Читать книгу: «Индекс цитирования», страница 3

Глава 8.

Итак, по моим весьма приблизительным расчетам, на церемонии оглашения победителей премии где-то будут находиться, как минимум, три человека – недовольных и заслуженно алчущих справедливости, обиженных Василевским.

Кто они – мужчины или женщины, чем занимаются, как выглядят и насколько опасны – ни на один из этих вопросов у меня ответа нет.

Себя выдал только Сергей на той вечеринке в «Водопадах», но сколько их там будет еще – кто знает.

Скорее всего – их больше, чем я представляю, учитывая масштабы исследований, которые развернул Василевский в последние полтора года и учитывая то, как часто он за это время ездил на различные конференции.

Не столько ради выступлений с докладами, сколько ради наиболее вкусной и заманчивой части – неформального общения с коллегами после выступлений, доверительных кулуарных бесед и предложений поработать в выгодном соавторстве.

Вот здесь и начиналась его привычная охота за чужими идеями.

Способы добычи нужной информации бывали разными, но результат всегда один – копилка Василевского обильно пополнялась новыми блестящими научными идеями.

Которые упаковывались в обертку его «личного и напряженного научного поиска», как потом восторженно писали научные блогеры.

Испортить саму церемонию им вряд ли удастся, но вот на банкете кто-нибудь вполне может предсказуемо и скандально побороться за свою «минуту славы».

Учитывая агрессивный тон последних писем с угрозами, возможно что будет потасовка, и не исключено, что – пьяная.

Журналисты, фотографы и прочие живописцы светской хроники там будут обязательно, а уж блогеров с их прямыми эфирами и стримами будет не счесть. Наверняка, кто-то захочет вскрыть карты и придать огласке много интересных и крайне неприятных фактов.

А в результате привычно пострадает и моя репутация.

Призывно и занудно вибрирует мой смартфон.

В раздражении хватаю его – ну только этого не хватало. Звонит мой отвергнутый бывший, видимо все еще злится на то, что я так запросто отменила свадьбу.

Что-то в последнее время мне не везет с отношениями и бывшие начинают скорее бесить, чем тешить самолюбие.

Сначала бывший муж достает, теперь еще и несостоявшийся жених названивает.

Едва сбросила звонок от него, так телефон снова завибрировал – на этот раз Василевский с целой серией сообщений о том, что все плохо организовано и он снова не может найти какие-то карточки с текстом для банкета.

Ну вот это уже ни в какие рамки не укладывается.

– А знаешь, что, Василевский, – неожиданно зло проговариваю я вслух, благо я в номере одна.

– Вот не буду тебя прикрывать, хватит с меня. Все, я ухожу, сегодня же.  Я отрабатываю саму церемонию вручения и – все кончено. Да, я буду рядом с тобой, я буду улыбаться на камеры, когда тебе будут вручать премию. Но я уйду и на банкете я буду веселиться и гулять так, как это и предполагается, пусть и формально.

Буду пить шампанское и находиться подальше от тебя.

А еще лучше – запрусь у себя в номере и буду пить шампанское здесь.

Чтоб духу твоего рядом со мной не было!

Если тебя ждет разоблачение, то я не хочу снова мараться об это. И ты еще имеешь наглость предлагать мне остаться еще на год?

Я устала на тебя работать. Устала жить без отпусков и выходных, устала от того, что ты меня постоянно ругаешь вместо похвалы за безупречную работу. Устала от всего и от тебя в первую очередь.

От твоей лжи устала, все!

Выкрикнув последнюю фразу, я слегка успокаиваюсь и настороженно вслушиваюсь в тишину – не хватало, чтоб кто-нибудь услышал мои истеричные вопли.

Хотя, какая к черту разница – лицемерить мне осталось всего-то до конца этих суток.

А дальше…

Я усмехнулась от невольного сравнения себя с Золушкой, которая уходит с бала и все ее платья превращаются в лохмотья, а шикарная карета – в тыкву.

