Читать книгу: «Река», страница 2
Увеселения набрали купеческий размах. Компания куролесила уже серьезно. Заводилой была вошедшая во вкус москвичка. А пострадала дочь Маргарита. Сын по телефону сообщил родителям о «маленькой неприятности» – сестра ножку слегка подвернула.
К этому времени бывшая жена прислала сыну их общую пятилетнюю дочь Полинку – с папой повидаться.
Влад с женой выкроили время для посещения, наконец, своего будущего гнезда. Тем более, что у сына намечалась дата – двадцатипятилетие. Вот в День Рождения они и прилетели на остров.
Саша встречал их в аэропорту на новенькой Тойоте, купленной на деньги отца за неделю до их прилета. Да не один. Рядом с ним находилось существо, что в классической литературе отвечает выражению – «ни в сказке сказать, ни пером описать»!
*****
Он вынырнул из воспоминаний так резко, что еще некоторое время ощущал клокотавшее в груди недоумение пополам с негодованием и страшным усилием воспитанного человека, пытавшегося сдержаться. Но река, с ее абстрактным бесчувствием приглушила этот всплеск. Он отрешенно смотрел на тогдашнюю ситуацию с расстояния в сорок лет. И умиротворенный опять вернулся в тот жаркий день.
*****
– Ира, – скромно представилась спутница Александра.
Перед ними стояла молодящаяся Баба Яга. В драных джинсиках и маечке. Килограммов на сорок, кривоногое, страшное и сутулое, почти горбатое создание. Позже выяснились и другие ее «достоинства». Годами она была на семь лет старше покоренного оболтуса, была замужем, в Москве оставила дочь 9 лет.
Влад усилием воли решил не портить праздник и «разбор полетов» отложил на потом. Трудно было, но воспитание взяло верх.
Дома сюрпризы продолжились. На втором этаже, в хозяйской спальне, на единственной в доме кровати лежала их дочь с «слегка подвернутой ножкой». Обе ноги ее были закованы в гипс от колен и ниже. Только кончики пальцев выглядывали. Оказалось, что во время очередной гулянки она упала с откоса у высохшего русла речки на бетонированное дно. Толком ничего не помнила. Хорошо, что компания сразу отвезла ее в госпиталь, где местные хирурги скрепили раздробленные косточки обеих лодыжек металлическими винтами, закрепив всю эту «экибану» гипсом.
Сын оправдывал сокрытие информации заботой о родительском здоровье.
На следующий день после довольно кислого по настроению дня рождения молодежь организовала пикник на дальнем пустынном пляже. Жарили шашлык, купались, выпивали. Влад к тому моменту года четыре не брал в рот спиртного, жена могла пригубить белого вина. Сын Саша, в прошлом хороший спортсмен тоже был чужд алкоголю. Бутылка пива, разве что. За всех постаралась Ира. Она, оказывается, предпочитала виски. Напиток, в то время презираемый русскими за его самогонный запах. Так вот эта склонность вызывала восторг у Саши. Как это благородно и мило!!! Да еще он хвастал умением его новой пассии вкусно готовить. Он с упоением поведал, что она приготовила такое вкусное корейское блюдо. Называется «Доширак»!
В конце пикника он занес на руках Иру в машину, а потом и в дом. Она была в совершенной отключке.
–Устала, бедняжка, – пытался скрасить ситуацию сын.
Он уже распланировал свою жизнь с милой на острове, посвятил в планы родителей.
– Так как я здесь директор фирмы, то мне положен секретарь. Ира идеально подходит на эту должность Она умеет печатать на пишущей машинке, скоро освоит компьютер. Зарплаты в 500 фунтов, я думаю, ей хватит.
– А жить где наметили?
Влад спокойно, как мог, хотел выслушать все хотелки.
– Так дом же уже готов. Мебели докупить, делов – то.
Влад поговорил с женой. Предложил сразу выгнать это недоразумение пинком в зад. Нина попросила не горячится. Будет, мол, травма сыночку. Ира собралась в Москву за дочкой. Пусть проводит. Потом разберемся без посторонних.
Вечера сын посвещал новой пассии. Водил ее по злачным местам. Часто вынимал из машины в виде «трупа» и заносил в дом.
– Устала, бедняжка, оправдывал он пьяную подругу. Намаялась за день.
