Читать книгу: «Между адом и раем», страница 20
Глава девятая.
На перепутье…
Наступила осень. Адлер все больше и больше замыкалась в себе. Делала это специально. Она изгоняла из себя то, что совсем недавно ее привлекало и радовало в сытой стране. Она готовилась для осознанного бегства в Сибирь. В одной из русскоязычных газет она прочитала, что ручеек «руссаков», возвращающихся в регионы бывшего Советского Союза, становился все больше и больше. Правительство России предлагало им неплохие льготы. Кое-что обещали и правители ФРГ…
Желание вновь очутиться на своей родине день и ночь преследовало одинокую женщину. Она нередко обращалась за советом к своим знакомым. Предложения были разные, даже диаметрально противоположные. Одни советовали ей немного подождать и не в коем случае с бывшим мужем официально не разводиться. Другие рекомендовали ей найти любовника, лучше из местных немцев, и неплохо жить за его спиной. Были и те, кто предлагал ей вообще не работать. В Германии неплохо жили богатые и социальщики. Только единицы предлагали ей возвратиться в Сибирь. Адлер все и вся выслушивала, со многим соглашалась. К единому решению она все-таки не приходила. Идти в какой-то амт и просить консультацию она боялась. Ее внезапно исчезнувший муж грозил стереть ее с лица земли, если она где-то «засветится». Материальную поддержку с его стороны она не получала. Просить помощи у Виктора Графа, который все еще был в гостях, она не хотела. Идти к Сорокину, тем более, не хотела…
Симпатичную затворницу от умопомешательства спасала работа, которая, как ей казалось, была уже ей не в тягость. Только здесь она по-настоящему отключалась от тяжелых мыслей. После приработок она гуляла по Херенбергу или ездила в Штутгарт. Спать ложилась рано несмотря на то, что засыпала очень поздно. Причиной этому были кошмары. В выходные дни она садилась на велосипед и ездила по всей округе. Иногда ходила и пешком. Свежий воздух прибавлял ей здоровья, но не успокаивал ее душу и сердце…
Анатолий Стрельников очень внимательно слушал монолог своей бывшей однокурсницы. При этом он все время молчал. Чем больше он вглядывался в постаревшее лицо женщины, которая до сих пор оставалась для него загадкой, тем больше убеждался, что она пришла к нему за помощью. При этой мысли он усмехнулся. Он сам уже два года сидел на бобах. Искал случайных заработков в областных газетах, не брезговал и районками. Он из кожи лез вон, чтобы доказать, что он неплохой журналист. Но, увы, в большинстве своем у него не получалось. Над каждым печатным изданием сидел князь, в прошлом партийный работник, имевший кучу денег. Без его согласия ни одна статья, даже малюсенькая информашка не попадала на газетную полосу. Стиль работы демократов во многом напоминал коммунистические времена. Все и вся печаталось с разрешения партийных комитетов.
Вера Дубасова, она же Вера Адлер, не все рассказала своему другу юношества из своей жизни. То, что произошло с нею неделю назад, она оставила в тайне. Да и вспоминать об этом ей было стыдно.
