Читать книгу: «Театры Тольятти. Том 2», страница 14

В мае – как всегда

Программа фестиваля «Майские чтения», открывающегося в эти выходные, за последнюю неделю видоизменялась и уточнялась как минимум три раза. Тем не менее в ближайшие восемь дней с момента открытия фестиваля зрителю предстоит испытание его человеческих возможностей: программа этого года все так же насыщенна по максимуму.

Бодрее!

XVI международный независимый фестиваль драматургии, театра и современного искусства открывается 28 мая в Театральном центре на Голосова, 20. Традиционно фактически все дни фестиваля будут проходить читки, открытые репетиции и премьеры постановок тольяттинских драматургов – Вадима Леванова (художественного руководителя фестиваля), Вячеслава Дурненкова, Юрия Клавдиева. Часть программы будет уделена сценическим проектам совместно с театральной группой «Человечкиgroup» (ТГУ), театром «Вариант», «Цехом драматургов» (драматургическая мастерская «Голосова, 20») и другими.

Эстетический спектр мероприятий весьма широк. К примеру, можно разнести на два полюса арт-проект «Собрание картин» (пастели Марины Шляпиной, тексты Елены Каревой, музыка Вячеслава Куй-Беды) и, скажем, вечер инвективной лексики «Табу» (вне программы, только для взрослых!), начинающийся в 10 вечера и скомпонованный из стихотворных, песенных, драматургических и кинематографических составляющих.

Организаторы не обошли стороной и практику так называемых «полуденных бесед» на Голоcова, 20. Тематика их весьма любопытна. Обычно они проходят не в форме круглого стола, а в виде банальных чаепитий с беседами о том о сем. К примеру, вот таков круг обсуждаемых проблем: «Чернуха, гламур или третий путь», «Театромахия: война драматургов и режиссеров. Без перемен», «Купите нас, пожалуйста!» (раздумья о коммерческом искусстве). В рамках этих же «бесед» пройдут встречи с театральными критиками Майей Мамаладзе (Москва) и Яной Росс (Йель, США). Думается, не останется незамеченным и практический семинар по актерскому мастерству Алексея Слюсарчука (Санкт-Петербург), который называется «Я» – как способ существования». Проходить он будет в течение двух дней в Театре юного зрителя.

Во все дни фестиваля ожидается обширная кинематографическая программа: это и ленты 1-го московского фестиваля коротких фильмов «Действительное кино», демонстрация anime-видеоклипов OniX Studio (Тольятти), материалы московского уличного фестиваля видеоарта «Пусто».

Зритель в Театральном центре на Голосова, 20 прикормленный, на всех мероприятиях среди публики неизменно видишь фактически одни и те же лица, но вот на спектаклях питерского театра «Особняк» и московского «Театр. dос» бывают переаншлаги не только поклонников альтернативного искусства.

Еще бодрее!

Театр «Особняк», к примеру, представляет Лао-цзы «Дао-Дэ цзин» в сценической версии культового питерского драматурга Клима, написавшего пьесу, в которой использовал тексты примерно двадцати глав книги-основы даосизма и комментарии к ним. Текст «Дао-Дэ цзин» воспроизведен в переводе Малявина, известного российского востоковеда. Кроме того, в пьесе есть оригинальный текст Клима, позволяющий, по мнению автора, рассматривать древнюю китайскую мудрость в современной ситуации. В качестве героя драматургом выбран рассказчик (Автор-исполнитель – Алексей Слюсарчук), вместе со зрителями пытающийся пройти по пути, загадочно и довольно туманно изложенному китайским философом. Небольшое предупреждение: спектакль длится 3 часа 30 минут с двумя антрактами. Расслабьтесь и получите удовольствие.