Маялась она только от безделья.
Дочь потом рассказывала:
– Я ей говорили – ты бы хоть при родителях вела себя скромнее.
Та только отмахивалась:
– Да плевать я на них хотела.
Пришлось еще дней пять терпеть. Когда Влад отвез Иру в аэропорт, а среди провожающих были, конечно, и сын с внучкой.
На «до свидания» Иры он ответил, дабы сразу прекратить надежды сладкой парочки,
– Лучше, прощай. Я надеюсь тебя больше не увидеть!
И пошел в машину. Проводивший свою любовь неземную сынок вернулся хмурым. А внучка Полинка сделала деду выговор:
–Ты Иру обидел. Она плакала.
На следующее утро Влада разбудили крики, ну, если помягче, громкая перепалка жены с сыном.
–Я уже взрослый! Могу сам решать свою судьбу. Вы мне жизнь ломаете!
– Дурак! Раскрой глаза, мы тебя спасаем. Охмурили тебя, лопуха, а ты и не видишь ничего!
И т.д.
Пока Влад брился наверху, на первом этаже не смолкала полемика. Слышен был и голосок внучки:
– Бабушка, не ругай папу…
И тут пол в ванной заходил ходуном, захлопали дверцы шкафов, слышался явный подземный гул. Землетрясение не редкое не Кипре! Он сбежал вниз, подхватил на руки Полину. Громко скомандовал – Всем на улицу! И распахнув дверь, выскочил вслед за женой и сыном. Над входом раскачивался висячий фонарь. Улица заполнялась соседям. Жена с сыном продолжали громко выяснять отношения.
И тут из дома донеслось:
– Меня забыли!!!
Влад бросился в дом, на второй этаж, погрузил дочь на закорки, и как мог быстрее вынес ее на крыльцо. Потом еще раз вбежал в дом и принес ей стул.
*****
Он «вернулся» на реку. Но эпизод, из которого он сейчас «вынырнул», не отпускал. Как же всё закончилось? И он без труда попал опять в то яркое летнее утро.
Минут через двадцать все вернулись в дом. Толчков больше не было. Позже сообщили – землетрясение достигало шести с половиной баллов. Жертв и разрушений не было.
После завтрака Влад попросил разгоряченную перепалкой жену не встревать в их мужской разговор, посадил «директора Фирмы» напротив себя.
– Ты, дорогой мой сынок, в директорах ходишь, пока я этого хочу. Главная причина вытащить тебя сюда, это спасти от израильской безнадеги.
– Но у меня же контракт с вашей компанией!
Возразил сын.
– Где он?
Влад взял протянутые бумаги и порвал.
– Вот он, твой контракт, и цена ему. Секретаря ему подавай! Когда самому делать нечего. Я тебе денег давал сверх зарплаты на изучение английского. Где оно, обучение. Гулянки, разврат!
Сестру угробил, шалаву завел, еще и в дом без спроса приволок. Это наш с мамой дом! И жить в нем будут те, кого мы пригласим. Выбирай, или продолжаем работать дальше, но без всяких Ир! Или свободен. Зарплату за последний месяц получишь и, так и быть, выходное пособие в 2000 фунтов.
– Я сам работу найду. И жильё. Дай мне пару дней.
На этом и порешили.
*****
И снова река, свет, неспешное течение воды и мыслей. Да, было и такое…
Не долго еще выдержал влюбленный. Как денег не стало, любовь кончилась. На Кипре для него работы не нашлось. Он с Полиной уехал в Израиль снова устраиваться, пообещав забрать Иру в скором времени. Она пустила в свободную комнату, в квартире, что снял Саша, двух парней, мол, меньше платить. Поняв, что израильтянин не вернется, стала жить с одним из квартирантов, а когда и этот уехал в Россию, переключилась на оставшегося. Ну чем она их брала!? Страхолюдина.
*****
Медленно, тягуче, под стать течению текли его мысли. Или не его? Но он же умер. И то, что он считает своими мыслями, рождены где – то вовне? А он только их принимает? Как приемник. Тогда зачем они транслируются ему, теперешнему?
