Читать книгу: «Гражданин Империи», страница 2
Вообще-то, роттенфюрер слегка лукавил – толстяк русский язык знал в совершенстве. Да и Рольф тоже. Они, в принципе, этот факт впоследствии и не старались скрыть, и даже просветили Степана на данную тему. Оказывается, в Советской Империи Рейха все немцы, от мала до велика, прекрасно говорили на русском, а русские, в свою очередь, на немецком. И вообще, страна то одна. Так, по сути, и должно быть! Степан многое хотел от них узнать. И обязательно узнал бы, не будь он сейчас настолько пьян. Последней разумной мыслью, перед тем как голова его поникла на стол, было: не забыть спросить Коваля, как вообще в их мире умудрилась появиться ТАКАЯ страна.
Утро встретило Степана ярким солнечным светом. Летом всегда так бывает. Вот, казалось бы, и спать хочется, но если уж ты с вечера не озаботился задернуть шторы, будь готов к тому, что едкие, назойливые словно туча комаров, солнечные лучи, будут атаковать твои очи. И сколько бы ты ни кутался в одеяло, сколько бы ни крутился, ни сунул голову под подушку, скрыться от них попросту невозможно. Вот и Степан в конце концов сдался. Сдался – и обнаружил себя лежащим в койке в одних трусах. Рядом с койкой, на колченогом казенном табурете лежала его одежда, сложенная аккуратной стопкой. Кроссовки тоже никуда не делись – смирно стояли себе под кроватью, ожидая пробуждения лежебоки-хозяина.
Комната, в которой пробудился Степан, оказалась самой что ни на есть обычной казармой: по обеим сторонам койки в два яруса, посреди них проход. Не широкий и не узкий, а именно такой, как положено. Ближе к выходу обнаружился и дневальный – тот истуканом стоял у трех флагов. И не надо иметь семи пядей во лбу для того, чтобы догадаться, что это за флаги. Единственным, пожалуй, отличием от всех казарм, виденных Степаном, было наличие у здешней внушительных размеров печки. Похоже, в этом мире с централизованным отоплением довольно серьезные проблемы.
Не считая дневального и Степана, казарма была абсолютно пуста. Койки, все как одна, идеально заправлены. Он неторопливо оделся, зашнуровал кроссовки, и, не желая выглядеть белой вороной, тщательно заправил свою.
Как Степан оказался в казарме? Один Бог ведает. Шнапс этого мира оказался слишком силен даже для тренированного на нескончаемых корпоративах Степанового организма. Последнее, что он помнил – как слегка, самую малость, прикорнул за столом в обществе двух немцев и какого-то старлея. Кажется, Коваля. Ну да черт с ним. Надо что-то делать, не век же сидеть в казарме, наслаждаясь казенным одиночеством.
Дневальный в форме войск вермахта отсалютовал ему поднятой вверх рукой, чему он, откровенно говоря, ничуть не удивился.
– Хайль,– произнес Степан и хотел было уже пройти мимо.
– Вам письмо,– дневальный извлек треугольный конверт из бокового кармана кителя, вручил Степану и отсалютовал еще раз.
Вид, что открылся с веранды казармы, ничуть не походил на виденный им вчера. Ни столовой, ни плота, ни причала не было и в помине. Степан находился на территории воинской части. Однотипные одноэтажные здания под «шубой» выкрашены в белый цвет, аллеи меж ними вымощены камнем. А еще в глаза бросается чертова прорва стриженых кустов, окаймляющих как аллеи, так и сами здания.
Степан спустился с веранды и, завидев первую попавшуюся беседку, присел на прохладную скамью. Вскрыл письмо. В письме Степану (вместо фамилии стоял прочерк) настоятельно рекомендовалось посетить местную комендатуру. Чуть ниже указывался и адрес: улица Буденного, кабинет номер двенадцать. Решив не медлить (мало ли какие у них тут могут быть порядки), он тотчас же отправился на поиски искомого объекта.
