Читать книгу: «Плацкартные монологи. Анекдоты и миниатюры», страница 3

АРТУР И ЕГО ЖЕНА

Варшавянин, приятель мой, Артур, занимался оптикой в тяжелые времена. Изготавливал лазеры на основе советских линз, и мы ему в этом помогали. Он ещё был гонщик, в смысле, автогонщик, и участвовал в соревнованиях местного значения. Ещё Артур прикупил УАЗик после распада СССР и распродажи военной техники, на котором мы гоняли по танкодрому под Варшавой. По лужам, грязи, по горкам и обрывам, через рельсы и дровяные завалы…

А жена у него была украинкой, по образованию искусствовед. Она научила меня таинству коктейлей, и она же всегда рассказывала занимательные истории из своей жизни. Уже подпив.

Как то, снимали они с подружкой квартирку в Ивано-Франковске. Квартира была однокомнатная, а поскольку, хозяину жить было больше негде, он обитал на балконе. Происходило это так: вечером хозяин приползал на четвереньках совершенно пьяный домой. Его запускали на балкон и дверь запирали. Следующим утром он робко стучался в стеклянную перегородку. Ему открывали. Мужик раздевался почти до нага, срезал со своего костюма все пуговицы, всё стирал, затем гладил-сушил, и пришивал пуговицы обратно. Получив оплату за прошедшую ночь, он уходил в мир, и вечером, опять заблёванный, возвращался назад.

А когда девчонкам становилось совсем плохо, совсем тоскливо, они шли на автобусную остановку. Там, если удавалось присесть на лавочку, можно было наблюдать замечательный спектакль посадки пассажиров. Особенно, смешили каменные лица граждан, стоящих у дверей автобуса, и не желающих пропустить прочих в глубь салона по неизвестным причинам. Ну, и другая толчея.

А Артура, кстати, убили. Он пришёл к знакомой по виндсерфингу, сидели на кухне, ну, как в Москве, тут вломился бывший муженёк, и стал женщину избивать на глазах Артура. Тот, конечно, заступился, и конечно, этого заломал, а этот достал самодельный пистолет и застрелил того. Артура, значит.

Такие, вот, у нас в Варшаве, варшавские дела.

ВОССТАНОВЛЕННАЯ ПЕСНЯ

Начало я забыл. Точнее, помнил, точно, одну фразу. Вы её сразу узнаете.

ВЕРТИКАЛЬНЫЕ ЛУГА.

ВЕРТИКАЛЬНАЯ ВОДА.

(Ну, в смысле, водопады там везде)

ЕСТЬ ДОРОГА В ОБЛАКА,

ЕСТЬ ДОРОГА В НИКУДА.

 
Как легко тебя столкнуть,
И шагнёшь куда-нибудь.
Нам Судьбу не обмануть,
(Догадались?)
Выбираем средний путь.
ВЕРТИКАЛЬНЫЕ ЛУГА.
ВЕРТИКАЛЬНАЯ ВОДА.
ЕСТЬ ДОРОГА В ОБЛАКА,
ЕСТЬ ДОРОГА В НИКУДА.
(Это я уже описывал)
От дурмана конопли
(А её там! И в качестве деревьев!)
Рвутся жилы у реки.
И касаются руки
Звезд холодные (скользящие?) огни.
ВЕРТИКАЛЬНЫЕ ЛУГА (Там коровам сено носят люди, иначе, скотина улетит метров на 700т вниз)
ВЕРТИКАЛЬНАЯ ВОДА.
ЕСТЬ ДОРОГА В ОБЛАКА,
ЕСТЬ ДОРОГА В НИКУДА.
Поломался горизонт!
Ледники встают «Во Фронт»
(У-ух!)
Над вершиной, словно зонт,
Небеса качают гонг.
ВЕРТИКАЛЬНАЯ СТЕНА.
ВЕРТИКАЛЬНЫЕ СНЕГА.
ЕСТЬ ДОРОГА В ОБЛАКА,
ЕСТЬ ДОРОГА В НИКУДА.
 

