Читать книгу: «Вдоль белой полосы», страница 2

Глава вторая
Начало начал. Он

Время было странное. Невероятное. Как закрутилось всё в восемьдесят девятом, когда Никита закончил школу, так и шло, только набирая скорость.

В институт он поступил неожиданно легко. Даже сам удивился. Нет, учился он всегда хорошо, а в последний год родители смогли и репетиторов по физике, алгебре и геометрии ему нанять. Но всё равно Никита волновался. Сам себя и маму уговаривал тем, что его обожаемый дедушка только и закончил, что семилетку ещё до войны. И был при этом прекрасным специалистом, уважаемым человеком. Его даже на фронт не взяли, хотя он неоднократно ходил в военкомат. Но его так ценили, что бронь не сняли, несмотря на просьбы и горячее желание пойти защищать страну.

Вот Никита и напоминал маме об этом. А ещё рассказывал, в какие ПТУ и техникумы собираются поступать его одноклассники. На всякий случай готовил к возможному провалу. Но мама с его доводами не соглашалась, сердилась и объясняла:

– Никит, ты пойми, друзья друзьями. Я знаю, что из твоих одноклассников в Бауманку больше никто не пойдёт. Да и вообще в институты мало кто поступает. Но ты на это не должен ориентироваться. У каждого свой путь. А ты можешь многое. И техникумы – это для тебя не предел мечтаний и далеко не потолок. Я-то знаю.

Никита кивал, не желая, чтобы она переживала. А сам всё подбирал запасные варианты. Маму он понимал. У них в семье все работали на оборонку. Даже дедушка с его семью классами умудрился попасть на закрытое предприятие и там научиться всему, что другие постигали в техникумах и институтах. В итоге он проработал в одном цеху почти сорок лет и стал живой легендой. А родители на их градообразующее предприятие и вовсе пришли сразу после институтов. Да так там и остались на долгие годы.

Отец Никиты лично знал многих космонавтов, в том числе и Гагарина. В детстве Никита любил разглядывать толстую книгу о космосе и космонавтах, на форзаце которой отец собирал автографы тех из них, с кем близко общался. Его сын был готов часами листать эту книгу, разглядывать фотографии отца, на которых он стоял рядом с прославленными покорителями космоса, и мечтать о том, как сам полетит к звёздам. Потом он подрос, и мечта его трансформировалась. Теперь он хотел, как и родители, быть инженером. Поэтому и волновался перед поступлением так сильно, старательно маскируя беспокойство лёгким пренебрежением и наивным гусарством: мол, где наша не пропадала.

Но поступить удалось. В тот день, когда вывесили списки, Никита приехал из Москвы в Реутов и не выдержал, прибежал к главной проходной встречать родителей. Мама поняла всё, едва выйдя из высоких тяжёлых дверей и под деревьями у пруда увидев сына. Её радостное, сразу помолодевшее лицо стало для него лучшим подарком к поступлению. Отец отреагировал сдержанно, но и он – Никита видел и гордился этим – был доволен.

Учиться в институте было нелегко, но интересно. Группа у них подобралась дружная, весёлая. Многие оказались соседями по городкам и посёлкам, прилепившимся к Горьковскому направлению железной дороги. А ещё почти все они были детьми инженеров, жили одинаково скромно, а потому отлично понимали друг друга, ладили и домой частенько ездили вместе. Да и вообще много времени проводили в обществе друг друга: выполняли институтские задания, изобретали, придумывали что-то новое, подрабатывали, чтобы помочь родителям, которые на своих оборонных предприятиях в то время уже получали смешные и нерегулярные зарплаты. Семьям их приходилось нелегко, вот они и крутились как могли, стараясь не забросить при этом учёбу.

В первые же дни Никита познакомился с братьями Мишей и Витей Соколовыми и Артёмом Васиным. Так они и держались друг друга все годы учёбы. Старший из Соколовых, Витя, оказался человеком невероятно предприимчивым, с явной коммерческой жилкой. С его подачи они то и дело придумывали разные способы заработать. То ездили в ставшую вдруг отдельной страной Белоруссию за обувью, которую потом продавали на уличном рынке, то на деньги, вырученные за разгрузку машин с иностранной гуманитарной помощью, покупали в универмаге в Салтыковке часы, которые везли на Украину и перепродавали там.

