Читать книгу: «65,99 градусов северной широты. Сборник рассказов», страница 2

Когда без жены

Увидел в газете:

"Список составляющих, которые будут нужны для приготовления блюда: один стакан кефира (или простокваши), половинка чайной ложечки сахарного песка и такое же количество соли, один стакан мелко натертого сыра твердых сортов, два стакана пшеничной муки, половинка чайной ложки соды, ну и также для начинки один стакан мелко нарезанной ветчины, колбаски или сосисок и растительное масло для жарки (желательно рафинированное)”.

Какой простой, красивый и изящный рецепт – как раз для меня! Надо попробовать. Надеюсь, что в этот раз обойдётся без жертв. В последний раз, когда я делал пирожки, то пришлось отдирать засохшее тесто к рукам вместе с кожей. О самих пирожках уже не говорю. Хоть кто-нибудь сказал бы, что начинки кладётся десертная ложка, а не половник! Тесто на пирожках не закрывалось, пришлось латки изготовлять и присобачивать. Все пирожки были в заплатках и неопределённой формы…

Ладно о грустном, итак, половинка чайной ложки сахара, соли, соды – а это сколько в граммах? 10 граммов, 20 или 30? Чайные ложки могут быть разными по объёму. Только неответственные женщины могут написать такой рецепт. Ладно, чтобы не обидеть соль, сахар и соду, берём всё поровну, сохраняя тем самым главный принцип – всё должно быть в гармонии! Возьмём дифференциал… От чего же мне его взять? О! От общего объёма муки, кефира, сыра и так далее. И получаем 13,263748495 граммов. Но сначала надо одеть фартук. Это процесс! А вот женщины наплевательски относятся к этому важному компоненту готовки. Берём электронные весы и начинаем взвешивать. Как всё легко, когда есть техника! Теперь сыр – это на тёрке. Готово. Затем посуда, где смешаем все ингредиенты. Это есть. Заправляем муку, сыр и кефир. Теперь чем мешать? Блендером и никаких проблем. Мешаем, и что же это такое получилось? Как можно вовнутрь положить колбасу или ветчину, если это похоже на заготовку для блинов? Опять добавлять муку? Нет! С меня предыдущих тех пирожков хватит, больше не хочу! А колбасу и ветчину можно и так съесть или положить на сковородку и залить яйцами. Нет таких проблем, чтобы их не смог решить российский мужик! Даже российские женщины не в состоянии его поставить в тупик. Начинаем жарить сырники, типа хачапури. Вроде получаются, но почему они разваливаются? Что-то не так в этом процессе. Как же наши бабы их делают? Вроде температуры недостаточно. Берём штангенциркуль, рулетку и начинаем мерить. Измеряем площадь конфорки, высоту пламени, вычисляем полезную площадь сковородки и берём интеграл. Вычисляем и получаем, что температура дна сковородки 937,345 градусов Цельсия. Так как площадь конфорки и сковороды – величины постоянные, то жмём на ручку газа и увеличиваем пламя на сантиметр. Измеряем, как увеличилась высота пламени и вычисляем температуру сковороды – 1057,567 градусов. Вполне приемлемо, и смотрим на процесс. Да, лучше, но не совсем то. Это лишь означает, что я пошёл не по тому пути. Тогда берём вязкость муки, сыра, кефира и так далее. Смотрим по справочникам их значения и подставляем в ряд Фурье, так как очень много компонентов. И теперь наблюдаем за третьей гармоникой. Она основная – остальными можно пренебречь. Третья гармоника показывает, что всё дело в пространстве. Что бы это значило? Хм… Эврика! Объём! Надо ограничить объём растекания массы. У меня ещё осталось полкастрюли хачапури, выливаю на сковородку. И получаю кулебяку! Как всё просто! Не представляю, как наши женщины готовят, не зная высшей математики? О! Добавляю колбасу и ветчину и получаю пиццу. Пора мне начать писать книгу по кулинарии! Одна сторона моей пиццы уже подошла, переворачиваем и ждём. У меня уже слюнки текут. Вроде готово. Надо попробовать, как середина пиццы, готова ли? Что это такое? Как резина, даже нож не берёт…

Пора заканчивать этот эксперимент и идти в кулинарию. Как раз по дороге и выброшу своё произведение искусства. В магазин ещё надо зайти: взять бутылку водки и выпить за Победу! Всё могло быть и хуже!

