Читать книгу: «Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья», страница 6
В комнате зазвучала мелодичная музыка, тёплые руки Уты легли на её поясницу и принялись осторожно поглаживать спину от позвоночника к бокам. Сон подступил мгновенно и так незаметно, что Лите показалось всё происходящее реальностью.
Чёрное, бесконечное пространство окружило её. Где-то вдалеке неясной, мерцающей пылью светили звёзды.
– Здравствуй, Лита, – силуэт женщины появился неожиданно и из неоткуда.
– Здравствуй, великая богиня, – Лита подумала, что не мешало бы и поклониться, но решила не делать этого.
– Я слышала, как ты обращалась ко мне. Ты подозреваешь в надвигающейся беде двух подростков из Азулахара. Что ж, всё может быть. Говорят, Золотая книга не врёт, ну, разве что ты неправильно задала ей вопрос.
– Тогда Арриго угрожает страшное бедствие. Мой друг, Иван Стрижевский, рассказал о том, как в этом мире подобная болезнь убивала миллионы. Да и в другом мире, в далёкой древности, была чума. Но её победил человек, наделённый знанием.
– Я помню, Лита, – задумчиво проговорила богиня. – Но тогда болезнь возникла сама по себе. А сейчас – она клинок в руках жаждущих мести. Даже если наделённые знанием целители вновь создадут от неё лекарство, они успеют спасти лишь себя и тех, кто рядом.
– Только ты можешь спасти их. Теперь, когда угроза ясна, сделай же что-нибудь. В конце концов, выжги огнём Азулахар… весь Асул. К чему жалеть несколько тысяч, если их смерть спасёт миллионы.
– Ты забываешься, Лита. Да, меня называют богиней смерти. Но это только потому, что кое-кто, встретившись со мной за гранью, вернулся назад. И это не значит, что я способна на бессмысленное, бездушное убийство.
– Но тогда…
– Знаю, человек, знаю. И это неизбежно. Можешь считать это божьей карой. Кому как ни тебе знать, что азулахарцы имеют право на месть. Но не спеши обвинять меня, что я прихотью своей обрекаю на смерть миллионы. Я помогу победить болезнь. Кто-то погибнет, кто-то навсегда останется калекой, но мир уцелеет, люди останутся в нём и, быть может, через несколько десятков лет забудут о джуммэ.
Силуэт богини растворился в сером тумане, звёзды померкли и… Лита проснулась и увидела перед глазами обутые в шлёпанцы ноги Уты.
9
Ярко горевшие на люстрах свечи и чистота преобразили мрачный подвал. Бока керамических посудин весело поблёскивали глазурью, бронзовые ланцеты светились глубоким, жёлто-красным сиянием. Через прочищенные вентиляционные каналы ушёл затхлый запах склепа.
Довольный ан-Химеш совсем забыл о своей ране. Он сидел в удобном, принесённым Нишерле из его покоев, кресле и запоем читал сложенные стопками на столе рукописи его предков. Откровения открывались за откровениями. Здесь оказалось много чего непостижимого. Не только трактат о джуммэ, подробно рассказывающий о её возникновении и методах лечения.
В особый восторг целителя привела рукопись, где рассказывалось как из особо обработанных стёкол сделать приспособление, позволяющее увидеть мельчайших живых существ. Тех самых, из-за которых появляются болезни, хотя ещё многие в Арриго считали, что болезнь есть вселившийся в тело злой дух.
Читать это богатство можно было бесконечно, но ан-Химеш усилием воли заставил себя уделить внимание лишь одной рукописи, рукописи о джуммэ. Именно она дополняла уже прочитанный дневник, поясняла непонятные моменты и исправляла неточности. Уже на первой странице мудрый предок предупредил о страшной опасности, которую несла в себе эта болезнь, и рассказывал о заготовленных впрок лекарствах. Как оказалось, всё это множество сосудов ни что иное, как средства против джуммэ – вытяжка из грибов и из крови. Писалось, что эти лекарства могут храниться в особо сделанных сосудах сколь угодно долго, и даже через пять сотен лет их действие будет неизменным.
Особое внимание ан-Химеш обратил на способ их применения. Он выяснил, вытяжка из грибов помогает спасти жизнь уже заболевшего человека, а вытяжка из крови придаёт организму стойкость и не даёт заболеть вообще. Поразительно! Целитель сразу подумал – ведь можно же сделать такие вытяжки и для лечения других болезней, и тогда человек станет недоступен ни одной из них.