Никите всё это было чуждо и не очень интересно. Но друзей он бросать не хотел. Вот и ездил с ними везде в качестве водителя, охранника и человека, который умеет одинаково успешно починить в придорожной грязи забарахлившую машину и договориться о ночлеге с неласковой администраторшей дешёвой гостиницы.

Первым умением он был обязан отцу и работникам автопарка, в котором старшеклассники их школы проходили обучение во время занятий в УПК, учебно-производственном комбинате. Никита один из немногих выбрал не более популярные в те годы торговлю или строительные специальности, а автокомбинат. И не пожалел. Его там научили водить грузовики, чинить всё подряд при помощи подручных средств и права с открытой датой выдали, когда он ещё не закончил десятый класс. Этим он тоже успокаивал маму, чтобы не слишком нервничала:

– Мамуль, в крайнем случае пойду в дальнобойщики или автослесари.

– Только этого не хватало! – почему-то пугалась мама.

А Никита был уверен, что, благодаря автокомбинату, и сам не пропадёт, и родителям поможет.

Вторая его способность проявилась в самом обычном озорном мальчишке непонятно откуда. Ещё в школе его любили буквально все, хотя он и хулиганил не меньше других, и частенько задавал неудобные вопросы, и спорить с учителями осмеливался. Но обострённое чувство справедливости, готовность вступиться за слабого и умение смело встречать любую опасность сделали Никиту тем, к кому прислушивались, кого уважали и ценили. Постепенно он понял, что научился разговаривать с любым собеседником, и понемногу стал пользоваться этим умением. Не в корыстных целях, конечно. Ведь не считать же, на самом деле, серьёзной корыстью способность получить номер в гостинице, на дверях которой висит категоричная табличка «Свободных мест нет».

Как-то они с ребятами в очередной раз приехали за обувью в Белоруссию, уже переименованную в Беларусь. Друзья его эти поездки очень любили. Ещё бы, девушки в соседней республике, ставшей сопредельным государством, были ещё лучше отечественных. Во всяком случае, их в этом уверял прожжённый циник и ловелас Витёк Соколов, предпочитавший, чтобы его звали Виктором, с ударением на второй слог.

В этот раз они, разобравшись с делами, как всегда, пошли гулять по улицам Минска. Виктор с Мишкой и Артёмом не переставая крутили головами.

– Ник, ну ты глянь, какие красавицы! – пихал его в бок Соколов-младший. – Или тебе блондинки не нравятся?

– Почему? Нравятся. Но тёмненькие больше.

– Это ж какие такие тёмненькие? – тут же вмешался любитель давать советы Соколов-старший. – Это не наша ли Милка?

– Какая Милка? – не понял Никита, который вдруг совершенно внезапно вспомнил вовсе не Милку, а ещё одну тёмненькую девушку, о которой в таком контексте никогда не думал и думать не привык.

– Ну, наша, Куликова! – засмеялся Виктор. – Ты что, забыл?

Мила Куликова была одной из немногих девушек в их группе. Нельзя сказать, чтобы очень красивая, она тем не менее пользовалась сумасшедшим успехом у их не избалованных женским обществом парней. Никите она нравилась, поскольку была весёлой и невредной, но он-то думал о совсем другой девушке. Поэтому и не понял.

– А… нет, – очнулся он. – Я не про Милу, а просто так. Чисто теоретически.

– Теоретик ты наш, – усмехнулся Виктор. – Главное, не застрянь на теории надолго. Пора бы уже и к практике переходить.

– Перейду, не волнуйся, – притянул его рукой за шею и чуть придушил более высокий Никита. Виктор театрально задёргался, изображая конвульсии, чем привлёк внимание стайки весёлых девушек. Настроение у него из хорошего сразу стало превосходным: он получил то, к чему и стремился. В итоге вечер прошёл как нельзя лучше, и, пообещав приветливым красавицам скоро вернуться, рано утром Никита с друзьями уже отправились в обратный путь.

