Читать книгу: «Ява», страница 12
37
Наташе работа нравилась. Сравнить было разве с практикой в период обучения в техникуме, а производство – это серьёзно. Коллектив третьего цеха, в основном, был женский. Так, иногда, для отгрузки продукции, приходила бригада парней. Они сразу обратили внимание на новенькую. Каждый клеился и пытался понравиться по-своему. Это было смешно и даже наивно, а когда они прознали, что красавица замужем, да ещё супруг в армии… Тут пришлось вмешиваться руководителю участка.
– Эй, кобели, марш отсель. Задарили мою воспитанницу сладким. Ей, между прочим, нельзя. Ребёнок сладкоежкой вырастет, беззубым будет.
– Какой? У кого? Когда?
– Я бы сама рада. Да как-то поздновато. Отженихалась она своё. Точка!
– Так, значит, это Натали беременная?
– Догадались. Валите бочком. Мало, что ль, свободных незамужних да разведённых.
Отвадили грузчиков. Но, как пчелы на мёд, стали слетаться чужие. То водитель с РАЙПОвского гаража цветочки носит, то граждане, сдающие дары из леса и с дач, будь они неладны, с подарками пошли. Со своими как-то сразу разобрались, а вот с этими… Пришлось каждый вечер провожать будущую мамочку на автостанцию.
В августе все проблемы отпали сами собой. Как-никак пятый месяц. Хочешь не хочешь, а животик выпирает. Платьице не приталенное, а просторное. И поступь не такая лёгкая. Лицо постепенно приобретало красоту, которая есть только у тех, кто в положении. Коллектив относился к Яванской по-домашнему тепло. Всячески оберегал.
К концу сентября Наташенька принесла из консультации справки и оформила декретный отпуск. Людмила Николаевна с Василием Ивановичем легко согласились на такой ход событий. Ей и так нелегко. Что ж её ненужными заботами неволить.
На зарплату отпускница приобрела немного вина, конфет, фруктов. В обед устроили пышные проводы своей любимицы.
– Вот, как времечко пролетело. Так и жизнь утекает. Не успеешь родиться, а уже и помирать пора, – философски заметила наставница. – Будто вчера с тобой познакомились. Скучно будет, звони. Будешь в Елизово, заглядывай. Всегда желанной гостьей встретим.
– Чего о грустном? Совсем девочку нашу измучила своими нравоучениями, – зашушукали работницы. – Давайте лучше споём.
– Эх, молодёжь, – вздохнула женщина и необычно приятным и мелодичным голосом запела.
Она исполняла красивую украинскую песню. Воспитанница слушала и понимала её только через слово или два. Ей слышались утки, гуси, и, судя по развивающимся событиям, там было про любовь. Закончив в полной тишине, начальница налила себе полный стакан красного вина и залпом осушила.
– У вас так хорошо получаются народные песни, что порой хочется плакать, но чаще становится легко на душе. Спасибо вам, милая Наталья Петровна, – Василий Иванович ловко и нежно подхватил её руку, элегантно наклонился и поцеловал.
– Ого! А вы всё себя со счетов списываете. Ишь, какого богатыря отхватили.
Начальник отдела кадров слегка покраснел и отошёл в сторонку. Присутствующие захихикали.
– Цыц там. Чего удумали, моего заместителя на ха-ха поднимать, – сердито, но добродушно пожурила председатель. – Наташенька, ты ещё не знаешь, кто будет, лялька или нянька?
– Нет.
– А кого сама пророчишь?
– Даже не думала. Наверное, дочку.
– А папашка кого желает? Скорее, пацана? Они все о наследниках мечтают.
– В погоне за хлопчиками род мужской укрепляет позиции женского сословия, – заметил один изрядно подвыпивших.
– У меня Валера по-другому рассуждает, не так, как все. Он считает, что какая разница, главное это наша кровинушка.
– Завидую я тебе, – проговорила технолог Валентина.