Старика волновало: на какое количество человек хватит хранившихся в подвале средств. Оказалось, что они могут спасти от смерти два, а то и три крупных города Арриго. Что ж, довольно много, но… Тонкие, коричневые пальцы перевернули несколько страниц, пробежались по строкам. Так и есть, вот он, способ приготовления. Сложно, но вполне выполнимо. Надо будет попросить Бэудишу, чтобы нашла женщин, готовых помочь ему в этом деле. Вот только сначала каждый, без исключения, азулахарец должен обезопасить себя вытяжкой из крови.
В тот же день Нишерле бросил по городу клич – все, кому не безразлично будущее, кто хочет дать отпор врагу, должны придти на площадь к развалинам дворца кишара на следующий вечер.
А этим вечером ан-Химеш, Нишерле и Бэудиша собрались за столом в своём доме. Юноша вновь принёс несколько рыбёшек, девушка принесла овощей и зелени со своего огорода, а старик достал из тайника бутыль с вином.
– Оно было разлито в год падения Асула, – задумчиво проговорил целитель, смотря, как льётся в кубок рубиново-красная жидкость. – С тех пор я не слышал, чтобы в Азулахаре кто-то делал вино.
– Быть может, всё ещё наладится, – отозвался Нишерле.
– Нет, дружок, не наладится. Если только ты не найдёшь способ вернуть на место защищавшие нас скалы.
– Хватит вам, ешьте, – проворчала Бэудиша.
В этот раз ан-Химеш почти не почувствовал боли и с аппетитом съел свой кусок рыбы, заботливо очищенный от костей, и запил бульоном. Затем сделал несколько глотков терпкого, несладкого вина. Хмельная жидкость растеклась по телу тёплой, расслабляющей волной. Он с любовью посмотрел на внука и внучку, потянулся к ним, ласково взял за руки.
– Завтра вы должны вместе предстать перед народом Азулахара. Именно вы, брат и сестра, будете вести нас в этой войне.
– Дед, нам лет-то, – Нишерле усмехнулся. – Найдутся люди постарше и посмышлёнее.
– Завтра узнаешь, что я прав. Они будут приветствовать тебя, как своего кэнуга.
День тянулся бесконечно долго. Дед всё пропадал в подвале, изучая найденные рукописи, Бэудиша возилась со своим огородом. Нишерле слонялся по дому, бесцельно пиная перед собой деревянный мяч для метания. Надо бы, конечно, пойти на рыбалку, но впервые за всё время ему этого не хотелось. Из головы не уходила предстоящая встреча с земляками, где он будет не просто стоять в толпе. Именно он поднимется на камни – немые свидетели падения могучего кишая – и скажет то, что докажет его право вести за собой людей. Но он ещё так молод. Разве будут взрослые слушать его, беспечного мальчишку.
Нишерле попытался придумать пару фраз, но в голову лезла лишь какая-то ерунда. Довольно. Он не выдержал, подхватил снасти и бросился бегом к озеру.
Солнце повисло надо рваной линией горизонта спелым красным яблоком. Длинные тени бежали по занесённой песком площади смешными тёмными полосками. Дневная жара спала, духота уступила место вечерней прохладе. Нишерле и Бэудиша пришли на площадь первыми и, в ожидании других, присели на камень. В какой-то миг показалось, что никто не придёт – кому интересно слушать несущих вздор подростков. Но едва солнечный диск коснулся далёких скал, на ведущих к площади улицах показались люди. Не пара, не десяток – много, очень много.
Площадь постепенно заполнялась. Сначала люди стояли лишь вокруг развалин, но с каждой минутой их становилось всё больше и больше. Наконец, почти всё огромное пространство было заполнено. Нишерле растерянно посмотрел на стоявших перед ним женщин, стариков, мужчин, детей, побледнел от волнения, ни сколько не представляя, что же он может сказать им.
– Говори, Нишерле, – сказал кто-то. – Мы слушаем тебя.
– Нишерле! – отозвались с другой стороны.
– Нишерле! Бэудиша! – взревела толпа так, словно перед ними были не обычные юноша и девушка, а нихайа и Махди.
