Читать книгу: «Банан в Сибири. Сборник рассказов», страница 2
Глава 5.
Old habits die hard!
(Старого пса новым трюкам не обучишь!)
К хорошему быстро привыкаешь. Получив маменькино благословение, мы вернулись в нашу просторную квартиру на Подоле с явной переоценкой ценностей. Жадный Жорж поглядывал на меня и на новенький унитаз с некоторым даже благоговением. Я, усмирившая «бурление говн», заслуживала моральной компенсации. Он явно что-то обдумывал!
– Нет! Готовить на балконе в мороз – атавизм! Так жить нельзя! – восклицал он.
– Нет, нельзя, – говорила я.
– Твоей маме нужна микроволновка!
– Да, – говорила я, – нужна.
– И еще ей нужна новая стиральная машина-автомат! Выжимать белье на балконе – атавизм, – выговаривал он.
– Атавизм, – поддакивала я.
– Ну, как там зятек? В гости больше не просится? – с издевкой интересовалась маман по телефону.
– Не-а, просится привнести в твою жизнь немного цивилизации.
– В каком виде?
– В виде микроволновки и стиральной машины.
– Скажи ему, – захихикала мама, – что я возьму шубой.
– Да? Ты будешь на балконе в норковой шубе печь лепешки, бЯдуинка? Бери цивилизацией! Цивилизация выходит дешевле, а норковая шуба – атавизм! – смеялась я.
Впрочем, мы-то с ней как раз так и жили: впроголодь, зато в нарядах. Жадный Жорж жадничал на наряды, но улучшить быт было для него полезной инвестицией. Вот она – разница менталитетов! Здесь, в Америке, я много раз убеждалась, что самые богатые люди могут одеваться нарочито просто (мягко говоря), зато вкладывать в хороший дом и дорогую машину. Но старого пса новым трюкам не обучишь, уже восемь лет я живу в США, а дурь не выбьешь. Я отказалась от дорогой машины, но у меня сто пятьдесят четыре коллекции платьев – хоть консервируй. Old habits die hard!
Оказалось, что быть «помолвленной» не так уж и страшно! В принципе, ничего не изменилось. Кроме того, что я стала носить три кольца! Мама долго дулась на меня за то, что я упорно не решалась вдруг потерять кольцо, и придумала трюк: мы прикрыли страшное кольцо двумя красивыми, как прячут прослойку из дешевого джема в бисквитном торте. На изумление Жадного Жоржа я честно ответила: чтоб вдруг не потерялось!
– Дарлинг, твоя мама такая nice lady! (А то! Хорошо, что я не переводила и половину того, что леди болтала за обедом.) Тебе понравится моя мама, – добавил он.
Тэ-э-экс… Точно! У него же тоже есть мама. О маме я знала только то, что она была замужем за военным морским котиком. Папа Жадного Жоржа приезжал на побывку раз в год, а потом уплывал на остальные девять месяцев. И так семь раз. Поэтому в семье было семь детей, Жадный Жорж предпоследний. Мама переживала, что все дети обзавелись семьями, кроме предпоследнего, поэтому известие о нашей помолвке взволновало ее до глубины души. Она так благодарила по телефону, так бурно радовалась, что наводило на некоторые подозрения. В конце разговора она добавила: «Прошу тебя, не бросай его, держись! А МЫ ТЕБЕ ВСЕ ПОМОЖЕМ!»
Червь сомнения только поднял голову – что значит «МЫ ПОМОЖЕМ»? – но тут трубку перехватил папа. «Дарлинг, – зашептал Жадный Жорж, прикрывая трубку, – сейчас папа тебе исполнит старинный русский романс „Очи черные“, он ужасно гордится, что знает эту вашу песню!»