Бодрее некуда

«Театр. dос» на этот раз покажет тольяттинским зрителям целых три постановки. Спектакль «Яблоки земли» режиссера Аглаи Романовской поставлен по пьесе Екатерины Нарши. Этот проект создавался по материалам, собранным в женской колонии строгого режима ИК-6 Орловской области. Он возник после серии занятий по экспериментальному театру и драматургии, проведенной с заключенными в 2002 году. Спектакль состоит из семи десятиминутных новелл, ничем между собой не связанных. Подобно фильмам Дэвида Линча все новеллы ведут к одной, основанной на истории заключенной, отбывающей срок за попытку убийства своей матери.

«Преступления страсти» Галины Синькиной (она же является режиссером постановки и играет одну из ролей) тоже, несомненно, взбодрят публику. Главная героиня спектакля – москвичка, режиссер по профессии – собирается совершить преступление, чтобы поставить на колени рокового мужчину, другого выхода из своей тяжелой любовной драмы она не видит. Советы ей дают мужеубийца и рецидивистка Ольга и бывшая любовница главаря крупной банды Бибинур. И похоже, что с помощью этих советов героиня действительно сможет совершить невозможное. Она получила тайный ключ: оказывается, заставить себя любить возможно!

Спектакль Ольги Лысак «Красавицы» (драматурги – Владимир Забалуев и Алексей Зинзинов) – премьерный в «Театр. dос». В нем заняты около двадцати актеров, и анонсировать мы его не будем, поскольку спектакль является главным сюрпризом фестивальной программы «Майских чтений». Любите шок и никому не нужные неожиданности – приходите. Особо любопытные, конечно, могут покопаться в интернете, но это уже от лукавого. Сюрприз так сюрприз.

Словом, о предстоящем событии мы можем рассказать до обидного мало: все нужно увидеть своими глазами. Напоследок следует лишь упомянуть, что несколько дней в сквере театра «Колесо» будут демонстрироваться фильмы московского уличного фестиваля видеоарта «Пусто». Также в фойе Театрального центра на Голосова, 20 все дни фестиваля будут экспонироваться новая фотовыставка Елены Кочевой и выставка работ студентов кафедры дизайна ТГУ и ТГАС.

ТО №91 (1243) 25.05.2005

От любви до ненависти – один акт

Каждый находит в фестивале «Майские чтения» то, что он ищет. Правда, чтобы отсмотреть всю программу, нужно быть или безработным, или студентом, сдавшим сессию, или просто взять отпуск на весь период фестиваля.

Если учитывать, что за восемь дней ХVI Международного независимого фестиваля драматургии, театра и современного искусства «Майские чтения» перед зрителями ежедневно проходили от четырех до восьми различных программ (спектакли, читки, показы, поэтические, музыкальные выступления, фото- и художественные выставки, видеоарт), то немудрено, что даже не все участники фестиваля сумели отсмотреть все его события в полном объеме. Взяв данное условие в качестве оправдания, мы также не возьмемся делать доскональный анализ недавних событий, а расскажем лишь о наиболее примечательных моментах минувшей недели.

Не в деньгах счастье

Следует вспомнить, что со дня возникновения фестиваля всю его расходную часть влачил на себе основатель (ныне президент) «Майских чтений» Владимир Дороганов. С момента, когда к проекту активно подключился драматург Вадим Леванов (ныне художественный руководитель театрального центра на Голосова, 20 и арт-директор «МЧ»), фестиваль заметно изменил формат, увеличился в хронометраже и в количестве событий и участников. Финансировать эту неприподъемную массу одному человеку становилось все труднее. В этом году, по утверждению Дороганова, в связи с его личными финансовыми сложностями фестиваль был на грани срыва. Спонсоров привлечь не удалось, но зато впервые ощутимую поддержку оказал департамент культуры (речь идет примерно о 80—90 тысячах рублей). Это отрадно вдвойне, если припомнить довольно резкую реплику директора департамента Владимира Колосова, сказанную им несколько лет назад в эмоциональном запале: «Мои дети никогда не станут зрителями театра Леванова!» Ну, что было, то было. Колосова в театре не видно до сих пор, но после победы группы драматургов и актеров с Голосова, 20 в ряде российских и европейских фестивалей, получения престижных премий и постановок на столичных сценах отношение чиновников от культуры как к фестивалю, так и к его участникам и организаторам изменилось. Участие в создании позитивного имиджа города, знаете ли, никто мимо своей отчетности не пропустит.