Никита, который, в отличие от братьев Соколовых и Артёма, хорошо выспался, как всегда, был за рулём. Лучше него в их компании не водил никто.

– Ты просто кентавр какой-то, – восхищался поначалу Артём. – Только те помесь людей и коней, а ты – человека и машины. Я никогда не видел, чтобы водитель настолько чувствовал тачку…

– Это точно, – соглашались с ним все, кто хотя бы один раз ездил с Никитой.

Так и повелось, что возил друзей всегда он, подменяли его, только если Никита уж совсем уставал, чего за рулём с ним практически не случалось.

Гулявшие до утра с минскими красавицами друзья вскоре заснули на заднем сиденье, чему Никита неожиданно даже обрадовался. Ему хотелось подумать о темноволосой девушке, почти девочке, чей образ вдруг неожиданно всплыл в памяти накануне.

Она появилась в его жизни, когда он уже заканчивал девятый класс. В ту весну у него умерла бабушка. Двумя годами раньше не стало деда. Никита с бабушкой по нему очень скучали. Внук стал часто оставаться у неё на ночь, чтобы ей было не так тоскливо. И они ещё больше сроднились, проросли друг в друга. Но бабушка тоже ушла от него. И он, уже почти взрослый шестнадцатилетний парень, страшно тосковал по ней самой, её ласковым рукам и внимательным улыбчивым глазам.

На майские праздники они с родителями поехали на их новую дачу. В первый же день, с самого утра, Никита занимался тем, что конопатил их новый дом. Сруб простоял зиму, весной шустрые трясогузки и синицы вытащили изрядную долю пакли и растащили себе в гнёзда. И теперь нужно было скатывать из пакли длинные жгуты и забивать их в щели, чем Никита и занялся.

Рядом всё время толокся Митя, девятилетний мальчик, живший через два дома от них. Никита вообще любил малышей, защищал их и мог даже поболтать под настроение. И они к нему всегда очень тянулись. А к ласковому улыбчивому Мите он и вовсе привязался, как к младшему брату, которого у него не было. Славный симпатичный мальчишка был застенчивым и почему-то не любил играть с ровесниками, зато Никиту обожал всем своим существом и всегда делился с ним немудрёными радостями и бедами.

Вот и с утра он всё болтал о школе и секции по футболу, но вскоре Никита, который периодически от этого фонового звукового сопровождения отключался, заметил, что Митя то и дело повторяет редкое девичье имя: Агата то, Агата сё, Агата это…

– А кто это, Агата? – вынырнул из задумчивости Никита. – Твоя родственница? Или ты про Агату Кристи?

– Да нет же! – то ли удивился, то ли возмутился Митя. – Это твоя соседка!

– Какая соседка? – не понял Никита. Участок в этом дачном кооперативе они купили только прошлым летом, приезжали сюда несколько раз, потом была зима. Он видел нескольких соседей. Среди них никакой Агаты не было: с одной стороны, от них жила бездетная пожилая семейная пара, а с другой одновременно с ними поставили щитовой дом, но с его обитателями он был ещё не знаком.

– Да вот эта же! – Митя махнул рукой как раз в сторону щитового дома. – Там две девочки теперь живут. Старшую зовут Агата. Мы с ней подружились.

– Да ты что? – с лёгкой усмешкой изумился Никита. – А не влюбился ли ты в неё, мой дорогой друг Дмитрий? – И тут же пожалел о сказанном. Потому что маленький его приятель вспыхнул сразу и так сильно, что на багровом лице перестали быть видны трогательные крупные конопушки. Митя ненатурально возмутился:

– Ты что?! Глупости не говори!

– И правда, неудачная шутка получилась. Прости Дмитрий Ильич, – искренне раскаялся Никита, которого детская влюблённость приятеля позабавила и даже умилила. – Ну, и что за девчонка, эта твоя Агата? Я пока с ней не знаком…

– Она не моя, – напомнил Митя и тут же затараторил:

– Отличная девчонка, добрая, весёлая, на велике гоняет, как пацан. Что надо девчонка. Ей десять лет. Я тебя с ней познакомлю, хочешь?