В издательстве

В кабинете редактора. Редактор Автору:

– И шо вы имеете сказать в Литературе, с вашим порванным чулком и подбитым глазом?

– Возьмите мою рукопись…

– Вы хотите видеть, шобы ваш душевный перегар услыхал не токо я?! За шо вы меня так не любите?

– Ну возьмите мою рукопись…

– Достаточно того, что я уже просмотрел. Так что же Автор, то есть вы, хотели сказать своим произведением? Про Большую и Чистую Любовь? Или про свои разборки с соседями? Не удивлён, что у вас синяк под глазом. В вашем бессмертном произведении толпами появляются родственники ваших соседей и внезапно, теми же толпами, исчезают. Это детектив или шо? Или готика – это щас модно… А скудова название выцарапали – “Полёт шмеля”?

– Так соседи шумят, как тот шмель…Ну возьмите мою рукопись…

– Деточка, вы давно заглядывали в букварь?

– Ну возьмите мою рукопись…

– Лучше купите себе леденцы, воздушные шарики и покатайтесь на карусели.

– Ну возьмите мою рукопись…

– Если я опубликую вашу рукопись, то в другом издательстве будет праздник, а мои дети пойдут просить милостыню.

– Меня никто не любит…ну возьмите мою рукопись…

– Ну и что? Меня тоже никто не любит. Жена и дети только и говорят: “Дай деньги!”. И только в конвертируемой валюте.

– Ну возьмите мою рукопись…

– Кошек на пляже соберите и читайте им свою рукопись.

– Ну возьмите мою рукопись…

– Я вас больше не задерживаю… Идите…в Художественную Литературу!!! Наденьте только рубище, возьмите посох и туда! Скажете, что я послал!…

– Ну возьмите мою рукопись, хочу стать писательницей. Я вся горю в литературном либидо!

– В чём горите??

– В литературном либидо!!

– Хм… Что вы мне голову морочите, так бы сразу и сказали. Легенду вам придумаем: что вы прошли тяжёлую жизнь: сирота, детдом, инвалидная коляска… Реклама произведению будет, будут и положительные отзывы маститых писателей. Из вашего произведения сделаем “Уголовные хроники”. Стилисты исправят ошибки и пару умных мыслей напишут. А потом вас убьём. Чтобы читатели не видели вашего подбитого глаза и порванного чулка. Это будет ваша литературная смерть: "Погибла на боевом посту". Траурные речи, симфонический оркестр, венки будут – всё за счёт редакции.

– Я не хочу умирать… Пойду… к другому редактору…

История одной любви

Я снова в Баку и снова увидел тебя – ты комок нервов, ты несколько месяцев назад похоронила свою маму. Я уже не знаю, под каким предлогом звонить тебе, каждый день предлагать прогуляться вечером на нашем маленьком стадионе. Ты не замечаешь, как быстро стала восстанавливаться, как стала хорошеть. Я специально говорю с тобой о другой:

– Она же худая! Когда я вижу худых женщин, хочется их накормить.

Ты вспыхиваешь, как спичка, потому что тоже худая. Мне это только и надо, чтобы ты побыстрее "перезапустила свой компьютер", вышла из стресса, начала опять радоваться жизни. Посмотри, какая ты на "своей страничке" в интернете, и какая сейчас! И попробуй сказать, что я неправ.

Я не знаю, кому эти встречи больше нужны. Такое ощущение, что я соприкасаюсь с чем-то чистым-чистым. Я не слышу, что ты говоришь, вижу, как ты говоришь. Ты витаешь. Ты очень эмоциональный, романтичный человек. Почему-то хочется тебя защищать. Ты говоришь, что можешь быть стервой, можешь уничтожить словом любого человека. А что, бывает у женщины по-другому, если её разозлят? Зачем мне кого-то искать, если ты уже есть. И всё-таки у тебя глаза твоей мамы, хотя ты говоришь, что папы. Они такие же добрые, как у неё. Люблю, когда ты споришь – ты обо всём забываешь.