Не помня себя от страха, брат и сестра поднялись на груду камней. Они обвели взглядом людское море – каждая пара глаз внимала им. Нишерле облизнул запёкшиеся губы и, судорожно схватив сестру за руку, заговорил хриплым, дрожащим голосом.
– Я – Нишерле. Это моя сестра – Бэудиша. Многие из вас знают, что произошло с нами, – он сделал паузу, но толпа – удивительное дело – слушала его, затаив дыхание. – И многие из вас понимают, что это повторится. Мало того – засевшие в Аррикеше самозванцы хотят послать сюда армию, чтобы добить нас и разграбить город. Можем ли мы помешать им? Скажете – нет? Скажете – у нас нет сил тягаться с панцирной пехотой? – Нишерле почувствовал, как в глубине его души разгорается праведный гнев, как ноет и болит сердце за попранный Азулахар, и слова начали рождаться сами собой, словно боги говорили его устами. – Мы можем бороться с ними! Мы можем уничтожить любого, кто встанет на нашем пути. Любой из вас может стать оружием справедливой мести! И нам не нужны копья и мечи. В наших руках будет оружие более страшное и смертоносное. И имя ему – джуммэ!
Удивлённый, испуганный вздох вырвался в один миг у нескольких сотен стоявших перед ним людей. О джуммэ знали далеко не все, но знавших, что это, вполне хватило, чтобы просветить остальных. Толпа шумела недолго, и Нишерле терпеливо выждал, когда шёпот смолкнет.
– А ты знаешь, о чём говоришь, парень? – спросил кто-то в первых рядах.
– Знаю. Мой дед, почтенный ан-Химеш, рассказал мне, что это такое. Я понимаю, вы сейчас думаете – де он сошёл с ума и хочет погубить и нас и врага. Но это не так. Есть способ, благодаря которому джуммэ не причинит нам вреда. Мой дед знает его и готов защитить каждого из вас. И он знает, как сделать джуммэ нашим оружием. И поэтому я спрашиваю вас – готовы ли вы к борьбе? Если скажете нет – мы не в праве будем подвергать вас опасности заболеть этой страшной болезнью. Но если скажете да – вам придётся помочь нам. Нас лишь трое – я, раненый старик и слабая девушка. Нам будут нужны добровольцы, чтобы сделать больше лекарств и защитить всех в Азулахаре, в Фражаке, в деревнях вокруг озера. Работы очень много и надо спешить, пока армия врага не подошла к стенам нашего города.
– Мы с тобой, Нишерле! – раздался крик.
– Веди нас, Нишерле! – взревела толпа. – Кэнуг!
– Он был прав, дедушка был прав, – горячо шептала ему на ухо Бэудиша, смахивая рукой слёзы со щёк.
Юноша стоял, ни жив, ни мёртв. Несколько сказанных фраз, далёких от ораторского мастерства, и толпа признала его вождём. Его, ещё не доросшего до возраста, когда разрешают встать в боевой строй. Видимо, отчаявшиеся люди были готовы пойти за любым, кто обещал избавление от напасти.
Острый ланцет легко разрезал кожу, оставив короткую, неглубокую царапину. Тонкая струйка крови сбежала по предплечью к локтю. Нишерле поморщился, но, поймав на себе насмешливый взгляд Бэудиши, растянул губы в довольной улыбке.
– Смотрите внимательно, – ан-Химеш передал ланцет девушке, а сам взял на палец немного разведённой оливковым маслом до состояния пасты вытяжки из крови.
Полсотни пар глаз внимательно следили за каждым движением целителя. Совсем скоро они возьмут с собой загадочного серого порошка, оливкового масла и уйдут вдоль берега озера нести асульцам слово Нишерле.
– Промокаем рану чистой, повторяю – чистой тряпицей, а потом, – старик вдавил в царапину пасту и принялся энергично массировать место прививки, не обращая внимания корчившегося от боли Нишерле. – И не забывайте предупреждать, что на следующий день ранка воспалиться, будет жар и головная боль. В этом нет ничего страшного. Надо лишь пить побольше воды с лимоном, и через день всё будет хорошо. Все поняли?
Зрители дружно закивали – чего же здесь непонятного. Всё настолько просто, что справится и неразумный младенец. Нишерле отошёл в сторону, присел на камень.