И папа запел: «ОЧИ ЧОРНЫЯ! ОЧИ ГУЧЧИЯ! ЧУЧА ЧУ ЧИЯ! ЧА ЧА ЧУЧИЯ!» Подавляя в себе беззвучный смех, я слушала, как американский котик с другого конца света пытается понравиться русской невестке. Это было очень трогательно и очень долго. Я похлопала в конце «сюрпризу».
– Это не все, – загадочно покосился на меня Жадный Жорж, – есть еще сюрприз!
– Как не все?! Еще сюрпризы?
– Дарлинг, ты теперь моя невеста, я хочу подарить тебе мечту! В какой стране ты всегда мечтала побывать? (У меня забилось сердце, неужели, неужели… Во Франции!)
– Я всегда хотела побывать во Франции, ты знаешь, там ведь есть музей…
Жадный Жорж замер в полуулыбке:
– А в Турции? Не мечтала?
– Ну, – задумалась я, – тоже, конечно, но во Франции, там есть такой музей…
– А ты подумай хорошенько, – перебил меня жених, – в Турции наверняка же хотела побывать, да? Скажи да!
Сюрприз! Мы едем в Турцию.
Как-то сразу все не задалось в Турции. Наверное, потому что исполнялась не моя мечта. Нас отвезли в шикарнейший отель, оформили, дали ключи и… повезли дальше. В какое-то бунгало.
– Ну, уютненько, – сказала я, начиная распаковывать чемоданы.
– Дарлинг, жди меня здесь, – прошипел Жадный Жорж и ринулся обратно в отель. Туда съезжались какие-то VIP-people в черных костюмах на чрезвычайно важную конференцию, поэтому все лучшие номера с видом на море были заняты. Я попробовала было угомонить Жадного Жоржа, что, мол, и здесь очень даже неплохо, стоит ли хлопотать. Тот возопил неожиданно резко: – Ты теперь должна избавиться от комплекса низких стандартов! Жить в Америке – требовать лучшего!
И вернулся с ключами от лучшего номера. Не знаю, чем он там пригрозил, санкциями или ядерными боеголовками, но нас стали обслуживать на цыпочках с тихой ненавистью в глазах.
Рано-ранехонько я вскочила с предвкушением полюбоваться видом и чашечкой кофе, как невероятная боль пронзила электрическим током от самых цыпочек до темечка: кое-кто оставил свой громадный чемодан с железной обивкой прям на месте моих шлепанец. «Ах ты ж, БЛ***! ОЧИ ЧУ ЧИЯ! МАТИЧУЧИЯ!» – исполнила я старинный русский романс из междометий, прыгая на одной ноге. От моих истошных воплей Жадный Жорж чуть не упал с кровати. Мы в ужасе наблюдали, как моя несчастная конечность превращается на глазах в слоновью ногу. «Дарлинг, – лепетал он, – я не нарочно!»
Мы помчались в больницу, где мне сделали рентген и наложили временный гипс. Хорошенькое начало! Съездили на курорт! Жадный Жорж рассматривал мою новую гипсовую ногу с интересом – рождался план. Открыв глаза следующим утром, я обнаружила кресло-коляску рядом с кроватью. Жадный Жорж сиял:
– Я достал ее с немалым трудом, – заявил он торжествующе. (Мне стало стыдно, все-таки ничто человеческое ему не чуждо. Он способен на сострадание!)
Иллюзии испарились через полчаса, когда Жадный Жорж занял удачный старт первым в гонке на завтрак:
– Пропустите инвалида! Внимание! – орал он. – Инвалид в коляске! Побере-е-егись!
И гнал кресло на полной скорости сквозь толпу, прям к самому лучшему столику. Люди рассыпались в стороны; простофили, замешкавшиеся и не успевшие отскочить в сторону, получали удар в печень моей вытянутой гипсовой ногой.
Я сгорала от стыда, чувствуя накал ненависти от всего обслуживающего персонала до самого маленького постояльца. О турецкие отели, о кухня в турецких отелях! Система all inclusive! Впихнуть невпихуемое – миссия невыполнима. Но он справлялся. (Честно говоря, я тоже не отставала.) Более того, обойдя с тарелкой все доступные виду и брюху яства, он умудрялся заглатывать все это с невероятной скоростью.