Может быть «показываемые эпизоды» участвуют в его проверке, о ней успел намекнуть Олег во время короткой встречи? Ну, и в чем смысл обращения к предыдущему эпизоду? Что он сделал тогда не правильно? Не по законам морали, что – ли? Жизнь ребенку испортил? Да нет же! Во-первых, далеко не ребенку. Себя он ощущал совершенно самостоятельным и готовым к жизни лет с семнадцати. Да, когда поступил в институт. А уж в двадцать пять прочно стоял на ногах. В отношениях с родителями был радушен и корректен. Они понимали его полную самостоятельность, что он сложился, как личность, как настоящий глава семьи и отец. За него у папы с мамой душа не болела. Даже были уверены, случись что, на Влада можно положиться. В отличие от младшенького, Маратика. Тот требовал забот и помощи до самой их кончины. Ну да это отдельная история.
А судя по тому, что сын никогда не вспоминал «средиземноморский роман» он был в душе благодарен родителям за так решительно разрубленный узел.
Разногласий у них впоследствии было еще много, но по другим поводам. Правда, похожим. Слаб сынок был до особ женского полу, и выбирал их с какой – то гнильцой внутри. А за новеллу с Ирой Влад себя упрекнуть ну ни как не мог. И «суперкомпьютер» или анализатор Божий его души, не должны занести ее ему в пассив.
*****
Сомнамбулическое состояния скольжения по реке стало чаще прерываться, хотелось сказать – воспоминаниями, но нет, – перемещениями, в эпизоды прошлого.
Вот он, семи лет с матерью, братом и соседями по коммуналке – Тетей Наташей и ее дочкой, пятилетней Светкой, на вокзале в Киеве. Они едут на лето к родственникам тети Наташи в загадочный город Корсунь- Шевченковский. В Киеве пересадка и ЧП. Потерялся самый младший в их «отряде» трехлетний Маратик. Пока взрослые перебронировали билеты на пересадку, дети сидели на куче вещей со строгим наказом сторожить. А вернулись и не досчитались младшего.
Суета, беготня, крики…
Обежали зал ожидания, кассы. Нет. Уже постовой милиционер стал записывать приметы – 3 годика, черненький, стрижечка под чубчик, короткие штанишки на лямочках, тюбетеечка, зовут…
– А это не ваш? Милиционер показал на появившегося как из воздуха братишку.
Мать бросилась его обнимать, причитать, не забыла и по попе пару раз приложить.
– Ты где был!?
Маратик не смущаясь, гордый всеобщим вниманием лихо провел под носом ладошкой, убирая сопли:
–Цветы смотлел! – Заявил он гордо.
И, действительно, на площади перед входом в вокзал была разбита огромная, роскошная клумба. Как он выскочил из здания, ведь двери там были огромными, дубовыми, что и взрослому поддавались с трудом…
*****
А через некоторый промежуток, как ему показалось, небольшой, уже другое время и место…
– Где же тебя, сынок, так приложили? Видно, что чем – то металлическим.
Старенький фельдшер из институтского медпункта осторожно разматывал пропитавшийся засохшей кровью бинт с головы Влада.
– Терпи, сынок, сейчас обработаем ранку, пару скобочек поставим. Шить уже поздно, шрамик всё равно останется. Если бы сазу… Вот зеленочки. Терпи, солдатик. Вот скобочки. Сейчас забинтуем. Укольчик от столбняка, на всякий случай поставим. Через недельку приходи скобки снимать. Так, где тебя ранило – то?
– Так я вчера вечером в Дружину ходил. Хулиганов на Ланжероне разгоняли. А они после футбола, перевозбудились, да и пьяные. Не заметил, откуда и прилетело.
Влад врал складно. Версию придумали всей компанией с утра, когда поняли, что надо к врачу.
А вчера всё так хорошо начиналось, и так хреново закончилось. Слава Богу, милиция припоздала, сидеть бы им сейчас в участке…
Этого воспоминания Влад хотел бы в последнюю очередь. Всплыло и ощущение стыда и досады, что дошел до такого. Забыть бы, вычеркнуть, замазать. Так нет. Вот они, эти дни часы, минуты.