– Теперь ты, Бэудиша. А вы смотрите ещё раз, – не унимался целитель.
Снова блеснул ланцет, девушка ойкнула, скосила испуганные глаза на царапину.
– Не нужно втирать слишком много, – поучал ан-Химеш. – Лучше от этого не будет, зря только лекарство истратите, и кому-то может не хватить его. Все поняли? Давайте, забирайте лекарства и делайте теперь друг другу.
Старик высыпал перед собой из большого мешка много маленьких мешочков, связанных между собой парами. Они отличались разными метками. Там где была синяя точка – вытяжка из грибов, где красная – вытяжка из крови. Люди подходили, забирали снадобья, сами наливали себе в бутылочки кипячёного масла. И тут же, под раскинутым от жары тентом, разбивались на пары, доставали ножи, кинжалы, а то и просто куски заточенного железа или бронзы и начинали резать друг другу плечи.
– Смотрите, чтоб грязи не было на лезвии! – кричал ан-Химеш, заметив на одном из кухонных ножей прилипшую рыбью чешую. – Заразу занесёте, никакая вытяжка не поможет. Быстро все прекратили, сейчас свечи принесём – прокалите. Бэудиша, поспеши.
Девушка бросилась в дом, нерадивые ученики замерли, испуганно смотря на разъярённого целителя. Шутка ли, раз этот мудрый человек говорит, что нельзя грязными ножами резать – значит нельзя. Да и многие помнили – раз порежешь себе палец по неосторожности, так если нож испачкан, рана нарывать будет.
Бэудиша вернулась быстро и не дала деду сказать собравшейся вокруг него бестолочи ещё пару ласковых. Она раздала свечи и поставила в середине горящий светильник.
– Хорошенько калите, не жалейте сталь, пожалейте лучше себя, – покрикивал целитель.
Сталь раскалялась чуть ли не до красна, лезвия покрывались жёлтыми и фиолетовыми цветами побежалости. Ножи после такого отдать бы кузнецу, чтоб привёл в порядок, но никто не обращал на подобные мелочи внимания. А потом, ещё горячими клинками, люди делали друг другу царапины, морщась от прикосновения обжигающего металла, быстро разводили на том же лезвии каплю масла с несколькими крупинками порошка и тщательно втирали смесь в ранки.
– Помните, – ан-Химеш назидательно поднял палец. – От того, как вы сделаете это сами, от того, как вы научите этому других, зависят жизни всех нас.
Когда они ушли, старик и дети позволили себе небольшую передышку, чтоб съесть по просяной лепёшке и запить хлеб водой. Ан-Химеш устало развалился в кресле, Бэудиша и Нишерле сели прямо на песок, прислонившись спинами к тёплому камню ограды. Сейчас начнут собираться следующие полсотни. Потом ещё и ещё, а вечером придут отобранные Бэудишей женщины, вызвавшиеся научиться готовить вытяжку.
– Когда ты отправишь нас в ту долину? – спросил юноша.
– Подожди, Нишерле, к чему такая спешка, – старик поморщился, то ли от боли в животе, то ли от недовольства нетерпением внука.
– Но в Аррикеше ждать не будут.
– Это ты привык к местной жаре. А там думают иначе. Сокровища никуда не убегут, приготовиться к обороне Азулахар, по их мнению, не сможет. Так зачем спешить. Можно дождаться зимы, когда солнце станет не столь жестоко. Но они не знают об оружии в наших руках. А нам как раз лучше, если они придут по прохладе. Тогда удар джуммэ будет смертоносен и неудержим. Так что, дружок, наберись терпения. Ведь ещё понадобится уйма времени, чтобы защитить от болезни наших земляков.
– Но что потом, дедушка? – спросила вдруг Бэудиша.
– Что ты имеешь в виду?
– Придёт сюда армия, мы нашлём на неё мор. Кто-то умрёт, кто-то может и выживет. Но потом за первыми придут другие. А если кто-то разгадает секрет твоих лекарств? И тогда наши усилия окажутся напрасны.
– Ты верно рассуждаешь, красавица моя, – дед нахмурился. – То, о чём ты сказала, вполне может случиться. Поэтому нам придётся обрушить удар джуммэ на весь Арриго…
– Но дедушка! – девушка вздрогнула. – Мы же погубим многие тысячи невинных.