Здание комендатуры почти ничем не отличалось от прочих. Лишь пара часовых да небольшая металлическая табличка у входа помогли не пройти мимо. Часовые, мазнув взглядами по нездешнему прикиду пришельца, пропустили сразу. В кабинете с указанным номером его ожидал приятный сюрприз: за письменным столом восседала весьма и весьма миловидная девушка типично славянской наружности. На девушке был все тот же немецкий мундир, причем сидел он на ней просто великолепно. Точеная фигурка, теплые карие глаза. Нежная, чуть смугловатая кожа без единого намека на косметику и чуть-чуть, самую малость, вздернутый носик. У девчушки был настолько жизнерадостный вид, что на лицо Степана невольно, сама по себе, наползла идиотская улыбка, а настроение из черного похмельного поднялось до самых невероятных высот.
– Ух ты!!! – вырвалось у него и он застыл у двери, раззявив рот и не в силах отвести взгляд от прекрасного видения.
– Присаживайтесь, пожалуйста,– девушка указала на стул и приветливо улыбнулась.
– Спасибо.
– Меня зовут фройляйн Катрин. А вы, надо полагать, тот самый вчерашний найденыш?
– Тот самый,– Степан рассмеялся. По комплекции он больше походил на слона, но уж никак не на какого-то там «найденыша».– Степан Махров, тридцать два года, не женат, вредных привычек не имею.
– Аха-ха! Так уж и не имеете? А кого вчера привезли пьяным в стельку? – миниатюрный пальчик обличающе уставился Степе в грудь.– Сейчас я буду заполнять вашу анкету. Большая просьба: отвечайте на поставленные вопросы четко, сжато. И не вздумайте лгать. За дачу ложных показаний у нас по закону предусмотрена смертная казнь.
Сурово. Степан передернул плечами. Впрочем, лгать он и не собирался. Минут двадцать девчушка забрасывала его вопросами: какими видами спорта занимался в своем мире, служил в армии или нет. Если служил – то в каких войсках. Кем работал? Знаком ли с кузнечным делом? С сельскохозяйственными видами деятельности? И прочее, и прочее, и прочее…
На все вопросы Степан отвечал степенно и обстоятельно. Особое внимание девушка уделила тому, приходилось ли ему работать на каких-либо должностях в госструктурах – мэрии, налоговой инспекции, министерстве и, в конце концов, так загоняла своими вопросами Степана, что тот не выдержал:
– Катрин, какая разница? Если говорить начистоту – все без исключения госструктуры я, мягко говоря, недолюбливаю.
– Ну вот и отлично! – Катрин облегченно вздохнула и позволила себе вымученно улыбнуться.– На этом допрос окончен и вы, Степан Махров, отныне по праву считаетесь гражданином Советской Империи Рейха.
Затем она нажала на какую-то невидимую кнопку и прямо из столешницы выехал тонкий продолговатый цилиндр. Девушка протянула к нему ладонь и нажала еще одну кнопку на скрытом пульте. Что-то в цилиндре мелодично звякнуло, а на ладошку Катрин упал черного цвета кругляш.
– Ваш аусвайс. Он практически не разрушим, однако я не советовала бы бить по нему молотком либо подвергать воздействию высоких температур – свыше восьмидесяти градусов по Цельсию. И не терять. Конечно, информацию всегда можно восстановить, но данная операция значительно пошатнет ваш годовой бюджет.
Кругляш, который теперь перекочевал в руку Степана, величиной был с таблетку аспирина и почти ничего не весил. На одной из его сторон выгравирован серп и молот, на другой красовалась во всей своей красе фашистская свастика.
– И все? Никаких документов?
– Это и есть ваш документ,– Катрин убрала упавшую на глаза прядь.– Аусвайс представляет собой информационную капсулу, в которой содержится весь перечень данных о вас, как о субъекте СИР, также через него проходят все ваши финансовые потоки, включая начисления по заработной плате, и автоматически изымается налог в размере десяти процентов от общей суммы.