Сколько же лет мы знаем друг друга? Ещё со школьной скамьи. Ты училась на год старше. Как давно это было! Я женился. Ты вышла замуж не по любви, просто подруги все уже были замужем, тебе хотелось тоже иметь мужа. Через десять лет я развёлся. Конечно, мы виделись, ведь живём в соседних домах. Как-то тебе понадобилось отремонтировать телевизор. Ты жила тогда вместе мамой. Я чувствовал, что тебе интересно со мной общаться, приглашала к себе. Но я уже жил тогда гражданским браком со своей соседкой по лестничной площадке. Дело не только в этом. Мне не нужна коллекция – мне нужна одна. С гражданской женой у нас всё-таки жизнь не получилась, но мы остались друзьями и помогаем друг другу, как помогали бы нам родители, если бы они были живы. Но сердцу не прикажешь, мы давно уже не вместе. Но этого я не смогу тебе объяснить, потому что не знаю, как ты отреагируешь на это, мы же все соседи.

Какое же душевное тепло идёт от тебя! Но я ничего не могу сказать о своих чувствах. Как же мне легко с тобой! Может потому, что мы оба – Близнецы. Хотя моя первая жена была тоже Близнецом. Есть теория: первый ребёнок в семье всегда несёт в себе мужское начало, второй – женское. Я в семье второй, а все женщины, которые были у меня, были первыми детьми. Может, поэтому и не получалось любви. Ты в семье – вторая. Наверное, поэтому мне так с тобой легко и тепло, потому что есть хоть какой-то порядок. Мне нравится твоё имя, оно мне дорого, потому что так звали мою любимую бабушку. Может, это бабушка послала тебя мне?! На мой последний отрезок пути!

Я не могу сделать тебе предложение. Даже если ты скажешь "да" – я не могу вернуться в Баку. Последние мои два приезда – я всё время на валидоле. Климат. Девять лет на Севере, не прошли для меня бесследно. Не хочу, чтобы ты меня хоронила. Не могу взять тебя с собой на Север – там, кроме куропаток и песцов, ничего нет, и мы ведь немолодые люди, уже далеко за пятьдесят. Я хочу обо всём тебе сказать, но не могу, да и зачем?! Всё равно тебе всё скажу, но потом, когда буду уезжать.

Ты женщина-талисман, приносящий удачу. Так шутят у тебя на работе. Твой директор решил проверить это: взял тебя, как талисман, в министерство выбивать деньги для ремонта школы. Там было двадцать директоров, приехавших с такой же целью. Ты не пошла в эту бойню, а осталась в приёмной и разговорилась с незнакомой женщиной, тоже ожидавшей приёма. Она оказалась представительницей крупной нефтяной компании, которая искала подходящую школу в Баку, чтобы её отремонтировать. Ты убедила эту женщину выбрать именно вашу школу. Наконец вышли все двадцать директоров – никому ничего не дали. Ты только сказала своему директору, у которого подскочил сахар на нервной почве.

– Сабир-муаллим, вам плохо?! Прошу, передохните чуть-чуть. Сейчас попрошу для Вас чай.

Все стали расходиться, а когда эта женщина пошла на приём, ты шепнула директору:

– Я нашла деньги.

Нефтяная компания сделала такой евроремонт в вашей школе, что все другие ахнули. А как нервничают твои ученики перед экзаменами! Но стоит им тебя увидеть, как их беспокойство проходит. Я сам бьюсь со своими рассказами безуспешно уже два месяца, но стоило тебе своей рукой отредактировать и опубликовать очередной мой рассказ, так я стал сразу получать рецензии, даже на предыдущие.

Соседка, уезжая в отпуск, попросила тебя кормить дворовую собаку. Только такая, как ты, могла согласиться. Ты пожалела собаку, которая обижена на весь целый свет и, может быть, справедливо. Её надо было искать по всему двору и кормить чуть ли не с ложечки. Ты делала это, хотя стеснялась бегать по двору за собакой. Даже эта собака почувствовала мои чувства к тебе. Она вчера бросилась на меня. Ревнует. Я почувствовал её зубы у себя на лодыжке. Это умная собака. Она сама разжала челюсть.