– Когда империя загнётся от мора, и силы её ослабнут, тогда появитесь вы – спасители, несущие жизнь. А если вы всё правильно сделаете, золотой трон Арриго может стать вашим.
– Дедушка!
– Да, Бэудиша. У вас есть шанс не только отомстить за себя, за Азулахар. У вас есть шанс заполучить в свои руки власть. И не говорите мне, что она вам не нужна, и вы хотите быть свободными от подобной ответственности. Вы ещё слишком молоды для того, чтобы почувствовать в полной мере, как сладка власть. Сейчас она сама идёт в ваши руки, так что не отказывайтесь. Хотя бы ради меня.
10
– Ута, дорогая моя, вы настоящая волшебница, – Стрижевский галантно поклонился и поцеловал её руку.
– Здесь не только моя заслуга, доктор. У вашей дочери потрясающая воля, стремление победить. И без моей помощи она начала бы ходить, ну, разве что немногим позже.
– Если честно, она мне не дочь, она моя воспитанница. Её родители… – Иван Сергеевич замялся, но Ута, поняв это по-своему, поспешила продолжить:
– Ох, простите, что так бесцеремонно вмешиваюсь в ваш мир. Не продолжайте, не бередите прошлое.
Стрижевский не придумал ничего лучшего, как промолчать и продолжил наблюдать за неуверенными шагами Литы. Опираясь одной рукой на плечо мужа, другой на трость, она осторожно шла по набережной. Рядом крутилась Виктория. Она то и дело пыталась помочь, поддерживала трость, когда мать опиралась на неё, и всё время подбадривала: «Мама, левой ножкой; мама, правой ножкой, мама – молодец».
Чарред и Лита весело смеялись чудачествам ребёнка, радостные улыбки не сходили с их лиц. Но Стрижевский знал, что потом она будет отлёживаться в постели, закрывшись в спальне на ключ и, кусая губы, сдерживать стон, рвущийся наружу от пронизывающей мышцы боли.
– Немного бутербродов перед обедом не желаете? – неожиданно появился Свен и поставил на столик блюдо с разнообразными канапе.
– Весьма кстати, – согласился Иван Сергеевич и отправил в рот ромбик хлеба с положенным на него кусочком варёного мяса и сыра.
– Ай, какая молодец, – повар сел на пустующий рядом шезлонг. – Сейчас нагуляет аппетит, а у меня как раз сегодня суп фасолевый с грудинкой – то, что нужно, чтобы восстановить силы.
– Вашими стараниями, дорогой друг, мы совсем избаловались. Придётся просить вашу дочь продлить контракт с нами на неопределённый срок.
– Я буду только рада. Вы щедро платите, живёте в великолепном месте и умеете составить компанию, – засмеялась Ута.
– Завтра приезжают наши соседи. Думаю, они будут рады, если вы останетесь.
– В скором времени малышу понадобится массаж. Так что и им я пригожусь.
– А как я пригожусь! Если вы думаете, что я умею готовить только для больших дядь, то глубоко заблуждаетесь. Знаете, какие каши я для малышей варю, – проникновенно сообщил Свен, и Ута с Иваном Сергеевичем снова рассмеялись.
– Поскорее бы она вернулась к нормальной жизни, – лицо Стрижевского вновь приобрело задумчивое выражение.
– Эх, шутка ли, упасть… – начал было Свен, но осёкся, потому что – Иван Сергеевич заметил краем глаза – Ута пребольно ущипнула его за руку.
– Почему вы так решили? – он повернулся к повару, удивлённый не столько его прозорливостью, сколько поведением его дочери.
– Ох, простите ради бога, – Ута смущённо потупила взгляд. – Лита мне рассказала, а я не удержалась, сболтнула папе.
– Да ничего страшного, – Стрижевский улыбнулся. – В этом нет тайны, особенно для друзей.
Двое взрослых и ребёнок дошли до края набережной и повернули обратно. С каждым шагом уверенности у Литы прибавлялось, её шаги становились твёрже, шире. Лишь ослабевшие от долгой неподвижности мышцы мешали отбросить трость и пойти самой. Ещё немного усилий, ещё чуть-чуть, и она будет ходить самостоятельно, сможет жить полной жизнью. Жаль только Эйнар уже никогда не увидит, какой стала его дочь.