К своей родной деревне Орловка она добиралась долго и тяжело. Самолетом до Омска она не полетела, не было денег. Перед самым отъездом Аксы ее рассчитали. Тысяча евро не такие большие деньги, на что можно было шиковать. До Москвы она ехала автобусом, почти двое суток. Идти пешком и то было лучше. Пассажиров, автобус немецкой фирмы был набит ими до отказа, в большой степени донимали водители, русские. Не проходило и часа, чтобы из микрофона не раздавались указания по культуре поведения. Особый упор делался на общественный туалет, который почему-то был закрыт. Предложение совершавших поездку останавливаться через пару часов по причине естественной надобности, водители сначала отвергли. Лишь после того, как один из пассажиров, мужчина с накачанными бицепсами, пригрозил оторвать одному из них голову, они пошли на уступки. Мало того. Во время пути старенький автобус пару раз ломался. Не обошлось и без «русского духа». Два молодых парня, сидевшие на «Камчатке», изрядно выпили. Ринулись в туалет, он ─ закрыт. Они помочились прямо в салоне…
Вера Адлер с облегчением вздохнула, когда вышла из вонючего источника передвижения и рванулась в общественный туалет московского железнодорожного вокзала. Через два часа она взяла билет до Омска, затем немного погуляла по Москве. Она делала это без особого желания. Жители и гости столицы казались ей подозрительными типами, инопланетянами. Не порадовал ее и метрополитен. Старенькие вагоны бросало из стороны в сторону, словно пушинки. Иностранке, державшейся за плечо старика, свободных мест не было, однажды не повезло. Электропоезд так рванул с места, что она не удержалась и приземлилась задницей на грязный пол…
Сервис в поезде дальнего следования у госпожи Адлер также особой радости не вызвал. Заросший проводник довольно долго крутил перед своим носом заграничный паспорт, потом почему-то очень пристально разглядывал его владелицу. Сердце пассажирки тревожно екнуло. В плохих предчувствиях она не обманулась. К ней то и дело подходили подозрительные типы и предлагали обменять евро на российские рубли. Она сначала вела себя тактично, даже улыбалась. Под утро ее терпение лопнуло. Она приподнимала голову с тощей вонючей подушки и грозила вызвать милицию. Валютчики регировали на это по-разному. Одни улыбались, другие скалили зубы. Были и такие, кто грозил ей физической расправой. Один придурок даже ее сильно ущипнул за руку. Несчастная от боли взвизгнула и разразилась отборной матерщиной. И тут же пустила слезу. В большой стране, некогда строившей коммунизм, все было по-старому…
Адлер не могла знать, что мытарство на колесах по российкой земле было для нее только цветочками, ягодки были впереди. Едва она вышла из электрички, сразу же окинула взором все то, что ее окружало. Жилых построек возле железнодорожного полотна не было, как не было и общественного туалета. Все и вся словно корова языком слизала. Путница тяжело вздохнула, взвалила на себя рюкзак и двинулась в сторону родной деревни. Через некоторое время позади себя она услышала рокот мотоцикла. Оглянулась и невольно улыбнулась. Она еще не разучилась различать звуки советских источников передвижения. Мотоцикл с коляской лихо объехал женщину и резко затормозил.
Она не успела и глазом моргнуть как перед нею выросли, словно из-под земли, два парня, от которых сильно несло запахом самогона. Один из них, он был в резиновых сапогах и с татуировкой на груди, сначала смачно плюнул на землю, потом сквозь зубы процедил:
─ Федька, эта белая баба мне почему-то незнакомая… Я всех старушек и молодых в округе знаю, а эту не припоминаю… ─ Затем он посмотрел на своего кореша, который усердно ковырялся указательным пальцем в своем большом носу. Коренная сибирячка слегка вздрогнула. Не с этого она хотела начинать на родной земле. Она слегка попятилась назад, ее глаза налилилсь кровью. Слегка стиснув зубы, она произнесла:
─ Ребята, я честно говорю… Вы мне также незнакомые люди… Поверьте мне на слово, я местная… ─ Широко улыбнувшись, добавила. ─ До моей Орловки рукой подать…
Худощавый парень, что был с большим носом, неожиданно сделал резкий выпад своим телом в сторону крашеной блондинки и еле слышно прошепелявил:
─ Мне по одному месту, местная ты или чужачка… Я вот смотрю и кумекаю… ─ Сделав небольшой вдох и выдох, он продолжил. ─ Ты, баба, я по глазам вижу, что врешь. Врешь, как последняя собака… ─ Затем он ткнул своим заскорузлым пальцем в куртку джинсового костюма, в который была одета женщина. Адлер его купила за неделю до отъезда. В этот же день она покрасила волосы и сделала новую прическу. Носатый вновь пробубнил. ─ Ты, баба, елки-моталки, в дзинсуху принарядилась, а я трудяга в простой рубашонке хожу… ─ После этих слов он истерично засмеялся, оглянулся на своего кореша и продолжил. ─ Правда, я Комар, говорю? Эта сучка считает нас за круглых дураков… ─ Бросив презрительный взгляд на испуганную женщину, он опять промямлил. ─ Моя матка уже давно в земле холодной лежит… А он, ─ худощавый показал пальцем на почему-то молчавшего собутыльника, ─ только вчера похоронил своего батьку…
Адлер тяжело вздохнула и слегка стиснула зубы. Сомнений у нее было, надо что-то делать, а то так и до беды недалеко. Пьяным, особенно этой шушере, по одному месту, кто перед ними стоял генерал или маленький ребенок. Она внимательно посмотрела по сторонам. Вокруг не было ни души. Зыркнули вокруг и парни. Безлюдье и тихое пение комариного мира придало им наглости. Комар ехидно улыбнулся и резко схватил женщину за руку. Она с силой вырвала ее и левой ногой пнула в промежность насильника. Настоящего удара у нее не получилось. Она не дотянулась, да и парень оказался ушлым. Он тут же вывернулся и неожиданно отпрянул назад. Затем разбежался и головой ударил в грудь женщины. Она не удержалась и как подкошенная упала на землю. Упала и придавила спиной свой рюкзак, в котором было ее женское белье и туалетные принадлежности.
Дальше события разворочивались очень быстро. Комар в один миг стянул с лежачей ее брюки, затем ее белые плавки. Потом судорожно приспустил свои поношенные спортивные штаны и стал вводить свой член во влагалище женщины. Она извивалась как змея. Некоторое время ему не удавалось ввести член. На помощь ему пришел его напарник. Он с силой ударил кулаком сначала по лицу блондинки, затем в ее висок. У Адлер моментально помутнело сознание, появились сильные боли, словно кто-то бил по ее голове молотком. Вскоре она почувствовало надрывистое дыхание и острую боль внизу живота. В том, что пьяный ублюдок ее насиловал, она уже не сомневалась. Ее очередная попытка вырваться из цепких рук носатого оказалась безуспешной…
Поруганная женщина окончательно пришла в себя только к обеду. Неизвестно еще сколько времени она пролежала в придорожной канаве, если бы не дождь. Он был такой сильный, что неглубокий ров почти мгновенно заполнился водой. Адлер, превозмогая боль, очень медленно выползла из воды. Вскоре она оказалась на небольшом участке земли, покрытой травой. Сначала она передохнула, затем стала воспроизводить то, что делали с нею пьяные подонки. Сначала насиловал ее Комар, затем большеносый. Вскоре это занятие им стало неинтересным. Они предались фантазиям. Особенно усердствовал Комар. Он перевернул неподвижное тело незнакомки и стал ее насиловать в задний проход. Его примеру последовал носатый. Насильники никого и ничего не боялись. Их не останавливало и то, что перед ними лежала женщина, она по возрасту годилась им в матери. Не боялись они также ее воплей и стонов. Насытившись ее телом, они кинулись к рюкзаку…
Вспомнив об этом, Адлер приподнялась и неподалеку от себя увидела свой вещмешок, рядом с ним лежало ее полотенце. Чуть подальше ─ дамская сумочка. Ее сердце сжалось. В сумочке были паспорт и деньги. Несколько мгновений она была без движений, ни о ком и ни о чем не думала. Страх, что она осталась без денег и без документов, выключил ее из мироощущения…
Внезапно на небосклоне появилось солнце. Лежачая улыбнулась. Под лучами солнца ее поруганное тело несколько оживилось. Она слегка пошевелила губами и тут же почувствовала привкус крови. Протянула руку и заплакала. Ее нижняя губа была сильно рассечена, кровь сочилась, словно из маленького фонтанчика. Она тяжело вздохнула и, превозмогая боль, поползла к рюкзаку. Вскоре улыбнулась. В заплечном мешке все было перерыто, но из вещей ничто не исчезло. В сумочке также все было на месте, за исключением денег. В небольшом кошельке был паспорт и проездной билет, туда и обратно, без указания даты обратного выезда.