Знаю, в молодости ты выступала за сборную Азербайджана, имеешь медали. Но как-то ты мне сказала:

– Я хочу всё забыть, хочу забыть своё прошлое, не думать о будущем, хочу жить только настоящим. Потому что думать о счастливом прошлом очень больно.

Я этого никогда не смогу понять. У меня только грамоты. Много грамот. Медалей нет. Но я горжусь ими. Они для меня, всё равно, что добытые в бою. На одной так и написано " За волю, проявленную в бою". Я спрашиваю у тебя:

– Как об этом можно забыть?! В тебе дух бойца – по-другому в спорте невозможно!

– Я такой же боец, как и раньше. Также бегу по дорожке, как и раньше. Но если раньше я бежала к финишу, то теперь бегу, пока не упаду.

Мне хорошо, когда ты рядом, когда гуляем по стадиону вечером, хотя всего один час… сколько сил ты мне даёшь! От нашего общения я всё равно получаю больше, чем ты, отогреваюсь около тебя. Хотя бы капелька счастья появилась в моей жизни. Но это невыносимо: видеть тебя и молчать. Скорее бы на Север, в свой Северный Полярный Круг!

Я знаю, как буду с тобой прощаться. В день отъезда я зайду к тебе со своей флешкой, скопирую файл тебе на рабочий стол под каким-нибудь названием. Попрошу, как всегда, просмотреть, отредактировать текст этого моего последнего рассказа и потом его опубликовать. Знаю, что у тебя всегда много работы, и ты не сразу рассказ посмотришь. Попрощаюсь с тобой, пожелаю удачи и уеду навсегда.

Грибы

Сегодня пятница. У мусульман это священный день. Я всю жизнь прожил рядом с мусульманами, и это мне не чуждо, радуюсь вместе с ними. Бог у нас у всех один. И если завтра мне не ехать куда-нибудь по работе, то у меня есть выходные дни, и пятница становится вдвойне приятным днём. Значит – завтра я иду за грибами.

На следующий день я освободился только к четырём часам дня. Поэтому решил идти налегке и ненадолго. До Чёрной речки минут тридцать – за три часа обернусь. Места эти немного знаю, был там уже раза четыре. Не могу сказать, что грибов там много, но все, у кого нет транспорта, в основном, здесь и собирают. Много грибов мне не надо, наберу пакет и домой.

Через час я уже на месте, за Чёрной речкой, и приготовился косить грибы, тем более, что моя знакомая была здесь два дня назад с мужем, они набрали два больших пластмассовых ведра. Иду, а грибов-то нет. Уже тридцать минут брожу – и ни одного гриба. Грибы попадаются, но все червивые. И дожди были, даже если бы неделю дождя не было бы, всё равно в низинах что-то найти можно, а здесь – ни одного. Ага, дождевики попались – хоть такие. Нет, надо уходить дальше, тут всё выкосили. Пойду туда, где в первый раз был, хоть и немного было, но взял массой. Здесь главное уловить микроклимат: чтобы солнышко было и влаги достаточно. Попалась, наконец, парочка красноголовиков, вот ещё один, и ещё один, и ещё. Уже что-то есть. Куда бы ещё пойти? Пойду налево. Вот один красноголовик, ещё, и ещё. Ну всё, с полутора килограмма будет, время около восьми часов, пора домой. Интересно, куда я забрёл. Болото вижу, но это не то большое болото, около которого я держался. И заката нет, чтобы сориентироваться по солнцу – небо всё в тяжелых дождевых облаках. Вроде запад там и болото туда идёт, как раз к городу, пойду вдоль него. Вот ещё красноголовик и неплохой…

