор задавал нам много вопросов. Я отвечала так, как просил Том. Прокурор ходил по нашему дому, собирал разные предметы, разглядывал потемневшие от крови прорези кафеля, забрал нож. Мама оставалась с нами, отец куда-то уходил, но ненадолго. Я почти ничего не ела. Я вообще старалась не выходить из своей комнаты, не спускаться вниз: там, между диваном и дверью, мне все виделось лежащее мертвое тело.

В назначенный вечер к нашему дому стали стекаться люди. Они шли к школе, но останавливались у нашего дома. Они стояли за оградой и смотрели в наши окна. Ждали.

Зашел только прокурор. Он сказал, что нам пора идти и что он проводит нас. Мы вышли вслед за ним, за нами устремилась толпа. Я старалась не смотреть по сторонам, но все равно видела, как из-за поворотов появлялись новые люди. Они пропускали нас вперед, а потом присоединялись к горожанам. Среди них мелькнули лица нескольких моих одноклассниц, учителей. Мама комкала в руке платок и кусала губы. Папа был очень серьезен. Он смотрел вниз, его острая борода была печально опущена. У Тома на лице отчетливо выделялись скулы, они ходили ходуном так, словно он то и дело стискивал зубы. В остальном он вел себя спокойно, смотрел прямо, держался сдержанно. Он даже обернулся ко мне и попытался улыбнуться. Лицо его было бледным, улыбка получилась странной, пугающей.

У своей калитки стояли Пол и его мама. По-видимому, они нас ждали. Мама Пола поспешила к моей, а Пол, увидев меня, только сказал:

– Привет… – и замолчал. Я смотрела, как его мама успокаивает мою, и тоже молчала.

– Он хотел убить тебя? А мы ему так верили…

Я кивнула.

– Я восхищаюсь Томом.

Я снова кивнула.

– Все будет хорошо, Аля, ведь он невиновен. Его оправдают.

Я всхлипнула, но ничего не сказала Полу. Прокурор жестом поторопил нас.

У самой школы Том остановил меня и тихо шепнул:

– Что бы ни случилось, Аля, молчи. Пожалуйста, сделай это для меня. Молчи.

Я опустила глаза.

Совет показался мне долгим и мучительным. Том рассказал им свою версию, но они не могли поверить, что Дарс Олович, этот «милый, приятный гражданин», этот «умный и общительный человек» – грабитель. Они не хотели слышать, кем Дарс был в действительности. Они рассказывали, как он помогал им. Хозяин кафе вспомнил, что у Дарса были проблемы с деньгами, но он их решил: оказывается, за несколько дней до происшествия Дарс обзавелся бюджетом и объяснил, что средства прислал ему некий работодатель. Вдруг о Дарсе стало известно очень много. Что он не просто путешествовал, а писал статьи и книги, делал фотографии, регулярно пересылал свои работы куда-то и хорошо получал. Кто-то сказал, что у Дарса не было семьи, и теперь долг горожан – похоронить тело со всеми почестями. Всплыло, что Тому не хватало средств на мотоцикл, о котором он давно мечтал. Родители не позволяли ему водить мотоцикл и, тем более, не давали на покупку денег. Наконец, выяснилось, что Том за неделю до происшествия приглашал Дарса к нам на ужин при своих друзьях. Последним было показание одного из учителей. Он рассказал, как в позапрошлом году Том несколько раз крал у одноклассников мелкие предметы прямо во время урока. Том пытался возразить, что это была такая шутка, что, посмеявшись над растерянностью человека, он всегда возвращал вещи. Но люди уже смотрели на него как на какого-то чужого Тома. Крал вещи? Хотел купить мотоцикл без ведома родителей? Искал деньги на покупку? «Мы его таким не знали», – говорили одни. «Дитя художников, он странно воспитан», – вторили другие. «Нельзя доверять людям из богемы, странная семья», – присоединялись третьи. И я уже слышала, как все вокруг осуждают нас четверых.

Мама рыдала, когда они принимали решение, и отец обнимал ее за плечи. «Кто считает, что Томас Алинор Маргори виновен в убийстве Дарса Оловича с целью грабежа?» За, за, против, за, против, за, за, за… Руки поднимались одна за другой.

– Но ведь это Олович хотел обокрасть нас!

– Почему же его сумка была пуста?