И, опять, уже хором:

 
ВЕРТИКАЛЬНЫЕ ЛУГА!
ВЕРТИКАЛЬНАЯ ВОДА!
ЕСТЬ ДОРОГА В НИКУДА!
ЕСТЬ ДОРОГА В ОБЛАКА!
 

Занавес.

КОНСЕРВЫ

Возможно, вы слышали что-то о французском путешественнике, пешком и в одиночку преодолевшем Северный морской путь, По крайней мере, некоторые СМИ писали об этом неординарном событии.

Я имел счастье быть знаком с героем практически лично – через моих друзей во Франции.

Они и рассказали мне предлагаемые вам ниже столь пикантные подробности…

Жиль, как и многие французы, попал под магические чары России и бывал тут неоднократно. Прежде чем двинуться в далёкий и трудный поход, он посетил несколько глухих поселков на побережье Северного ледовитого океана в Сибири, где и познакомился с простой, но невероятно милой сотрудницей рыбного консервного завода. Постылая однообразная действительность сменилась для девушки сказочным фейерверком – Жиль женился на ней и увез прямиком в Париж!

Мы не будем живописать восторги и нюансы столичной жизни молодоженов, однако, посмею напомнить об одном сапожном инструменте в заднице Жиля, которое во многом способствовало метаморфозам жизни его и не только.

То есть, в скором времени Жиль решил, что жить в Париже слишком дорого (тем более, что зарабатывал только супруг), и он решил продать квартиру и перебраться в Нормандию на свежий воздух. Сибирской красавице, как супруге, пришлось подчиниться. Обустроившись на новом месте, и подсчитав возросший, в связи с переездом, финансовый потенциал, Жиль, наконец, принял решение свершить «Великий переход». Быстро собравшись, он поручил молодую жену своему другу и уехал в Россию.

Вы, верно, уже догадались, что произошло между девушкой и другом Жиля. Сухое сообщение об этом событии и просьбу о расторжении с ним брака Жиль получил уже где-то на середине Северного морского пути. Герой сплюнул, отправил во Францию свое согласие и двинулся дальше к заснеженной Чукотке. А в далекой Нормандии коварный дружок взял русскую красавицу за руку, заглянул в синие очи и прошептал: «Любимая! Я не смогу прокормить нас обоих, тебе нужно найти работу…»

В Нормандии – нет проблем! Вот вам рыбный консервный завод.

ВТОРОЙ

Дружок мой Олежка, а сегодня Олег Александрович, хирург-стоматолог работает по четным в частной клинике с утра, а после обеда в муниципальной, ну, а по нечетным – наоборот. Это я так, к сведению. Кстати, в государственной организации он никак не лечит, а только зубы рвет. Человек не малых размеров, Олег Александрович, с утра в кабинете, оторвавшись от книжки по военной технике, отворяет дверь кабинета, и вполне дружелюбно приглашает первых двух пациентов, через минут пять, сделав гражданам обезболивающие уколы, приглашает следующего. И пошла карусель, где огромный корпус Олежки надвигается на приговоренного и:

– Ну-с, какие проблемы? – а в руках-то блестящие клещи!

Только хруст, да звон ударяющихся о металл вырванных зубов…

В конце рабочего дня в кресло садиться молодая девушка, блондинка.

Врач :

– Я вас слушаю?

– Мне надо удалить внизу второй зуб, – и девушка тычет пальчиком в свой ротик.

Олег Александрович внимательно смотрит, и замечает, что по счету зуб, ну никак не второй, ни при нормальном (стоматологическом) счете, ни при счете от конца челюсти…

– Простите, а почему вы этот зуб называете «вторым»?

– Ну, как, вчера я удалила первый, а сегодня второй!

