Читать книгу: «Трибунал», страница 2
Сцена вторая
Горелкин и Юрченко доставляют Подоплекова с заведенными за спину руками на сцену и тут же начинают обыскивать. Стаскивают пиджак, раздирают подкладку. Выворачивают карманы брюк, вытаскивают ремень, спарывают пуговицы. Снимают ботинки, вытаскивают из них шнурки.
Горелкин (составляя протокол, перечисляет изъятые при обыске предметы). Паспорт общегражданский, выданный на имя Подоплекова Леонида Семеновича, – один. Паспорт заграничный с визой турецкой, с визой болгарской – один. Театральные билеты – два. Водительские права одни. Сигареты «Мальборо», зажигалка, расческа, нож перочинный – один.
Прокурор. Зачем так длинно писать: «нож перочинный»? Напишите просто «нож».
Горелкин. Просто нож, один.
Председатель. А что это у вас, Горелкин, под глазом?
Горелкин. Разрешите доложить, ваша честь, это синяк…
Прокурор. Это гематома. Тяжкое телесное повреждение.
Горелкин. И еще он мне сломал ноготь на пальце. Вот. (Показывает палец.)
Секретарь. Какой ужас!
Прокурор. Гематома и ноготь – это множественные повреждения. Я полагаю, ваша честь, что Горелкина надо немедленно отправить в медицинское учреждение.
Председатель. Я об этом же и говорю. Приобщите протокол обыска к делу, водворите задержанного на скамью подсудимых и доставьте Горелкина в медицинское учреждение. Пусть наши специалисты его вскроют и выяснят, насколько опасны для здоровья полученные им увечья.
Защитник. Ваша честь, я возражаю, Горелкин жив.
Председатель. Ну и хорошо. Я буду только рад, если вскрытие подтвердит вашу гипотезу.
Полицейские отводят Подоплекова в клетку, после чего Горелкин, прикрывая рукой подбитый глаз, удаляется, а Юрченко с автоматом наизготовку занимает место у клетки. Подоплеков садится на скамью подсудимых, успокаивается и деловито оглядывает свою поврежденную при обыске одежду.
Председатель. Ну что, подсудимый, вы готовы?
Подоплеков не отвечает.
Председатель. Подсудимый, я к вам обращаюсь.
Подоплеков. Ко мне?
Председатель. Ну а к кому же?
Подоплеков. А я не признаю себя подсудимым.
Председатель. А это не важно, кем вы себя признаете. Важно, кем мы вас признаем.
Секретарь. Вот именно. Мало ли кто кем себя признает! Важно, кто вы на самом деле. И вообще, когда к вам обращаются, надо вставать.
Подоплеков (поднимаясь). Ну хорошо, могу и постоять.
Председатель. Назовите ваше имя, отчество, фамилию.
Подоплеков. Ну, допустим, Подоплеков Леонид Леонидович.
Председатель. Кем работали до ареста?
Подоплеков. До незаконного задержания работал инженером в фирме по ремонту холодильных установок.
Председатель. Семейное положение?
Подоплеков. Женат. Имею двоих детей.
Председатель. К судебной ответственности прежде привлекались?
Подоплеков. Не привлекался.
Сцена третья
Председатель (встает и вместе с ним встают все участники спектакля). Зачитывается обвинительное заключение по делу Подоплекова Леонида Леонидовича, женатого, имеющего двоих детей, ранее не судимого. Подоплеков обвиняется в том, что сего дня (указывается действительная дата, когда играется спектакль), явившись в помещение, где происходило заседание специального трибунала, вел себя вызывающе, высказывал суждения экстремистского характера, публично пропагандировал воровство, насилие и убийства, произносил угрозы террористического характера, ссылаясь на некоего авторитета – Чехова, упоминал о каком-то ружье, которое якобы непременно должно выстрелить. Будучи вызван для допроса, отказался прибыть к месту отправления правосудия, не подчинялся требованию Председателя трибунала, называя данное заседание чушью, абсурдом, дурацким спектаклем, мерзостью…
Подоплеков. Да это какой-то бред!
Председатель. …бредом…
Подоплеков. Идиотизм!
Председатель. …идиотизмом. При задержании оказал сопротивление представителям власти, в результате чего сержант Горелкин получил увечья, не совместимые с жизнью, и доставлен в медицинское учреждение для патолого-анатомической экспертизы. Все эти деяния предусмотрены Уголовным кодексом и содержат в себе признаки таких преступлений, как оскорбление и неподчинение власти с попыткой совершения террористического акта и убийства представителя власти.