Нет, никаких лохмотьев и тыкв на этот раз не будет, сейчас у меня есть небольшая подушка безопасности и я смогу не торопясь найти для себя что-то подходящее.

Или открою свое дело.

Хотя какая разница, чем я потом займусь, мне уже сейчас до чертиков надоело быть его девочкой для битья.

Три года назад я защитила кандидатскую диссертацию по психологии – могла бы и раньше, если бы предыдущую не присвоил себе мой муж.

Бывший муж.

И это была еще одна причина среди тысячи поводов развестись.

Да, Лада, это верное решение – ты просто берешь с банкета заслуженную бутылочку ледяного шампанского, заказываешь в номер клубнику и личи, выходишь на террасу и наслаждаешься видом лунной дорожки на Черном море.

Выключаешь телефон, чтоб Василевский не испортил этот роскошный ночной ужин-побег на террасе.

Ты это заслужила, хватит бездарно тратить свою жизнь на этого мудака. Все, это твоя сказка.

И как только часы пробьют полночь – ты свободна!

Это неожиданное решение кружит голову, придает силы и заставляет с удвоенной энергией готовиться к церемонии вручения.

Я мысленно предвкушаю ощущения в своих руках от ледяной и запотевшей трофейной бутылочки, язык приятно щиплют пузырьки шампанского, а во рту уже тает сладкая клубника.

Или кусочки личи.

Пусть для Василевского это – очередной старт, а по мне это увольнение – свобода и новая жизнь.

Какая именно – буду решать уже потом, а пока все мои мысли сосредотачиваются на том, чтоб на своем последнем балу выглядеть ослепительно.

Благо, сейчас все возможности для этого имеются.

Глава 9.

Несмотря на то, что до официального открытия церемонии вручения премии «Планета Науки» остается около часа, нетерпеливая и нервозная публика уже начала собираться.

В летнем амфитеатре «Гранд Леона» для проведения помпезной церемонии, казалось, было предусмотрено все.

Пафос зашкаливает и видно, что организаторы премии всеми силами хотят походить на голливудский «Оскар» – отчасти им это удается.

Здесь есть практически все: и красная ковровая дорожка от фотозоны до сцены, и столики с напитками и фруктами, и даже небольшой оркестр.

Но пока музыканты только разыгрываются и настраивают свои инструменты, а официанты бесшумно разливают шампанское по бокалам и расставляют бутылочки с минеральной водой.

Несмотря на то, что я с самого утра ничего не ела, голода я не ощущаю.

Тешит мысль о том, что вечером меня ждет заслуженная клубника и личи прямо в номере.

А вот жажда сильная и видимо это все – от нервов.

Мне еще предстоит непростой разговор с Василевским, он как всегда бросит мне в след пару ядовитых реплик и попытается заставить меня почувствовать себя предательницей.

Ну что ж, значит так тому и быть, решаю я и начинаю искать свое место в зале.

Все строго по пригласительным билетам – случайной публики здесь нет и быть не может.

Научный бомонд сегодня – здесь.

Причем – весь, не только со всей нашей Необъятной, но и из других стран тоже. Полтора десятка номинаций и конечно же, главная призовая тройка с наиболее лакомыми призами. Нет, даже не призами, а именно перспективами.

То, что мы будем в тройке и скорее всего – первыми, сомнений не вызывало еще вчера.

Но чем ближе к началу церемонии, тем сильнее нервозность.

Василевский эффектно показывается у входа и уверенно идет к фотозоне, где его уже поджидает какой-то репортер.

Ну что ж, сейчас мой бывший муж – в своей стихии.

В отличие от меня, держаться на публике он не просто умеет – он любит публичность и эта любовь взаимна.

Ванино место будет пустовать и прямо сейчас Василевскому знать об этом совершенно не обязательно – я не хочу портить себе настроение.

Буду до последнего делать вид, что не в курсе. Понимаю, что это малодушно, но за год работы с «Хроносом» у меня накопилась дикая усталость.

Я на последних капельках сил просто тихонечко ползу к своему финишу.

Осталось продержаться всего несколько часов, Лада, ты выдержишь.

