Читать книгу: «Кандидат», страница 5

Я вдохнул и встал. Первым шагом разорвал цепочки от очков на ногах деда, они мешали мне выйти в проход. Вторым я перешагнул через кучерявого, ковыряющего своими пальцами кромку ламината под рядом стульев передо мной, постукивающего всеми коленками, как бы проверяя пустоты в полу, куда могла закатиться очередная его вещь. Третьем шагом я обогнул вывернутую шею тридцатилетнего ветерана. На вопросительный взгляд лейтенанта я ответил, что иду в гардероб, мне зябко без куртки. Не дождавшись одобрения трёхцветного, я шагал к двери, уворачиваясь от отрыжки пирожка, запаха костромского пармезана из рюкзака курьера, перешагивая через хвосты и щупальца, я взялся за государственный алюминий ручки и открыл дверь в коридор. Там, в прямой кишке, увешанной плакатами с красными буквами, я ощутил призрачное чувство свободы, как школьник между первым и вторым уроком. Свет ламп передо мной притухал, покрытие пускало волну пузырей, стены сужались и расставляли турникеты. Но я свободно поднимал и опускал ноги. Мои шаги управлялись мной. Я самостоятельно хотел идти и двигался как желал. Чей-то плоский портрет накренился и почти укусил меня, но я присел, и клацанье зубов осталось позади. Как хорошо идти. Я дошёл до гардероба и даже успел поймать волосами настоящий вольный ветер, что занесло мимо охранников через рамки металлоискателя. Гардероб был пуст. На вешалке висела только одна моя ветровка. Уроды не раздеваются? Они не одеваются. У них нет одежды, всё, что сверху это кожа, чешуя, шерсть. Тем не менее, грибдеробщица сначала пошла не в ту сторону, перебирая мелкими филями пустые крючки с номерами. В пустой вешалочной она упорно не замечала, где её единственный предмет. Единственный занятый номерок. Вернувшись с моей вещью и освободив её от мелких липких нитей, служительница крюков уползла под высокую стойку и стала чем-то чавкать. Я перевернул ветровку и увидел, что она чем-то испачкана помимо грибной слизи. Машинное масло или бензин, или керосин оставили обесцвечивающие пятна на рукаве и стойкий запах механизмов с огромными шестернями. Кровь государственной машины или её смазка. На спине, неровно и нечётко, как на ящике с овощами, было написано чёрной краской «кандидат 5». Но обещали только бейдж. Больше никаких отметок. Я не стал брать свою одежду и оставил её на высокой, уходящей в серую даль мраморного полуэтажа, стойке. Путь к металлоискателю мне преградили охранники, натянув красную ленту поперёк зала-прихожей. Они стояли спинами ко мне и тоже чавкали чем-то. Не нарушая чавканье, я вышел в общий холл и оттуда повернул в незнакомый коридор с плакатами с синими буквами. По движению воздуха я пытался понять где ещё может быть выход.

Прямой, как и тот из которого я вышел в холл, коридор вдруг закончил своё ровное направление, показал мне снова портреты и включил виляние поворотами. Сделав ещё пару, коридор дал вдали свет открытой двери. Удивительным образом надписи плакатов на правой стене были написаны справа налево, так чтобы я всё равно мог их прочесть по ходу своего быстрого шага. Плакаты на левой стене были написаны обычно. Заглавные буквы всегда были обращены ко мне. Я остановился и развернулся. Тоже самое сделали и надписи. Теперь слова на правой стене, которая до разворота была левой, оказались перевёрнутыми. Я снова развернулся и скорее зашагал к светлой двери. Невозможно было не читать надписи. Они словно диктовали себя мне, разворачивая текст максимально удобным способом. Способом, запрыгивающим мне в голову максимально удобным способом. Способом, раскрывающим мне наибольшее количество смысла. Текст букв прошлого коридора и текст этих синих был один и тот же. Плакаты говорили мне, что я часть народа и у меня есть привилегия быть избранным и судить оступившихся представителей. Это честь, это награда, это святая обязанность судить негожих представителей народа пригожими. Нет, не обязанность, честь. Меня пригласили. Это радость быть одним из тех, кто определит вину другого. Пока не дал присягу ты не присяжный, а просто кандидат. Тебя выбрали. Осталось чуть-чуть и после Погружения в Суть Дела ты станешь присяжным номер 5. Он из плакатов совсем откровенно заявил мне: «Ты нужен обществу!».