Адлер слегка покачала головой. Ублюдки были падкие только на ее тело и деньги. При этой мысли она легла на спину, провела рукой по груди и слегка ойкнула. Вспомнила, что под ее бюстгальтером была спрятана заначка, две купюры стоимостью по двести евро. Многие женщины делали подобное, они боялись бандитов или насильников. Она это сделала еще дома, перед отъездом. Она расстегнула лифчик, и тут же небольшая тряпица упала ей на грудь. Нагая обеими руками ее развязала и облегченно вздохнула. Затем осенила себя крестом. Господь Бог на этот раз ей помог. Убежденная атеистка впервые в жизни прибегла к Всевышнему. Палящее солнце все больше и больше излечивало униженную. Незаметно для себя она заснула…
Внезапно раздался какой-то шум. Нагая открыла глаза, прислушалась. Звук чем-то напоминал шелест травы или чавканье. Она оперлась на локти рук, внимательно всмотрелась в даль. По обочине дороги шла женщина, в руках она вела велосипед. Прошедший дождь основательно расквасил насквозь перепаханную шоссейную дорогу. Ехать по ней было невозможно. Дабы не выглядеть помешанной, Адлер взяла полотенце и прикрыла им низ живота. Затем громко крикнула. Вместо крика из ее гортани вырвался непонятный звук, чем-то напоминавший хрипение. К счастью, пешая ее в невысокой траве заметила. Едва она приблизилась к ней, как тут же вскрикнула:
─ Господи, бабонька, что же с тобою произошло? Что приключилось? Ведь на твоем лице живого места не осталось…
Лежачая сначала молчала, потом расплакалась. Незнакомка ее почему-то не успокаивала. При каждом ее всхлипывании она лишь качала головой и крестилась. Вскоре полуобнаженная очень коротко поделилась своей бедой. Произошедшее особого удивления у Надежды Ивановны, так представилась сельчанка, не вызвало. Она, поймав непонимающий взгляд опороченной, еле слышно прошептала:
─ Эх, Вера, Верушка… У нас подобное происходит почти каждый день… И все сходит с рук, будь насильник старый или молодой… ─ Блондинка приподняла голову и с явным непониманием промолвила. ─ Извините… Они меня не только изнасиловали, но и украли деньги… Мало того… Эти меня избили…
И это аргумент для пожилой женщины был не очень убедительным. Она покачала головой и, положив велосипед на землю, слегка пригнула подол своей большой юбки. Затем присела на раму и тут же ойкнула. Неподалеку от себя она увидела разбросанную верхнюю одежду пострадавшей. Бросилась ее собирать. Джинсовый костюм оказался целым, лишь были оторваны две пуговицы на куртке. Вскоре несчастная слегка помылась дождевой водой, обтерла полотенцем ссадины и кровоподтеки на своем теле.
После этого женщины вышли на опушку леса, присели. Сиденьем было толстое полусгнившее дерево. Разговорились. Адлер поделилась своими воспоминаниями о детстве и юношестве в родной деревне. О Германии же она рассказала очень скупо. Крестьянка, которой Адлер давала на вид лет семьдесят, на самом деле была только на десять лет ее старше, рассказала о своей жизни почти все.