– Она удивительная женщина, – проговорила Ута. – Сколько скрытой силы дремлет в ней. Вы знаете, доктор, чего ей потом будет стоить эта прогулка?
– Представляю.
– Ещё не скоро уйдут эти боли; месяц, а то и два. Ей придётся терпеть.
– Вы не рассказывали, кем она была, дорогой друг, – проговорил вдруг Свен и как-то хитро улыбнулся, прищурив взгляд. – Надеюсь, это не секрет?
– По-моему, ты слишком любопытен, папа, – Ута резко повернулась к нему, а Стрижевский услышал в её словах странные, угрожающие нотки.
– Ох-ох-ох, прошу прощения, – Свен поднялся, раскинул в стороны руки. – Слишком любопытен. Пойду лучше накрывать на стол. Я ведь здесь именно для этого.
Последнюю фразу он произнёс так, словно хотел сделать дочери какой-то упрёк. Иван Сергеевич заметил, как в этот момент в глазах Уты сверкнули искорки гнева, но она, почувствовав на себе взгляд, спохватилась, повернулась, пряча эмоции за красивой улыбкой.
– Простите моего папу, – проворковала она. – Он, порой, становится крайне несносен. Я пойду, помогу ему, а вы подходите потихоньку.
Она вскочила с шезлонга и бросилась догонять отца. Стрижевский проводил их взглядом. Отец и дочь что-то выговаривали друг другу. Слов слышно не было, говорили они тихо, но было заметно, как виновато смотрит в землю Свен. Казалось, ещё немного, и он провалится от стыда. «Странно, очень странно», – подумал Иван Сергеевич.
Несколько последних дней поведение этих двоих вызывали у Ивана Сергеевича некую озабоченность. Свен часто задавал такие вопросы, честный ответ на которые заставил бы рассказать о чудесах с параллельными мирами. Ута же, когда слышала их, делала такое лицо, что, казалось, она готова броситься на отца и разорвать его в клочья.
Грешным делом, Стрижевский хвалил себя за то, что не постеснялся поставить в некоторых комнатах систему видеонаблюдения. Рекомендации рекомендациями, но проследить, что делают гости, когда за ними никто не наблюдает – верный способ предупредить возможную угрозу. Эти двое вполне могли быть позарившимися на богатство мошенниками.
Но ничего подозрительного за ними не обнаружилось. Каждый занимался только своим делом, ничего не вынюхивал, не высматривал. Никто из них так ни разу и не поднялся на второй этаж дома. Не придерёшься. Но несколько сцен Ивана Сергеевича озадачили. Он даже пожалел, что система не записывает звук. Порой, Ута обращалась со Свеном не как с отцом, а как с подчинённым или даже слугой. Особенно после каверзных вопросов Ларгессона, она отчитывала его так, что бедняга едва не падал перед ней на колени. Странно, очень странно.
Он достал из кармана телефон и набрал номер из телефонной книги.
– А, привет, старина, – раздался на другом конце приятный мужской голос.
– Привет, дружище. Я тебя не сильно отвлекаю?
– Конечно нет. Я весь во внимании. Кстати, как тебе Ларгессоны?
– Я как раз хотел о них поговорить.
– Что-то не так?
– Не знаю. Они мастера своего дела, как ты и говорил, ведут себя подобающе. Но они какие-то странные. Порой, складывается такое впечатление, что они не отец и дочь.
– Знаешь, Иван. Я их давно знаю. Раньше за ними никаких странностей не наблюдал. Но однажды они ушли в море на яхте. Их двое, жена Свена и ещё пара. Они попали в шторм, в страшный шторм. Помнишь, наверное, два года назад в Бискайском заливе. Выжили только Свен и Ута. Их нашли на одиннадцатый день в разбитой, еле держащейся на воде посудине без еды и воды. Вот с тех пор они и стали странными. Но, должен заметить, оба превратились в настоящих кудесников.
– Спасибо, теперь всё ясно. Извини, что побеспокоил тебя по пустякам.
– Ничего страшного. Дети то как?
– Прекрасно. Таня и Саша завтра вернуться назад с малышом, Лита, стараниями Уты, начала ходить.
– То ли ещё будет. Эта девчонка любого, у кого ноги есть, заново ходить научит. Она самая настоящая целительница.