Начало церемонии, как обычно в таких случаях, начинается с пустой светской болтовни двух ведущих, не самых интересных шуток и рекламы спонсоров мероприятия.

Оркестр играет что-то помпезное, слегка напоминающее вариации на марши или гимны.

Я дежурно улыбаюсь – нас фотографируют – я делаю вид, что не замечаю фотообъективов, нацеленных и на меня в том числе.

Хотя конечно же – не на меня, не больно-то я и нужна этим досужим репортерам.

Рядом со мной сидит сам Алексей «Хронос» Василевский – негласно признанный фаворит церемонии этого года.

И даже я не могу не признать, что в своем новом смокинге а-ля Джеймс Бонд он откровенно элегантен и привлекателен.

Этот мужчина всегда готов к своей победе.

Ничего не могу с собой поделать – красивых мужчин я всегда инстинктивно «пробую» на запах. Это моя маленькая слабость. Вдыхаю аромат парфюма Василевского – он и в этом идеален полностью.

Морской запах с легкой ноткой цитруса и какого-то тропического цветка – свежо, дорого и безжизненно.

Так пахнет чужой мужчина и я радуюсь от мысли о том, что нас с ним уже давно связывают исключительно деловые отношения – доверительные, но и напряженные.

– Лада, где Ваня, что он себе позволяет, – тихо, почти сквозь зубы шипит Василевский, не меняя дежурно-улыбчивого выражения лица.

– Он только что прислал смс, он сейчас в аэропорту, у него супругу в реанимацию переводят, – так же не меняя выражения лица, тихонечко шепчу я.

Для таких вестей никогда не бывает удачного времени, но все же лучше сказать об этом сейчас, чем пару часов назад.

Сейчас Василевский гарантированно не устроит скандал. А потом уже это будет не важно.

Премия, победа, фуршет, интервью для СМИ…

Слышу, как Василевский неодобрительно хмыкает.

Ну что ж, по крайней мере он уже в курсе и я почти физически ощущаю, как внутри меня резко падает градус напряжения.

И краем глаза замечаю то, что никак не укладывается в мое представление о том, как себя должен вести Леша «Хронос», когда с минуты на минуту нас должны вызвать на сцену.

Что за чертовщина, он кому-то набирает сообщение в телефоне? Это значит только одно – случилось что-то серьезное, так как этот телефон у него с собой только для экстренной связи.

Внезапно лицо Василевского бледнеет и он отрывисто шепчет мне:

– Жди меня, я сейчас, мне надо срочно выйти.

Пока я лихорадочно соображаю, куда и главное – надолго ли – так некстати, почти бегом, направился Василевский, слышу как ведущие радостно объявляют призера, получившего третье место.

Это значит, нам осталось ждать максимум десять минут.

Что здесь, черт побери, вообще происходит?

Наверное со стороны это выглядит немного комичным – точная копия киношного Бонда, слегка пригнувшись, бежит к выходу.

Фоторепортеры провожают его вспышками камер и все это – вместо того, чтоб снимать пару ученых, уже поднимающихся на сцену за бронзовой статуэткой «Планеты Науки».

Я решаю подождать пять минут, малодушно надеясь на то, что Василевский вот-вот снова займет свое место.

К счастью, бронзовые призеры разводят на сцене такую долгую речь, что у нас точно есть еще минут десять-пятнадцать в запасе.

Мысленно молюсь о том, чтоб обладатели второго места так же муторно и обстоятельно рассказывали о своих успехах и благодарили всех сопричастных к победе.

И да – пусть, пожалуйста, это будем не мы.

Каждая секунда тянется, как резиновая и я понимаю, что в таком диком напряжении не протяну и пяти минут.

Ну уж нет, Леша, ты не испортишь мне запланированное увольнение.

Сегодня я беру все в свои руки и сейчас все пойдет именно так, как и должно – по плану.

Я вскакиваю со своего кресла и так же бегу к выходу под вспышки фотообъективов.