В семью Осокиных, они приехали в Орловку двадцать лет назад, горе стучалось довольно часто. Сын Антон погиб в Афганистане. Николай, муж Надежды сильно переживал, спился и покончил с собою. В недалеком прошлом он работал механиком на ферме, имел несколько грамот за хороший труд. Дочь Евгения, «нагулявшая» ребенка, жила в г. Называевске. Часто болела. Внучек Петя очень обрадовался приезду бабушки, она привезла ему гостинец ─ двести граммов конфет. На большее у нее не было денег…
Поделилась Надежда и проблемами, которые испытывали сельчане. Перестройка, начатая плешивым дьяволом, так она окрестила бывшего президента СССР, не принесла им особой радости. Они остались без работы. Мало того. Село вымирало. Раньше в нем было сто двадцать дворов, жило около четырехсот человек. Сейчас же ─ дворов тридцать, не больше. Из ста душ только половина ходячих. Пьянство ─ явление повседневное. Пили не только взрослые, но и малолетки. «Культюры», так выразилась Осокина, в деревне вообще не было. Полусгнившее строение, где раньше был клуб, растащили на дрова. «При лютой присмерти» находилась и школа, ее уже пару раз закрывали, потом вновь открыли. Три года назад учеников возили в соседнюю деревню Чугуевку, на тракторе или на лошадях. Были дни, их вообще никто не возил. Один из второклассников рискнул идти на лыжах. Заблудился и замерз. Утром в село понаехало видимо-невидимо начальников. Школу опять открыли. Сейчас в ней одна учительница на девять учеников. Одна на все классы, с первого по восьмой.
Без «культюры» жила и рассказчица. Она два года жила без телевизора, на ремонт допотопного агрегата не было денег. Были и другие «кучи страха». За последние годы в Орловке «безбожно» воровали. Продукты питания она хранила в комнате или под кроватью. Во время сна под подушку ложила топор, которым когда-то ее муж рубил американских бройлеров.
Перед окончанием своей исповеди, седовласая, словно защищая свой возраст, с некоторым укором произнесла:
─ Да, Верушка… Разница в возрасте у нас небольшая, но жизнь сильно разная… ─ Бросив взгляд на модные туфли крашеной блондинки, она продолжила. ─ У тебя, краля городская, вон обувка хорошая, да и розовые ногти на ногах… ─ Стиснув зубы и, слегка покачав головой, она добавила. ─ Жизнь у нас несладкая, не как в твоей Немеччине…
Адлер после длительного откровения землячки, которое изобиловало не только специфическим жаргоном, но и матерщиной, некоторое время молчала. Молчала и крестьянка. Она все еще не понимала, что потеряла в этих краях моложавая и модно одетая женщина. Лично сама она в Немеччине не была, но многое об этой стране слышала. Люди жили там неплохо, пенсионеры шныряли по заграницам… Что еще человеку надо в этой жизни? Ее размышления прервала иностранка. Она тихим голосом произнесла:
─ Надежда Ивановна… Я приехала сюда специально… Хочу поклониться праху родственников… У меня здесь… ─ Осокина тут же ее прервала. ─ Какое кладбище? Какие родственники? ─ проворчала она сиплым голосом. ─ Кладбища уже давно нет… На нем пасутся коровы, да пьяные мужики оправляют надобности…
Адлер вмиг порозовела. Она все еще не понимала, о чем говорила сельчанка. Она слегка скрипнула зубами и с нескрываемой злобой отпарировала:
─ Надежда Ивановна, я Вам о кладбище говорю, а не о каком-то скотомогильнике… ─ Седовласая вплотную приблизилась к сидевшей, затем с явным недовольством прошипела. ─ Бабонька моя… Я вижу, что ты еще витаешь в облаках прошлой жизни… Сейчас другая житуха, человек друг другу враг и бандит… ─ Осокина тяжело вздохнула и вновь продолжила. ─ Кладбище Толька Чуйнов по пьянке распахал… Отомстил главе сельской администрации, он посадил его брата за решетку…
Адлер от услышанного слегка ойкнула. Ойкнула не только от того, что надругались над памятью ее близких людей, но и от того, что услышала фамилию своего одноклассника. В школе он был прилежным мальчиком. Даже не курил…
Услышанное от седовласой все больше и больше приводило пришлую к единому выводу. На малой родине ей делать нечего. Здесь она никому не нужна. Прощание женщин было теплым. Адлер подарила своей землячке небольшой флакон женских духов и губную помаду. Осокина с благодарностью взяла подарок и слегка усмехнулась. Затем достала из холщовой сумки небольшой сверток, в нем было три пирожка с капустой. Она купила их на вокзале. Вера с улыбкой приняла скромный подарок и тут же откусила печеное изделие. Голод уже давненько ее мучил.