– Ну ладно, спасибо тебе. До связи.
– До связи.
Стрижевский задумчиво почесал бровь и убрал телефон. Многое проясняется, но многое ещё остаётся неясным. Неужели та трагедия отдалила переживших её вместе отца и дочь. Обычно, всё случается с точностью до наоборот. Если только на той яхте не случилось что-то ещё. Любопытство подначивало осторожно расспросить о том, что случилось на яхте, но Иван Сергеевич боялся, что его расспросы ни к чему хорошему не приведут. Похоже, придётся мириться с их странностями. Ну и присматривать, на всякий случай.
Рядом раздались шаги. Лита, уставшая, но довольная, осторожно опустилась на скамейку. Тут же рядом уселся Чарред, а непоседа Виктория запрыгнула на развалившегося в шезлонге Стрижевского.
– Устала, – отдышавшись, проговорила Лита.
– Ты молодец, – похвалил её Иван Сергеевич. – Не забудь за обедом выпить обезболивающего, а то снова зубами скрипеть от боли будешь весь вечер.
– Ну, уж нет. Это моя боль, и я буду её терпеть.
– Ты уже достаточно натерпелась. Так что сделай своему телу поблажку.
– Где Ута и Свен? – Лита пропустила замечание мимо ушей. – Я видела их здесь. Кстати, передай пару бутербродиков с рыбкой.
Стрижевский протянул ей целый поднос, и она осторожно взяла в каждую руку по канапе; один за другим отправила их в рот.
– Свен молодец. Казалось бы – элементарная вещь, а сделает так, что пальчики оближешь, – проговорила она с набитым ртом.
– Как тебе они?
– Замечательные. Немного странные, порой непонятные, но прекрасные люди. Кстати, ты так и не ответил, где они.
– На стол накрывают, сейчас обедать будем.
Стрижевский встал с шезлонга и подкатил стоявшую поодаль коляску.
– Садись, хватит на сегодня.
Лита не стала спорить. Подмигнув мужу, она обвила его шею руками. Чарред легко поднял её и осторожно посадил в кресло. Иван Сергеевич налёг на ручки и направился к дверям в витраже столовой. Колёса коляски отсчитывали швы в стыках между каменными плитами дорожки. Один, два, три… невольно начал считать Стрижевский, задумчиво глядя на Литу. Почему-то на душе нарастало беспокойство. Подсознательно, шестым чувством он ощущал что-то, но пока не понимал, что именно.
Широко улыбаясь, Свен поставил на край стола благоухающую базиликом фарфоровую супницу. Подмигнув доктору, он поднял крышку, и столб белого пара тот час устремился к потолку, а запах стал ещё сильнее. В животе Ивана Сергеевича раздалось урчание – организм требовал еды и немедленно.
– Как пахнет, а? – заговорщицким шёпотом проговорил негодяй Ларгессон.
– Не тяни, не мучай, – взмолился Стрижевский.
– Погоди немного, сейчас для малышки отдельное принесу – у неё сегодня суп из форели с булочкой.
– Я разолью, – вызвался Чарред.
– Уступаю с благодарностью, – Свен сделал реверанс.
Повар отошёл к кухне и снял с плиты небольшую кастрюльку.
– Виктория, садись за стол, тебе супик несу.
Непослушная девчушка нырнула под стол – порой, накормить её было настоящим испытанием.
– Вики, быстро за стол, – Лита заглянула вниз – девочка тихо подбиралась к ногам отца.
Стрижевский первым протянул тарелку – от вида блюда голод сделался нестерпимым.
– Не жалей гущи, – напомнил он Чарреду.
Тот помешал половником суп, зачерпнул со дна.
– Подставляй.
Половник приподнялся над супницей. В этот момент Виктория с пронзительным визгом выпрыгнула из-под стола прямо к отцу, не рассчитала, толкнула его. Чарред неловко подался назад, и половник, зацепив за край супницы, опрокинул её вместе с горячим варевом на ребёнка.
Время замедлило свой бег. Лита видела перекошенное от ужаса лицо мужа, видела, как язык горячей коричневой жидкости выплёскивается на Викторию. Выпавшая из руки Стрижевского тарелка медленно падает на блюдо с хлебом. Ута делает какой-то жест рукой, словно хочет оттолкнуть супницу в сторону. Свен роняет на пол кастрюльку и раскидывает руки так, как будто пытается заключить кого-то в объятия.