Уже не по плану, Лада, ведь через несколько минут тебе нужно идти совершенно в другом направлении.

Но для этого надо вернуть Василевского.

К моему ужасу, у входа в летний театр его нет. Я оглядываюсь по сторонам и ощущаю мерзкий холодок, крадущийся по спине – я ведь даже приблизительного понятия не имею, куда он мог направиться.

Судорожно пытаюсь набрать его номер телефона.

– Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети.

Глава 10.

Мерзкое чувство, как будто проваливаешься в дурной сон и одновременно понимаешь, что все это происходит в реальности, на самом деле.

В другой ситуации я бы еще долго пялилась на бесполезный телефон, но сейчас мозг работает с бешеной скоростью.

Бегу что есть сил ко входу в отель – если Василевский куда-то пошел, то высока вероятность того, что он может быть у себя в номере.

Зачем ему туда приспичило за пятнадцать минут до вручения премии – разберемся потом, сейчас главное его найти.

В висках пульсирует какая-то дьявольская смесь тарантеллы и джиги.

Всего три сотни метров разделяют отель и летний зрительный зал, но мне они кажутся сейчас огромной дистанцией.

Лифт.

Третий этаж.

Холл с мягким ворсистым ковром ведет прямо в президентский люкс –единственный номер на этаже в этом крыле. Василевский мог запросто снять номер попроще, не менее комфортный.

Но нарочитая пафосность не позволяет жить спокойно в полулюксе или даже в обычном люксе. Выпендриваться надо обязательно.

Дверь заперта, но у меня есть дубликат ключа.

Нет времени даже сообразить, что раз дверь заперта – Василевского может в номере и не быть.

Каким-то внутренним чутьем я понимаю, что мне нужно оказаться внутри.

Пальцы дрожат, я не могу попасть в замочную скважину с первого раза, ключ застревает, но все же проворачивается в замке.

Я вбегаю в номер и понимаю, как оно бывает, когда земля уходит из-под ног.

Сейчас я испытываю именно это абсурдное ощущение.

Прямо передо мной, на огромной кровати лежит Василевский.

Рядом с ним валяется пустой стакан, вокруг темнеет пятно от пролитой жидкости и рассыпано несколько белых таблеток на темно-синем покрывале.

Бросаюсь к нему. Холодный, пульса нет.

Тихо опускаюсь на краешек огромной кровати, лихорадочно пытаясь сообразить, куда обычно звонят в таких случаях.

Полиция, скорая, администрация отеля…

Куда вообще звонят, обнаруживая мертвыми бывших мужей?

На нем практически нет никаких видимых повреждений – ни ран, ни крови, ни разорванной одежды, которая часто бывает, если жертва с кем-то борется.

Со стороны кажется, что он просто спит, только лицо и руки – неестественно бледные, с легкой синевой.

С ужасом припоминаю все, что мы проходили по судебной психологии и элективному курсу судебной медицины.

Смахивает на удушение.

Вокруг не вижу следов борьбы, но, как практикующий психолог, я отлично понимаю, что Василевский по своему типажу совершенно не похож на самоубийцу.

Даже если предположить, что он каким-то чудом узнал о том, что первое место не достанется нам, ну и что с того?

Обозлится, устроит скандал, уволит половину сотрудников – все как обычно, но вот чтоб глотать таблетки…?

Нет, однозначно.

Конечно, самоубийства – не совсем мой профиль, я как-то сейчас больше по переговорам с по анализу поведенческого профиля, но все же в состоянии оценить, кого именно способен убить конкретный человек в ситуации сильного стресса – себя или окружающих.

И еще это странное сообщение ему на телефон, после которого он и выскочил из зрительного зала.

Как оно вообще связано с этим … самоубийством? Кто ему писал?

Надо найти телефон.

На кровати и на прикроватной тумбочке телефона не вижу, остается только его портфель и ящики письменного стола.

Выдвигаю один за другим ящики – в каждом из них какие-то бумаги, флешки, диски.

Телефона нигде нет.

По моим подсчетам, у Василевского в номере должно было находиться два телефона – общий и личный для экстренной связи, исключительно для своих.