Ностальгия по «Жрачке»

Нынешний фестиваль по понятным причинам в основном был представлен проектами тольяттинских участников. Тем не менее в его работе были задействованы около сорока иногородних гостей (в том числе из Санкт-Петербурга, Москвы, Грузии, Чехии, США). Некоторая доля участников, прибывших своим ходом и за свои средства, точному подсчету не поддается. Столичные театралы утверждали, что фестиваль можно проводить и без спектаклей. Главное – живое продуктивное общение. Провинциальные представители, наоборот, сетовали, что в основном фестиваль застыл на эскизной, лабораторной стадии и от эксперимента все никак не перейдет к масштабным репертуарным постановкам. Истина где-то посередине. Если она вообще есть. Середина.

Не удалось обойтись без упрека, что, дескать, из года в год в фестивальной программе задействованы в основном одни и те же творческие силы – как местные, так и иногородние. Этот момент смущает меньше всего. Тольяттинцы за каких-то пять лет сформировали своеобычную драматургическую школу, известную теперь в фестивальной России (не во всей России, подчеркиваю, а именно в театрально-фестивальной) и за рубежом. А насчет иногородних лиц, мелькающих из года в год… Что сказать?.. С превеликим удовольствием еще бы раз, другой, третий посмотрел постановку питерского «Такого театра», где в «Дневнике балерины» блистала моя любимая Наташа Пивоварова (солистка и автор текстов группы «Колибри»). Два года назад питерский же театр «Особняк» с режиссером Алексеем Янковским привез в Тольятти ураганный спектакль «Активная сторона бесконечности» с Александром Лыковым в главной роли (Казанова из сериала «Менты»). А прошлогодний визит московского «Театр.doc»? Я видел зрителей, у которых просто снесло крышу после их «Большой жрачки». Ну почему бы все это не увидеть хотя бы еще раз? Или, быть может, не то же самое, но созданное теми же людьми?

Хобот. Обрезанная версия

Итак, о некоторых событиях, увиденных ныне.

Две тольяттинские постановки собрали полные залы (что неудивительно). Открывал фестиваль авторский проект Михаила Дурненкова «Последняя репетиция». Девчонки-актрисы на сцене в стилистике «документального театра» играли самих себя, обсуждая межличностные отношения, своего режиссера, знакомых. Каково было после этой умилительной бытовухи наблюдать их в рубке космического корабля! Режиссер театра «Вариант» Галина Швецова представила зрителям спектакль по пьесе Вячеслава Дурненкова «MUTTER»: персонажи то ли в сумасшедшем доме, то ли в коммунальной квартире то в дурашливой, то в трагической форме обсуждают абсурдные, но от этого не ставшие менее человеческими и нравственными вещи. Правда, без инопланетного разума не обошлось и тут.

Модную драматургическую тенденцию за авторством модного драматурга Евгения Гришковца представил режиссер Алексей Якиманский (театр «Сад», Похвистнево). Ха! – вы скажете. – Какое-то Похвистнево! Но попробуйте хотя бы в областном или районном городе поставить пьесу «Зима». Да вас после шумного зрительского успеха попросту закроют. Представьте: два диверсанта сброшены над зимним лесом, они должны взорвать некий объект, но приходит Снегурочка, и белая горячка наяву, а не во сне накрывает персонажей, под конец превратившихся в своих маскхалатах в зайчиков из детского утренника.