ЗВЕЗДА

В Байдарскую долину в Крыму меня привёл Евгений Стародубов. Поднимались с каким- то невероятным весом за плечами от Мухолатки по Чёртовой тропе. Каждый раз, проходя этот путь, я удивлялся, что, согласно историческим источникам, эта тропа когда то была гужевой дорогой. Перевалив за хребет, мы упёрлись в домик лесника. А что было делать? Домик был открыт, лесника не было. Он пришёл только к вечеру босиком. Ходил в Узунжу в новых не разношенных сапогах и стёр ноги в кровь. А избушка то открытая – это его обокрали – два ружья, барахло всякое, еда. А главное, не торопились, разожгли печку, выпили, потом ушли. В печке, в духовке сушились старые сапоги – они сгорели.

Мы его накормили, подлечили ноги, стали просто корешами. Он нам рассказал про жизнь – злодейку. Ничем она не отличается от тысяч других: Застал жену с любовником, он капитан морской пехоты, провел головою мужика по батарее, и стал лесником.

Через два дня мы собрались в пещеру. Да! Это не пещера была, а геологически, «отпорная трещина склона». Мама- мия! С полным снаряжением, с подземным лагерем… Проще не вспоминать.

А позже, я был в этих краях ещё несколько раз. Часто имя нашего лесника играло роль пропуска через кордоны заповедника. И как то, завез я туда команду из шести человек: Англичанин Чарли Селф, его жена Галя, мои женихающие друзья, и я с подружкой. К тому времени кордона уже не было. Мы спустились к Родниковскому, к тайному тогда ещё озеру, и заглянув в п. Скельская, прошли Малый каньон Крыма. По речке шел довольно сильный поток, даже для весны. Кроме того, жара невероятная на открытых пространствах, и наконец, выход из каньона в распоре, в обнимку с раскоряченным посереди меандра деревом, сыграли свою роль.

Разбили палатки, повечеряли, даже не пили, но весь наш переход сильно расстроил мою спутницу. Какие то разборки, претензии, скандалы, истерики – что всегда глупо выглядит на фоне природы. Чуть повевал ветерок, шумели водопады в каньоне, ещё тлели угли костра. Я вылез из палатки, зачерпнул уже остывшего чая, и увидел внутри кружки отраженную с неба звезду. Медленно, не торопясь, я втянул её в себя. Звёзд на небе немного убавилось.

КАМЧАТКА

Когда Вова сдал государству свой дом в обмен на благоустроенную квартиру, дети уже уехали в Москву, а жену зарезали по-тихому в пьянке. Жить Вове стало негде, и он поселился у Андрея. Полностью заросший вонючей шерстью, презирающий баню, клещей и кожные болезни, хозяин квартиры – суперпрограммист – был вполне чистоплотным… Ну, как он сам считал: то есть мусор с рабочего стола он смахивал ладонью на пол, а пространство ниже стола Андрея не интересовало. Дабы, хоть как- то навести порядок на этом уровне, Вове приходилось веником разметать дорожки чистого пола, что бы в последствии было легче убирать постоянно растущие шпалеры грязи…

А попал-то Вова на Камчатку уж совсем неожиданно.

Коренного москвича, ни друг, ни брат, ни сват, а так – седьмая вода на киселе – двадцать пять лет назад пригласил посетить далекий полуостров. Вова приехал, посмотрел, был очарован и остался. Стихи Бродского, жена и две дочери приехали через месяц. А еще через месяц, уже устроившись на сейсмостанцию, Вова повстречал благодетеля.

– Ну, надо прописаться, – заключил «ни брат, ни сват».

Дом заперли снаружи, дверь, также снаружи, подперли бревном, а окна забили досками крестообразно. Заранее несколько ящиков водки и еды занесли внутрь. Электричество отключили за ненадобностью. В горницу сами пролезли не без труда через узкую, незаметную форточку.

Через два дня жена-пьянчужка спохватилась, и по только ей известным чувствам, нашла сказочный дом. Она залезла на чердак и пыталась попасть к вожделенной водке сквозь потолок. На шум и крики друзья не отвечали еще день, потом сдались. Прописка осталась московской…

ЗАКОН СТАКАНОВ

В июле в подмосковье при жарких летах часто бывают такие тихие рассветы. Ни единого звука, ни крика птицы, только, может быть, всплеск рыбы в теплой воде нарушит эту бесконечную тишину. Легкий туман лежит на водной глади, безмолвные мальки качаются под водой у опор пирса, и уже первые намеки осени-редкие желтые листья-стоят у причалов, как новые корабли.