Сессия тогда шла. Летняя. За второй курс. Сдали сопромат! Событие решили отметить. Выбрали только что открывшийся ресторан «Море», благо жили рядом в двухстах метрах на квартире у двух пенсионеров. Денег было мало. На четверых набрали меньше пятнадцати рублей. Для экономии решили не тратиться на ресторанные напитки, с двойной наценкой. И заказать по минимуму. А для настроения выпили дома по бутылочке самого дешевого крепленого вина «Червонэ мицнэ» (красное сладкое) по 97 копеек за 0.5 литра.
А в новеньком ресторане взяли бутылку водки и по шашлыку.
Очнулся Влад на следующее утро с разбитой головой, кое – как перебинтованной, с пятнами крови на постели, с залитой кровью курткой. Подробности ресторанной гулянки в затуманенной алкоголем голове не всплывали.
Вадим, с которым они снимали комнату, тоже мало чего мог вспомнить. Пришли вчерашние собутыльники, Вовка Соколов, их с Вадимом одноклассник и его друг Юра. Они учились на другом факультете, жили отдельно. Стали по обрывкам воспоминаний складывать картину вчерашних событий. С трудом вспомнили о какой – то драке. Что к чему так и не выяснили. Помог их друг Мишка, что сидел в зале за другим столиком с девушкой. Они встретились возле института и он поведал историю их «грехопадения».
– Вы, ребята, как – то быстро догнались. Я с Надей раньше пришел и еще заказывал, когда вы подвалили поздороваться. Хвастались, что сопромат спихнули. Ждали, когда оркестр начнет программу, танцевать хотелось. А вот с телками в зале был напряг. Пусто, почти. Вот Сокол с Юрой и подъехали к теткам, лет под тридцатник. Они сидели мирно с дядькой солидным. Вам раз отказали, второй. Потом вы еще добавили под шашлык. Смотрю Юра в пузырь полез. Дядька ему вежливо объяснял, не лезь, мол, поищи помоложе. Это жена моя, ее сестра, мы по семейному сидим, не до скачек. А тут Вовка подвалил, кричит – пойдем, выйдем, я тебе объясню… И ушли. На первый этаж и на улицу. Вы с Вадимом рассчитались за столик и тоже спустились в гардероб. Я вас провожал, шумно внизу было. Пока вы в гардеробе Влада куртку забирали, те на улице возились. Мы на крыльцо, а там мужик на земле, Вовка с Юркой его футболят. Администрация бегает, милицию зовет. А у них еще телефон даже не подключен был. Ты, Влад, полез разнимать, а жена мужика выскочила и с визгом на тебя бросилась, думала, ты главный бандит. А тут такси подъехало. Водитель вылез, с монтировкой в руке. Видит лежачего четверо бьют. Да и приложил ближайшего, тебя, Влад, по кумполу. Ты брык на асфальт. Кровь бежит. Драчуны, друзья твои, малость очухались, поняли свои «ошибки». Тебя под руки и уволокли через дорогу к вам в дом. Тут и ментовоз с люстрой и сиреной прискакал. На пять минут опоздали. Ваше счастье, что телефон не работал.
Влад не отличался агрессивностью. Когда перебирал со спиртным, тянуло спать. Никогда не дрался и не нарывался. А теперь понял, что надо еще и компанию выбирать с умом. Старался потом с агрессивными личностями не выпивать.
Ходил на экзамены с перевязанной головой. Друзья шутили – вспоминали песню времен Гражданской войны про красного командира Щорса:
– «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый тянется по сырой траве…».
Но дня через три – четыре шутки кончились.
Их нашел тот же Мишка с неприятными известиями…
Оказывается, потерпевшие знали спутницу Мишки, что была с ним в ресторане, девушку Надю. Раньше жили по соседству. Они видели, как Мишка обнимался с нападавшими, слышали про сданный сопромат. Надя сказала, что ей пришла повестка к следователю. А там сильно не упрешься. Найдут Мишку, а уж найти студента политеха с перевязанной башкой, вообще не проблема.
Вот и аукнулось. Перспектива – исключение из института с автоматическим уходом в армию, это как минимум. А более реально – тюрьма. А Владу, как самому заметному, раненому, должны дать больше всех! Вляпались, придурки. После долгих разговоров и раздумий решили идти к побитому. Сдаваться! Единственный вариант.
И вот они уже стоят перед калиткой одноэтажного домика на Слободке. Первой выходит жена потерпевшего.
–Явились, соколики? Что припекло?