– Зачем ты так торопишься?! Мы же никуда не спешим.
– В большой семье не хлопай клювом, – прожевывая, объяснял Жадный Жорж. – У нас за столом замешкаешься – ничего не достанется! А я был младшим.
Old habits die hard! (Горбатого могила, как говорится.)
Глава 6.
Хэви легс
Чтобы сохранить себе здоровые ноги, я сама занялась распаковкой «железного феликса». Разбирая чемодан Жадного Жоржа, я раздумывала о своей судьбинушке-тунеядке. Сколько можно разъезжать? Непонятно, к чему это все ведет. Не то чтобы я хотела в Америку, скорее наоборот. Меня устраивало, что мы живем в Киеве, что я могу в любой момент увидеть маму. Но невозможно же так все время жить, ничем не занимаясь. От поездки до поездки. Чай, не шешнадцать.
Вдохнув, я отодвинула стопку с носками и вдруг… Маленькая изящная коробочка с золотистой каймой! Сердце забилось в радостном предвкушении: а если там обручальное кольцо?! Если он просто проверял мои чувства подставным, а там лежит и ждет красивое, настоящее?! Не вытерпев, я открыла коробочку – там лежало точно такое же сердечко на золотой цепочке, которое носила я. Что-то липкое, нехорошее зашевелилось внутри.
Так он меня и застал: с двумя сердечками в руках. Я вопросительно посмотрела на него, Жадный Жорж потупил глаза: это маме. О, маме! Ну да, он же младшенький, а у младшеньких особая связь. Кроме того, моя мама считает, это хороший знак. Если человек любит маму, значит, и жену будет любить. Жизнь показала, что это никак не связанo. Но на тот момент у меня потеплело на сердце.
– Дарлинг, ты из-за этого сердечка весь день грустная? Молчишь с тех пор, как мы вернулись из Турции.
Я колебалась: сказать? не сказать? Решено!
– Понимаешь, меня угнетает наше безделье, мы живем как сибариты, по инерции, никуда не движемся.
Жадный Жорж занервничал:
– Я думал, ты любишь путешествия. А когда, как не сейчас, пожить для себя? Потом, когда пойдут дети…
– Дети?! – Я аж подскочила. – Как эти дети появятся, если я то пакуюсь, то распаковываю?! Где эти дети появятся? Если «сейчас мы не можем поехать в Хьюстон, потому что там очень жарко», а завтра «мы не можем оставаться в Киеве, потому что очень холодно»!
– Дарлинг, так ты несчастна?! Я все делаю для твоего счастья, а ты вечно недовольна.
Глаза его обиженно увлажнились.
(Нет, я больше на этот трюк не куплюсь!)
– Знаешь, что я думаю? – Меня переполняла злость. – Тебе просто нужна компания для путешествий! – выпалила я.
– А вот и нет! А вот и нет! – кричал Жадный Жорж. – Это ты не умеешь быть счастливой! Ты неблагодарная, перечишь мне, вечно возражаешь! Ты совершенно не submissive, как была моя невеста…
– Тэ-э-э-экс… Интересно-интересно, – сказала я, усаживаясь по-турецки в кресле, – продолжай, так у тебя была невеста?
– Да, была невеста! – Жадный Жорж вне себя от возмущения бегал по раскиданным стопкам одежды. – Была невеста до тебя, хорошая, податливая девочка, сладкий сахар! Всегда всем довольна! Всегда улыбалась, ничего не просила, со всем соглашалась! – орал он. Я, скрестив руки, наблюдала за истерикой.
– И что? Что случилось с твоей идеальной невестой? Где она сейчас?
Он внезапно остановился.
– Ничего не случилось. Просто у нее были HEAVY LEGS! (Грузные ноги!)
Ничего не поняла!