– Чему? Пока молодые – любовь, а потом нудная семейная бытовуха, – подхватила мастерица.
– Не мерь других по себе. И не разевай роток чужому счастью, – шикнула на нерадивую руководительница. – У тебя, деточка, всё будет не так, как у других. Муж у тебя золото, сама бриллиант и детки у вас будут драгоценные.
– Не семья, а прииски. Ха-ха-ха!
– Так! Начинается пьяное хамство, и пошлости. Всё, мои дорогие. Проводили, отдохнули и честь знать пора, – командным голосом произнесла председатель. – Рано ей ещё про ваши жизненные неудачи слушать. Наташенька, я сейчас попрошу Жору отвезти тебя домой. «Бобик» не «Жигулёнок», но на нём всё ж веселей, чем на автобусе. Ну, моя маленькая, иди я тебя поцелую, и побегу в кабинет. Не забывай. Заходи.
Все вместе вышли на улицу. С противоположной стороны ожидала небольшая очередь, желающих сдать натуральные продукты. Из конторы вышел водитель.
– Присаживайтесь на переднее сидение.
– До свидания. Благодарю вас.
– Это тебе спасибо. С тобой и зимой – лето. Мы все по тебе будем скучать. Как родишь, дай знать. Придём поздравить, – смахнула слезу наставница. – Не серчай, доченька, побежала я. Видишь, сколько людей. Неудобно.
Декретница заняла место в автомобиле. Помахала всем через окошко, и УАЗ покатился к воротам.
Дома была Маришка, вернувшаяся из школы. Она в своей комнате усердно зубрила уроки. Невестка постаралась её не отвлекать, пройдя в кухню. Очень сильно хотелось чаю. Включила плиту и глянула во двор: «Вот и осень наступила».
На Камчатке она приходит быстро. Раз и всё желто-коричнево-красное. Бах и все деревья стоят голые, а листьями играет ветер. Бабье лето обычно тёплое. Однако короткое. Максимум неделя две, и то в редкий год. А в ноябре выпадает первый снег.
– Привет! – вошла Марина. – Чего сегодня так рано. Плохо?
– Нет, всё замечательно. Отработала последний день. Буду теперь тебя из школы встречать, задания проверять, – улыбнулась родственница.
– Ещё один контролер выискался, – сердито буркнула девчонка.
– Где потеряла настроение?
– А! – махнула рукой.
– Не отмалчивайся. Давай поговорим.
– Чего разговаривать?
– С Мишкой поругалась?
– Нет! Отшила его окончательно. Возврата в прошлое не будет.
– Ну-ну. Поделись опытом. Что же он такого натворил? За что женихов нынче бросают?
– Придурок… Поспорил с одноклассниками, что поцелует меня при всех.
– Это со многими случается.
– Да-а-а? Так он выиграл. И не просто, а взасос меня своими губищами. Идиот. Прямо во время учёбы.
– Как?
– А так. Разыграл меня, будто под партой мышка пробежала. Я вскочила и он. Я повернулась к нему, он меня заграбастал своими лапищами. Сдавил, как тисками. И, представляешь, целует. Я ни туда, ни сюда. В кабинете тишина. Потом все начали хлопать, смеяться и кричать: «Горько!». Мне было так стыдно. Я расплакалась и убежала.
– Дуреха… Радоваться надо, а она плачет. Да-а-а-а… Извини, я тебя перебила.
– … он за мной… Бежит… Прощение просит. Я молчу. Потом развернулась и влепила ему по щеке, чтоб не зазнавался. Он своими большущими ресницами хлопает. Глаза выпучил. Кучеряшки врассыпную… Мне его даже жалко стало. А он: «Если не простишь, выпрыгну в окно» и взобрался на подоконник. Я про себя посмеялась, мол, прыгай, ничего с тобой не станется, второй этаж только. Он постоял, подождал и…, – золовка заплакала навзрыд.