Таким безмолвным утром курил я на крыше мостика с капитаном двухпалубного судна Михаил Петровичем Горюновым.

Капитан никогда не пил вина, а за пивом ходил через все водохранилище к Бухте Радости в Сорокинский магазин. На рейде судно разворачивалось, и Петрович гаркал в громкоговоритель:

– Маша, пиво есть?! —

Маша выходила на берег из избы, отвечала отрицанием, т.е. махала рукой вниз, как роняла что-то, и мы, продолжив разворот, отходили в акваторию.

Водку же привозили обычно гости и многочисленные знакомые-не нас, а корабля. Вся это братия полностью соответствовала яхтенному закону о приходе и уходе стаканов на судне. Закон прихода и ухода стаканов на судне гласит:

– Как они приходят, так они и уходят!

Но… Помер немного позже Михаил Петрович Горюнов от пьянства и жизненной неустроенности, помер на корабле под звуки хлюпающих волн подмосковного моря. А из корабля сделали публичный дом и отправили кататься по Волге-Матушке-Реке. Потом кого-то убили, судно сожгли, заметая следы… Да, я не об этом.

Стояли мы с Петровичем тогда на вершине рубки и покуривали «Беломор-канал», дымок от папирос никуда не уходил и повисал мелким облаком там, куда выдохнул его курильщик. И вдруг, выпорхнула на пирс взлохмаченная девица с колготками, свисающими из растрёпанной сумочки. Девка шустро застучала каблучками по доскам настила, дошла уже почти до берега, неожиданно остановилась, и ругнулась:

– Тьфу, блядь! – бросила в воду окурок и с тем же цоканием туфель вернулась на борт.

Дым от ее сигаретки также остался висеть над пирсом. В восстановившейся тишине Петрович не то, чтоб спросил, а как-то взмолился:

– Господи! Кто они такие? Как они попадают сюда? Что они делают на моем корабле?!

Мне нечего было ответить.

БОРОДАТЫЙ ЧЕЧЕНЕЦ

Я тогда в первый раз познакомился с Перовским спелео-клубом. Обычно на Курском встречались у «Баобаба» в метро, но сегодня встречались наверху, поскольку много было барахла. Меня сразу насторожила реакция одного из членов сообщества – он, попросту, вывалился из микроавтобуса и стал блевать на только что помытый асфальт. Но я то ведь, уже собрался ехать в Майскую!.. Разберёмся, подумал я.

Пить начали сразу. Ещё и вокзал то Курский не исчез, а уже накатили. Я всё время путаю, что приходит первым – Курск или Орёл, конечно, Орёл, конечно, Орёл! Там всё и произошло. Пьяный товарищ Изюма, тот, что блевал на вокзале, только приоткрыв дверь в тамбуре, помочился, залив все ступени. Моча заледенела сразу, и сразу Изюм поскользнулся и улетел на платформу. Поезд тронулся.

– Ты что тут делаешь? – спросили менты Изюма, когда поезд уже ушёл.

– Гуляю, бля!

– Документы есть?

– Есть. С бородатыми чеченцами уехали, те, что с поезда столкнули!

Наконец, началась операция. В Курске весь вокзал был перекрыт, поезд встречала группа автоматчиков. Руководил операцией низенький полковник в штатском.

Во всем вагоне бородатым оказался только я.

– Попался! Попался! – кричал полковник, повиснув у меня на шее. Я пьяный и сонный вообще ничего не понимал. Стали тащить просто волоком, я хватался за перекладины, и тогда меня били резиновыми палками по рукам. Вытащили на улицу. Я не шучу – вокруг стояли автоматчики. Только здесь, на свежем воздухе, всё разъяснилось. Дружка Изюма вместе с вещами отправили в Орёл, а я вернулся в поезд.