Защитник. Ваша честь, если вы имеете в виду полицейского Горелкина, то он все-таки еще жив.
Председатель. Жив? А что же делали с ним врачи?
Прокурор. Они до сих пор борются за его жизнь.
Председатель. Ну хорошо, пусть пока поборются. (Подоплекову.) Вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?
Подоплеков. Конечно нет.
Председатель. Подсудимый, как Председатель данного Трибунала, я должен вам разъяснить, что чистосердечное признание совершенных вами преступлений и искреннее раскаяние могут облегчить вашу участь.
Подоплеков. Но я не понимаю, в чем я должен признаться!
Председатель. Почему же вы не понимаете? Вы же не можете сказать, что обвинения вымышлены.
Подоплеков. Вот именно вымышлены.
Председатель. Напрасно вы так говорите. С практикой вымышленных обвинений мы давно покончили. Мы предъявляем обвинения только в действительно совершенных преступлениях. Ну посудите сами – разве вы не утверждали, что в нашем обществе можно воровать, грабить, насиловать и убивать? Разве не вы угрожали нам ружьем, которое, как рассчитывал ваш авторитет, должно здесь выстрелить? Разве не вы оскорбляли суд и оказывали упорное сопротивление власти?
Прокурор. В результате которого сержант Горелкин получил тяжелые повреждения, находится в критическом состоянии и врачи борются за его жизнь.
Подоплеков. Вы все врете! Что я мог ему сделать? Он такой здоровый. Ноготь он сам сломал, когда вцепился в меня, синяк у него был до того, а я ему только пуговицу оторвал.
Прокурор. Умышленное повреждение имущества и оскорбление мундира.
Председатель (Прокурору). А что, если Горелкина еще не вскрыли, мы можем его допросить?
Прокурор. Я думаю, что можем. Он находится в тяжелом состоянии, и врачи борются за его жизнь, но когда речь идет о долге, Горелкин готов подняться даже из гроба.
Председатель. Для допроса вызывается свидетель Горелкин. Где Горелкин?
Прокурор. Да вон же, видите, врачи борются за его жизнь.
На сцену вкатывается больничная койка с Горелкиным, которого обступили врачи в масках. Один из них занес скальпель над Горелкиным, тот хватает его за руку, сопротивляется.
Председатель. Горелкин, пока наши специалисты не подвергли вас патолого-анатомической экспертизе, вы можете ответить на наши вопросы?
Горелкин. Да-да, я могу. Не надо экспертизы, я все и так скажу.
Председатель. Скажите, Горелкин, а руководство вашего отделения, я уверен, учтет ваш подвиг. Вам знаком подсудимый?
Горелкин (приподнявшись на локте, вглядывается в Подоплекова). Так точно, знаком.
Председатель. Что вы можете сказать по данному делу?
Горелкин. Значит, дело было так. Находясь в данном помещении на дежурстве, я был предупрежден, что ввиду важного юридическо-политического мероприятия здесь возможны провокации со стороны экстремистских элементов и других групп враждебного населения. А майор Коротышев прямо сказал, что провокация не только возможна, но даже непременно будет ввиду неизбежного характера данного мероприятия. И одному из вас, говорит, то ли тебе, Горелкин, то ли тебе, Юрченко, будет заехано в физиономию, и этот заезд необходимо будет использовать в борьбе с нашими оппонентами. Я, конечно, надеялся, что заехано будет Юрченке, а не мне, но все же подготовился и, пришедши сюда, стоял вон там, когда мне было сказано, что вот этот человек, который с женой громко разговаривает, его как раз будем брать и, возможно, он, значит, этот заезд совершит. Ну, так оно впоследствии и получилось. Когда мы его пригласили на сцену, он стал произносить всякие слова, кусаться и махать кулаками, в результате чего я имею сломанный ноготь, синяк и, возможно, даже сотрясение мозга.
Защитник. Возможно или точно сотрясение?
Председатель. Я снимаю ваш вопрос. На него не может быть ответа, пока вскрытие не подтвердило диагноз.
Защитник. Тогда другой вопрос. А как вы думаете, Горелкин, действия подсудимого носили заранее обдуманный характер или были совершены в порядке самообороны?
Горелкин. Поскольку я заранее был предупрежден о возможном нападении, то думаю, и нападатель знал о своих планах заранее.
Прокурор. Логично, логично.