Женщины крепко обнялись и со слезами на глазах двинулись в противоположные стороны. Крашеная блондинка, пройдя несколько десятков метров, остановилась, затем обернулась. Осокина, скорее всего, почувствовала ее пристальный взгляд, также остановилась и обернулась. Затем, помахав рукой, она громко крикнула:
─ Вера… Меня скоро похоронят… Похоронят в соседней Васильковке… Нашинских всех там хоронят…
Адлер ничего на это не ответила. Она тяжело вздохнула, повернулась и засеменила в сторону железнодорожного остановочного пункта. В поезде она решила немного подкрепиться. Она развернула сверток и в один присест расправилась с пирогами. Затем она бросила взгляд на газету и на миг затаила дыхание. В самом низу полуразорванной бумаги было напечатано поздравление в связи с сорокалетием Анатолия Ивановича Стрельникова, чуть ниже давался адрес редакции…
Анатолий Стрельников в эту ночь почти не спал. Он часто ворочался, иногда заходил на кухню и открывал холодильник. Вынимал бутылку минеральной воды и с жадностью прикладывался к ее горлышку. Подходил он и к соседней комнате. Его гостья спала очень ровно, лишь изредка что-то бормотала себе под нос. Он вновь принимал горизонтальное положение и впадал в думы. Он не лгал себе.
Больших возможностей помочь однокурснице у него не было. Десять лет назад он мог чем-то помочь. Сейчас же времена другие, хоть свет туши. Хотя все в этой жизни бывает, тем более попытка не пытка. Однако от этой народной присказки у мужчины, идущего в сторону редакции, где он когда-то работал, оптимизма не прибавлялось.
Главный редактор газеты «Наша демократия» Иван Иванович Винокуров бывшему спецкору помощи не оказал. Отделался общими словами. В России обстановка тяжелая, даже взрывоопасная. Не лучшее положение дел и в области, не говоря уже о провинциальном городишке. Несолоно хлебавши, Стрельников направился в отдел милиции. Он много писал о блюстителях порядка, дважды был у начальника. И здесь у него получился прокол. Бывший начальник год назад ушел на пенсию. Новенький, майор с несколько туповатым выражением лица, очень внимательно разглядывал пришельца. Уже во время беседы ходок понял, что без знакомства или взятки ничего ему не сделать. Вышел он из кабинета, словно из бани. Он даже забыл фамилию офицера, о котором неделю назад писали областные газеты. Он попался на взятках, которые брал от арендаторов.
Было уже за полдень, когда Стрельников подошел к городскому рынку. Место розничной торговли кишело людьми, словно муравейник. Он давненько здесь не был, поэтому с удовольствием прохаживался среди торговых рядов. Внезапно его окликнули по имени и отчеству. Он неспеша обернулся и увидел перед собою маленького роста мужчину, борода у него была почти по пояс. Он без всякого желания подошел к тому, кто вел богослужение в церкви. Огородникова, он же отец Василий, он знал еще с педагогического училища. Федька слыл большим разбойником, учился через пень колоду. За год до выпуска его выгнали. Очередная встреча однокашников произошла на закате перестройки. В районном центре Москаленки, на совещании руководителей религиозных общин. Спецкор газеты «Сельская жизнь» приехал сюда по личной инициативе. Он очень щепетильно относился к верующим как в годы Советской власти, так и в беспутный период, когда господствовала одна болтовня и ничего больше. Стрельников сразу же узнал несостоявшегося педагога. Да и ни узнать его было невозможно. Его длинный нос имел необыкновенную особенность. Он был сильно вогнутым, словно по нему провели раскаленным железом…