Дипломная работа режиссера Павла Басова по пьесе Павла Ханова «Две двери» (Петербургская государственная академия театрального искусства) в первые мгновения вызвала отторжение, родив ассоциацию с банальным студенческим театральным этюдом. Но по мере развития событий зал и сам разгорался вместе с героями. Два персонажа, он и она, ожесточенно выясняют отношения, споря, в какую им дверь выйти, в какую войти. Весь спектр отношений – от непримиримой ненависти до страстной любви – в мгновение пролетает перед глазами.

В предпоследний день фестиваля на спектакль «Театр.doc» «Красавицы» зрителей набилось под завязку. Пьесу Владимира Забалуева и Алексея Зензинова, написанную на документальной основе в стилистике «Verbatim», поставила Ольга Лысак (она же и сыграла одну из ролей). Но многих интеллектуалов привлекли не тема или литературный материал, а участие в проекте Сергея Глушко, сиречь – Тарзана, мужа поп-певицы Наташи Королевой. Над подобным специфическим вниманием к спектаклю можно было бы позлорадствовать, но Тарзан был весьма органичен в отведенной ему роли и после спектакля признался, что как раз мужчины и должны быть обрамлением женщин, а не наоборот.

Мы, конечно, в своем рассказе непростительно пропустили львиную долю примечательных событий фестиваля, но ведь для того, чтобы иметь представление о слоне, порой достаточно лишь подержаться за его хобот. Совместная работа на тольяттинских площадках и местных, и иногородних, и зарубежных участников показывает, что тольяттинская драматургическая школа прекрасно влилась в общероссийский и общеевропейский формат. Тому свидетельство – участие приглашенных коллективов: спектакли наших авторов, больше известных все же в столицах, вызывали ничуть не меньший интерес и отклик, чем постановки иногородних коллег. Так что еще вопрос – кому на кого равняться.

ТО №101 (1253) 08.06.2005

Секс надоел. Захотелось любви

Питерский режиссер Алексей Янковский возвел свое ремесло в ранг подвига. Его кратковременный визит на недавно завершившийся тольяттинский фестиваль «Майские чтения» произвел и на зрителей, и на собеседников огромное впечатление.

Два года назад на те же «Майские чтения» визит Янковского был более продолжительным. Еще бы: Алексей привез четыре своих спектакля, поставленных на базе Санкт-Петербургского театра «Особняк». Провинциальный город с его все еще патриархальными представлениями о театре вывернуло наизнанку, когда он увидел теперь уже всемирно знаменитые и олауреаченные спектакли по текстам культового питерского режиссера и драматурга Клима – «Активная сторона бесконечности» и «Я… она… не я… и я…» Алексей Янковский словно заново изобретает театр, открывая зрителям глаза на неизведанные ими стороны этого явления: бешеная энергетика, идущая со сцены, заряжает на долгие годы. Неудивительно, что каждый спектакль Янковского сразу же приковывает внимание публики и прессы, в обязательном порядке завоевывает различные призы на всевозможных фестивалях.

В этот раз в программе «Майских чтений» должна была присутствовать премьерная постановка по пьесе Клима «Кабаре «Бухенвальд», но по ряду субъективных причин хит сезона тольяттинский зритель не увидел. Словно в оправдание Янковский показал кинофрагмент этого спектакля (зрители плакали и аплодировали!), но перед этим устроил читку-показ текста «Одна ласточка не делает весны» анонимного автора, чеченца-бизнесмена, проживающего в Питере. На едином импульсе, на крике получасовое действо превратилось в секунду, в финале зрители просто застыли от ужаса. Чуть позже я подошел к Янковскому и выразил свое восхищение словами: «Алексей, я тебя ненавижу». Кто бы сомневался, что с этим человеком было о чем поговорить.

Воскрешение покойника

Корр.: В 2006 году выходит новый закон, по которому все учреждения культуры переходят на полную самоокупаемость. Сможет ли выжить в этих условиях российский театр?