– Немало! – Степан даже присвистнул.
– Да, немало,– с готовностью согласилась Катрин.– Но имейте в виду: государство находится постоянно в состоянии войны с самого начала его основания. А война, Степан, требует довольно высоких финансовых затрат.
С такой логикой просто невозможно было не согласиться.
– А с кем воюем, если не секрет?
– А никакого секрета! – Катрин белозубо улыбнулась.– Воюем с кочевыми племенами сиртей.
– И кто кого?
– В последнее время они нас. Ежегодно территория государства уменьшается на ноль целых три десятых процента.
– С ума сойти.
Степана крайне заинтересовало, что же из себя представляют эти сирти. Он никак не мог взять в толк: каким образом вооруженная до зубов огнестрельным оружием русско-немецкая армия умудряется год за годом проигрывать в войне с какими-то кочевниками.
Катрин словно прочитала его мысли:
– Не забивайте себе голову. Любые интересующие вас сведения можно узнать в терминале информационного центра. Давайте лучше поговорим о вас.
– А что обо мне говорить?
– Ну, например, давайте поговорим о том, чем вы будете заниматься в нашем мире. Судя по вашему досье, вы ни на что не годитесь.
– Это еще почему? – Степан не на шутку обиделся.
– Вы закончили институт связи, затем устроились работать по специальности. После двух лет работы ушли в бизнес.
– Ну да,– встрял Степан. Жить то как-то надо было. На инженерную зарплату особо не пожируешь.
– Поясню по порядку,– Катрин поднялась со стула, наклонилась к Степану и, глядя ему прямо в глаза, едва ли не по слогам произнесла.– Первое: институт связи. Связи в том понимании, которое вы вкладываете в это слово, у нас не существует. Второе: предпринимательство в нашей стране не особо приветствуется. Понимаете ли, у нас не считается престижным заниматься торговлей в то время, как люди гибнут на фронтах за то, чтобы вы смогли сделать лишний вдох.
Говорила она спокойно, без эмоций, но каждое слово, словно хлыстом, стегало душу Степана, заставляло его краснеть все больше и больше.
– Катрин,– произнес он, когда девушка закончила тираду и села на свое место.– Скажите, я вообще ни на что не годен?
– Вы служили в дивизионной разведке. Это уже кое-что. Но даже с таким багажом путь в регулярную армию для вас заказан. Поймите, наши дети начинают постигать искусство войны с восьми лет. Есть, правда, партизанские отряды…– она с жалостью посмотрела на Степана и, закусив губу, примолкла.
Зато у него чуток отлегло от сердца. Он еще знал слишком мало, практически совсем ничего ни о людях, ни о стране, в которой он оказался, но те люди, с которыми его уже успела свести судьба, были ему глубоко симпатичны. Люди эти были чисты… Чисты той первозданной чистотой, которая может возникнуть только в случае смертельной опасности, когда лишь вовремя подставленное дружеское плечо может помочь избежать неминуемой смерти.
– Катя, Катюша, Катрин. Я согласен. Давай, пиши меня к партизанам,– произнес Степан и на душе его сразу же стало легко и спокойно. Пожалуй, впервые с того самого времени, как он попал в этот запутанный, странный, невероятный, но вместе с тем такой притягательный своей новизной мир.
Катрин сидела все в том же кресле, подперев скулу маленьким кулачком. В глазах ее читалось уважение и что-то еще. Какая-то тихая грусть.
– Степан, понимаешь…– казалось, она не знала, как правильно сформулировать свою мысль.– Служба в партизанских отрядах опасна. Очень. Процент смертности у них в разы выше, чем в регулярных воинских подразделениях. Ты уверен что этого хочешь?
– Абсолютно,– он заставил себя беспечно улыбнуться. К чертям сомнения, когда решение уже принято.
– Тогда придется немного подождать. Я должна подобрать тебе пустую вакансию и поставить на довольствие. Также, на твой аусвайс будет перечислена некоторая сумма денег – это финансовая помощь, предусмотренная для таких случаев, как твой.