Странно: болото кончилось, а всё незнакомо. Надо хорошо послушать: отдалённый лай собак слышу, даже иногда слабо слышен звук оборудования. С какой же стороны доносится звук? Жаль, заката нет. На часах девять часов. Красноголовик вижу – возьмём. Вроде я уже тут был… Правду люди говорят, что в лесу люди по кругу ходят, когда дороги не знают. Какое же это по счёту болото? Какая по счёту поляна? Вот ещё красноголовик. Нет, больше брать не буду – дело принимает серьёзный оборот. В тридцати минутах от города, в десяти минутах от Чёрной речки – и заблудиться! Начало десятого, надо выкидывать грибы. На запад ходил, на север – до просеки между Чёрной речкой и шоссе – ходил, как я думал, а практически ходил по кругу. Может, я эту просеку в темноте проскочил? Куда идти? Всё равно куда, определить направление не могу, может, повезёт. Слава Богу! Рассыпанные грибы! Значит: люди здесь ходили и тропинка должна быть! Уже десять часов. Надеюсь, к двенадцати буду дома. Что-то грибы знакомые… Это мои грибы!… Надо идти… через полчаса я нашёл тропу и пошёл по ней. Тропа вывела на поляну. Обыскал всю поляну, но другой тропы больше не было. Ладно, пойду в другой конец тропы, куда-нибудь выйду. Через тридцать минут тропа кончилась на поляне, и опять без выхода.

Всё! Больше не могу, я уже в пути больше шести часов! Надо искать ночлег, найти подходящее болото, чтобы завтра по восходу сориентироваться. Вот и болото. Отойду от него к ёлкам. Люди говорят, что на землю надо класть еловые ветки. Проверю, заболею ли я после этой ночёвки. Вроде всё, ветки наломал, можно укладываться. Эх, так вляпаться! Ведь знаю же, что не могу ориентироваться на местности! Сколько раз меня выводили люди с рыбалки, с Усы! С города до Усы чуть ли не с закрытыми глазами дохожу, а обратная фаза полёта – никак. У меня скорее ноги запомнили обратную дорогу, чем мозги. Ведь только я устроился на работу, когда я теперь отсюда выйду? Что я скажу? Заблудился около дома?! Грибы что ли мне эти нужны или эта рыбалка?! Дешевле сёмгу в магазине покупать, чем это снаряжение для рыбалки, сама рыбалка. Женщина в Инте двадцать лет собирала грибы, пошла и не вернулась. Под Печорой муж с женой пошли за грибами, так муж вышел через два месяца под Ухтой. Жена не выдержала. Хватит думать о плохом! Надо успокоиться и спокойно всё взвесить. Итак: я заблудился, температура +4 – +7, одет налегке, костёр разводить не умею, у меня есть нож, зажигалка. Дождя пока нет – было бы совсем худо. Питаться буду грибами, ягодами. Что с водой? Маленькие ручьи, в крайнем случае, из болота придётся пить. Это всё пока наихудший вариант. Надо определиться, где я. С юга Уса, с точки, где я перешёл Чёрную речку, до Усы три-четыре километра. С востока должно идти шоссе на Водозабор, до него два-три километра. С запада – Чёрная речка. Что у нас с севером? На севере у нас Нулевой, до него восемь-девять километров, мимо него я никак не проскочу. Значит, надо идти, только идти – куда–нибудь уткнусь. Завтра по восходу сориентируюсь на запад. Если опять будут тучи, говорят, можно сориентироваться по мху, растущему на деревьях – он растёт только с северной стороны. Завтра всё станет ясно. А сейчас спать… Что-то веток маловато, ноги на земле – ещё наломать надо, главное: не заболеть. Не спится… Сегодня семнадцатое августа. Ровно год назад скончался брат. Плохая примета. Женя, ты прости, годовщины я не отмечаю, только ваши дни рождения: бабушки, мамы, твой, отца. Представляю, что мы по-прежнему все вместе, и я сижу, вспоминаю.

Женя, Женя… В семидесятые ты приехал в Усинск по направлению после института. Так здесь и до конца остался. Как же ты хотел вырваться отсюда! Но не мог. Детей поднимать надо было, образование им дать, квартирами обеспечить… Да, теперь каждый из твоей семьи имеет по квартире и с ремонтом… вот только тебя больше не вернёшь. Разве пятьдесят четыре года – это возраст, чтобы уходить из жизни! Тогда, в августе, перед твоим вторым, последним инсультом мы с тобой четыре раза за семь дней собирали белые грибы. Дело не в грибах, а в том, что надо поехать, собрать их, приехать, их надо обработать, сварить, пожарить… Даже я не выдержал, хотя я более мобильный, чем ты:

– Женя, тебе эти грибы не надоели?

– Мне не надоели! В Питере их нет!