Затем с криками вылетела ее мать. Бросилась к Владу с кулаками, с явными намерениями драться, или хотя бы лицо расцарапать. Как только она их не называла.
И тут появился пострадавший. Влад чуть сознание не потерял, увидев его распухшее, фиолетово – синее, с кровоподтеками лицо. Щелочки глаз, еле – еле проглядывающие через сплошную опухоль.
Слов не было. Они стояли, опустив головы. Начал побитый:
–Меня Анатолием кличут. Работаю в таксопарке. Сейчас, как видите, на больничном.
– Ну, соколики, расскажите, кто вы, как докатились до статьи?
Говорил спокойно. Перед этим цыкнул на тещу:
– Вы, мама, подождите. Разобраться надо.
Они рассказали о себе, об учебе, о родителях. Просили прощения, умоляли не портить им жизнь. Спрашивали о какой – ни будь компенсации, что они могут сделать для него?
Женщины были неумолимы. Да и Влад с друзьями понимали, что простить такое не возможно.
– А Томка, то моя еще и беременна. Четвертый месяц, – показал Анатолий на жену. День рождения ее сестры отмечали… Отметили, блин. Ваше счастье, что с ней и ребенком всё в порядке. А то сидеть бы вам не пересидеть.
Уже стемнело. На столбах зажглись фонари. Когда Влад еще раз сказал, что самое для него страшное, это реакция родителей.
– Как мама, сердце у нее больное, переживет!? Я то готов ответить.
– Ладно, орёлики, – устало и глухо проговорил Анатолий. Ради родителей Ваших… Гоните за бутылкой.
*****
Река несла его в своих струях, а он всё еще чувствовал непереносимый стыд от этого давнего эпизода. Выводы, конечно, сделал на всю оставшуюся жизнь. Не садись выпивать с буйными во хмелю. И не садился.
Вовка Соколов так и погиб всего через два года после института. В драке. При не выясненных обстоятельствах. А к таксисту Анатолию, мужику широкой доброй души, на всю жизнь сохранил уважение и благодарность.
*****
Да, много было в жизни таких поворотных точек. После них, как в сказке – «налево пойдешь… направо пойдешь…» судьба могла меняться кардинально. А когда же в жизни этих вариантов еще не было?
*****
Только появилась в его ленивых думах в неспешных водах Реки эта мысль, тут же он мгновенно попал в какой – то ад. Со всех сторон на его малюсенькое тельце давило что – то тяжелое, вязкое, вселяющее страшный, еще не осознаваемый, но от этого не менее всепоглощающий ужас. Ровный свет и обволакивающая жидкость, в чем он уже привык плавать, как в невесомости, уходили, исчезали. Давление нарастало. Впервые! он ощутил боль! Толчки со всех сторон, сначала хаотичные, потом какие – то правильные, что – ли, стали чаще и сильнее. Он слышал громкие стоны. Впервые звуки, доносящиеся извне, были не воркующе – приятными, как обычно, убаюкивающими, а резкими, тревожными. Страшными. Послышался громкий, на пределе, крик. Толчки, толчки.
Он чувствует на голове плечиках неведомые прикосновения. Его тащат куда – то. Сильно. Руке больно. На миг он теряет сознание.
Очнулся висящим головой вниз. Вокруг яркий, не виданный еще, свет. А он впервые! Дышит. И верещит громким, захлебывающимся криком. Чувствует резкую боль в районе пупка. И всё.
Следующая картинка. Он с азартом сосет что- то такое мягкое, и родное, ощущаемое, как часть себя самого. Дальше, одним глазом, видит лицо с полуприкрытыми глазами, в белой косынке. Слышит неразборчивые слова колыбельной, незатейливой песенки. Душа поёт, он счастлив, еще ничего не зная и не понимая. Но счастье переполняет его. С этим счастьем в душе он засыпает с детской улыбкой на крошечных губах.
*****
Течение стало быстрее. Или это ему чудится сквозь дрему? Легкие, почти невесомые струи несут и несут его душу дальше, дальше. А в его голове, в принимающем устройстве, теснятся всё новые и разные файлы. Совсем детские, и не очень давние. Скользят, как будто даже шелестят, как листы толстого тома, когда зацепишь их толстую пачку и выпускаешь из – под пальца с характерным, «пулеметным» звуком. Ему показалось, что он выхватил один лист. Остановил. Начал рассматривать. И очутился в прибрежном Кипрском ресторане среди большой группы нарядных гостей. В сторонке жена разговаривает в кружке женщин. Там же его дочь.