– Много было таких случаев?
– Не очень. Последний сильный наплыв эмигрантов произошел еще во времена Великой Отечественной Войны.
– Хорошо, я подожду. Когда мне можно будет подойти?
– Через полчаса. А пока, если хочешь, можешь погулять по территории, у нас тут очень красиво.
Насчет красоты Степан сильно сомневался. Ну что может быть красивого в казенной однотипности военного городка?
– Спасибо,– он хотел было уже выйти, но задержался у порога.– Катрин, а имеет ли право будущий партизан пригласить понравившуюся ему девушку в ресторан? За это его не расстреляют?
– Нет! – Катрин залилась звонким мелодичным смехом.– Не расстреляют. Вот только у будущего партизана пока нет ни копейки за душой!!!
– Ничего, мы подождем!
Довольный, как слон, Степан выбрался из кабинета и в мгновение ока оказался у выхода комендатуры. Пара часовых бросила на него удивленные взгляды. Видок у него, видать, был совсем обалдевший.
На «красоты» военного городка смотреть совсем не хотелось и Степан сразу направился к ближайшей беседке. Местное светило припекало уже вовсю, рубашка, мокрая от пота, то и дело норовила при каждом шаге прилипнуть к спине. К счастью, в беседке было чуток попрохладней. В ней он и осел, мысленно отсчитывая минуты да глядя в пространство парой воспаленных от недосыпа глаз.
За время отсутствия Степана в кабинете Катрин решительно ничего не изменилось. Девушка все также сидела за громоздким письменным столом и, смешно сморщив носик, придирчиво разглядывала себя в маленькое круглое зеркальце.
– Вот, возьми. Это свод законов. Выучи наизусть и не вздумай нарушить. Незнание закона не освобождает от ответственности.
Степан только сейчас заметил лежащую перед ней листовку.
– И еще… на твой аусвайс зачислена сумма в размере трехсот рублей. Немного, но вполне достаточно на первое время…– затем она встала и уже торжественно произнесла:– Степан Махров, вы официально зачислены рядовым в партизанский отряд имени Ковпака!
Степан вытянулся по стойке смирно, неловко козырнул и совсем уже некстати гаркнул:
– Служу Советскому Союзу!!!
– На этом официальную часть попрошу считать законченной,– в глазах девушки заплясали озорные огоньки.– Можете приглашать свою даму куда хотите.
Степан не заставил себя долго ждать:
– В таком случае, сударыня, не соблаговолите ли вы пойти со мной в ресторан? Время и место можете выбирать сами.
– Соблаговолим,– Катрин игриво повела узкими плечиками.– Только у нас принято говорить не сударыня, а фройляйн.
– А почему не фрау?
– Ну хотя бы потому, что я не настолько стара и не замужем. Если бы вы меня назвали фрау, боюсь, пришлось бы применить табельное оружие.
– Прошу прощения. Так когда же мы сможем встретиться?
– Я заканчиваю после шести. А встретимся мы в «Пальмовой ветви». Там подают отличное жаркое.
– И как я смогу ее найти?
– Да просто спроси. Каждый знает, где находится «Пальмовая ветвь». А теперь иди,– Катрин сунула ему в руку листовку и чуть ли не силком вытолкала за дверь.
Степан медленно брел по одной из центральных улиц военгородка и тихо ругал себя за то, что не расспросил как следует девушку о том, как пользоваться аусвайсом. Есть хотелось невыносимо. А еще больше – пить. Нет, до шести он точно не протянет. В конце концов муки голода победили, и он свернул в первую попавшуюся забегаловку с абсолютно нечитабельным названием на немецком языке.
– Мне бы поесть чего,– обратился он к тощей чопорной официантке.
– Я бы посоветовала шверинский сырный суп на первое или гороховый суп с копчеными ребрышками. На второе есть хек, запеченный с картофелем. Могу еще предложить тушеную капусту с сардельками или свиную голяшку по-баварски.