Защитник. Скажите, Горелкин, когда вас инструктировали по поводу…
Председатель. Ваш вопрос снимается как не имеющий отношения к делу.
Защитник. Горелкин ответьте на вопрос, были ли…
Председатель. Вопрос снимается.
Защитник. Ваша честь, я еще не задал вопрос, а вы уже…
Председатель. Возражение снимается. Допрос окончен. Свидетель, вы можете идти.
Горелкин. А, спасибо, спасибо! (Вскакивает с койки и порывается убежать.)
Председатель. Свидетель, куда вы?
Горелкин. Вы же сказали, что я могу идти.
Председатель. Но я же не в буквальном смысле. Вы свободны, но ходить вам еще, наверное, нельзя. Вы лежите, а наши специалисты сейчас вас бережно отнесут.
Защитник. Ваша честь, мне кажется, свидетель был в не очень тяжелом состоянии, раз он может ходить.
Прокурор. Ваша честь, я протестую. Свидетель ходить не может.
Защитник. Но он же сейчас сделал несколько шагов.
Прокурор. Мало ли кто чего сделал. А может, он был в горячке. Так бывает. Я сам помню, у нас в Афгане голову кому-нибудь, бывало, прострелишь, ну даже совершенно насквозь, так он сначала вроде как упадет, а потом вскакивает и бежит, как курица, знаете, без головы бегает. (Смеется.)
Председатель. Смешно было?
Прокурор. Очень. Бежит, руками машет, как крыльями, а в голове дырка. (Смеется.)
Председатель. Ну ладно, зачем вспоминать такое. Что было, то прошло. У вас есть вопросы к подсудимому?
Прокурор. Есть. Скажите, обвиняемый, каким образом вам удалось проникнуть в это помещение?
Подоплеков. Что это значит – проникнуть? Я не проник, я прошел, как все, через дверь.
Председатель (мягко). Подсудимый, не надо говорить за всех. Нас сейчас интересуют не все, а только вы.
Подоплеков. А я говорю, что прошел сюда, как все, – по билету.
Прокурор. А кто вас снабдил билетом?
Подоплеков. Меня никто не снабжал, я купил два билета за свои собственные деньги.
Прокурор. Где купили?
Подоплеков. У нашей сотрудницы Зеленой. Она раньше, когда наша фирма называлась еще НИИ, культоргом была и вот до сих пор проявляет инициативу, шарит по Интернету, достает дешевые билеты на что-нибудь и всем предлагает. Она тоже здесь находится. Если вы мне не верите, можете спросить у нее.
Прокурор. Еще спросим. И когда же вы приобрели у нее эти билеты?
Подоплеков. Недели две тому назад.
Прокурор. То есть заблаговременно?
Подоплеков. Я не понимаю, к чему вы клоните.
Председатель. Подсудимый, вам не надо ничего понимать. Вам надо только отвечать на вопросы.
Прокурор. А что же у этой вашей Зеленой были билеты только сюда или еще куда-нибудь?
Подоплеков. Я не знаю. У нее бывают билеты на разные мероприятия. В другие театры, в кино, в зоопарк, в планетарий, иногда – в Лужники или на какие-то выставки.
Прокурор. Но вы из всех возможностей выбрали только эту? Почему? Не потому ли, что именно эта площадка вам показалась наиболее подходящей для вашей акции?
Защитник. Ваша честь, я протестую.
Председатель. Протест отклоняется.
Подоплеков. Я пришел сюда, потому что Зеленая мне сказала, мол, есть такая пьеса, называется «Трибунал», я подумал, может быть, что-то интересное, а если бы знал, что такая дурь и что со мной такое будут вытворять, разве я пошел бы?
Прокурор. Логично. Каждый злоумышленник, совершая преступление, рассчитывает избежать наказания. Если бы он знал, что наказание неотвратимо, с преступностью давно было бы покончено.
Председатель. А что бы мы тогда делали?
Прокурор. Что?
Председатель. Ничего. У защиты есть вопросы?
Защитник. Есть. Скажите, Подоплеков, вы сожалеете о том, что произошло?
Подоплеков. Еще бы не сожалеть! Да если бы я знал…
Прокурор. Вот-вот. Если бы он знал…
Защитник. У меня пока все.
Сцена четвертая
Председатель. Для допроса вызывается свидетельница Подоплекова. Свидетельница, поднимитесь сюда!
Лариса. Еще чего, буду я подниматься. Над мужем издеваетесь, так еще и я вам нужна.