Качнуло вагон. Упёршись лбом в стекло в туалете, дабы не упасть, я опростал мочевой пузырь. В крошечном окошке, протаявшем от моей головы, были видны бесконечные просторы моей родины: речка, плутающая по заснеженным полям, редкие вётлы, разбросанные вдоль её берегов.

ФРАНЦУЗСКАЯ СКАЗКА

Кстати, вы знаете, что у Шарля Перро ни одна сказка не заканчивается хорошо? В частности, в «Красной Шапочке» никаких охотников не было. Волк сожрал и бабушку, и Красную Шапочку, и саму шапочку, и все пирожки. А заканчивается сказка (как всегда у Перро) простым четверостишьем – типа, нехрена маленьким девочкам шляться одним по лесу. Я читал в оригинале.

Так, вот.

Недалеко от города Анси есть местечко Gorges du Fier, где находиться невероятно красивый каньон. Высота стен, чтобы не соврать, метров семьдесят (может и более), внизу грохочет река, стены над головой почти смыкаются. Там же, рядом и пресловутый замок… Я, к чему. Есть там местная легенда, думаю, кроме Франции, нигде такой сказки не создадут – там нет ни одного положительного героя.

Итак.

В поместье Gorge du Fier жил-поживал Лыцарь. Бухал, охотился, трахал девок, а тут пришло время жениться. Ну, что ж, нашлась и невеста из подобающего рода, короче, женились. Короткое время провели вместе, потом Лыцарь поехал бухать опять. А был у него верный Паж, и тот, видя расстройство молодой Мадам, отдал ей своё сердце. Бродили они по ближайшим лесам, вели беседы разные, слушали пение птиц. Так продолжалось довольно долгое время, Лыцарь бухал и охотился, Мадам гуляла по лесу, Паж томно вздыхал. Однако, Мадам всё чаще отказывалась от прогулок с Пажом и куда-то пропадала. Паж выяснил, что она встречается с соседним Лыцарем, и часто скрывается с ним за листвой. Возмущенный, он всё рассказал своему Лыцарю. Тот бросил пить и затаился в ближайших кустах. Когда изменница встретила возлюбленного, Лыцарь, опростав меч, выпрыгнул на встречу другому Лыцарю. Соседний Лыцарь, не будь дураком, вскочил на коня, и скаканул через каньон. Но, тут, Паж, так же притаившийся в кустах, прыгнул ему наперерез, и ухватил коня за хвост. Соседний Лыцарь легко махнул мечём и оставил животное без хвоста. Вместе с ним Паж упал на дно каньона и погиб.

Мадам заточили в башню, где она и провела остаток дней. Лыцарь продолжал охотиться и бухать, ну и, другое… А бедного Пажа подняли Волшебные Феи, и захоронили под камнем влюблённых (Вы можете его увидеть).

Я до сих пор не могу понять, почему Паж тот герой? Он ведь, всего лишь занимался мастурбацией.

ТОЛИК КОЛЕДОВ

Толик Коледов – Коля Толедов (вам какое дело?) пошёл в Афган по собственной воле, написал рапорт и сбежал со строительства генеральской дачи. Отмотал все полтора года.

По возвращению много рассказывал, а позже перестал, только иногда вспоминал, как курили героин, перекатывая белый шарик по раскаленной жести.

От той поры осталась у Толика привычка тушить сигарету в плевке на собственной левой ладони и неуёмная жажда жизни, и познания всего нового. Мотался он маятником через весь дом на верёвке, чтобы попить у бабушки компота, курил в Центробанке, перевернувшись навзничь, на железных ребрах стеклянного купола… Я помню, на стадионе Динамо мы вешали огромные плакаты для какой-то Кореи, работали уже второй день, а ветер был страшный!, и когда эти баннеры, наконец, с огромным хлопком, разорвались на три части, замотав Толика своими охлопьями, Толик, быстро спустившись, и сразу сбросив снарягу, сказал: «Ну, вот и славненько, теперь нам здесь делать нечего.»