Холодею от ужаса, слыша, что по коридору кто-то направляется к номеру быстрым и уверенным шагом.

Я же не заперла дверь.

Бросаюсь к ней, чтоб закрыть, но слишком поздно.

Дверь резко распахивается и передо мной оказывается тот, кого я меньше всего надеялась увидеть не то, чтоб в этой ситуации, а вообще когда-либо в этой жизни.

Макс, тот самый Максим Климов, чью гибель я горестно оплакивала пятнадцать лет назад.

Я чувствую, что у меня перехватывает дыхание и мозг просто отказывается соображать.

Усилием воли стараюсь не упасть в обморок, хотя ощущаю, что мне едва удается держаться на ногах.

– Ма-акс, – с трудом выдавливаю из себя, удивляясь тому, как слабо и чужеродно звучит мой собственный голос.

– Лада, у нас пять минут, чтоб покинуть территорию отеля, бегом за мной, – командует Макс, резко хватая меня за руку.

Я пытаюсь сопротивляться, но все бесполезно – Макс просто увлекает меня за собой в холл, не давая опомниться.

Может закричать?

Но если бы Макс хотел убить меня – сделал бы это в номере, как вышло с Василевским.

В коридорах отелей должны стоять камеры, нас в любом случае заметят или хотя бы увидят что-то явно напоминающее похищение, просматривая записи.

Макс идет широким и очень быстрым шагом, при этом – не бежит.

Я не могу вырвать свою руку – он держит меня крепко, хотя и не больно.

– Куда мы? – сипло спрашиваю я не своим, а каким-то потусторонним голосом.

– Быстрее, направо, техническая лестница, осталось четыре минуты – командует Макс.

Он вталкивается корпусом в какую-то серую дверь с надписью «Не входить» и мы оказываемся в прохладном полумраке технического помещения.

– Вниз, три этажа, справа от входа в десяти метрах моя машина, – привычно-уверенным тоном Макс отдает короткие указания.

Я чувствую себя словно попала на какие-то военные учения и сейчас совершаю марш-бросок.

Только в вечернем шелковом платье и на шпильках.

– Куда мы? – срываюсь на крик, пытаясь поспеть за ним на каблуках по скользкой лестнице отеля.

– Лада быстрее, у нас три минуты – отрывисто и напряженно откликается Макс, продолжая увлекать меня вниз по плиточной лестнице.

До чего же скользко.

Какой идиот додумался технические лестницы выстилать такой скользкой плиткой?

На технической лестнице лампы не оснащены датчиками движения и горят не везде, к тому же страшно неудобные низенькие перильца.

Бегу и страшусь мысли о том, что будет, если я случайно перегнусь через них.

Меня резко заносит на повороте между вторым и первым этажами. Здесь почему-то темнее, чем на предыдущих уровнях.

Я поскальзываюсь и налетаю лбом на что-то твердое и холодное.

Очень больно. Темно.

Я куда-то проваливаюсь.

Глава 11.

Голова разламывается на сотни мелких и острых осколков, вырывая меня из тяжелого, липкого забытья.

Я открываю глаза и с удивлением обнаруживаю себя в какой-то незнакомой комнате.

За окном темно, в дальнем углу комнаты слабо горит небольшой ночник.

Я все еще в своем вечернем платье и лежу на огромной кровати.

Рядом сидит мужчина, но даже в полумраке комнаты, его облик мне кажется смутно знакомым.

Значит, все случившееся, мне точно не приснилось.

– Как ты, маленькая? – тихо спрашивает он и у меня резко перехватывает дыхание от знакомых интонаций.

Случившееся несколько часов назад мне не померещилось, передо мной сидит не призрак, а самый настоящий и живой Макс.

Живой.

Его голос я не спутаю ни с чьим другим.

И только один мужчина в моей жизни мог так нежно называть меня – «маленькой».

Максим Климов, тот самый, которого застрелили в тот проклятый предрассветный час в далеком декабре 2006 года.