Как мне было плохо в эту секунду! Ведь это я достала наши вещи из его сумки…

Сто двадцать восемь «против», сто сорок девять «за». Эти люди предпочли сохранить миф о незнакомом человеке, чем оправдать невиновного, того, кого они знали всю жизнь. Вдруг они решили, что все это время они обманывались в Томе. Почему они не допускали, что обманулись в незнакомце? Как он мог так очаровать их меньше чем за месяц?..

Приговор был прост – изгнание. Тома изгоняли из города. Так поступали с преступниками: пусть, мол, творят зло где-нибудь в другом месте. Том должен был уйти из города, он не мог поддерживать отношения с кем бы то ни было из Архенты, он не должен был возвращаться. Никогда.

Я чувствовала гнев, я не хотела жить в этом городе, с этими людьми. Я что-то кричала сквозь слезы, кого-то обвиняла. Папа крепко держал меня. Маму трясло. Когда ярость чуть поутихла, я начала понимать, что завтра Том уйдет из Архенты навсегда, и что виновата в этом я. Я по какой-то нелепой прихоти уничтожила улику, я убила человека, а Том взял мою вину на себя. Я боялась на него посмотреть. Мне казалось, что он самый лучший человек на свете, а я – самый гадкий, самый ничтожный предатель. Я словно отправила его на казнь за пару серебряных подсвечников и побрякушек. Все виделось мне во мгле, я не понимала, как мне теперь жить. Меня держала только беспричинная надежда, что все обойдется, что Том останется, что до утра произойдет какое-то чудо.

Пол сжал мою руку и сказал:

– Скажи Тому, что я ему верю. Я знаю, что он сделал это по необходимости. Скажи ему это.

Он не отпускал мою руку, сжимал ее крепко. Мои губы дрожали. Я отвернулась и смотрела на окно, стараясь сдержать слезы. Начался дождь. Школа стояла на холме, и я видела, как город скрывался под наступающей пеленой воды. Капли застучали по карнизам и крыше. Том сидел невдалеке, рядом с мамой, – он тоже смотрел на дождь. Смотрел и дедушка, сидевший подле сына – нашего отца. Больше никого в огромном зале не интересовали эти «слезы грусти».

На следующее утро Том собрал все вещи, которые хотел взять с собой, и спустился в гостиную. Мама дала ему еду и деньги. Я старалась ни на кого не смотреть. Они обнимались так долго и так крепко, как никогда в жизни, и впервые я заметила слезы на папином лице. Только Том не плакал. Он даже старался улыбаться, и каждая его улыбка обжигала меня, ведь он уходил вместо меня.

Наконец, он подошел ко мне.

– Аля…

Я бросилась к нему на шею и долго повторяла:

– Прости меня, Том, пожалуйста, прости, прости…

– Все в порядке, Аля. Вот только не знаю, смогу ли простить Дарса Оловича… Лучше бы он нас просто ограбил: и сам бы жив остался, и… Алька, не плачь, а то я тоже расплачусь.

Но я плакала. Я утыкалась ему в плечо, дышала его запахом, старалась запомнить все: как моя щека касается его серой кофты, как бьется его пульс в треугольнике яремной впадины, как его длинные волнистые волосы лезут мне в глаза. Я не могла посмотреть ему в лицо, так мне было стыдно. А он не винил меня. Совсем, ни капли. Он абсолютно не жалел о том, что уходит вместо меня.

Он обещал написать нам, когда осядет где-нибудь, и передать письмо вопреки правилам. Ведь мы теперь были семьей изгнанника, и наша почта должна была проверяться. Но он уверял, что письмо обязательно придет, что он не пропадет, что все будет хорошо, что это шанс для него, ведь в больших городах столько возможностей, столько нового и интересного. Он даже шутил. Я подарила ему брошку с бирюзой, мою любимую. Прицепила прямо на кофту, и Том не сопротивлялся. Он ласково улыбнулся мне и потрепал по волосам, стараясь подчеркнуть, что все нормально.

Дедушка тоже пришел. Он крепко обнял Тома:

– Мир знает, что ты не виновен, и духи помогут тебе.

А Том вдруг поклонился дедушке, согнув плечи и сложив ладони у подбородка.

Когда он спустился с крыльца, мама снова бросилась к нему, обняла его и расцеловала, и не хотела отпускать, но он мягко отстранил ее. В то утро над Архентой стоял невероятно густой туман. Том шел, не оглядываясь, и скоро скрылся в этой пелене. А мы долго еще стояли на крыльце и молчали. Тома давно не было видно, но мне все мерещился его силуэт в дымке.

С тех пор я больше не видела Тома.