Прямоугольник света лился из большой комнаты. Дверь была открыта внутрь. В проёме спиной ко мне стояла аккуратная женщина в униформе. Её ноги очень походили на точёные столбики перил деревянных домов в дальнем углу каждого ЛеРуа или на фрагмент шахматной фигуры. С ней разговаривали люди из глубины комнаты. Ближе всех за столом сидел наш диваноподобный лейтенант. Я подошёл ближе ещё не веря, что эта всё та же наша аудитория. Мне стали видны ряды стульев и жалюзи на окне. Я увидел своё пустующее место. На двери были цифры 152.

– Разрешите узнать, товарищ… э-э… товарищ женщина-человек, а за какое тяжкое преступление сегодня могли судить? – спросил из-под стула кучерявый.

– Х-м. Не женщина, а помощник судьи, – поправил лейтенант.

– Наверное, она не может этого рассказать, мы же сейчас уходим и можем больше не откликнуться на приглашение, верно? – обращаясь к лейтенанту говорила трёхрукая медсестра.

– Не совсем так, – вошедшая помощник, красиво встала своими точёными ножками на ромбик ламината, – вы уже в системе, вас внесли в систему, мы ожидаем, что все вы придёте в следующий раз, двадцать первого числа.

Кто-то на дальних рядах тихо завыл.

– Государственное при-гла-шэ-ни-э теперь придёт вам в личный кабинет госуслуг, дожидаться почтового извещения не нужно, – лейтенант качнул великанское желе.

– Так, а что с преступлением? – кучерявый начал было новое предложение и вдруг стремительно затопал всеми коленками и не договорил, стал пролезать между рядами. Он заметил упавшую чернильную ручку, которая находилась не где-то, а под его собственным исходным стулом.

– Какое там преступление? Дайте спойлер чтобы мы точно захотели приехать, – подал глас человек-батон

– Чёрные риелторы? – француженка.

– Каннибалы? – ветеран.

– Иконокрады? – курьер.

– Наковальный? – капающий дед.

– Хорошо, я верю, что все кандидаты помогут правосудию в следующий раз, – точёные ножки чуть развели носки и уплотнили контакт пяток, – подсудимый поставил запрещённый лайк под сообщением пресс-секретаря в официальном телеграм-канале Линии Обороны.

– Какашку что-ли? – спросил пирожок из целлофана.

– Почему сразу какашку, – помощник судьи, улыбнулась так широко, что я увидел её зубы стоя за её спиной – запрещёнными для комментариев государственных СМИ смайликами являются изображения с 11 по 49 и с 90 по 128 в стандартной раскладке эмодзи.

– И 144-ый, – вставил лейтенант.

– И, конечно, 144-ый отдельным решением от 31 июля 2023 года, – уверенно произнесла помощник.

– Это балерины что ли? – спросил джинсовый человек.

– Да, лебединое озеро, – ответила то ли помощник судьи, то ли лейтенант, то ли я сам. В голове громко зазвучало вступление песни Ричарда Маркса и перед глазами поплыл клип с китайской беседкой и нелепой шапочкой вокалиста… Я прислонился к стене и попытался вспомнить любую другую песню чтобы остановить этот назойливый кошмар в голове. Но музыка звучала только громче, подключилась зрительная галлюцинация, проступавшая поверх реальной картинки. Видение походило на старый телевизор с электронно-лучевой трубкой, прямо перед глазами. Летящая маска дракона и китайская девушка в опасности. Мелодия выедала меня. Больше я ничего не мог слышать. Очень скоро помощник судьи государственно ушла и несостоявшиеся присяжные заседатели начали покидать комнату 152. Они проходили мимо, не обращая на меня внимания. Вышел лейтенант, для чего ветеран открыл вторую створку двери. Все покинули помещение пока я держался за голову и вместе с певцом побеждал дракона. Все покинули помещение и разбрелись по коридорам и холлам, в кабинеты с другими номерами. То тут, то там в полутёмную кишку открывался свет других комнат и в него ныряли кандидаты словно у них была назначена другая встреча. Никто даже не дошёл до дальнего поворота к металлоискательным воротам. Кандидаты растворились в стенах и дверях, как служащие, спешащие на заседание, как будто это их комнаты в общежитии. Когда уже больше никто не выходил, я шагнул внутрь и присел на краешек ближайшего стула дождаться пока перестанет гудеть голова.

– А вы придёте двадцать первого? – всё на том же месте сидел генеральный директор.

– Нет. А вы?

– Я и уходить не собираюсь, мне здесь хорошо. Подожду тут, – директор выглядел бодрым и раскачивался на стуле, словно только что пришёл и не было этих часов в душной комнате.