Всё произошло в доли секунды. Супница вместе с содержимым вдруг улетела через стекло на улицу. Чарред растянулся на полу рядом с плитой, пролетев над полом почти десять шагов, а не успевшая даже испугаться Виктория оказалась на руках Свена.
Лита сдержала едва не вырвавшийся из горла крик и, с удивлением поняла, что вскочила со стула и бросилась к своему ребёнку, словно ещё несколько минут назад её не везли в инвалидной коляске.
– Вики! О, боги! Вики, ты как! – Чарред вскочил и бросился к сидящей на руках повара девочке. – Тебя не обожгло? Я болван, я неуклюжий болван!
Виктория беззаботно улыбалась, глядя на разлившийся по полу её суп. Свен и Ута молча и мрачно смотрели друг на друга. Лита стояла посреди столовой.
– И что это было? – раздался голос Стрижевского. – Свен, Ута, что вы сейчас тут учудили? Летающие кастрюли, летающие люди. Я требую объяснений.
– Иван, постой, – ещё ничего не понимающий Чарред поднял руки. – Это моя вина, я опрокинул суп.
– А я про совсем другое спрашиваю.
Ута молчала, кусая губы и потупив взгляд. Свен, что-то негромко насвистывая, принялся подтирать разлившийся по полу суп.
– Эх, такая вкуснотища пропала, – задумчиво проговорил он, не обращая внимания на Стрижевского.
– Оставь всё это, сядь! – рявкнул на него Иван Сергеевич. – Я ещё раз спрашиваю, что это сейчас было, и как вы сделали это?
Повар посмотрел на рассерженного доктора, как-то загадочно усмехнулся и, не спеша, вальяжной походкой, подошёл к столу и сел рядом с Утой.
– Лита, сядь быстро!
Она так и продолжала стоять, во все глаза смотря на прижавшуюся к отцу малышку. Ещё бы чуть-чуть, и… Страшно подумать о том, что бы стало с девочкой.
– Сядь! – повторил Стрижевский – его голос от нарастающего волнения едва не сорвался на визг.
Лита послушно кивнула, спокойно сделал три шага и села на стул. Странно, ноги слушались и ступали, словно не было тех лет, проведённых в инвалидной коляске. Куда-то пропала тягучая боль, всегда пронзавшая спину во время таких упражнений.
– Иван, мы же не сделали ничего плохого, – тихо проговорила Ута, подняв взгляд на разбушевавшегося Стрижевского.
– Да, если бы не вы, ребёнок попал в больницу с ожогами, – уже более спокойно ответил тот. – Но то, как вы это сделали… Я в своё время достаточно чудес насмотрелся, так что прошу объяснить, что только что случилось.
– Рассказывай, – Свен бесцеремонно толкнул Уту в бок. – Давно пора было сделать это, а ты всё тянула, ждала подходящего момента. Так чем сейчас не подходящий момент.
– Ты прав… Лабек. Давно пора, – кивнула головой та, что взяла себе имя Ута. – Меня знают под именем Ли-та, а он, как вы уже поняли…
– Мы поняли, – прошипела Лита яростно, словно разъярённая кобра.
Лицо её побледнело, в глазах загорелось тёмное пламя нахлынувшего гнева. Рука схватила со стола нож для масла – какое-никакое, но оружие.
– Эй, эй, красавица, поостынь, – Лабек заметил это движение и погрозил пальцем.– Выслушай сначала, а потом с ножами бросайся.
– А я уже однажды наслушалась твоих речей, ублюдок.
– Лита, остынь! – снова рявкнул Стрижевский, да так, что нож сам выпал из её руки. – Пусть говорят, я догадываюсь, для чего они здесь. Чарред, ты тоже сядь и посади ребёнка, нечего столбом стоять.
Ута, точнее Ли-та, тёмная богиня, налила себе стакан воды из графина, залпом выпила. Было такое чувство, что она очень сильно волновалась. Странно конечно, ведомо ли богиням волнение, но рука, державшая стакан, немного дрожала. Не лучше выглядел и Чарред. Его прошлое «я» всплыло вдруг наружу, он на мгновение стал прежним, суеверным.