– Давайте сырный суп и хек с картофелем. И воды.
Степану отчаянно хотелось бахнуть холодного пивка, но предстоящее свидание с девушкой напрочь лишало его этой приятной возможности. Не хватало еще дышать на Катрин перегаром!
Шверинский сырный суп на поверку оказался самой настоящей дрянью. Было в нем и молоко, и сыр, и бульон, и чертова прорва лука. В общем не то, нет, не то Степан ожидал от кухни своей новой Родины. То ли дело наваристый украинский борщ или, на худой конец, суп с грибами! А вот хек с картофелем оказался очень даже ничего. Утолив голод порцией супа, второе Степан ел уже не торопясь, смакуя и с любопытством глядя по сторонам. Правда, старания его оказались напрасны – забегаловка была самой что ни на есть заурядной. Стены окрашены в безрадостный серый цвет, монументальная стойка бармена из мореного дуба, десяток не менее монументальных прямоугольных симметрично расставленных столов. Была она практически пуста – лишь четверка офицеров занимала самый дальний столик у восточной стены, подальше от окна.
Покончив с хеком, Степан с жадностью опрокинул в себя стакан воды и извлек сложенную вчетверо листовку, полученную от Катрин. Свод законов новообретенного мира оказался донельзя прост:
1. Дезертирство – Карается смертной казнью.
2. Мародерство – Все та же смертная казнь.
3. Изнасилование – Смертная казнь.
4. Взяточничество – Смертная казнь.
5. Использование служебного положения в личных целях – Смертная казнь.
6. Убийство – Смертная казнь (исключая случаи самообороны).
7. Лжесвидетельствование – Смертная казнь.
8. Неподчинение приказам старшему по званию – Смертная казнь.
9. Выброс мусора в неположенных местах – Штраф в размере двух месячных окладов.
На этом список обрывался. Лишь в конце, в самом низу, мелким шрифтом было добавлено предписание: Степану Махрову приказано явиться завтра, в восемь утра, к контрольно-пропускному пункту дивизии для передислокации на место прохождения дальнейшей службы.
– Сурово,– хмыкнул Степан.– Но, если вдуматься, вполне справедливо. С каждой минутой этот мир начинал ему нравиться все больше и больше. Развелась зараза – выкорчуй ее, оздорови общество. Это как борьба с колорацким жуком: если не отравил его сразу, то потом сколько не проводи с ним дискуссий, сколько не убеждай, а результат будет всегда один – твоя картошка окажется съедена. Его размышления прервала подошедшая официантка.
– Вы наверное нездешний,– произнесла она, четко выговаривая каждое слово. Видно было, что русский язык не является для нее родным.
– Да,– не стал отнекиваться Степан.– Я как раз хотел спросить вас о том, как я могу оплатить обед.
– В панели стола прямо перед вами встроенный терминал. Опустите в прорезь аусвайс и плата будет изъята автоматически. Там же, на цифровой панели, вы сможете посмотреть и свой баланс.
– Благодарю вас.
Он немного отодвинулся. Искомый терминал оказался именно там, где указала официантка. Аусвайс легко вошел в прорезь и тут же выпал обратно, а на табло почти мгновенно отобразились цифры: двести девяносто восемь. Итого, значит, обед обошелся Степану ровным счетом в два рубля. Недурно, совсем недурно. Вряд ли ужин в ресторане будет стоить намного дороже.
– Большое спасибо за обед. Все было очень вкусно.
– Не за что,– на вытянутом, чуть изможденном лице официантки появилась слабая улыбка.– Может вы еще хотели что-то спросить? Обычно новички любознательны как дети.
– А есть ли в городе что-то вроде архива или библиотеки? У меня и правда много вопросов.
– Есть конечно. Информационный центр совсем рядом, буквально через пару домов.
– Еще раз огромное спасибо.
Степан хотел было расспросить официантку о том, где находится ресторан «Пальмовая ветвь», но справедливо решил, что эти знания он может почерпнуть и в инфоцентре.