– И что? Ну и что?
– А то, – с раздражением бросил Жадный Жорж, – хэви легс – это плохая генетика! Хэви легс – значит, располнеет с возрастом. Хэви легс дети унаследуют. Хэви легс – я не захочу ее однажды…
– Мама дорогая! Так ты бросил девочку только из-за полных ног?!
– Я же мужчина, – огрызнулся сердитый жених.
Меня уже душил истерический хохот.
– Так мы, значит, вместе из-за моих ног?! А если я растолстею, ты найдешь себе новые, худые?
– ТЫ НЕ РАСТОЛСТЕЕШЬ! – серьезно сказал он. – У тебя отличные гены. Характер плохой, а метаболизм отменный.
Я не знала, смеяться мне или плакать…
С другой стороны, пресет-то сломался! Настройки полетели! Наверное, впервые в жизни Жадный Жорж был откровенен со мной. С собой. Даже если эта откровенность так неприглядна, все лучше чем «Дарлинг – head and shoulders above».
Мы не разговаривали два дня. Жадный Жорж дулся по углам. «Неблагодарная обжора с отменным метаболизмом» тоже кисла в растерянности: как же быть дальше? В конце концов он не выдержал.
– Дарлинг, – понуро покосился он на меня, – хочешь, купим книгу тебе?
Хитрец. Кто ж откажется от книги? Мы поехали на «Петровку», я отключилась полностью. Книги! Копалась, смеясь переговариваясь с продавцами, в стопках книг, листала, принюхивалась к запаху новой типографской краски, осторожно прикасалась к ветхим переплетам…
Забыла про все на свете! Расплачиваясь за новый томик Фицджеральда, я словила на себе чей-то назойливый взгляд. Миловидная девушка стояла столбом, уставившись на меня во все глаза. Я улыбнулась ей вежливо, мол, книгу, что ль, хочешь мою? Любишь Фицджеральда, да? Тут она внезапно подскочила ко мне, вдруг рванула на себя золотое сердечко с моей шеи, чуть не придушив меня цепочкой.
– ЭТО МОЕ! Это принадлежит мне! – в сердцах воскликнула она, сорвала и бросила ее оземь. И, закрыв руками лицо, побежала прочь. Жадный Жорж, бледный как смерть, смотрел ошарашенно ей вслед. (Кажется, она не Фицджеральда любит.)
Хэви легс…
Как же тебе повезло, моей невесте…
Глава 7.
Ночь нежна
– Смотри-ка, хэви легс, а бегают быстро, – процедила я вспотевшему господину Голохвастому. На весь Крещатик осрамил! Не за ваши магазины я шла! Жадный Жорж вздохнул, встрепенулся, поднял разорванную цепочку, и мы помчались наперегонки домой. Я собирать чемоданы, а он – конечно же, останавливать меня и молить о пощаде.
Ворвавшись в квартиру, мы ринулись по разным углам, я на антресоль, а он – за камерой. Видео хочет сделать с моим уходом?! Ошарашенная, я стояла с раскрытым чемоданом и по инерции кидала туда своих Фицджеральдов, наблюдая, как Жадный Жорж с камерой, ноутбуком и моим сердечком наперевес носится беспорядочно по квартире, близкий к припадку падучей. Наконец его ошалелый взгляд остановился на мне: «Где оно, где?» Я все еще не понимала.
– Necklace?!
– Да вон же, у тебя в руках! Ты его держишь!
– Нет, другое!
– А-а-а-а… «мамочкино». Ты почем их брал? За трешку ведро?
Он залез в комод, взял коробочку и молча ушел в офис. Меня разбирало любопытство: что он задумал? Рвет нашу помолвку и забирает «драгоценности», как с той? Статуя тоже несчастная женщина, она графа любит!
Я тихонько приоткрыла дверь: он сидел за компьютером и высылал фотографию с двумя сердечками своей хэви легс.