Янковский: То, что вся система переходит на самоокупаемость, это вранье, миф; все хотят сохранить за собой власть и государственные деньги, Никто из чиновников, в том числе директоров театров, не пойдет на то, чтобы потерять государственные деньги, они будут драться за них насмерть. Что касается меня, то я давно существую автономно, и решения государства меня никак не касаются, Я считаю, что все театры должны закрыть для того, чтобы театр стал снова востребован сам собой, потому что продолжать ту жизнь, которую ведут театры, – это все равно что продолжать закапывать и откапывать покойника. Конец света – дело строго индивидуальное: один свет закончился и наступил второй. Люди очень разделились между собой, у них нет связи: некоторые живут на том свете, а эти – уже на этом. Конечно, не будет понимания. А что касается механизма, это будет борьба: сначала делят материю, когда идет распад, а потом делят дух. Никто не спрашивает, куда тратятся государственные деньги и почему, не умея идеологически руководить театром, эти люди превращают мой народ в быдло. Я хочу у них спросить: кто им дал право? Я против государственных театров. Государственные театры – это миф, поддержанный государственными деньгами.

Бухенвальд внутри нас

Корр.: При некоторых театрах существуют попечительские советы, которые говорят: не надо нам ваших интеллектуальных заморочек, нам бы что-нибудь попроще, какой-нибудь водевильчик, для народа что-нибудь такое, чтобы все понятно было.