– Ма-акс, но как ты … ты ? – я не узнаю свой собственный голос, который от слабости стал каким-то сдавленным, тонким и почти неслышным.

Сказать, что я ошарашена – это еще ничего не сказать, но у меня получается всего лишь сипло выдавить его имя и еще всего пару слов.

– Да, Лада, так уж получилось, что это именно я, – грустно усмехается Макс и пересаживается ко мне на кровать, так что я могу отчетливо видеть его лицо.

Комната освещена слабо, ночник в дальнем углу практически не дает света, но в окно попадает лучик уличного фонаря, раскачивающегося на ветру прямо напротив окна спальни.

Я жадно вглядываюсь в то, что вижу перед собой и пытаюсь осознать, не снится ли мне все это в очередной раз.

Постепенно ко мне начинают возвращаться воспоминания сегодняшнего вечера и прежде всего я пытаюсь сосредоточиться на мысли о том, что Василевский – убит, скорее всего задушен.

Потом, смутно припоминаю погоню, мы уходим техническими коридорами и дальше – темнота.

Что ж, прежде всего, надо понять, где я и что нам сейчас грозит.

Шестым чувством понимаю, что от Макса никакой опасности лично для меня не исходит.

Хотя, разобраться бы еще, как он появился в номере.

Нет – как он вообще появился снова в моей жизни…

– Что случилось? Где мы и сколько тут пробудем? – ко мне постепенно возвращается способность трезво оценивать ситуацию.

– Мы тут отсидимся дня три – четыре, за это время шумиха слегка уляжется и нам будет проще выскользнуть из Сочи. Сейчас из дома не стоит высовываться, но здесь – безопасно. Дом арендован на другое лицо и оплачен на месяц вперед. И все же лучше не задерживаться – нам надо многое успеть, а время поджимает. К тому же у нас – сразу несколько хвостов.

– Что случилось в отеле? За нами кто-то охотится, от кого мы бежали? – кажется, я пришла в себя только для того, чтоб довести Макса своими вопросами, но я должна их задать.

– От погони мы оторвались, у нас была фора в пять минут, этого хватило, чтоб вывести тебя за пределы отеля. Но у самого выхода ты поскользнулась и, падая, ударилась головой о перила.

Я слушаю Макса в пол уха и ловлю себя на мысли о том, что даже с моей буйной паранойей предвидеть такое развитие событий – выше моих способностей.

Сознание лихорадочным образом пытается вживить в себя мысль о том, что тот, кого я горько оплакивала больше пятнадцати лет назад – жив и сейчас, прямо в эту минуту, сидит на моей кровати.

Но кто скажет, насколько тесно и надолго переплелись наши судьбы?

– А ты знаешь, ничего не изменилось, – вдруг слышу я насмешливый и слегка хриплый полушепот Макса, – ты все так же витаешь в облаках.

– Мысли путаются, Макс. Наверное, у меня сотрясение. Я немного помню из того, что было.

– Ты пока полежи, тебе лучше отдыхать. У нас есть время.

Макс поправляет легкое одеяло, которым я укрыта и сам ложится рядом.

То ли ощущение неожиданной близости Макса на меня так завораживающе действует, то ли накатывает очередная волна слабости, но я чувствую, что мои веки тяжелеют и я снова проваливаюсь в сон, уткнувшись в его плечо.

Когда я просыпаюсь, уже полдень – ровно столько показывают часы на тумбочке возле моей кровати.

Голова еще побаливает, но я чувствую себя уже лучше, чем ночью, когда пришла в себя.

В залитой солнцем спальне кроме меня никого нет, но я отчетливо слышу звяканье какой-то кухонной утвари.

Поблуждав взглядом по комнате, вижу светлую рубашку, брошенную на кресле и решаю ее надеть.

После вчерашних приключений мне хочется как можно быстрее избавиться от, надоевшего мне до самых чертиков, вечернего платья.

Беру рубашку в руки и безошибочно определяю, что она принадлежит Максу.