– Ага, – торжествующе взвизгнула я, – давай, так и напиши ей, гулял, мол, с мамой по «Петровке»! «Мамино» сердечко!
Жадный Жорж умоляюще посмотрел на меня:
– Дарлинг, она должна знать, что это было не ее!
– ДА КАКАЯ РАЗНИЦА! – заорала я уже в исступлении. – Ей от этого не будет легче! Сколько нас, таких «мам», по Киеву ходит? Ты и письма «от Тани» под копирку писал, небось?! (Замигал быстро.) Точно! Писал… Ну, это уже переходит всяческие границы!
Я заперлась в спальне, упаковала нехитрый свой скарб, книги: пытаюсь открыться, а он меня запер с другой стороны.
Я, как Паша Строганова, обхватив чемодан, разогналась: «Побе-е-ерегись!» – и шмякнулась кулем. Добротная дверь. Слезы хлынули от бессилия и злости, я, опустившись на чемодан, прислонилась спиной к двери. Слышу, он там в щель дышит.
– Дарлинг, я прошу тебя, не уезжай. Ты лучшее, что со мной могло произойти. You are my love, my life, my sense.
И давай опять про свой head and shoulders шарманку крутить. Эх, двинуть бы ему Скоттом Ки!
– Хорош причитать по бумажке, – прошипела я в замочную скважину, – хоть бы раз заговорил по-человечески!
И он заговорил, тихо, без пафоса и ужимок. Говорил долго, объяснял, всхлипывал, просил дать последний шанс, призывал: «Ты хоть переспи с этой мыслью…» – и я уснула. Прям на чемоданах. Видать, таки судьба моя: паковать – распаковывать.
Ночь нежна. Так и отпечаталось на моем лице. Всю ночь в обнимку с любимым. Писателем. Проснулась, смотрю: под дверь просунута брошюра «Туры во Францию». Аж сердце затепалось! Открываю дверь – завтрак готов, цветы в вазах, сидит напомаженный, с камерой опять. Опустошенная, сил нет уже на препирательства, потащилась я на кухню за кофе.
– Дарлинг, – голосочек дрожит, – я всю ночь думал, я не могу тебя отпустить, я не представляю уже своей жизни без тебя. Подожди! Не прерывай! Ты хочешь семью? Давай, подадим документы сейчас же. Детей? (Сейчас же.) Ты хочешь работу? Компьютерные курсы? Я найду! Я устрою! Ты хотела поехать во Францию? В какой-то музей, да? Поехали! Сейчас же! Я сделаю ВСЕ, как ты хочешь. Только прошу тебя, не уезжай.
Я теребила брошюрку, почему-то вспоминая слова мамы Жадного Жоржа «мы тебе все поможем». Как вдруг мой взгляд наткнулся на иллюстрацию о выставке работ в Ницце, в Музее современного искусства. Ники де Сен-Фалль! Жадный Жорж перехватил мой восторженный взгляд и поднажал:
– Ты ведь никогда не была в Париже!
– В Ницце! Мы поедем в Ниццу, – сказала я.
– Да, но Дарлинг, ведь в Париже…
Мой испепеляющий взгляд прервал его на полуслове. Ок. Ницца так Ницца.
Ну, кто первый кинет в меня камнем? Весь день мы изучали сайт с визами, заполняли документы, фотографировали меня на анкету в американское посольство с ухом – без уха, профиль – анфас. Замучалась. Про себя я думала, что оформление в Техас займет месяцев шесть, а там посмотрим. Жадный Жорж дрожал от восторга, не веря своему счастью, всматривался в меня, ожидая подвоха. День прошел в сумасшедшей беготне по инстанциям, документы поданы, в агентстве заказан сказочный тур по Лазурному Берегу. И вот, совершенно обалдевший и измотанный, Пьер Безухов лежит в постели и, уставившись в потолок (пока Жадный Жорж за компьютером весь в изучении карт и маршрутов), предается мечтаниям, упиваясь внезапной властью.