Янковский: Толпа не является зрителем, зрителя нужно воспитать заново. Я согласен, пусть делают что хотят, но за свои деньги, если речь идет о государственных театрах. Когда кто-то делает что-то за свои деньги, это не обсуждают. Театр на сегодняшний день не нужен, потому что наши правители сами шоумены. Тогда нужны зрелища, чтобы увести народ от каких-то проблем. Знаешь, чем отличается сюжет «Принцессы Турандот» Гоцци от сюжета Брехта «Принцессы Турандот»? У Брехта чиновники, разворовавшие годовой запас зерна, сидят и решают, что президентом будет тот человек, который объяснит народу, куда делось зерно. Так вот, у нас – замечательный президент! Чиновники его выбрали, потому что он может объяснить народу все: почему утонула лодка, где зерно. Брехт, к сожалению, писал не о своей современности – он описал наше будущее. В этой жизни будущего нет. Как в театре: в результате предлагаемой игры должны поменяться обстоятельства. Ты можешь стать моложе, старше, богаче, беднее, ты можешь поменять место жительства, но это не будущее, это смена предлагаемых обстоятельств, потому что будущее – это где-то там. Никто не думает о будущем. Театр же готовит человека к смерти. Это поколение не хочет уходить, они не хотят стареть, они подтягивают лица, они не отпускают нас никуда, потому что они не могут вступить в самую последнюю фазу человека, они не могут полюбить смерть. «Смерть – это самая сильная страсть человека, ибо она – последняя». Человек начинает жить очень поздно: сначала он оправдывает чужие надежды, поступает как все, потом никто не помогает человеку сделать выбор, и он выбирает сам свою жизнь. Он может даже порвать все связи и уйти. Мы иногда путаем действительность с настоящим, потому что настоящего сколько было, столько и осталось, а действительность – она меняется. Та же Земля – на ней всегда так: люди не устроены, но должен быть выбор. Понимаешь, что такое театр? Я не знаю, анекдот это или нет, есть четыре категории людей на Земле: те, кто пошел туда на повышение, там все хорошо, кока-кола, вода из крана льется; есть, кто пошел на понижение, их сослали на Землю – им все ужасно здесь, они страдают, мучаются; есть командировочные, которые призваны что-то сделать, вот террористы – это люди с целью; и есть местные – они давно тут живут, они чемоданы могут поднести, ты начнешь что-то делать – они помогут, для них ничто не представляет культурных ценностей, когда разбирают памятники из меди или проволоку сворачивают медную с троллейбусных проводов, то это местные. Это же железо! Для них это нормально, понимаешь. Так вот, театр призван объединить все эти четыре категории. Местный должен посмотреть спектакль, прийти и как врезать своему сыну в ухо, сказать: «Памятники – не трогать!» Сын спросит: почему? «Не знаю! Человек про них говорил. И какой человек!» Тогда театру люди будут благодарны за то, что он научил их видеть нечто большее, чем жизнь. Нечто большее, чем действительность. Театр говорит о чувствах, которые человек не в состоянии пережить на Земле, но переживает актер. Как человек не в состоянии пережить настоящую любовь, для него это драма, но театр показывает на сцене, говорит: старик, не надо, не надо! У тебя есть девушка – иди, женись на ней. Не проси у Бога то, чего ты не можешь знать, ты же еще в теле, ты же не птица небесная. Самое трудное – это смотреть на красоту, я тебе скажу. Ты приучаешь душу к чему-то. Ты можешь иногда ходить в картинную галерею и ничего не понимать. Для твоей сегодняшней жизни это не будет иметь никакого отношения, но это будет иметь отношение к твоей бессмертной душе. Но это вопрос: веришь ли ты в бессмертную душу? Потому что настоящее, хорошее государство – это правильное соотношение в нужном месте и времени материи и духа. Если меньше материи – больше духа. Как при советской власти: было мало материи, но были абсолютно духовные люди, ты посмотри. И вера в них была. Вера же не связана с религией, они верили в завтрашний день. Третьей войны не будет, потому что история начинается заново. В первую империалистическую делили материю, был передел мира, Антанта пришла забрать долги. А вторая была между несостоявшимся художником и несостоявшимся попом, потому что первая профессия накладывает отпечаток. Почитайте «Коммунистический манифест», там же все взято из Библии: человек человеку друг, товарищ и брат, у них не было других примеров. Я тут недавно наткнулся на фразу: «Если ты отказываешься от подвига, ты отказываешься от жизни». Сравните: «В жизни всегда есть место подвигу». Абсолютно было духовное общество. Не справились попы – коммунисты взяли идеологию в свои руки. Так и сейчас. Все существует само по себе: люди чего-то ждут и ничего не делают. «Мы надеемся». На что вы надеетесь? Я сегодня показал кусочек фильма из «Кабаре «Бухенвальд», где певица, которой в перерывах между музыкальными номерами разрешили говорить, рассказывает о Бухенвальде: «Они же ни разу не бунтовали там. Все дело в том, где ты ждешь своей участи: в Бухенвальде или здесь». Она говорит, что однажды зашла в супермаркет и там увидела в аквариуме ждущих своей участи рыб, и подумала, что первыми умрут те, кто понравился, – большие и красивые. Театр – это энергия. Понимаешь, если ты можешь писать что-то в стол, то театру нужна публика, театр должен быть услышан. А государственный театр сейчас калечит нашу публику и калечит актеров, они потом не способны ничего слышать и понимать. Поэтому у нас в Питере существует мастерская АСБ, она называется «Мастерская по реабилитации актеров государственных и академических театров драмы». Нами поставлен уже пятый спектакль. Вот «Кабаре «Бухенвальд» – с ведущей актрисой Рижского театра русской драмы Татьяной Бондаревой. Если ведущие актрисы приезжают, достают деньги и занимаются собственными проектами, значит, что-то неладно в Датском королевстве. Просто так деньги не платят, особенно такому типу, как я. Мне они не просто достаются.

Троечник – это отстой

Корр.: Некогда громогласно заявлялось, что Советский Союз является самой читающей страной. А просто у человека не было возможности куда-то съездить, где-то отдохнуть, увидеть мир. Даже телевизоров-то толком не было, только книги. Нынче фактически все возможности появились. Возник интернет, кинематограф превратился в отдельную бизнес-систему. В свете информационного бума не умрет ли театр, кому он будет нужен?