Отец Василий был в черной рясе и с крестом, который болтался на его большом животе. На одном из пальцев его левой руки был огромный перстень. Своей степенной походкой и серьезным выражением лица он наводил страх среди людей, особенно среди верующих. Его иномарку черного цвета знали не только в Называевске, но и далеко в округе. Лично сам Огородников при церкви не жил, он жил в Омске. Атеист дежурно улыбнулся и еле слышно пробунил себе под нос:
─ Добрый день, святой отец… Добрый день… ─ Ему в ответ донеслось. ─ Добрый день, раб божий…
Мужчины нехотя приподняли головы и внезапно замерли, впились глазами друг в друга. Бывший идеологический боец коммунистической партии многое сделал для искоренения веры на сибирской земле. Его материалы были критическими, с фамилиями. Среди них был и Огородников…
Отец Василий слегка стиснул зубы. Затем улыбнулся и осенил лысого мужчину крестным знамением. При этом подумал, что только благодаря этому богохульнику, он оказался в апартаментах святой власти. Коммуняки много выпили из него крови, но все это было на пользу Федьке… Дальше размышлять ему не пришлось. Стрельников через силу улыбнулся и, слегка понурив голову, промолвил:
─ Святой отец Василий… Одна раба находится на жизненном распутье… Она не имеет ни семьи, ни работы…
Огородников лукаво посмотрел на просителя и тяжело вздохнул. Затем с явной неохотою отреагировал:
─ Да, раб божий… ─ Внезапно он замолк. Забыл имя своего идейного врага. После короткой заминки он слегка перевел дух, прищурился и продолжил. ─ Я понял тебя, раб божий… К сожалению, в большой стране наступили тяжелые. времена. Красный дьявол много беды наделал и людской крови испил. ─ Осенив в очередной раз понуро стоявшего мужчину, он в том же духе прошепелявил. ─ Однако Бог всемогущ и всемилостлив, всем воздаст по заслугам…
Ахинея, которую нес святой отец, все больше и больше выводила Стрельникова из себя. Он стиснул зубы и внимательно посмотрел на божьего проповедника. Его зеленоватые глаза бегали из стороны в сторону, словно кого-то боялись. «Раб божий» кисло усмехнулся и, гордо приподняв голову, решительно двинулся дальше, в сторону улицы Ленина. Тотчас же раздался знакомый голос:
─ Господин, пусть раба придет ко мне… В церкви есть работа, правда на общественных началах… ─ Раб ничего не ответил. Он лишь крепче сжал зубы, затем плюнул на землю и смачно выматюгался.
После неудачной встречи со святым отцом Стрельников продолжил поиски работы для своей сверстницы. Он обошел дюжину предприятий, больших и малых. Подходящей работы для нее не было. Устраивать ее в торговый киоск или где-нибудь на побегушках, он считал ниже своего достоинства. В местные структуры власти он больше не заходил. Это было бесполезно и бессмысленно. Чиновники независимо от ранга жили своей жизнью, жили одним днем. Каждый надеялся на себя. Надеялся на свои собственные силы и простой люд, который все больше и больше пополнял ряды безработных и бездомных. Бывший спецкор радовался, что он, несмотря на все перипетии, не попал в стадо люмпен-пролетариата. Пока…
Известие о растущей безработице в районе и о невозможности трудоустроиться, наповал убило гостью из Германии. Она до этого нисколько не сомневалась, что известный журналист найдет ей подходящую работу. Как-никак его имя было еще наслуху. В том числе, и у многих начальников. В этот вечер бывшие однокашники легли спать очень рано. Причиной этому было подавленное настроение. Каждый из них лежал в отдельной комнате и думал о своем личном, о наболевшем. Были у них и общие мысли. Скорее всего, только совместная учеба в педагогическом училище напоминала им о некогда прошлой близости. Затем они разлетелись в разные стороны. Через десятки лет они вновь встретились.