– Ну, как-нибудь при случае, – постарался не показать отсутствие желания знакомиться с очередной мелкой соседкой Никита.

– Ага, – кивнул Митя и протянул очередную скатанную тугую колбаску из пакли, которые он помогал ему крутить, пока Никита забивал в щели предыдущие. Через минуту Никита повернулся за следующей, но своего маленького приятеля за спиной не обнаружил. Он пожал плечами и продолжил своё однообразное дело, которое теперь, без Митиной помощи, пошло медленнее.

Но через несколько минут на улице раздались голоса. Заборов пока ни у кого не было, и Никита краем глаза увидел, как от соседского участка к нему направляются две фигуры.

– А вот и мы! – радостно сообщил ему в спину Митя.

Никита вздохнул тихонько, чтобы никто не заметил, и обернулся. Рядом с Митей стояла невысокая девочка. Тёмные волосы её были заплетены в тугую, довольно длинную косу, а карие глаза смотрели спокойно и доброжелательно.

– Привет! – с улыбкой поздоровался Никита. Новая соседка ему понравилась.

– Здравствуйте, – кивнула она.

– Давай на «ты», а? Я не так чтобы очень стар.

– Хорошо, – так же спокойно согласилась она и улыбнулась.

– Агат, это Никита, мой друг!.. Ник, это Агата, я тебе про неё рассказывал, – тем временем радостно представил их друг другу сияющий Митя.

Его горячая первая влюблённость была такой явной, что Никите стоило больших трудов сдерживать рвущийся наружу добрый смех. Но он, конечно, не позволил себе обидеть Митю. Агата же, казалось, ничего такого не видела и общалась с Митей доброжелательно и ровно.

Незаметно для себя Никита разговорился с ней. Новая соседка тоже стала скатывать из пакли жгуты и подсовывать их ему, между делом рассказывая о своей семье и расспрашивая о его. И только когда Агату позвали обедать, Никита вдруг понял, что и не заметил, как пробежали несколько часов, а он при помощи Мити и его подружки закончил конопатить одну из стен. Подивившись этому, Никита тоже отправился есть.

Разливая борщ в их маленьком тёмном хозблоке, доставшемся от предыдущих хозяев, мама спросила его:

– Я смотрю, ты уже с Агатой познакомился?

– А ты её знаешь?

– Мне её бабушки о внучках рассказали. Похоже, повезло нам с соседями. Хорошая семья, дружная, девочки у них спокойные. Жалко только, что на всей улице нет твоих ровесников, я надеялась, что, хотя бы в этом доме будут твои одногодки. Но нет. Не с кем тебе общаться.

– Ему на следующий год в институт поступать, некогда будет развлекаться, – напомнил папа, – а заскучать и Митя не даст. Просто не отходит от нашего Никиты.

– Вот именно, – кивнул их сын.

– Ну, тогда ладно, вы меня успокоили, – улыбнулась мама. – Никит, ты Митю опекай. Они в прошлом году всей семьёй в тяжёлую аварию попали. Родители ничего, а вот Митя чуть ли не год в больницах пролежал, отвык с ровесниками общаться. Да и славный он такой…

– Когда наш Никита слабых не поддерживал? – хмыкнул папа. – Ты же знаешь, мимо никогда не пройдёт.

– Ну, вот и хорошо. А то мне уже Лада, мама Мити, сказала, что его другие мальчишки с нашей улицы с собой играть не берут. Одиноко ему.

– Не знаю, как мальчишки, а Агата с ним дружит, – поспешил успокоить её Никита, с аппетитом отправляя в рот ложку за ложкой.

– Да, её бабушки мне уже сказали. Она у них добрая, похоже, и на поводу у других не идёт. Решила для себя, что будет с Митей дружить, и внимания на остальных не обращает.

– Сдаётся мне, скоро их дразнить начнут, – покачал головой Никита.

– Как? – не понял папа.