Его аромат – это то, что я отчетливо помнила все эти годы и какое же это блаженство, снова окунуться в такой родной и любимый запах.

Стоп, Лада, ты ведь совсем не знаешь, чем он сейчас занимается и с кем живет.

Может у него есть семья, дети или его где-то ждет любимая девушка?

Признай, что слишком часто тебе приходится слышать, что ты витаешь в облаках. Пора возвращаться к реальности.

Ты всего лишь стукнулась головой, а не потеряла остатки способности разумно мыслить.

На всякий случай беру с собой клатч со смартфоном и стараясь не шуметь, я босиком, в одной только рубашке Макса крадусь по прохладной плитке в сторону кухни.

И застываю, как вкопанная в дверях, пытаясь осознать то, что вижу.

Если кто-то и не изменился за эти пятнадцать лет, то это – Макс.

Вернее, нет, он стал еще более поджарым и чертовски привлекательным. Трехдневная щетина ему всегда шла, про себя отмечаю я.

В серой обтягивающей майке и светло-голубых джинсах, слегка взъерошенный, Макс что-то готовит на плите.

Ну просто картинка из телерекламы, которой ни за что не поверишь, но все равно послушно купишь то, что рекламируют.

– Проснулась? – Макс оборачивается в мою сторону и радостно улыбается.

Только сейчас до меня доходит, что со вчерашнего утра я ничегошеньки не ела. Если я каким-то чудом уцелела в непонятной погоне, то перспектива преставиться от голода меня совсем не прельщает.

В эту минуту я согласна умереть только от гастрономического оргазма.

Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

Путей к сердцу женщины – очень много, но один из них явно пролегает через умение мужчины готовить и угощать свою женщину.

Я ловлю себя на мысли о том, что могу бесконечно смотреть на то, как Макс выкладывает завтрак на тарелки.

Видимо, у меня настолько ошалелый вид, что Макс перехватывает мой взгляд и молча усмехается.

Яичница с ломтиками бекона и зеленью, горячие тосты, нарезанные апельсины и кофе с молоком – восхитительный завтрак, если не учитывать контекста ситуации, в которой мы оказались.

Я принимаюсь за яичницу и только тут понимаю, насколько зверски я голодна.

– Как ты, голова еще сильно болит? – заботливо интересуется Макс, смотря мне прямо в глаза.

Я не могу отвечать с набитым ртом, так что ему придется подождать, пока я прожую слишком большой кусок.

– Лада, на этой кухне нет тех, кто за нами гоняется и у тебя точно есть время неспеша позавтракать.

И вот он, снова этот насмешливый и самоуверенный тон, в котором хочется полностью забыться, раствориться и больше никогда не возвращаться в суровую реальность.

В ту самую реальность, где убивают бывших мужей, дамы в вечерних платьях носятся по техническим коридорам и получают сотрясение мозга, а маньяки и шизофреники всех мастей шлют пачками по электронной почте письма с угрозами.

Но даже, когда за нами гонится непонятно кто, Макс умудряется сохранять эту чертову уверенность – от него просто физически исходит аура защищенности и спокойствия.

– Макс, расскажи мне, что случилось? Мне уже гораздо лучше, но я вообще не поняла, что вчера случилось, как ты оказался в том номере и почему мне, то есть – нам, пришлось убегать. Кто эти люди, убившие моего быв… в смысле –  убившие Василевского.

– Лада, на самом деле, у меня пока есть ответы не на все вопросы. Кое-что я и сам бы хотел уточнить. Возможно, с твоей помощью многое и прояснится.

Внезапно, в голове шальной гранатой разрывается еще одна мысль и, помедлив пару мгновений, я решаюсь задать свой главный вопрос.

– И да, с ответами нам все-таки лучше начать с самого начала. Что вообще происходит и как получилось, что ты – жив? Почему наши дороги пересеклись именно сейчас? Кто ты такой – на самом деле?

– Разговор будет долгим, – улыбается Макс и смотрит мне прямо в глаза.

Я отчетливо вижу, как по его лицу мелькают, одна за другой, тени грусти и боли.