– Это что за истерика? Перестань. На, водички попей. Толком скажи, что произошло?
– Ногу поломал. Скорая в больницу увезла.
– Была у него?
– Нет.
– И чего выдрепениваешься? Одевайся, вместе прогуляемся. Отшила окончательно, возврата нет, – передразнила девушку. – Раз слёзы льёшь, значит, не всё потеряно.
– Устала ведь. Зачем?
– Ничего. Мне полезно быть на свежем воздухе.
Через несколько минут они ехали в автобусе. Добрались до центральной районной больницы. Невестка решила не мешать золовке и осталась на улице, разместившись на лавочке небольшого парка. Утомившись в ожидании, она прогулялась по территории, собирая опавшие листочки. Полюбовалась воробьями, прыгающими по земле вдоль корпуса, собирая хлебные крошки и семечки, которыми сорили больные с первого и второго этажей.
– А вот и я, – школьница была радостная и вся сияла.
– Как пациент?
– Отлично. У него нет перелома… вывих. Врач определил недельку. Полежит, ума-разума наберётся, а я буду его навещать.
– Раз всё нормально, в обратный путь. Хоть разочек вспомнила, что я здесь?
– Прости, пожалуйста, я так увлеклась, что забыла.
– Целовались при медперсонале? – засмеялась Наташа. – Ладно. Не сопи. Я пошутила. Вот как раз, когда мы с Валеркой учились в восьмом классе, он тоже был… вон в том корпусе.
– Да-а? И вы встречались в палате?
– Один раз.
– Очень часто, – съязвила Маринка.
– Дурой была. Ещё похлеще тебя. Стеснялась приходить. Стыдно было.
– А что с братом было? Я не помню…
– У него на лбу ближе к виску прыщичек появился зимой. Он его даванул и гулять на мороз. С мальчишками в драку влез. Кто-то ему прямо в этот фурункул и попал кулаком. Утром проснулся, а лицо на половинки разделилось: левая опухла, глаз заплыл – прямо китаец, правая без потерь…
– Точно. Мне тогда или девять, или десять лет было. У него операция была. Он потом хвастал, как хирургом командовал со страха. И про уколы внутривенные смеялся, как практикантки ставили хлористый кальций. Ха-ха-ха! Он тебе рассказывал, как эти медсёстры мимо вены кололи? Предплечья синие были. Вот тоже, как мой. Все они с головой не дружат. И за что мы их любим?
Так, за разговорами, они дошли до остановки и отправились в посёлок, где их ждали Нина Николаевна и Владимир Леонтьевич.
38
– Вот, – глава семьи высоко поднял руку, в которой был зажат конверт с письмом от командира части и фотография сына. – Вот! Благодарность родителям прислали. Спасибо, говорят, за воспитание солдата. Присягу принял. Ещё в учебной роте, а уже первое боевое задание выполнил. Полковник хвалит.
Отец сиял. Он отметил это радостное событие рюмочкой «Столичной». В очередной раз, после пропущенных грамм, он вставал и гордо, нацепив на кончик носа очки, читал послание из воинской части. Потом брал фотографию, на которой изображен его Валерка форме, и любовался исхудавшим парнем. Щёки впалые. Китель как мешок на черенке. Серьёзное лицо гордо вздернуто вверх.
– Орёл! Смотри, мать, какого защитника воспитали…
Нина Николаевна смотрела на сына, и слёзы катились по её щекам.
– Худенький. Что же они их там, совсем не кормят? Ты хоть командиру напиши. Если так хвалит, пускай приглядит за ним.
– Там армия, а не институт благородных девиц. Наверно, спортом усиленно занимается, вес сбросил. Вещи размера на два больше, вот и кажется худым. Молодец! Коршун, – он налил водки и выпил. Крякнул, занюхал кусочком колбаски и смачно его съел, причмокивая и чавкая.