Янковский: Театр не умрет никогда. Первое упоминание о смерти театра мы встречаем у Гераклита, который порицает новые нравы. Старик, знаешь, сколько лет прошло? Это было тысячу лет до нашей эры! Если есть смерть, значит, есть рождение. Театр – это социальное явление. Пока есть государство – будет театр. Потому что художник – это оппозиция, настоящий художник всегда против.

Корр.: Я наблюдаю за тем, что происходит в театре – не в Америке, а, скажем, в Западной Европе…

Янковский: Америка – материальная страна. Но там придумано такое количество аттракционов для размыкания, даже если у тебя нет денег, тебе дадут, чтобы ты покатался. В России с ее мышлением никогда не будет капитализма. Я сейчас был в западных республиках, в Эстонии, и там я ясно осознал – никогда. Для нас это пока просто является игрой. Дети играют. Нока они выгнали учителей из школы, заняли все кабинеты, у нас в правительстве двоечники сидят…

Корр.: Ну, не двоечники – троечники.

Янковский: Для меня двоечник лучше, чем троечник, это звучит как комплимент. Троечник – это отстой. Они не хотят по-старому, но они не понимают, как по-новому. То, что происходит в стране – это протест. Еще не было реакции на слом, все пока идет по течению. Сколько это продлится, не знаю. Но я понимаю, что все конечно. Никто ж не предполагал, что советская власть рухнет. Но если рухнула эта железная стена, все остальное – временное в жизни и преходящее. Повторю, что театр должен говорить о настоящем: о том, что было, будет и пребывает всегда с человеком. То, что делает человека человеком, дает ему самоощущения и то, что заставляет человека не бояться смерти. Нужно любить все проявления – рождение, смерть, чтобы человек понимал, что его миг пребывания на Земле очень краток. Есть две позиции для человека, приходящего в этот мир, смотря что ты выбираешь: мир прекрасен, все создано для меня, и я буду им пользоваться, и второй взгляд на жизнь – мир прекрасен, что я должен в нем сделать еще? Это выбор человека, не бывает много выборов, человек всегда выбирает только между двумя вещами – между добром и злом. Так было, есть и будет. Может, это банально, но это так.

Порнография принимает закон о порнографии

Корр.: Среди молодых режиссеров пошла такая тенденция – вдруг стали ставить русскую классику, причем не в авангардном прочтении, а в первозданном виде.

Янковский: Секс надоел. Захотелось любви.

Корр.: Как же может секс надоесть?