– Тили-тили-тесто…

Глава третья
На руинах. Она

Агате иногда казалось, что её влюблённость заметна многим. Уж бабушкам – совершенно точно. Но они, узнав о женитьбе Никиты, повели себя так, что стало ясно: о страданиях внучки и не догадывались. Агата вдруг поняла, что об этом не знает вообще никто: ни родители Никиты, ни её многочисленное семейство, ни глазастые соседи, ни даже он сам. Разве что подружка Люба, возможно, подозревает. Но и то не уверена. Видимо, Агата очень старалась не выдать себя и преуспела в этом. Её старания были вознаграждены. Хотя какая же это награда, когда все вокруг радуются за Никиту и то и дело обсуждают подробности свадьбы и жизни молодых, не зная, что всё у неё внутри корчится от боли?

Зато чему Агата научилась в тот период, так это держать лицо и собирать себя по кусочкам. Отличное умение для взрослой жизни, в которую она вступила в майский день, когда вдребезги разбилось её полное многолетней любви к Никите сердце.

С самого страшного дня в её жизни прошло чуть больше полутора месяцев, а Агата уже смогла прекрасно сдать выпускные экзамены в школе и вернуться к мыслям о будущем. Жить по-прежнему не хотелось, но Агата понимала, что придётся. И следовало сделать всё, чтобы эта жизнь не полетела совсем уж в тартарары.

В этот институт её затянули одноклассницы Валя с Наташей. Сама-то она мечтала о журфаке или филфаке МГУ, но понимала, что в таком состоянии просто не сможет поступить. Для того, чтобы хорошо сдать экзамены, особенно устные, ей нужен был кураж, лёгкое весёлое безумие, обычно охватывающее её в серьёзных ситуациях и помогающее справиться со страхом и природной скромностью. Но сейчас не до куража. Поэтому придётся отползать к запасному аэродрому. Но это Агату нисколько не пугало, во всяком случае, там она будет не одна, а с подругами. Да и правы они: бывший заочный пединститут, в последнее время набиравший популярность и явно целящийся занять новую ступень, самоё то в её ситуации. Поступить бы только…

Документы они подавали долго. В холле перед дверьми приёмной комиссии клубились толпы абитуриентов. Агата смотрела на них с интересом. Она вообще любила смотреть на людей. Их лица, эмоции, чувства – всё это всегда занимало её. И в тот день ей не было скучно, хотя они с подружками Валей и Наташей простояли в коридоре несколько часов.

Агата поддалась на уговоры родителей и на всякий случай подала документы в два института. Расписание экзаменов было составлено таким образом, что ей приходилось ездить в оба попеременно. Она надеялась, что уже по результатам сочинения решит, куда принесёт оригинал аттестата, но за первый экзамен получила одинаковые оценки, «четвёрки», в обоих вузах. Родители были счастливы: для гуманитарных специальностей это был хороший результат. Но зато пришлось и устные экзамены сдавать дважды. И лишь перед последним из них Агата решила всё же выбрать тот, куда поступали Валя и Наташа.

На экзамене по русскому языку одна из преподавательниц взяла в руки её экзаменационный лист и вдруг сказала:

– Я проверяла ваше сочинение, Агата Алексеевна. Очень хорошая работа. Оригинальная, самостоятельная. Буду рада, если вы поступите к нам.

Агата смутилась и обрадовалась одновременно. Пожалуй, это была первая радость с того дня. Уже выйдя с «пятёркой» по русскому из аудитории, она внезапно поняла, что теперь всю свою жизнь мысленно делит на «до» и «после». Так и думает «до того дня» или «после него». Осознание, что так теперь будет всегда, расстроило её. Но на следующий день был очередной экзамен, и слишком долго хандрить было нельзя. Она старательно училась жить на руинах. И понемногу это у неё начинало получаться.

Последней сдавали литературу. Многие из тех, кто выходил из аудитории, пугали дожидавшихся своей очереди бледным видом и безумными взглядами.

– Что? Ну, что там? – кидались все к вышедшим.

– Там кошмар какой-то, – отмахивались сдавшие. – Дядька один просто зверь!

Агата и её подруги должны были идти в последних рядах. Вообще-то Агата всегда предпочитала сдавать экзамены первой, но пробиться пораньше не удалось. Да она и не слишком старалась: не любила распихивать окружающих ни буквально, ни фигурально выражаясь. Поэтому, когда она вошла в аудиторию, день уже катился к вечеру.