– Я ещё никогда таким не видела твоего отца, – тихо шепнула Наташа на ухо Маринке.
– Я сама не помню, чтобы он так выпивал, – прошептала девушка.
– Чего расшушукались? Праздник у меня сегодня. Радость, – Яванский-старший устало опустил голову на стол. – Как вспомню, сколько с ним нервов потратил, так вздрогну. А не зря… Точно, мать?
Все уже легли спать, а папа сидел один на кухне. Ему было очень приятно, что именно его похвалили за воспитание младшенького. Он пил горькую и вспоминал приятные моменты семейной жизни. Утром Нина Николаевна застала его мирно спящим на стуле. Лицо по-прежнему сияло улыбкой.
***
– Рота! Равняйсь! Смирно! – Жеволудов зачитал списки суточных нарядов.
Странно, но среди заступающих не было ни одного водителя.
– Отделение водителей, после завтрака по отдельному плану. Получите
подменное обмундирование и поступаете в распоряжение старшего сержанта Синявкина… Вольно! Справа по одному, на выход, строиться для следования в столовую.
Переодевшись в подменку, камчадалы томилось в ожидании на улице возле курилки.
– Чё за приколы, пацаны? Куда нас опять принарядили? – в пустоту, не обращаясь ни к кому, спрашивал Рулов.
– Игорь, какая разница куда? Всё одно без работы не останемся. Опять что-то копать или чистить, мыть или разгребать, – успокоил товарища, пуская кольцами дым, любовался своим талантом, Тершин.
– Отделение, строиться! – вышел из казармы Синявкин. – Равняйсь! Смирно! Вольно! Напра-во! Шагом марш.
Дошли до «пятачка» военного городка.
– Стой! Разойдись!
– Товарищ сержант, куда мы?
– В колхозные поля уби…
– В какой ещё колхоз? Какие поля? – недоумевая, переглянулись камчадалы.
– Уборочная страда… нехватка рабочих рук. Наша часть шефствует тут над «Ударником». Каждый год им помогаем, а они снабжают нас овощами.
– Ясно. Куда нас поставят? Что будем собирать?
– Не знаю! На месте всё покажут.
Из автопарка части выехал бортовой ЗиЛ-131 крытый брезентом. Курсанты со своим командиром загрузились в кузов. Рядом с водителем в кабинке находился начальник продовольственной службы – старший лейтенант Птичкин. Ехали относительно недолго, но утомительно, в кузове всегда неудобно. Прибыли на территорию каких-то складов. Машина остановилась.
– Выходим, – скомандовал офицер. – Никуда не разбредаемся. Ждём указаний.
Как оказалось, здесь находились овоще- и отчасти зернохранилища. Кругом копошились люди. Въезжала и выезжала техника. Где-то раздавался смех, где-то громко ругались. Шумно работали механизмы. Одним словом – страда. Под навесом, рядом с КАМАЗом, работали молодые девчата. Сметали рассыпавшееся зерно и собирали его в мешки.
Тихо переговаривались и посматривали на солдатиков. Синий с Поляком пошли знакомиться, а отделение тупо стояло на месте, не зная, как себя вести. За несколько месяцев они настолько привыкли всё делать по приказу, что совсем отвыкли от нормальной гражданской жизни.
Из других складов тоже нет-нет, выходили на улицу девушки. Они с интересом рассматривали прибывшее «пополнение», что-то между собой щебетали и задорно смеялись.
– Ко мне, – прибыл старлей. – Слушаем и запоминаем. Синявкин, иди сюда. Возьмёшь двоих и на склад, где только что был. Будете заниматься погрузкой мешков с зерном. Это на целый день. Обед в четырнадцать часов, после всех колхозников на прежнем стане. Поляков, будем с полей возить картошку.
– Тершин и Панов, за мной, – скомандовал Синявкин.