Это Московская компания, где она работает, проводит традиционный, осенний корпоратив в честь очередной годовщины основания. Уже пятый или шестой год событие отмечают на Кипре. Он с супругой приглашены и как родители сотрудницы, что не на последних ролях в коллективе, ну и как местные жители, присматривающие за многочисленными объектами недвижимости, что хозяева бизнеса накупили на острове.
Официанты заканчивают накрывать столы, разносить напитки на открытой веранде. Диджей проверяет аппаратуру.
Он в кругу мужчин, где идут оживленные разговоры, вспоминают смешные моменты, травят анекдоты. Остроумный, веселый Роман Андреевич, когда – то перешедший в фирму из Сбербанка, чувствует себя в родной стихии. Ему предстоит вести корпоративный вечер, в чем ему равных нет. А пока он требует внимания и выдает свежий анекдот.
– Горное пастбище в Дагестане. По склону альпийского луга разбрелись овечки. Синее небо, облачка, идиллия. Выше на бугорке стоит в бурке и папахе пастух с посохом. Зорко смотрит за порядком. Вдруг раздается звонок сотового телефона. Овечки, барашки и две охраняющие их собаки задрали морды, с любопытством смотрят на пастуха. Он достает из – под бурки телефон:
– не обращайте внимания. Это меня…
Все хохочут. Знающие греческий язык, пытаются перевести анекдот гостю, владельцу большой строительной кипрской компании. У него многие из присутствующих покупали дома и квартиры. Тот морщит лоб, не понимает, что тут смешного.
Но прозвучала команда «к столу» и потекло веселое застолье с поздравлениями, заранее отрепетированными силами коллектива самодеятельными сценками, тостами и песнями.
( Фирма РИКСОН, отмечающая годовщину, торгует недвижимостью в Москве и области, и тесно сотрудничает с теми, кто строит. Владелицы РИКСОНА две сестры, а строители все мужики).
Дали слово и Владу. Он приготовил в виде поздравления басню. В стиле дедушки Крылова. Вот она перед ним на красивом листе бумаги. Читает.
Басня.
С Медведем Волк, имея свой мотив,
В лесу создали кооператив.
Решили строить всякое жильё.
Чтоб покупало то жильё зверьё.
Да не простые норы да берлоги,
По новой технологии чертоги.
Набрали лучших в мире мастеров:
На лес-из Белоруссии бобров,
На камень-из Армении горилл,
На разные работы – гамадрил.
Тех понабрали из Таджикистана.
И вот уже размечена поляна.
И закипела спорая работа.
А если кто трудился не до пота,
Так Волк покажет острые клыки…
Или Медведь подцепит за грудки!
Так что проект закончили до срока.
…Вот тут и началась им главная морока!!!
Не покупается жильё зверьём!
Привыкли жить на воле, под кустом…
Медведь с Волчарой стали горевать,
Кредит Удаву надо отдавать…
И тут на сцену вышли две сестрички
Прелестные и хитрые Лисички…
-Кооператоры! Не стоит горевать!
За долю малую беремся всё продать.
Как только обо всём они договорились
Лисички в стороны по лесу припустились
Пустить слушок во все концы земли.
Да им еще Сороки помогли…
Что Царь Зверей готовит всем закон
И, мол, уже на подпись подан он,
В лесу отныне вводится ПРОПИСКА!!!
И кто б ты ни был, хоть змея, хоть киска…
Всяк должен быть приписанным к квадратам,
Хоть к плохоньким, но к СОБСТВЕННЫМ палатам!
Кто не успеет, не ропщи, не плачь!
Пожалуйте ко Льву на ужин. Или ланч.
Финал понятен:
Кооператив цветет!
У них жильё последнее сметают.
Кому на это денег не хватает
За ипотекой в очередь встают.
К Удаву в банк…
Мораль кто угадает!?
Тут ясно всё. Гадай иль не гадай.
Построить мало!
Ты, поди, продай!!!