Встретились совершенно случайно. Встретились как близкие, но и одновременно как чужие люди. И у этих людей было одно общее, особенное, что в какой-то степени их даже сближало. Он и она были без семьи. Они были одинокими, что лишало их права, согласно человеческим канонам, быть счастливыми на этой земле. И сейчас, несмотря на это, их почему-то друг к другу не тянуло. Стрельников тяжело вздыхал, когда слышал через слегка приоткрытую дверь легкий скрип кровати, на которой спала его знакомая женщина. Она, как ему представлялось, была умной и недурна собою. Он стиснул зубы и вновь впал в раздумье. Он уже давненько не имел близости с прекрасным полом. Надеялся на лучшее, а оно все еще к нему не приходило. С этой мыслью он встал с постели и вышел на балкон. Трехэтажка, стоявшая напротив, засыпала. Горел свет в окнах наверху только в первом и третьем подъезде. Он невольно усмехнулся. При Советской власти было почти все одинаковое: дома, зарплата и одежда. Мало того. Партия определяла и мысли в головах людей. Сейчас же ─ все, наоборот, хотя одно осталось без изменений. Номенклатурщики, переодетые в демократические робы, все также руководили и воровали…
Внезапно раздался шорох. Стрельников оглянулся и слегка вздрогнул. Его гостья, прикрывшись белой простынью, очень осторожно открыла балконную дверь и шагнула на дощатый пол, который от ветхости слегка вибрировал. Он внимательно вгляделся в очертания женской фигурки и улыбнулся. Вера была нагой. Он слегка повел плечами и подтянул свои плавки. Одевал он их очень редко, от случая к случаю. Ему нравились трусы ─ «распашонки». Короткие штаны были широкими и удобными. Импортные плавки ему на день рождения раньше дарила Дарья Аксенова. Она хотела, чтобы ее муж носил только короткие трусики…
В этот вечер госпожа Адлер долго не спала, все переживала. Неутешительный поход бывшего сокурсника за хотя бы маломальской привлекательной работой вообще ее опустошил. Не только опустошил, но и прибавил ей очередную пригоршню равнодушия к людям. Не столь длительное пребывание на родной земле все больше и больше ее отталкивало от соотечественников, с которыми она только вчера или даже час назад работала, жила. Сейчас же, как ей казалось, в этой стране незыблемые человеческие чувства и достоинства, как любовь, счастье, порядочность и все тому подобное, были отброшены, притом очень давно и навсегда. Тяжелые мысли, которые назойливо лезли в ее голову, она то и дело отгоняла. Однако не всегда это удавалось сделать. Сказывалось ее воспитание и не только это. Вера Дубасова с неба звезд не хватала. Она все добивалась своим горбом и мозгами. Карьеры у нее, к сожалению, в Союзе не получилось. Затем она в корне изменила свою жизнь.
Удрала за бугор. Ради этого она вышла замуж за первого попавшего немца и опять неудача. В той стране, откуда она только что приехала, все было отлажено и отрегулировано. Да и желудок у каждого жителя не оставался внакладе. Однако и там ей что-то и кого-то не хватало. И вообще она многое в жизни еще не понимала. Как и не понимала, почему одинокий мужчина, в равной степени несчастный, не приходил сейчас к ней в постель. При этой мысли она невольно улыбнулась. Ну чем же был плохой ее однокурсник Анатолий Иванович Стрельников?! В отличие от многих, в том числе и от нее, он имел двухкомнатную квартиру и определенное положение в обществе. Десять лет назад он вообще был в касте избранных. Или другое. Он в отличие от нее не искал богатых невест…
Блондинка приподняла голову с подушки и через окно комнаты увидела мужчину, стоявшего на балконе. Неожиданный прилив нежности и жадности к мужской плоти ее приободрил. Она встала и накинула на свои плечи белое полотнище. Вышла на балкон и тут же остановилась. От внезапно появившегося желания отдаться друг другу глаза неудачников ярко вспыхнули, словно огромные свечи. Вспыхнули и ринулись навстречу. Затем они остановились и разминулись. И тотчас же потухли. Нагая слегка вздрогнула и прикусила нижнюю губу. Она была шокирована, что полуобнаженный мужчина не проявил к ней ни капелки внимания. Он даже не сделал шаг ей навстречу, не одарил ее каким-либо комплиментом. Не говоря уже о поцелуе.