Погода была по-настоящему летней. Светило солнце, в аудиторию на втором этаже заглядывали клёны и берёзы. Агата поздоровалась с экзаменаторами и взяла билет. Ещё в метро, когда они только ехали на экзамен, она сказала Вале с Наташей:

– Только бы не Достоевский и не Есенин.

Почему-то ей казалось, что творчество этих авторов она знает не слишком хорошо. Но, когда вытащила билет, с невесёлой усмешкой прочла в нём именно эти две фамилии. «Ну, надо же, просто два в одном, – мелькнула мысль, – видимо, чтобы жизнь малиной не казалась». Агата еле слышно вздохнула и пошла готовиться.

Председательствовал в комиссии крупный бородатый мужчина. Одним своим грозным видом он нагонял на абитуриентов такой страх, что отвечавшие перед Агатой девушки лепетали бессвязно и не по делу. Бородатый сердился, то и дело вскакивал, начинал бегать по аудитории или нависал над абитуриентами, внимательно прислушиваясь к тому, что они говорили. На глазах Агаты разворачивалась одна драма за другой.

– Вон, – негромко, но крайне раздражённо говорил бородатый, – подите вон! Вы куда поступаете? В заборостроительное ПТУ?!

– Нет, – в полуобморочном состоянии еле слышно отвечали девушки.

– А тем временем место вам именно там! – едва не трясся от гнева бородатый. – Коллеги, вы разделяете мою точку зрения?

Коллеги, рядком сидящие за длинным столом, кивали: разделяем. И бородатый проникновенно прощался:

– Всего хорошего! Успехов вам в важном деле строительства заборов.

Когда три абитуриентки буквально выпали из аудитории с таким напутствием, подошла очередь отвечать Агате. Бородатый поначалу по-прежнему бегал между рядами. Но через пару минут бег его замедлился, мужчина подошёл к Агате, заинтересованно посмотрел на неё и вдруг сел, навалился широкой грудью на стол и стал то ли театрально демонстрировать, то ли и правда проявлять – Агата не поняла – живейший интерес. Его пристальное внимание несколько озадачило Агату, но она уже поймала то самое настроение, которое ей всегда помогало во время устных экзаменов, поэтому отвечала хотя и волнуясь, но уверенно.

– Про Достоевского достаточно. Вижу, что вы прекрасно подготовились. Давайте про Есенина, – перебил её с довольной улыбкой бородатый. Но и про поэта рассказывать долго не дал:

– «Собаке Качалова» учили наизусть?

– Нет, – честно ответила Агата, которая всегда предпочитала учить малоизвестные стихотворения. Но объяснить это она не успела. Бородатый помрачнел, резко отодвинув стул, вскочил и навис над ней:

– А «Вот оно, глупое счастье…»?

– Нет…

– А «Письмо матери»?

– Нет…

– Так хоть что-нибудь вы вообще учили?! – Он снова завёлся, повысил голос, в сердитых глазах его появилось разочарование. В образовавшейся паузе Агата успела сказать:

– Хотите, я прочту вам «Кантату»?

Расстроенные глаза бородатого тут же зажглись весельем:

– «Кантату»?! Хочу! – энергично потёр он крупные ладони. – Такого нам никто ещё не читал, да, коллеги?

– Да, – подал голос второй мужчина. – Давайте, Агата Алексеевна, «Кантату».

– Где ж тебя так хорошо подготовили? – спросил, ставя ей «пятёрку», бородатый.

– В 975-й школе, – честно ответила Агата.

Потом тот же вопрос задали и Вале с Наташей.

– Где же это у нас такая школа? – заинтересовался грозный экзаменатор. – Где нам таких студентов готовят? Передайте своим учителям мой нижайший поклон.

– Передадим, – пообещали подружки и, счастливые, выскочили в коридор, а потом и на улицу, в объятья тёплого летнего дня.

Смотреть результаты Агата ехала, уже понимая, что поступила. Валя с Наташей волновались, они хуже сдали русский язык и теперь сомневались в успехе. Но и их тоже приняли. И тройному счастью не было предела. Первому настоящему счастью «после того дня».