Диджей ставит диск с заводной российской музыкой. Танцы, народ после тостов разгорячился. Пляшут лихо. И местный гость с азартом включился в этот вихрь. Причем старается танцевать с яркой представительницей Российских красавиц, главной бухгалтершей фирмы – именинницы. Высокая, стройная, с хорошей фигурой дама «за сорок», проявляет к небольшому чернявому греку с заметным брюшком и лысинкой явную приязнь. Соратники знают ее много лет, знают, что, не смотря на солидный стаж в браке, троих детей, на вечеринках она всей душой отдается процессу веселья, особенно по части нового романа. Благо, мужа она с собой не возит.
Но когда танцевальный перерыв заканчивается, местный олигарх, крепко удерживаемый под локоток женой, просит прощения, ссылается на дела и откланивается. Всем видно, с каким сожалением он это делает.
Тосты, шутки, сценки продолжаются. Веранда расположена прямо на берегу моря, отделена от пляжа узкой пешеходной дорожкой. Мужчины без стеснения, отойдя на несколько метров в сторону, купаются голышом. Время за полночь. И когда вдруг публика с восхищением видит главного бухгалтера, разочарованную в отсутствии кавалера, медленно уходящую в своем длинном платье и даже с газовым шарфом на плечах в волны, Влад с Ниной понимают, что пора. То, что начнется дальше – не для их возраста. Быстро обнимаются с хозяевами мероприятия и уезжают. Благо машина тут же, а до дома семь минут…
*****
Но сколько прошло времени, чтобы добраться до этих Кипрских, уже относительно спокойных лет! Сколько пришлось поработать, поучиться, набраться опыта! А опыт приходил, накапливался, иногда в результате наблюдений. Иногда – ошибок…
*****
– Потерпевшая! Расскажите суду обстоятельства дела.
Ему двадцать пять. На работе дали общественную нагрузку. Избрали от коллектива народным заседателем. Раз – два в квартал его приглашают участвовать в заседании суда. Он сидит за покрытым красным сукном столом, на подиуме, по правую руку от судьи, солидной дамы предпенсионного возраста. Слушается дело по «тяжелой» статье – изнасилование. Возбуждено по заявлению потерпевшей.
– Я уже и забыл давно этот эпизод, – промелькнула мысль, – а тут, прямо в том времени, во всех деталях. Интересно!
Потерпевшей года 23, полноватая, довольно высокая, можно сказать миловидная женщина.
– Я в заявлении всё написала. И когда была милиция, муж вызвал, я рассказала.
– А теперь Вы должны всё рассказать суду, – привычно объясняет председательствующая,
– Как было дело? Вы знакомы с обвиняемым?
– Конечно. По одному коридору живем. У нас «гостинка» 14 метров, а у них -18.
– Рассказывайте, – торопит судья, – где, когда, при каких обстоятельствах?
– Так у него и произошло. Пятнадцатого марта. Ой, нет, уже шестнадцатого. Было уже пол – второго ночи. Я к нему зашла, плойку взять. У его Светы, жены, новая, хорошая. А моя уже и не греет совсем. А я после душа завитки хотела…
– А кем Вы работаете, – это уже второй Народный Заседатель, заведующая магазином «Импульс», спросила, явно заинтересованная процессом.
– Я мастер в салоне «Север», женское отделение. Мужские прически тоже делаю, но муж против. Настоял, чтобы в женском. Ревнует.
– Потерпевшая! – судья повысила голос, – не отвлекайтесь. Вы зашли, а он что? Напал, принуждал, какие его действия?
– Ну да. Я полиции рассказала.
– Погодите. До полиции еще доберемся. Как обвиняемый склонял Вас? Бил, угрожал, может быть связывал? Выкручивал руки? Подробно опишите, как было?
– Ну да. Он склонял. Угрожал. Хватал меня за руки. Хотел уже повалить. Тут муж и пришел. Стал в дверь стучать. А я закричала, чтобы отпустил.
Заседатель от торговли заинтересовалась еще больше,
– А откуда муж появился? Он дома был? И где семья обвиняемого? Он почему один?
– Так его Светка дочку повезла к маме, на материк. Уже как неделю до этого. Ну а мой в ночную ушел. У него с нуля до шести утра смена. На Никелевом заводе во вредном цеху. А тут, печь у них закозлилась. На ремонт поставили. Смену и отпустили. Пришел. Во время, а то этот Сашка так бы меня и до греха изнасиловал.