Остальные загрузились в кузов. ЗиЛ затрусил по полевой дороге. Всем хотелось поскорее покинуть пределы из-под тента. Ребята с нетерпением ждали остановки. Поляк как можно мягче вёл грузовик, но «позвоночник рассыпался на части». Машина наклонялась всем корпусом справа налево, ныряла вниз, вздымался вверх. Парни в прямом смысле катались по дощатому полу. Бегущие по полевой, выжженной солнцем, дороге, колёса поднимали несметные клубы пыли. Когда наконец-то остановились, курсанты чихали, харкали и разминали суставы.
В кузов заглянул улыбающийся Игорь.
– Ну, вам повезло. Столько студенточек понагнали. Одно загляденье. Выбор очень большой, а мне не везёт. Придётся туда-сюда катать картошку. Выгружайтесь, счастливчики. Валера, Виталик, давайте стащим брезент, и дуги к кабине уберём, для удобства погрузки.
Пока готовили ЗиЛа, офицер давал ценные указания остальным.
– Машина будет ехать по полю, а вы, не задерживаясь, быстренько стаскивайте мешки и забрасывайте на борт. По загрузке отдыхаем. Двое с Поляковым на разгрузку. Если будет ещё транспорт, разобьёмся на группы. Помогать, значит помогать… На женский пол не засматриваться. Мы сюда не на танцы зашли. Кто не будет меня слушать, доложу командиру роты и попрошу наказать, – последние слова были лишними.
Жаловаться, значит стучать. Почему-то Яванский сразу невзлюбил начальника продслужбы.
Первую партию загрузили быстро. Ява с Райским забрались в кабинку. Остальные остались под присмотром старшего лейтенанта.
На овощехранилище нигде не было видно земляков. Разгрузив машину, ребята решили навестить товарищей.
– Серый, Олег, где вы? Может, на другом складе работают?
– Может быть, но сдаётся мне, что нет, – рассуждал Поляк, осматривая свободное пространство. – Синий, а ну, покажи личико! Ха, спрятаться хотел.
Из-за мешков вышел счастливый Синявкин. Следом за ним, поправляясь, выскользнула девушка, явно тоже довольная, хотя холодно смотрящая на незваных гостей.
– А где курсантов дел?
– Не боись, на месте, – подмигнул товарищ. – Как вы?
– Нас на картофельное поле загнали. Но там! У-у-у! Столько студенток.
– Это наши с политехнического и соседи с медицинского, – вступила в разговор девушка. – Хватит болтать, пошли работать. Сейчас машина подойдёт. Зови мужиков.
– Ого! Синий, тебя сразу в оборот взяли. Чем примазал? – засмеялся Игорь. – Ладно, нам тоже пора. Не прощаюсь, красавица. К обеду и мне подружку найди.
– Хорошо.
На поле немного поискали своих сослуживцев, которых офицер разбил на две группы. Одна загружала колхозный КАМАЗ, другая развлекалась в беседах с прекрасным полом, убирающим картошку. Птичкина нигде не было.
– А где наш командир? – спросил Поляк.
– Сказал, на ферму надо. По делам. Уехал с зоотехником.
– Не теряется мужик, если учесть, что зоотехник его давняя знакомая. Ява, давай за руль. Здесь никто не остановит. Так что, приступай… Ты у нас женатый. Тебе надо целомудренность блюсти. О! – заключил сержант. – Остальные быстренько закидали мешки в кузов, чтобы времени на перекур больше оставалось. Валер, ты шибко не спеши, но и не тормози. Виталику в помощь поступает Рулов.
Яванский «метеором» носился туда-сюда. Не послушав земляка, он как бешеный наматывал километры. Так что, до конца смены на их участке всё было вывезено подчистую. Водитель не только управлялся за рулем, но и помогал друзьям. Усталость не чувствовалась. Только было очень жарко. Шофёр по примеру колхозных коллег скинул хэбэшный кителек и майку. Всё тело покрылось толстым слоем пыли, от чего чесалось.