Учиться Агате нравилось. Её очень полюбил декан их факультета, тот самый грозный бородатый экзаменатор. На первой же лекции он подмигнул ей:

– Ну, Агата Алексеевна, здорово ты меня «Кантатой» тогда уела.

Однокурсники начали шушукаться, не понимая, о чём это они. Но декан, которого вообще-то звали Сергей Александрович Головин, грозно цыкнул:

– Вот вам и первое задание на следующее занятие: найти, у кого из русских авторов есть произведение с названием «Кантата», и подумать, каким образом ваша однокурсница могла меня этим произведением уесть.

– Хотя бы наводку дайте, – жалобно попросили с последних рядов, – у кого искать: у поэта или прозаика.

– Тогда будет слишком легко.

– Ну хотя бы период…

– И не надейтесь. А Агате Алексеевне я вам подсказывать запрещаю под страхом смертной казни.

Новоиспечённые студенты засмеялись.

– Не её. Вашей, – кровожадно хмыкнул в бороду декан и скомандовал: – Открывайте тетради, неучи. Буду из вас специалистов делать.

Школа, учителям которой была в значительной мере обязана своим поступлением в институт Агата, и правда была особенной. В жизни Агаты она стала третьей и самой любимой.

До этого пять долгих лет Агата училась через силу. Вернее, учиться-то она всегда любила, но вот ходить в эту школу заставляла себя просто из последних сил. Из хорошей школы, в которую она попала после сада и где проучилась первые три года, она была вынуждена уйти: их семья переехала в новый район. Пришлось привыкать к такому, что Агате казалось совершенно диким. В новой школе было принято ненавидеть одноклассников, называть друг друга исключительно по фамилиям или злым прозвищам и дружно трепать нервы учителям. Из тридцати человек в их классе хорошо учились только четверо. И этим четверым ежедневно приходилось проявить немалое мужество, чтобы отстоять своё право жить, как хочется им самим, а не следовать за большинством.

Из всех четверых Агате было тяжелее других, потому что после уроков она сразу же убегала домой – ей каждый день нужно было торопиться на занятия в школу искусств – и не успевала участвовать ни в каких классных делах или гулять с теми, кто мог бы стать её друзьями. Но постепенно отношения если не наладились, то вышли на тот уровень, когда даже самые отъявленные хулиганы поняли, что трогать тихую и спокойную внешне Агату не стоит. Для этого ей пришлось один раз уничтожить сочинение своего соседа по парте.

Сёмка Палий, один из заводил их класса, тогда долго цеплялся к ней, а когда она не выдержала и порвала двойной лист с работой, зло прошипел что-то, вскочил и замахнулся на неё кулаком. Агату словно подбросило пружиной. Она резко отодвинула стул, сама шагнула навстречу обидчику и в упор уставилась на него, сдерживая всё то отчаянье, что накопилось в ней за долгие месяцы в этой школе. Белый от бешенства мальчишка в ответ посмотрел на неё с ненавистью – весь класс замер в предвкушении зрелища – и вдруг опустил руку. В это время в кабинет вошла учительница русского и потребовала сдать сочинения. Отважный двоечник Сёмка Палий вдруг сжался, лицо его из злого сделалось независимо-несчастным.

– Палий, а тебе что, отдельное приглашение нужно? – поинтересовалась Светлана Александровна, увидев, что он замешкался и не несёт к её столу сочинение.

– У меня его нет, – глухо буркнул тот.

– Ты что, не знаешь, какая у тебя ситуация? Тебе же «пара» в четверти светит.

– Знаю…

И тут Агата, которая уже сдала свою работу и села на место, не выдержала и снова вскочила:

– Светлана Александровна! У Сёмы было сочинение. Он написал. Это я виновата. Я его порвала.

Светлана Александровна, одна из тех немногих учителей, кого если не любили, то хотя бы уважали в этой школе, изумлённо посмотрела на свою лучшую ученицу:

– Что случилось, Агата? Он тебя довёл? Опять цеплялся?