Всё равно вторым инсультом это всё закончилось бы. По-другому ты жить не умел…

Мама почти так же ушла из жизни. Вся семья, наконец, вместе собралась, и она затеяла большую стирку. Всю жизнь мама на себе экономила и, конечно, на стиральной машине тоже. Это была её последняя стирка… Мама, мама… Как же ты меня любила! Сколько же я тебе принёс слёз. Сколько раз со мной проходила весь Баку, чтобы узнать, что со здоровьем сына. К пятнадцати годам моя детская медицинская карточка уже была как “Cага о Форсайтах”. Как ты берегла меня, как хотела уберечь от всего плохого. Со второго курса ты начала меня знакомить с дочерьми своих подруг, чтобы я не испортился и чтобы у меня было всё, как у всех. Как я сопротивлялся четыре года, но перед Наташей не устоял. Мама, мама, откуда нам было знать с тобой, что Наташе, просто надо было выскочить замуж… Мама, мама, как ты умоляла не разбивать семью ради детей. У Наташи была прекрасная жизнь. Ты – с внуками, и готовишь, и стираешь, и убираешь. Отец – за продуктами и тебе помогал. Я, как всегда, полторы смены на работе. А Наташа с работы приходит и газеты читает. Сколько же любви ты вложила в моих детей, они же с тобой и росли. И что ты получила? Когда мы с Наташей всё-таки разошлись, она тебе заявила, что внуков Вы больше не увидите. Мама, мама, как же ты берегла меня. Пошла в институт при моём распределении, и меня никуда не направили. К сожалению, я узнал об этом только после твоей смерти. Если ты чувствовала угрозу своей семье, или так тебе казалось, – остановить тебя было невозможно. Твоя сестра рассказывала, что когда ты была в положении на восьмом месяце, тебе показалось, что с твоим мужем-геологом что-то случилось в горах. И ты поехала на рейсовом автобусе в Дагестан. Это более двухсот километров от Баку. Тебя рвало непрерывно. Водитель автобуса, наконец, не выдержал, он вышел из машины и стал молиться:

– О Аллах! За что ты меня наказываешь?! Что я сделал?! За что ты мне послал эту женщину?!

Ты доехала. Ты нашла своего мужа в горах. Когда отец тебя увидел, он чуть не лишился дара речи. А как я пропал на рыбалке под Еникендом, в ста тринадцати километрах от Баку. Мы с напарником Сергеем, наконец, вышли на шоссе, но рейсовых автобусов уже не было, а другие машины не останавливались. И мы шли с Сергеем в это село Еникенд, почти три километра, навстречу штормовому встречному ветру вместе с дождём. В селе я увидел патрульную машину и пошёл к ней. Сережка мне кричит:

– Это же гаишники! Продажные шкуры!

Серёжка не знал, что может быть ты меня уже ищешь. Гаишники осторожно открыли окно “Волги” и с удивлением посмотрели на меня, всего мокрого и грязного:

– Ребята, вы откуда такие?

– Из города. Помогите добраться до Баку. Мать очень волнуется, она не знает, где я.

Гаишник внимательно посмотрел на меня и говорит:

– Подождите пока под навесом.

Мы доехали. Я был прав. Ты вся в слезах. Уже обзвонила всех. Твой племянник Виктор, тоже рыбак, еле-еле уговорил тебя подождать до утра:

– Тётя Рена, утром мы поедем. Я не знаю куда: двести километров на юг, двести километров на запад или двести километров на север. Но поедем.

Все знали, что остановить тебя в таких случаях невозможно.

Мне было двадцать пять, врачи сказали, что у меня псориаз, хотя это был не псориаз, назначили курс лечения, внутривенные уколы. После четвёртой, пятой инъекции я стал покрываться гноем. Никто ничего не мог понять. Я покрылся весь гноем и полностью стал неподвижен. Лейкоциты дошли до двадцати восьми тысяч. Врачи только руками разводили, сказали, что если будет более тридцати двух тысяч – это конец. Ты пошла к командующему Закавказского округа. Он сказал тебе, что нужен письменный отказ гражданской медицины в данном случае. Ты сделала это. Ты положила меня в госпиталь. Врач – майор, стала меня "вытаскивать". Я был на больничном шесть месяцев, зацепил ещё кучу болезней, потому что иммунитет… иммунитет ещё какой-то оставался. Но ты, мама, не сдавалась, стояла до конца, старалась только, чтобы я не видел твоих слёз. Мама, мама, как же ты меня любила! Наши соседи, кто ещё жив, кто ещё помнит тебя, говорят: твоя мама была святая женщина. Мама, мама, прости меня, не сберёг я тебя, я скоро приду к тебе, но не сейчас и больше огорчать не буду.