В обед всё разом замерло. Поевшие студенты и колхозники мирно дремали, кто на мешках, кто в лесопосадке на травке, подставив солнечным лучам оголённые части тела.
Собрав всех вместе, Птичкин повёл вверенный личный состав на стан, где их встречал домашний красный борщ со свежей картошкой, свеклой, морковкой и капустой. У-у-ух! К такому блюду прилагалось сало с мясной прослоечкой, да хлебушек мягкий, пышный: белый и серый на любителя. На столе лежали перья свежего лука и стояла настоящая, не магазинная, сметана прямо с фермы. Поставленная в тарелке ложка не валилась набок. Съели первое, и только глаза остались несытыми. Но желудок раздвинулся, пропуская в себя второе, состоящее из картофельного пюре и большого прожаренного стейка из говядины.
Залили в себя по кружке парного молока. Компот цедили на улице, разомлев и развалившись тут же, тихо сопя, то втягивая, то выпуская сигаретный дым. Веки тяжелели. Ой, как давно они не испытывали такого блаженства…
– Вот это житуха, я понимаю. Поработали славно, и накормили соответствующе. Не то, что в части. Что работай, что не работай, всё «клейстером» потчуют.
– Не болтай. Весь кайф портишь.
– Да, заткнитесь, пожалуйста.
39
– Сыночки, может, блинчиков со сметанкой. Чаёк ещё есть, – на порог вышла повариха.
– Не-е-ет! Мы и так сейчас лопнем.
– А я не откажусь, – поднялся Рулов.
– Вот пожрать.
– А можно блины с собой взять?
– Конечно. Я вам сделаю, – женщина исчезла в вагончике и через несколько минут вынесла литровую банку сметаны и большой пакет с выпечкой. – Кушайте на здоровье, а то вы такие худенькие.
– Спасибо! – за всех поблагодарил Валера и добавил. – Придётся отрабатывать. Только как?
– Напросись в гости, там и проявишь свой талант, – засмеялся Рома.
– Да я не про то…
– А я как раз об этом…
Вышла повар, в каждой руке она несла по ведру, наполненному картошкой. Расположившись рядышком, принялась за клубни.
– Это вы что, сами на всю эту ораву?
– Да. Что мне ещё делать? Потихонечку чищу, мою, потом готовлю.
– Поможем?
– Инициатива всегда имеет инициатора. Приступай, – приоткрыв глаза, заметил Поляков.
– Да запросто! Ещё ножики есть?
– Конечно. А что?
– У нас ещё тридцать минут отдыха. Мы вам этот объём мигом отработаем.
– Вот спасибо, – она встала. – Вот вам, ребятки, на каждого по инструменту. А я вам за помощь на завтра оладьи сделаю да медку принесу.
Окружив ведра, принялись за работу, и не заметили, как в неизвестном направлении свалили сержанты.
Закончив с картошкой, камчадалы собрались у машины. Рядом на бревне сидел Птичкин. Смотря вдаль, он потянулся.
– Ну что, насытились?
– Так точно.
– Тогда на мешки со свежими силами… А где Поляк?
– Они остались помочь на кухне. Там надо мясо порубить, дров наколоть, воды принести…
– Понятно. Отмазываете. Ну-ну. Ладно, поехали. Валерий, прыгай за руль.
После такого обеда работалось веселее. Шофёр аккуратно подвёз земляков до нужного поля. Можно сказать, бережно, чтобы не растрясти их переполненные желудки. Питающиеся с того же стола студентки, разомлевшие и распаренные, поскидывали с себя верхнюю одежду, оставшись в легких платьицах. Благодать.
Ява где-то в глубине души позавидовал своим сослуживцам. Он крутил баранку и вспоминал Наташу. Её светлые волосы, танцующие по ветру. Милую, почти детскую улыбку. Мягкую, парящую походку. Мысленно общался с ней, рассказывая о себе и о службе. Так, отвлекаясь дорогой и мыслями о жене, прошёл ещё один день. Правда, какой-то необычный, домашний, что ли. Насыщенный гражданской жизнью, где нет «военщины».