Агата видела и чувствовала, что весь класс с интересом смотрит на неё, ожидая развлечения. Но она твёрдо посмотрела на учительницу и покачала головой:

– Нет, Светлана Александровна. Не довёл. Просто я неловкая очень. Случайно дёрнула лист… Ну, и… Не ругайте его. Это я виновата. Если надо, поставьте «двойку» мне.

Палий, который сидел рядом, шевельнулся, и Агата почувствовала, что он тянет её за юбку коричневого форменного платья вниз.

– Ты чё? С ума сошла? Садись! – шипел он еле слышно.

– Понятно, – коротко кивнула Светлана Александровна, с интересом глядя на Агату и её соседа. – Семён, завтра принеси переписанное сочинение. Пока ставлю точку карандашом.

– Спасибо! – обрадовался тот.

– Спасибо! – присоединилась к его радости Агата.

– И чтобы впредь оба были осторожнее. А то один бросает сочинение, а вторая задевает…

– Обязательно! – хором громко отозвались виновники происшествия. А Агата тихонько предложила Семёну:

– Давай листы сюда, я тебе ошибки исправлю.

– Да ладно, не надо, – растерянно попытался отказаться Сёмка.

– Давай, давай. – Агата ладонью потянула на себя пострадавшее сочинение, подняла глаза на Семёна и неожиданно для себя увидела на его худом угловатом лице неуверенную улыбку.

С того дня жизнь её стала немного лучше. Нет, они не подружились с Семёном, но он перестал цепляться к Агате, а другие мальчишки как-то сразу тоже стали придерживаться в отношении к ней нейтралитета. Разве что кто-нибудь из других классов толкал иногда на перемене. Но это были мелочи, практически не омрачавшие жизнь Агаты: она уже научилась давать отпор.

Однако всё равно уйти из этой школы ей хотелось почти нестерпимо. В то время как раз начали появляться разномастные лицеи и гимназии. И мама Агаты задалась целью перевести дочь в учебное заведение получше. Но всё никак не складывалось: то ездить нужно было уж очень далеко, то вступительные экзамены уже закончились.

Как-то в марте в их квартире раздался звонок. Мама сняла трубку и заулыбалась. Звонила тётя Дина, с чьей дочкой Верой Агата нежно и преданно дружила с яслей до окончания детского сада. Потом их семьи получили новые квартиры в разных районах, и девочки оказались оторванными друг от друга, хотя и регулярно перезванивались, а иногда и встречались.

Положив трубку, мама сообщила:

– Вера собирается поступать в одну хорошую школу. И тётя Дина предлагает тебе присоединиться к ней. Как раз школа на полпути от нас к ним. Если получится, будете вместе учиться.

Агата обрадованно согласилась попробовать.

Все три экзамена назначены были на ближайшую субботу. Бабушка Веры съездила в школу и по телефону продиктовала Агате длиннющий список литературы, которую было необходимо прочесть. И все оставшиеся дни Агата читала везде: в школе на переменах, в транспорте, в перерывах между уроками на танцах, стараясь подготовиться как можно лучше.

Первым экзаменом была литература. Агата с Верой в коридоре стояли среди остальных поступающих и по разговорам поняли, что почти все они ученики этой школы и хорошо знают экзаменаторов.

– А вы, девчонки, не наши, я смотрю? – обратилась к ним высокая худенькая девушка.

– Нет.

– И на что вы рассчитываете тогда? – изумилась та. – Даже мы Малюту боимся. А уж вам и вовсе ловить нечего. Она терпеть не может пришлых.

– Малюту? Пришлых? – не поняли Агата с Верой.

– Ну да. Малюта – это Малютина Зинаида Осиповна. Она у нас завкафедрой литературы. Зверь просто, а не училка. Зато наши все после её муштры элементарно литературу в вузы сдают безо всяких репетиторов. А пришлые – это те, кто со стороны поступает. Мы-то свои. Она нас всех знает, понимает, кто на что способен. Экзамены в нашем случае – это так, формальность. Чтобы не расслаблялись. А вот вам я не завидую. От неё не знаешь, чего ожидать. В прошлом году на экзамене она у всех спрашивала, на каком инструменте играет в «Горе от ума» Молчалин… Ты вот знаешь?