Здание инфоцентра встретило его полутьмой и прохладой. Большой зал оказался битком набит столами с терминалами. В широкие лицевые панели из все того же мореного дуба были вмонтированы плоские семнадцатидюймовые экраны. По виду мониторы весьма напоминали жидкокристаллические, но утверждать наверняка Степан, конечно же, не мог. Перед каждым монитором красовалась клавиатура с русско-немецким алфавитом, напоминающая стандартную земную. Хотя нет: при ближайшем рассмотрении она больше походила на клавиатуру от старинной печатной машинки. Клавиши нажимались с заметным усилием, затем в этом запутанном механизме что-то звякало, щелкало, и лишь потом на экране появлялась буква. Степан порядком запрел, прежде чем ему удалось разобраться с системами ввода-вывода и поиска информации. Наконец, методом проб и ошибок, он нашел ответ на первый из интересующих его вопросов: как и когда, образовалась СИР (Советская Империя Рейха). А образовалась она в июле 1946 года. Не раньше и не позже. И образованием своим она была обязана ничем иным как Великой Отечественной Войне. В принципе, люди и до этой даты перемещались из нашего мира в этот. Было даже несколько общин, точнее – мини-государств. Затем произошел так называемый «демографический взрыв» во времена Великой Октябрьской Революции. И это было неспроста. Дело в том, что сам механизм перемещения эмигрантов или, как их еще называют, «выкидышей», подразумевает огромное желание человека покинуть существующий (земной) мир. А желание такое возникает чаще всего под воздействием мощных катализаторов. Одним из основных таких катализаторов и есть войны.
Каким же был моральный облик этих эмигрантов? Сюда прежде всего попадали те, кто отчаянно не хотел войны. Никакой. Большую часть таких людей составляла интеллигенция. Далее шла прослойка «преследуемых». Под эту категорию попадали политические всех мастей, которых преследовали как в военное, так и послевоенное время. Ну и, наконец, «смертники». К «смертникам» причислялись те, кому смертельная опасность угрожала непосредственно. Была ли это пуля, граната или артобстрел – человек с определенным складом психоматрицы попросту исчезал из своего мира и переносился в мир, в котором сейчас оказался и Степан. Перемещение происходило мгновенно и практически бесшумно. И, к сожалению или к счастью, абсолютно безвозвратно. Прецедентов, чтобы «выкидыш» вернулся обратно, в свой мир, попросту не существовало.
Во времена Великой Октябрьской Революции количество перемещенных возросло настолько, что восемь существующих мини-государств при всем своем желании не могли вместить всех жаждущих. А желающих было не счесть. Белогвардейские офицеры, их семьи, «кулаки», враги народа, троцкисты, деятели науки, искусства и многие, многие другие. Что и говорить – даже одному из членов царской семьи, княжне Анастасии Романовой, к великому удивлению Степана, удалось бежать. Именно благодаря ее кипучей деятельности все существующие мини-государства были объединены в одно. Называлось новообразованное государство Великой Российской Империей и, с тех пор как княжна Анастасия Романова взошла на престол, границы его расширились далеко за пределы бывших восьми государств.
А деяния сии осуществить было очень непросто, ибо сам материк кишмя кишел местными жителями – пресловутыми сиртями. Туземцы, существа абсолютно гуманоидные, вели кочевой образ жизни и отличались крайней степенью кровожадности. Были у них свои вожди, были племена. В случае серьезной опасности племена объединялись и получалась такая мощная боевая машина, устоять перед которой не мог практически никто. Никто. Не считая княжны Анастасии…
Так вернемся же к 1942 году. Этот всплеск эмиграции был последним. Последним – и решающим. Так кто же переместился сюда за годы Великой Отечественной войны? Степан, в принципе, догадывался кто. И оказался прав. «Выкидыши» были и с той, и с другой стороны. Слишком многие люди не хотели воевать, слишком многие считали эту войну ошибкой. Огромное количество народа бежало столь нетривиальным способом из концлагерей, тюрем. Много было и окруженцев. Если верить статистике, «выкидышей» оказалось свыше двух миллионов человек. Просто грандиозное число. Степан только сейчас начал понимать, откуда столько пропавших без вести появилось за время войны. Сколько семей потеряли своих отцов и сыновей, сколько человеческой скорби сокрыто в одной-единственной строчке: пропал без вести!!! А между тем люди эти были живы-здоровы. Только вот назад пути не было. Билет «выкидыша» – это билет в один конец. И точка.