Ещё неделю они трудились на славу колхоза «Ударник». Такая повинность им нравилась больше всего. Каждый про себя мечтал: «Продлись, продлись, очарованье».
В завершение уборочной страды, уже в составе части учебка убирала огромное картофельное поле, с которого грузовиками урожай перетекал в военное овощехранилище. Закончилась эпоха «клейстера».
За четыре месяца из гражданских юнцов наши герои превратились в настоящих защитников Отечества. Конечно, они познали не много армейских тонкостей и премудростей. До матёрых представителей воинского братства им было далеко. Хотя, а оно им нужно? Пригодится ли им это в дальнейшей жизни?
Безусловно. Они научились жить в коллективе, чувствовать локоть товарища. Всегда знали, что им в трудную минуту придут на помощь. Сломя голову бежали помогать товарищам. Нигде этому лучше не научат. Только армия делает из мальчишек настоящих мужчин.
После команды «Отбой» всё стихло. Валера смотрел в одну точку на потолке. Сон не приходил. Несмотря на раннюю осень, было душно. Окна распахнуты. С близлежащих болот на запах человеческой крови летели комары. От этих писклявых тварей не спасали даже сетки, натянутые на оконные рамы. Приходилось полностью укрываться простыней. Малоэффективное средство.
Дневальный тихо позвал: «Дежурный по роте, на выход». «Наверное, пришёл дежурный по части. Мировой мужик», – подумал курсант.
– Яванский, не спишь? – тихо в темноте позвал знакомый голос капитана.
– Нет, – также шёпотом ответил рядовой.
Офицер подошёл к его месту и присел на краешек койки.
– О чём думаешь?
– Ни о чём. Просто не спится.
– Значит, не устал.
– Скорее, уже привык.
– Наверное, твоя правда. Завтра вас переводят.
– А кого куда, вы не знаете?
– Знаю. Вы с Камчатки все в МТО. Тимофей с Ульяном в Хабаровск. Будут при штабе округа. Но я не о том хотел поговорить. Что же ты такой неуёмный? Чего всё на рожон лезешь? Видно, жизнь тебя ещё мало била, поэтому ничему не научила, – капитан вздохнул. Курсант слушал внимательно. – Я уже и с командиром части насчёт тебя договорился, от радиотехнического батальона отстоял. Всё метил оставить в этих стенах. Все о тебе хорошего мнения. Кроме одного. Достали его твои рапорта. Вечером опять твою кандидатуру обсуждали на совещании. Наш командир наотрез отказался оставлять тебя в учебке. Этим и воспользовался зампотех. Сразу зубами вгрызся, говорит: «Хорошие бойцы и нам нужны». А наш: «Если так, то и забирайте его с глаз долой». Да-а-а-а. Проболтался бы у нас ещё месяц, а там и первые «сопли» получил. Теперь будешь баранку крутить. Хоть и темно, чувствую доволен, чертяка. Все вы об одном мечтаете, поскорее за руль. Кто знает… Возможно, это и к лучшему. Ладно, спи.
– Спасибо вам!
– Носи, пока не потеряешь, – офицер удалился.
Валерий сгорал от счастья. Ещё бы, завтра он с земляками покидают опостылевшую учебную роту. Скоро они получат машины и… Что будет дальше, он не знал, но ничего плохого для себя не видел…
– Подъём!
Валерка подскочил вместе со всеми. Одеваясь и выбегая в проход для построения, подумал: «Когда успел заснуть? Что-то и ночь быстро пролетела. Не выспался».
– Выходи на улицу строиться для утренней зарядки!
Бежали отделением. Старшим Александр Серов назначил Зейналова. За воротами КПП свернули на лесную тропку.