И много лет работали мы с Толиком в Центральном округе на Остоженке «высотными дворниками», ну, попросту промышленными альпиноидами, ломающими сосульки. День на день не приходиться, вспомню только один…

С утра пошли на Пречистенку, дом, что напротив Яйца Церетели, там частная антенна спускалась от крыши до третьего этажа. Уже имея опыт, мы аккуратно обрубили наросты льда вокруг кабеля, и легко столкнули глыбу по естественной направляющей. Звон разбитого стекла подтвердил точность нашего расчета. Далее, мы переместились в сторону Зубовской площади, волоча нелюбимые кастрированные лопаты и ледорубы. Задача заключалась в том, чтобы, не навешивая вертикальных веревок, убрать снег с карнизов на третьем этаже (при девятиэтажном здании). Толик, и я, страхующий маэстро,

на крыше, перешагнув через комнату бомжа, легко и просто – я подаю ледяные конфетки – а Толик бросает их в бездну Пречистенки, достигаем решения с необыкновенной легкостью! Затем мне следует предложение сбить сосульки с дома номер №, на что я возражаю, указывая на припаркованную внизу «Волгу».

– Херня! -отвечают мне, -мы её фанерой прикроем, – хорят ответственные, и я совершаю первый и единственный удар по наросшей ледяной плоти водостока… Рассказывали, что фары несчастной машины выпрыгнули, как глаза ядовитой рыбы, приложенной головой раздосадованным рыбаком об бетонный пирс.

Мы вернулись на Зубовскую… На первом этаже находилась какая-то контора, c камерами наружного наблюдения. Имея некоторую власть, мы честно предупредили контингент о возможных последствиях очистки крыши, оные согласились с возможными результатами, но Толик, увы, не попал!.. Рядом был последний дом, где нам предстояло поработать. Взобравшись на крышу и почистив большую часть необходимого, мы, наконец, добрались до ещё неосознанного нами завершения. А именно, Толик, найдя огромный ледяной нарост на водосточной воронке, прикинул, что сколотый лёд попадёт на электрические провода неизвестного нам происхождения. Случилось всё значительно удачней! Лед откололся вместе с частью трубы и единым метало-ледяным массивом проплясал по всем нижележащим проводам, высекая снопы искр – великолепный Новогодний фейерверк!

Вечерело.

– Хороший день -сказал Толик, – пошли домой!

ГИРЯ

Выпить в Баренцбурге сложно, на месяц водки дают литр в руки по талонам. Но умный человек всегда найдёт и даже сына взрослого угостит.

…За серьёзным разговором отец назвал сына сопляком. Сын промолчал, сглотнул обиду, но в тот же день сходил в тренажёрный зал и украл там двухпудовую гирю. Протащив её через весь посёлок, сын напрягся и плюхнул гирю прямо на обеденный стол, пробормотав: «Во, чё могу!»

Папаша отметелил сына так, что тот ещё месяц ходил, как кобра, с очками на глазах.

СОЙКА

Назар, открыв для меня горы, сам довольно быстро выпал в осадок. Бросал то пить, то курить, то сходился, то разводился, и стал охотником. И пока я барахтался в грязных кишках пещер, Назар ходил на вечернюю тягу.

Как – то, возвращаясь, домой под дождем, он остановился у коммерческой палатки. И спросил: «А выпить-то есть?». «Есть!» – ответили, и охота завершилась. Когда кончились деньги, Назар положил на стол и убитых уток.

Утром сын спросил отца:

– Папа, а где ты был?

– На охоте! – отвечал папа,

– А где твое ружье? – ответа не было…

Только через три дня случайно добрый продавец увидел Назара и вернул ему ружье.

Но я хочу вспомнить о другом случае, когда мы так же случайно встретились с ним, и он, пригубив, рассказывал:

– Слышу на ёлке кто-то шебуршит, ну думаю, рябчик! Дал в два ствола и …сойка.

– А ты откуда знаешь, что это сойка? – спрашиваем мы,

– Да я уже убивал такую…