К тысяча девятьсот сорок пятому году население Новой Земли (оказывается планета эта имела именно такое название) приблизилось к отметке в 3,2 миллиона. Благодаря стараниям императрицы Всея Руси благословенной Анастасии Романовой, славной дочери императора Николая Второго и императрицы Александры Федоровны (урожденная принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, четвертая дочь великого герцога Гессенского и герцогини Алисы, дочери английской королевы Виктории), все эксцессы между русской и немецкой стороной были сведены к нулю. И даже более того: сформировано новое правительство, которое мало того, что смогло удовлетворить интересы всех трех сторон, так еще и умудрилось со временем соединить в себе три абсолютно чуждых друг другу идеологии. Царизм, фашизм и социализм оказались сложены воедино, словно три части гигантского пазла.
В правительство вошли: со стороны престола – незабвенная Анастасия Романова (а к тому времени ей стукнуло уже сорок четыре года), со стороны советов – председатель нового ЦК КПСС – товарищ Гриценко, со стороны рейха – фюрер Юрген Гилленшмидт.
Примечательно, что со стороны царского дома пост в правительстве был пожизненным и передавался по наследству, а со стороны рейха и советов те же посты являлись хотя и пожизненные, но передаваться по наследству не могли. В случае смерти одного из его членов все дело решали выборы той правящей партии, которая лишилась своего лидера.
Анастасия Романова была мудрой женщиной. Личностью, возможно, намного опередившей свое время. Лишь одна она смогла спрогнозировать последствия этого шага, и теперь Империя пожинала плоды. И плоды эти не были горькими. Три абсолютно разных мировоззрения, словно животные-симбионты, сплелись воедино и повели к поистине величайшему прогрессу. Степняки, сирти, были отброшены далеко за границы Империи. Люди уже не так боялись за свою жизнь и, хотя население страны на шестьдесят четыре процента состояло из солдат, остальные тридцать шесть смогли жить вполне нормальной, цивилизованной жизнью.
Степан, читая все эти строки про райскую жизнь, наступившую на планете благодаря слиянию трех совершенно разных режимов, умом вроде бы понимал: да, такое возможно. Людей попросту приперли к стене. Не будь единого централизованного правительства – и кочевники давно стерли бы с лица земли назойливых пришельцев. Умом то он понимал, а вот сердцем принять никак не мог. Фашизм ему откровенно не нравился. Впрочем, также не нравился ему и социализм. По сути, эти режимы в его понимании являлись двумя сторонами одной и той же медали. Разница заключалась лишь в том, что Советы гноили в концлагерях свой собственный народ, а фашисты – чужой.
Не понимал он до тех пор, пока не наткнулся на мемуары самой императрицы, где черным по белому было написано: неважно какой режим стоит у руля страны, название является лишь ярлыком, этикеткой. Важны личности самих правителей, а также свод суровых, но справедливых законов, препятствующих появлению всяческой мишуры. Тех же казнокрадов, например. Еще одним признаком цивилизованного государства, писала Анастасия, является полное отсутствие бюрократического аппарата.
Чтож, с этим у них было все в порядке. Благодаря развитой компьютерной системе, а так же твердым рукам трех правителей, единственным документом для каждого жителя страны стал аусвайс, совмещающий в себе паспортные, банковские и налоговые функции.