– Шагом! На месте, стой! Упор лёжа принять! Десять раз отжаться! – младшему сержанту явно доставляло удовольствие командовать, а может, он издевался, зная, что их сегодня «спускают» в боевую роту. – Встать! Побежали! Шагом! Полуприседе!
– Братаны, нас сегодня всех в МТО, вот он над нами, напоследок изгаляется, – сказал в полный голос курсант. Так, чтобы и сержант слышал.
– На месте! Яванский!
– Я!
– Ты что-то промычал?
– То, что твои измывания над нами закончились, урод!
– Кто? – командир сложил ладошки в кулаки…
– Не спеши… Наша очередь пришла… Зря с дороги в лес ушли, – парни окружили ненавистную личность, – для тебя плохо.
– Вы что? На меня? Да я вас всех по одному… потом…
– Не кроши батон. Пацаны, по роже не цельтесь, а то потом не отмажемся.
Били Зейналова недолго и немного. Так, каждый по разочку… кто два…
– Ну что, урод, понял, ху из ху? А теперь побежали, как все нормальные люди. Три км. А хочешь, марш-бросок на пять? Только молча и без лишних приседаний, отжиманий и всякой хрени, – тихо прошипел Валерий, – ну, командуй.
– За мной! Бегом марш!
В полной тишине выбежали из леса и преодолели положенные километра. В казарму входили взмыленные. Возле тумбочки дневального стоял Синявкин.
– Быстро сегодня! Молодцы, бойцы!
Ява заходил последним. Стоящий слева от входа Зейналов, замахнулся и хотел влепить ему в скулу. Увидев кулак, парень увернулся. Удар пришёлся в плечо.
– Белены объелся? – возмутился курсант.
– Двигай кровати заправлять, и порядок наводить.
На лице старослужащего было написано удивление.
Заправили постели. Все вместе сделали влажную уборку на своём квадрате. Помогли дежурным своего взвода.
– Становись! Проверка.
Зейналов проследовал вдоль кроватей. Потер сапогом мастику. И неожиданно для всех начал переворачивать матрацы, сбрасывая постельное бельё на пол.
– Совсем охренел? – закричал на него Яванский. – Если на меня злой, так не надо на всех отыгрываться. Хочешь сам шуршать? Так сейчас приступишь, свинья…
– За мной, рядовой! Взвод, навести порядок! – Зейналов быстро зашагал в сторону умывальника.
Вошли в туалет. Здесь на подоконнике сидел Синявкин. «Будут бить», – пронеслось в голове рядового. И тут он получил сильный удар между лопатками.
– Ява, что случилось? – спросил Синий.
– Ничего, просто этот урод перевернул все койки. Если хочет со мной разобраться, пусть так и будет. Зачем всё отделение наказывать? Конфликт больше личный, – выпалил боец.
– Зейналов, слышал? Вот и померяйтесь силами. Я посмотрю, кто кого.
– Ты чего? Мне драться с этим салагой?
– Во-первых, на «вы», я старший сержант Синявкин. А во-вторых, не мне же с ним кулаками махать. У меня с ним личных счетов нет. За тебя заступаться? Вроде не хиляк, чтобы я за тебя «впрягался».
– Нет, я с ним драться не буду.
– Твоё дело. Валера, иди, занимайся своими делами.
Что там было и как, никто не знал. Только на утренней поверке все обратили внимание на слегка покрасневшее и опухшее левое ухо Зейналова.
Прощаний по поводу перевода не было. В конце концов, водители оставались в той же части. Только переезжали в другую казарму. Личных вещей было немного. Шинели надели на себя, парадную форму взяли в руки, а всё остальное поместилось в солдатских вещевых мешках. Прощальных слов, цветов, слёз и поцелуев также не было. Старший прапорщик Жеволудов осмотрел бывших курсантов, похлопал каждого по плечу.
– Напра-во! Вон отсюда, – на этом «торжественная» ручь была закончена.