Надо ещё наломать веток. Когда же эта ночь закончится! Уже час ночи. Никак не усну… И всё-таки я остался один. Всю жизнь хотел иметь семью. Любовь – это вера. Уходит вера – уходит и любовь. С Наташей не получилось – там всё понятно, она никогда и не любила меня. С Аллой пятнадцать лет – тоже не получилось. Сколько же, Алла, мы с тобой прошли: и резню, и войну, и голод. Сколько же мы с тобой вынесли! Ты мне просто жизнь спасла. Тогда на сороковой день мамы, Ритка – экстрасенс мне говорит:

– Сегодня ты можешь поговорить с мамой, я помогу.

И мама через Риту говорит: "Ты виноват!"

Я знаю, что виноват, но мама никогда такое бы не сказала, слишком сильно она меня любила. А в меня, после этих слов будто космос ворвался. Такое уже у меня было пятнадцать лет назад. Сразу предынфарктное состояние, высокое давление, пульс достигал двухсот ударов. Полгода врачам понадобилось, чтобы вывести меня из этого состояния. А тогда, в девяностом, я остался один. Перед этим мы с тобой разбежались: я тебе слово – ты мне десять, и это мне надоело. Ты не знала, что ты беременна. А после Риты я понял, что второго такого удара я не перенесу. Мне не к кому было идти, кроме тебя. Я пришёл к тебе, постучал, ты открыла

– Мне очень плохо. Мне от тебя ничего не надо. Мне надо прижаться к тебе и попробовать уснуть. Может, это поможет.

Уже потом ты мне сказала: ” Ты был белый, как полотно”. Утром я проснулся, как ни в чём не бывало. Сказал "спасибо" и ушёл. Только через месяц от Риты я узнал, что ты беременна. Алла, Алла, почему ты не родила?! И потом была возможность. И всё было бы у нас по-другому. Я все свои обещания перед тобой сдержал. А ты так и не поверила мне. Мои родители с девяти квадратных метров начинали: бабушка и я с братом. Уверен: твои родители начинали так же. Конечно, пятидесятые и девяностые годы не сравнить – жизнь другая, люди другие. Но я работал и телевизоры ремонтировал, и на кораблях за рыбой ходил, и свои квартиры у нас с тобой были. Делал, что мог. Конечно, это не те деньги, которые ты хотела. Но жизнь, счастье за деньги не купишь. Алла, Алла… Что же ты искала?

Надо спать. Уже два часа ночи. Когда же эта ночь закончится!

Начало четвёртого… Светает. Пора вставать. Солнца нет – везде дождевые облака. Надо сориентироваться по мху. Вот и деревья… Найти бы этого бойскаута и мордой ткнуть – общий угол разброса больше девяноста градусов. И куда же идти?! Надо идти…

Странная штука жизнь. Все мои детские сны, все предсказания гадалки сбылись. Мне всегда снился один и тот же сон: какой-то маленький городок на холмистой местности (если представить, что это Усинск на пятьдесят тысяч жителей – то всё сходится). Я лежу с автоматом и обороняю свой дом. Если представить, что уже двадцать лет я храню, защищаю свою квартиру, не имея на неё документов – то всё сходится. Гадалка сказала, что ты останешься один – так и получилось. Вот и не верь во всё это. Да и как не верить. Маму хоронили, люди все собрались уже, уже выносить надо, и вдруг сердце прихватило так, что шевельнуться не могу. И я впервые обратился к Богу, попросил, чтобы похоронить, как полагается. Через минуту сердце отпустило…

Упал. Вчера не падал. Не знаешь куда ставить ногу. Высокая растительность. То ли яма, то ли полусгнившее, невидимое, поваленное дерево. Глаза. Главное, уберечь глаза от этих веток и сучьев. Надо идти. Хорошо, что дождь не идёт. В общей сложности я уже иду десять часов, только надо идти…