Председатель. Свидетельница, вы видели, что бывает с теми, кто отказывается выполнить распоряжения трибунала? Не заставляйте нас прибегать к силе вторично. Поднимайтесь.
Лариса. Хорошо, я подчиняюсь. (Поднимается на сцену.)
Председатель. Свидетельница, суд предупреждает вас, что на задаваемые вам вопросы вы должны отвечать только правду. За отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний вы будете привлечены к уголовной ответственности. Понятно?
Лариса. Чего уж тут не понять?
Председатель. Распишитесь у секретаря, что предупреждение вам сделано.
Лариса расписывается.
Председатель. Свидетельница, вы знакомы с подсудимым?
Лариса. Как же мне быть с ним не знакомой, если я его жена?
Председатель (мягко). Свидетельница, вы должны не комментировать вопросы, а отвечать на них – по возможности ясно и кратко. Сколько лет вы знакомы?
Лариса. Пятнадцать лет.
Председатель. А в браке как давно состоите?
Лариса. Это как считать. Мы сначала два года без расписки жили.
Прокурор. То есть незаконно?
Лариса (сердится). Я вам говорю: не незаконно, а без расписки.
Председатель. Свидетельница, не придирайтесь к словам. Без расписки – это и есть незаконно. И как же это с вами случилось?
Лариса. Что «это»?
Прокурор. Вас спрашивают, как вы впервые вступили на путь незаконных отношений с подсудимым?
Лариса. Обыкновенно, как все.
Председатель. Обобщать не надо, говорите конкретнее.
Защитник. Ваша честь, а мне кажется, свидетельница говорит достаточно конкретно. Как все – это значит, что были влюбленные взгляды, встречи под липами, пение соловьев, стихи любимых поэтов, вздохи, касания…
Лариса. Как здорово вы все описываете!
Защитник. Вот видите, значит, так все и было?
Лариса. Ну да, да, почти что. Правду сказать, всяких этих взглядов, лип, соловьев, стихов, вздохов не было. А касания были. Мы познакомились у моей подруги на дне рождения, сидели рядом, и он под столом положил мне руку сперва на коленку…
Защитник. И вы, конечно, тут же дали ему отпор?
Лариса. Ну да, я хотела дать отпор, а потом побоялась. Дашь, думаю, отпор, а потом с этим отпором одним и останешься.
Прокурор. Логично.
Председатель (заинтересованно). И что же потом?
Лариса. Потом мы разговорились…
Защитник (подсказывая). О стихах? О звездах?
Лариса. Да нет. Совсем о другом. Он говорит, у него ключ есть. Товарищ в командировку уехал, квартира простаивает.
Прокурор. И вы в тот же вечер согласились?
Лариса. Ну да, в тот же. Потому что на следующий вечер его товарищ уже возвращался из командировки.
Прокурор (выражая презрение). У меня больше нет вопросов.
Лариса. А потом мы три года жили вместе, и я ему на расписку ни разу даже не намекнула. Но когда забеременела, он сам благородно мне предложил, и мы взялись за руки, как дети, и пошли в ЗАГС пешком.
Председатель. Значит, в законном браке состоите…
Лариса. …тринадцать лет.
Председатель. Дети взрослые?
Лариса. Света в пятом классе, а Игорь в детский сад ходит, в старшую группу.
Председатель. Значит, вы вместе прожили большую жизнь. И наверное, никто другой не знает подсудимого так хорошо, как вы?
Лариса. Да уж, конечно.
Председатель. В таком случае расскажите нам все, что вам известно о подсудимом.
Лариса. О подсудимом мне известно, что он очень верный муж, заботливый отец и вообще очень хороший человек.
Прокурор (иронически). Прямо хоть икону с него рисуй.
Председатель. Хороший человек или плохой, суд таких оценок не принимает.
Защитник. Ваша честь, все-таки моральный облик, поведение подсудимого, репутацию его следует учитывать.
Председатель. Учтем. Продолжайте, свидетельница.
Лариса. Я не знаю, что продолжать.
Прокурор. Ну, расскажите хотя бы, что вам известно об экстремистских взглядах вашего, с позволения сказать, мужа.
Лариса. Ни о каких таких взглядах ничего не знаю.
Прокурор. Ну, хорошо. Когда вам стало известно о намерении вашего мужа проникнуть сюда?
Лариса. Вот опять – проникнуть. Мы не проникали, мы просто пришли. Леня как-то вернулся с работы…
Председатель (мягко). Вы должны говорить не «Леня», а «подсудимый».