Ницца, Канны, Сен-Тропе, музеи, выставки, вкус французской булки, Ника де Сен-Фалль, могила Герцена. Но самое главное – я увижу свою любимую подругу Ленку. Летим через Москву, куда она приедет повидаться на день. После многолетней разлуки. Как встретит меня вожделенная, истосковавшаяся Родина, как встретит меня такая долгожданная Ленка?
В Москве нас сразу обокрали. А вот Ленка не подвела!
Глава 8.
Москва, Москва, деточка…
В Москве нас в первый же день ограбили. А Ленка не подкачала. Мы остановились в гостинице «Россия» (да-да, той самой, с зажигательной репутацией и шикарным видом на Васильевский собор). Пока мы разгуливали по Красной Площади, из нашего номера увели камеру, денег стянули немного, ибо весь «банк» Жадный Жорж носил в специально прикрепленной подтяжке в брючине. К моему удивлению, он не слишком расстроился, позвонил куда надо, добился страховки; потирая ручки, заявил, что ему возместят еще более модерновой моделью. Не могу ручаться, но возможно, и к сносу гостиницы он приложил свои проворные ручки. Я предвкушала встречу с Ленкой. Мы дружили с пятого класса, три раза в неделю Ленчик шла в музыкалку и по дороге забегала ко мне, я лезла в тайник маман, доставала французскую косметику, расписывала Марфушеньку во всевозможные блестки и перламутр, поливала «Черной магией» – вуаля, человек готов к роялю! Часами мы вели задушевные беседы! «Представляешь, – говорила я, – мы вот сейчас с тобой болтаем, а в это время где-то сидит наш будущий муж и… пьет чай!» Потрясенные глубиной этой мудрой мысли, мы замолкали в мечтаниях.
Пределы мечтаний у нас разнились.
– Вот я выйду замуж только за миллионера, – говорила наша подруга Маринка. (И вышла!)
– Да-да, я тоже либо олигарх, либо фирмач, – вторили мы с девчонками.
Крайняк – кооператор. Пигалицы!
– А я по любви, – потупив глаза, говорила Ленка.
– Как по любви?! А если дворник?! Что, за дворника выйдешь?
– За дворника выйду, – упрямо твердила моя козерожка. Когда распалась империя и нас раскидало по внезапно образовавшимся новым странам, два раза в месяц я получала пухлый конверт, испещренный точным каллиграфическим почерком. «А вот верю, Яночка, верю, что в моей жизни будет принц!» Наивности образчик, усмехалась я, порывая с очередным неадекватом. Принцы в наши края не захаживают, думала я. Но как штык. Два раза в месяц: так, мол, и так – жду принца.
Поэтому, получив очередной «роман», я со вздохом приготовилась к сто пятьдесят четвертому воздушному замку: «Дорогая Яночка, – писала Ленка, – пришел принц! Он забирает меня в Америку!»
ТАК НЕ БЫВАЕТ!
Оседая на диван, произнесла я вслух. (Бывает-бывает, захихикал омерзительно внутренний голосочек, только не у тебя.) Ленка вышла замуж за шикарного парня, физика-ядерщика, умницу и красавца, сама преобразилась до неузнаваемости. Но все это потом.
А в 2002, после десятилетней разлуки, мое сердце щемило от нежности предстоящей встречи. Жадный Жорж бросал озадаченные взгляды на мою ликующую физию.
– Послушай, пойми, – увещевала я ревнивца, – мы не виделись столько лет. Готовься, будем трещать по-русски.
– Что ты, что ты, Дарлинг! Я теперь не тот, что прежде, я – новый Жорж! Увидишь, я теперь совсем другой.
А я все чаще замечаю-ю-ю, что меня как будто кто-то подменил. И не узнать меня. И не узнать меня.