Рита – классный экстрасенс. Как на рентгене видела болячки у больных, сам свидетель. Хорошо, что отошла от этих дел, как и я. Каждый экстрасенс знает, что если он пойдёт не по тому пути – его ждёт смерть. Знать бы этот путь. Рита чудом осталась жива. Чтобы быть экстрасенсом, надо быть в состоянии ненормальности или быть шарлатаном. Настоящие народные целители, экстрасенсы, себе уже не принадлежат. Сулейман из Шеки – очередь с восьми утра до семи вечера. Доктор Шахбазов, профессиональный врач, десять лет обучался на Тибете восточной медицине. Специально приехал на родину, чтобы лечить. Моего напарника по рыбалке Джаангира спас от каверны в лёгких. Врачи уже отвернулись от Джаангира, отпустили из больницы под расписку домой – умирать. Шахбазов спас. И всё равно Шахбазова сожрали… Я, конечно, не Шахбазов, но тоже что-то получалось в этой области. Эта женщина, заведующая столовой, два месяца была на больничном, давление под двести, каждый третий день скорая. После второго сеанса через неделю вышла на работу. Тетя Надя, Марина, Татьяна, а этот лось Сашка, водитель под сто двадцать килограммов . Его левая рука вдруг отказала. Все врачи разводили руками. Один раз всего с ним работал, в последний день нашей вахты. На следующую вахту он меня увидел и кричит: ” Я сына на этой руке два часа держал!”. Эта заведующая столовой потом попросила к ней зайти и, когда я пришёл, она ставит передо мной литровую банку полную чёрной икры и говорит: ” Это твоя банка, когда захочешь, приходи и ешь.” Но банку не дала…

Опять упал… Как по Джеку Лондону – “Белое безмолвие”, правда, пока лесное безмолвие. Ещё немного и сюда придёт наше белое безмолвие – минус сорок. Усинск даже севернее находится, где был Джек. Всё трудней продираться сквозь деревья. Надо идти…

Дочь свою пятилетнюю от больницы спас. Знал, что не имею права работать с детьми. Но это моя дочь. Что же тогда я ей сказал? Поставил её на стол и стал говорить:

– У тебя самые красивые глазки в мире и всё у тебя пройдёт, всё исчезнет с твоего личика…

В течение нескольких дней вся эта зараза исчезла с личика дочери. Марина, жена моего товарища по работе. Всего один раз с ней работал. На следующий день её муж мне говорит:

– Представляешь, эта дура, на последние деньги в доме пошла и купила тефлоновую сковородку.

– Радуйся, Володя, она наконец жить захотела!

Он подумал и говорит:

– Это всё у неё было из-за плохой погоды.

Что мне было ему сказать? О глазах его жены, как она смотрела. Этот взгляд “раздавленного” жизнью человека. О том, что он пьёт. И когда он пьёт – хоть беги из дома. О том, что его жена совсем недавно потеряла свою мать. О том, что его жена, молодая красивая женщина, совсем недавно по неосторожности опрокинула на лицо кипящее масло. Я промолчал.

Который раз я уже падаю… Левый сапог уже давно мокрый, уже не помню, когда я провалился в очередном болоте. Точно будет, как у Джека Лондона – ещё немного и буду ползти…Прощения у Бога просить не буду – я его не заслужил…Прятаться не привык. Если ад, значит ад. Мать только не поймёт, если сдамся. Надо идти. Сколько же иду? Только идти…

Всё история о годовалой девочке никак из головы не выходит. По радио передавали, как одна женщина, мать двоих детей, взяла эту девочку из приюта. Эта девочка была слепая, с атрофированным язычком, с кучей тяжелейших болезней. И вот эта мама рассказывала, как этот изувеченный комочек тянется к жизни…

Почему справа в тридцати метрах деревья резко заканчиваются? Если это Уса, то её ширина здесь метров пятьсот, берега высокие, обрывистые – так и будет… Если это опять большое болото – тоже так и будет… Надо пойти посмотреть… Это река! Уса! Я упал на колени и стал молиться…