Лариса. Для кого – подсудимый, а для меня – Леня. Леня как-то пришел…
Председатель (строже). Свидетельница, а я вам еще раз говорю, вы должны называть его не «Леня», а «подсудимый».
Лариса. А я вам говорю, что я не буду называть своего мужа подсудимым. Для меня он Леня, Ленечка.
Председатель. Свидетельница, мне придется вас наказать.
Подоплеков. Лара, я тебя прошу, не возражай им. Ты же видишь, это какие-то придурки. Если они и тебя схватят, с кем наши дети останутся?
Лариса. Я понимаю. Я должна быть очень осмотрительной, но не могу же я тебя называть подсудимым. Я люблю тебя, Ленечка.
Председатель (почти в истерике). Свидетельница, ну что же вы делаете? Я не хочу вас наказывать, но вы меня вынуждаете. Горелкин! Черт подери, где этот Горелкин? Неужели его уже вскрыли?
Горелкин. Я здесь!
Санитары вкатывают койку с Горелкиным.
Подоплеков. Ваша честь, не надо Горелкина! Моя жена не подумала. Она, как бы сказать, политически незрелая и юридически неграмотная. Это моя вина. Я в Интернете сидел, все читал, а ей ничего не рассказывал. А ей самой некогда. Работа, дорога, пробки. А еще ведь надо сготовить, постирать, за Игорьком в садик сходить, у Светки уроки проверить. Лара, пожалуйста, не противься, называй меня как они хотят. Мне все равно будет приятно. Я люблю слышать твой голос, что бы ты им ни произносила.
Лариса. Ленечка!
Прокурор. Ды-ды-ды!
Лариса (спохватившись). Подсудимый мой! Подсудимочкин! (Плачет.)
Председатель (растрогавшись). Надо же! Какая любовь! Как она его любит! Почему меня никто так не любит?
Секретарь (волнуясь). Ваша честь, разрешите возразить. Вас народ любит.
Председатель. Народная любовь переменчива, как погода в октябре. Пока сидишь высоко, народ тебя превозносит, а слетишь с кресла – затопчет. Ну да ладно. Продолжим допрос. (Ларисе.) Значит, вы говорите, подсудимый пришел с работы и…
Лариса. …и говорит, что достал билеты в театр. Я ему сразу сказала, что, наверное, какая-то чепуха, но потом подумала, что надо же когда-то выйти на люди, отвлечься от домашнего быта, от кухни, от стирки…
Прокурор. Значит, вы даже не попытались отговорить его от этой безумной затеи?
Лариса. Нет, не попыталась. Если б я знала…
Прокурор (смеется). Ну вот опять. «Если б знала». Надо было знать. Ведь это преступление не могло совершиться случайно, по внезапному, необдуманному побуждению. Оно, безусловно, результат выношенных и законченных убеждений. Вы живете с подсудимым столько лет. Неужели за это время он ни разу не высказал вам своего неприятия нашей судебной системы, не высказал своей звериной, я бы сказал, ненависти ко всему нашему?
Лариса. Да что это вы такое говорите?! Да зачем это он будет на себя такое наговаривать?
Председатель. Ну зачем же наговаривать? Бывает, у человека накипело на душе, по службе обошли, премии лишили, зарплату задержали, в автобусе кто-нибудь на ногу наступил, ну и срывается. На людях еще как-то терпит, а домой придет – и сорвется. Ненавижу, говорит, этот народ, эту страну…
Прокурор (подхватывает). Взял бы, говорит, ружье – и всех этих председателей, секретарей, прокуроров…
Лариса. Да что вы! Да как можно! Да мой Леня, он не только секретарей и прокуроров – он даже мухи в жизни не обидел.
Прокурор. Ха-ха, сейчас мы у мух еще справку попросим.
Председатель. Свидетельница, поймите, перед вами не враги. Мы пришли сюда не для того, чтобы сделать кому-то плохо, а для того, чтобы разобраться во всем спокойно и объективно, чтобы помочь вашему мужу и вам. Но и вы должны помочь.
Прокурор. Да-да, вы должны нам помочь помочь вам и тем самым помочь вашему так называемому мужу. Может быть, он такой скрытный, что даже от жены утаивал свои звериные взгляды. Но между мужем и женой бывают же такие интимные, понимаете, ли, ситуации, когда он не выдерживает и полностью раскрывает свою звериную сущность.