Янковский: Я раньше не понимал, что такое порнография, а потом прочитал словарь: оказывается, порнография не относится к мужчине и женщине. Любое изображение процесса, а не сам процесс является порнографией. Секс никогда не заменит чувства и отношения. Это механический процесс, и никакие урологические клиники не помогут, потому что любовь – это тайна. Почитай Шопенгауэра, там написано, что если женщина может обманывать мужчину, то мужчина не может обманывать женщину. Если женщина может переспать с десятью мужчинами подряд, то мужчина не сможет переспать с десятью женщинами, это связано с духом, и все эти клиники – они лечат от воздуха. Никто не знает механизма, потому что это божественные вещи и о них нужно говорить божественно. Член является божественным: пасха в форме члена. Почему я говорю, что в правительстве школьники: они как дети, которые начинают заниматься глупостями и вне себя, и на себе. Они называют святые места глупостями, они начинают стыдиться и от этого начинают делать постыдное. Театр должен научить человека не стыдиться всех вещей. В аду судят за несодеянное, а за содеянное – правым судом, тебе дают возможность оправдаться. Есть такой анекдот. Человек попал в ад, а там – шалман такой, кафе классное, просто Голливуд. Он спрашивает: это ад? Ему говорят: да. А где, говорит, вилы, сковородка? А, старик, – говорят, – это за углом, для верующих. Смотря что ты выбираешь. Я хочу – для верующих. Я хочу, чтобы собрали суд и спросили меня, зачем я все это делаю? Потому что все конечно в жизни, я понимаю, что однажды придется расстаться с этой жизнью, с вами и вообще со всеми. Но я хочу там встретиться со своими и хочу отвечать не за чужие поступки, я хочу отвечать за свое. Хочу получать три рубля, но свои – за то, что я умею, за то, что я знаю, и так далее. Сейчас все вдруг поняли, что все, чему их учат современные учителя – это профанация, чего-то глубокого там нет, дети это чувствуют, и они потянулись к классике. Пусть это будет пока несовершенно, но я готов это потерпеть. Когда меня сейчас спрашивают: какая может быть концепция? Или ты живой, или ты мертвый – вся концепция. Есть анекдот, его никто не может напечатать. Когда спрашивают, какая у меня концепция, для моего театра, я всегда его рассказываю. Два рыбака ловят рыбу на берегу, один старый, другой молодой. У старого клюет одна за другой, а молодой не может поймать ни одной рыбы. Он тогда спрашивает: «Ты на что ловишь?» – «На червя». На следующий день пошел, накопал червей, и опять у него не клюет. У старого – одна за другой. «А сегодня на что ты ловишь?» Он говорит: «А сегодня – на мякину». – «Старик, а как ты определяешь, как ловить – на червя или на мякину?» – «Понимаешь, я встаю утром. Если у меня член смотрит направо, я на мякину ловлю. Если налево, я на червя». А молодой спрашивает: «А если ты просыпаешься, а он у тебя стоит?» А старый ему говорит: «Так на фига тебе рыбалка?!» Нынешнее состояние напоминает мне ситуацию, когда волки принимают закон, что нельзя резать овец. Дума является на сегодняшний день порнографией: они там ничего не делают, они изображают процесс. Как порнография может принимать закон о порнографии? Это все равно что запретить льву есть мясо.

Корр.: Секундочку… Народные избранники… Мы их избирали…

Янковский: Какие? Вы что, сумасшедший? Кто дал этому народу право решать? Он сам не знает, чего он хочет! Ему сейчас можно навязать все. Вы что?! Это трагедия России. Я не знаю, какой был Сталин, но сейчас заставь эту страну работать. Сталину досталась такая разруха… Все привыкли: гражданская война, убивают, грабят, вся жизнь была шалман. В этой стране 90 процентов людей потеряли профессию. Когда понадобились бандиты, бухгалтеры и юристы, все стали бандитами, бухгалтерами и юристами. Спрашивается: а кто будет работать, ребята? Я работаю; потому что я боюсь потерять профессию, потому что я понимаю, что она нужна. Это и есть моя вера. Кто будет поднимать здесь промышленность, когда потребуется? Или это будет второй Китай, Вьетнам? В нашу страну скинут все производство.

Корр.: Лучше Китай, чем Вьетнам.

Янковский: Это другое дело. Ну, тогда я эмигрирую.

Корр.: Это боязно.

Янковский: Да, потому что Вьетнам уже проигрывает эту стадию.

Корр.: Мы говорили о программных заявлениях.

Янковский: Я могу сказать, что на сегодняшний день все разговоры о театре бессмысленны. Театр мертв, но мы-то с тобой живы. Наше счастье в том, что мы можем очень простые вещи открывать людям заново. Ты помнишь земное ускорение – 9,9? С этого и начни. Мир нужно открывать людям заново – он рухнул. Но он такой же, понимаешь? Как так: театр мертв, но мы живем. И это радует. Театр должен быть в каждом из нас, тогда он снова будет. Мы – хранители, мы должны пронести его сквозь смутное время, взять зерно и посадить его, когда для этого будет почва. Сейчас все заявления о театре и сам театр беспочвен. Мы можем только разговаривать о зернах, которые мы можем посеять, мы можем разговаривать о будущем.