В глазах зарябило. Степан отодвинулся от монитора и сомкнул веки. Дался ему тот фашизм! Может быть стоит принимать вещи такими, какие они есть? Особенно, если они несут благо! Если уж быть до конца объективным, слить воедино все факты, которые он узнал о положении здешних дел и сравнить их с положением дел в его стране, то хваленая демократия с позором проигрывает по всем статьям. Смогли бы алчные до поживы «дерьмократы» укрепиться на чужой, враждебной планете и при этом обеспечить людям нормальную жизнь? Ох, врядли. Ну да черт с ними. У него, Степана, дел еще просто по горло. И нечего рассуждать, а то голова лопнет как мыльный пузырь от излишка бестолковых мыслей. Вот, например: который сейчас час? А вот хрен его знает! Степан часы отродясь не носил, а мобилу посеял то ли у дружка-собутыльника, то ли таксист-прощелыга изъял, когда вытаскивал его тушу из салона такси. А Катя (так он мысленно окрестил Катрин), ясно сказала, что будет в «Пальмовой ветви» после шести. Хотя нет – чуть позже. После шести она только заканчивает работу. И где находится эта самая «Пальмовая ветвь»? Опять набивать пальцы о клавиатуру терминала было лень. Справедливо рассудив, что язык до Киева доведет, Степан оторвал взгляд от изрядно набившего оскомину монитора и вышел на свежий воздух. Воздух его ожиданий не обманул: и правда оказался свежим, как шестнадцатилетняя девчушка. Хоть ешь его, хоть пей полной грудью – все едино!
– Уххх, хорошо!!!
Размяв занемевшие мышцы, Степан двинулся по улице, высматривая витрины магазина, где можно было бы купить такое чудо техники как часы. Наконец он нашел то, что искал: небольшой магазинчик с крошечной витриной, в которой выставлены были вещи настолько несовместимые, что поневоле брала оторопь. К примеру, рядом с бритвенным набором (в коробке был помазок, нож для бритья и круглая баночка то ли с пеной, то ли с жидким мылом), красовался деревянный каркас с натянутыми на него женскими трусами весьма впечатляющего размера. По соседству, на красной бархатной подушечке, возлежал револьвер. По виду он был почти новый. И там же, рядом, блестела луковица часов – точь в точь как в старинных фильмах: круглые, на цепочке. Циферблат прикрывается золотой (или позолоченной) крышкою. А сверху, надо всем этим великолепием, красовалась надпись: «Скобяные товары Сары Арнштейн». Ну надо же! Что имя, что фамилия, показались Степану откровенно еврейскими и он, донельзя заинтригованный, толкнул хлипкую дверь.
Магазин и вправду изобиловал всем. Ну или почти всем. И вовсе не беда, что каждая вещь была едва ли не в единственном экземпляре. Как те же часы, например.
Познакомился Степан и с хозяйкой. Да и как было не познакомиться? Ведь сия дородная дама занимала как минимум четверть от площади самого помещения. Обрюзгшее, одутловатое лицо, складки жира, ниспадающие на шею, черные как смоль вьющиеся волосы и живые, весьма выразительные, глаза. Дама щеголяла в коротком темно-коричневом платье с натянутым поверх него белым передником – ни дать ни взять школьница на выпускном! У него отчего-то возникло стойкое ощущение, что нижнее белье, выставленное на витрине, принадлежит именно ей. И все-таки, как ни странно, вызывала эта женщина скорее симпатию.
– Тебе чего? – спросила она без обиняков на чистейшем русском.
– Часы. Ну и бритвенный прибор, пожалуй.
– И все? – дама залилась таким раскатистым, громоподобным смехом, что витринные стекла задребезжали, а невзрачный серый зверек, что сидел в подвязанной к потолку клетке, тихонько пискнул, упал на дно и больше не шевелился. Похоже, у бедняги было что-то неладно с сердцем.
Вдоволь насмеявшись, дама выбралась из-за прилавка, приблизилась к изрядно струхнувшему Степану и обошла того со всех сторон.
– Ишь ты, боец. В партизаны небось записался?