– Ну, хорошо. Что дальше, – судья уже начала терять терпение, – насилие было?
– Не успел он. Дверь Александр мужу открыл, то есть обвиняемый. По морде получил. Мы и ушли к себе. Ну а там и мне досталось, мой – то бугай здоровый. Лупит, не глядя. Три дня в салон не могла выйти. По справке сидела. Ну, я ему, мужу, – чего бьешь!? Не виновата. Он насильно. Мой, сразу на коридор. Там у нас на стене телефон. Милицию вызвал. Там уже всё по форме. Заявление. Сашку, в воронок, чтобы, значит, знал.
– От обвиняемого какой был ущерб? – судья смотрит страницы дела. Так халат порван. Еще чего порвал? Трусы, лифчик? Может побои, царапины? – Нет? Присаживайтесь.
– Обвиняемый. Поясните суду, как было дело.
– Да я уже замучился пояснять. Ночью тогда хоккей был. Из Чехии. Ну, пива взял, рыбки. Сижу, смотрю. Тут эта, матрешка, скребется.
Судья строго поправила,
– Прошу фигурантов дела называть по фамилии, или потерпевшая.
– Ну, ладно. Потерпевшая нарисовалась. На диван подсела, от пивка не отказалась. Ну, дальше больше. Я уже и от хоккея отвлекаться стал. Она майку с меня тащит. Всё путем. Но не успели. Ейный бугай приперся. Тут уж не до хоккея, ну и остального. Дал он мне в табло. Не хило. А что я то. Ей и вешай! Потом менты, ой, извините, милиционеры, нарисовались. Меня и слушать не стали. Попал, говорят, ты на червонец.
– Обвиняемый, – судья стала задавать уточняющие вопросы, – вот в протоколе указано, что вы потерпевшей халат порвали. Еще какие насильственные действия были с Вашей стороны, рвали ли вы другие вещи, нижнее белье, например?
Тут Влад не выдержал и попросил разрешения у председательствующей в процессе задать вопрос потерпевшей. Судья согласилась.
– Потерпевшая, уточните, пожалуйста, одну деталь. На Вас тогда трусы вообще были?
Судья, другая Заседатель, прокурор и присутствующие в зале заседания с любопытством ждали ответа. Парикмахерша, не поняв подвоха, без раздумий выдала:
Да нет, я же после душа. Так за плойкой…
Судья резко подняла молоток и с явной досадой стукнула им по подставке.
– Объявляется перерыв на двадцать минут. Заседателей и представителя обвинения прошу в совещательную комнату.
– Что же это Вы, Иван Николаевич! Давно не видела от обвинения такого сырого материала, упрекнула она прокурора.
– Да я дело получил за десять минут до начала процесса. Крутова заболела. Она должна была обвинение поддерживать.
– Закатила бы я сейчас оправдательный, всем бы нагорело. Кто там следаком был?
– Завьялова. Разошлась недавно. Так на всех мужиках отыгрывается. Дура, – не сдержался прокурор.
– Хорошо, прокуратура свободна. Мы тут сейчас всё решим.
И она объяснила, что сразу закрыть этот «цирк», вынести оправдательный приговор, значит подставить дурочку следователя, да и обвинение. Решили отправить на доследование. Там, мол, в связи с открывшимися обстоятельствами, дело закроют сами. Соседа отпустят, но мундир не замарают…
*****
Он был рад, что попал в этот эпизод, давно стершийся в памяти. Два года в качестве заседателя дали ему представление об устройстве и механизмах Советского правосудия. Пригодилось на всю жизнь.
*****
На всю жизнь… Жизнь… А что сейчас? Он знал, что это смерть. Он не мог определить срок, что прошел после его последнего мига угасания. Плывет он год, час, миг? А Файлы бьются в сознание, как осенние листья в ветровое стекло мчащегося авто. Миг и промелькнул отрезок жизни, мгновение и прошелестел другой. А вот листочек, как бы расплющился, зацепился на стекле. И пошла картинка. Нет, сцена, наполненная, как и тогда всем, что было вокруг. И он в том времени и обстановке.