Краем глаза я следила за обновленным Жоржем. Забавно! Но он тоже готовился к встрече. Вертелся перед зеркалом, вырвал пару волосиков из уха. Заготовил кучу брошюрок, фотографий. Изучал маршруты, карту метро и местные достопримечательности. Бубнил под нос «Из пункта А в пункт Б». Ожидая Ленку, мы прогуливались по Тверской, кое-что Жадный Жорж не учел, и кривая судьбы вывела нас к пункту B. Books! Огромный магазин книг! Потом я отбила челом памятнику Островского. В конце концов, я так часто таскаю цитаты из «Бесприданницы», что уже чувствую себя его приемной дочерью, Ларисой Дмитриевной. И вот наконец! Шагает навстречу моя ненаглядная юность! Нас переполняла щенячья радость, мы смеялись, обнимались, вглядывались друг в друга, не веря в счастье провести вместе целый день. Так, обнявшись, и побрели по Арбату, перебивая друг друга воспоминаниями и нехитрыми новостями. А сзади кисло плелся обновленный Жорж.
Светило яркое солнце, волны людей, музыка буддистов, снующие туда-сюда дети. А мы плыли на своей волне детства, Жадный Жорж пытался забегать вперед, совал нам карты, мы лениво отмахивались. «Чой-то с ним?» – спрашивала взглядом Ленка. «А, мучается оптимизацией», – отвечала я. Обновленный Жорж терпел, сцепив зубы, но старый Жорж просачивался из всех щелей.
– Дарлинг, смотри, так будет короче. Мы можем сесть на метро и…
– Я не хочу на метро. Вот это пункт А – Арбат, я не хочу никуда прибывать, я хочу пребывать в пункте А и бродить куда глаза глядят.
Ленка улыбалась, не понимая.
Он смиренно вздохнул:
– А не желают ли леди совершить вояж по Москве-реке?
Леди желали. (Жадный Жорж питал необыкновенную слабость к яхтам-пароходам.) На пароходике мы нашли укромное местечко и уединились с Ленкой: «Ну вот, а я ему такая… а он мне такой, а я ему, а он мне…»
– Дарлинг!
– Да что ж, бл***, такое! Дашь ты нам поговорить, упырь?! – вырвалось из меня на родненьком. Ленка едва сдерживалась, Жадный Жорж улыбался, не понимая.
– Дарлинг, иди сюда, – выкуковал Жадный Жорж с кормы. Я еле оторвалась от Ленки: ну что там?!
– Смотри, Дарлинг, водичка какая! Сверкает, мокренькая.
– Ага, хорошая водичка. Милый, она через час уезжает, дай нам договорить.
– Ты совсем обо мне не думаешь, – обиженно протянул он.
Но я уже не слушала, пробираясь через сиденья назад, к Ленке, в 1994 год. У нас еще целых восемь лет не обговорено! «А он ей тогда… а она вся такая…» Иногда я бросала взгляды вокруг, Жадный Жорж фотографировал мимо проплывающие красоты, Петра Первого, кремлевскую стену, маленькую девочку, сбежавшую с ревом от его пикабу.
Вечером я все еще перебирала в памяти наш разговор, милое Ленкино лицо маячило перед глазами. Осоловевшая, полная впечатлений и воспоминаний, я решила подлизаться к Жадному Жоржу, все-таки я провела почти целый день форменной эгоисткой: ну, что ты там наснимал? Показывай, хвались! Мы уселись рядом за компьютер и… улыбка моя замерла. О, что это были за снимки! Меня он еще пощадил, но на Ленке оторвался. Тут я смогла разглядеть и все содержимое своего носа, и пересчитать все свои и Ленкины пломбы, полюбоваться, как элегантно я вытаскиваю кисляк из глаза, чешу коленку, зеваю во весь рот…
– Рада? – еле сдерживая мстительное торжество, ухмыльнулся он. – Это тебе подарок. На память о любимой подруге.
P. S. «Эффект Церетели» – как с помощью одного сооружения испортить настроение в десятимиллионном городе.
