Читать книгу: «Шизоид», страница 2

– И ты правда в это веришь?

– Бабушка говорит, главное что бы ты верил. – Обречённо ответила Серафима.

Серафима всё также толкает инвалидную коляску, только уже на следующий день. В часовне на смоленском кладбище, в полумраке горят свечи, слышится голос священника, пахнет ладаном. Внутри тесно от скопления народа и какая-то бабулька в чёрном одеянии, настаивает:

– Пропустите инвалида.

– Ужасно в таком юном возрасте стать инвалидом, ощущать себя ущербным, будто твоя дальнейшая жизнь не для тебя. Когда ты молод и не способен осознать, той степени горя и несчастья других людей, умирающих от болезни и страдающих где-то рядом. Александр головой упирается в раку Ксении Блаженной и его душа кричит внутри его:

– Ксения помоги! Дай мне встать на ноги, я всегда буду честным!

– Рядом как может молится Серафима:

– Матерь Ксения, помоги моему брату, не оставь его…

– У их бабушки рыдает душа:

– Моли Бога о мне Святая Блаженная матерь Ксения, потому что я усердно к тебе прибегаю, скорой помощнице и молитвенице о душе моей! Моли Бога о моем внуке Александре…

– Ксения я буду хорошим…! – Кричал внутренний голос Александра, подхваченный его ангелом хранителем, уносился ввысь…

Ввысь кричал в это же самое время, в психиатрической больнице, высокий, небритый парень, в больничной одежде. Раскинув руки и расставив широко ноги звездой, подняв голову в небо, он театрально радовался:

– Ес! Решающая партия за мной! Это всё равно что за мной КПСС. Вам шах Каспаров. Карпов вновь чемпион!

Происходящее в больничном саду, на скамейке, абсолютно гармонировало со зрителями, в больничных халатах. Соперником нашего значительно вытянувшегося «Карпова», являлся склонившийся над шахматной доской худощавый субъект, неопределённого возраста и с нервной мимикой психопата. Локтями уткнувшись себе в коленки, он непрерывно теребил свою роскошную шевелюру. Понимание того что партия им несомненно проиграна, наш «Каспаров» тайком забирает с доски ферзь противника и засовывает себе в рот, что бы хоть как-то спасти своё безнадёжное положение.

– Как это? Что это? – Кончив торжествовать, вернулся к игре «Карпов», заметивший пропажу главной фигуры на шахматной доске: – А вы оказывается господин Каспаров, жуткий провокатор. Чего примолкли? Подавились ферзёй, ай-яй-яй. – И высокий молодой человек, только что сделавший шах, крикнул куда-то в сторону, где толпились больные: – Тайсон!

– На зов послушно прибежал коренастый псих, с плохо выбритой головой, когда-то в далёком прошлом, мастер спорта по боксу и доцент инженерно-строительного института.

– Гы, гы, гы. – Непонятные звуки издал «Тайсон», то ли радости, то ли печали. Про него говорили, будто кукушкой он поплыл, после обманной приватизации ваучеров.

– Тайсон, непорядок, этот дрищ, опять ферзю проглотил. – И действительно, Каспаров схватился за горло, стал задыхаться.

– Прости брат, я тебе сейчас ухо откушу. – Сообщил Тайсон, подступаясь к посиневшему Каспарову.

– Тайсон, это тебе не Холлифилд, это Каспаров, врежь ему по загривку, пока не задохнулся.

– Ах ты жид, угнетатель чёрного меньшинства Америки. – И Тайсон нанёс мощный удар в корпус, отчего Каспаров переломился пополам и отрыгнул шахматную фигуру.

– Сработало. – удовлетворился Карпов, далее обращаясь к Тайсану: – Майкл Абрамович, по моему у тебя как еврея, предвзятое отношение к Каспарову.

– Я еврей? – С испугом глядя на свои руки, произнёс Тайсон: – По версии Ай Би Эн, я афроамериканец.

– Я всегда подозревал Гарик, что у тебя гнилое нутро. – Доставая из неприятной слизи шахматную фигуру, сообщил Каспаров. – Он тщательно вытер ферзь об траву и поставил на место, где она и стояла. Затем бережно поднял и поставил на ноги Каспарова, отряхнув его коленки, предложил продолжить внезапно прерванную игру: – Ваш ход гроссмейстер.

– Гроссмейстер хоть и был натурально душевнобольным, но играл в шахматы отменно. Понимая же безвыходность этой партии, где ему грозил неминуемый мат, заупрямился, не став доигрывать партию, просто перевернул игральную доску, рассыпав шахматы по дорожке.

– Граждане психи, зафиксируйте, отказ от игры, является проигрышем. – Обратился Карпов к душевно-больным, стоящим неподалёку.

– Не является. Я чемпион мира. – Заявил Каспаров.

– Как это низко Гарик, оспаривать международные правила. – И наш мнимый Карпов, позвал плюгавого субъекта сидящего в кустах: – Владимир Ильич, хватит там конспирироваться в кустах, идите на сходку!

– Плюгавый возразил:

– Это не кусты а мой шалаш в разливе. – но моментально подбежал к Карпову и громко зашептал: – Товарищ Карпов, в это революционное время, я бы попросил вас обращаться ко мне по партийному прозвищу.

– Хорошо товарищ Ленин, как вас по легенде, хранящейся у глав врача?

– Иван Петрович Иванов.

– Так вот товарищ Иванов, мы ожидали разных провокаций от Каспарова, поэтому предъявите ему иск.

– Дать в зубы, с революционной решительностью? – Поинтересовался вождь трудового народа, по документам Иванов.

– Ну что вы Владимир Ильич, предъявите нам вверенную вам грамоту.

– Как же, вот она, в цельности и сохранности. – И плюгавый достал лист бумаги, хранившийся у него на теле, под резинкой трусов.

– Гроссмейстер Карпав взяв лист бумаги двумя пальцами, развернул его:

– Между прочим кровью начертано. – Предъявил он документ Каспарову. От чего тот поёжился и спорить не стал. А рядом стоящий псих, чьей кровью писали, засунул указательный палец в рот и жалостливо промычал. Что было написано на листе, было абсолютно не понятно, только эта бумажка возымела магическую силу на пациента психиатрической больницы, мнящим себя шахматистом Каспаровым: – И теперь! – Торжественно провозглашал Карпов, но внезапно вмешался вождь трудового народа:

– Вы политическая проститутка Гарик!

– Правильно. – Подтвердил не в меру высокий, для Анатолия Карпова наш псих, импровизируя: – Гарик, ты становишься, Ксюшей!

– Почему Ксюшей, не хочу Ксюшей. – Неподдельно заплакал Гарик-Ксюша.

– Потому что ты лошадь, Ксюша.

Главврач и вчерашний бык, с золотой цепью на шее, всё это время молча наблюдали, как в вялотекущей жизни психиатрической больницы, разыгрывается драма.

– Анатолий Иванович, скажите он псих? – Прервав молчание, спросил крепыш с мощной челюстью бульдога.

– Вовсе нет. Психически не здоровые люди замыкаются в себе, или выплёскивают все наружу, а этот, красавец, развлекается. Причём каждый день, у него новые развлечения.

– Юрий Николаевич, я за вами! – Позвал крепыш мнимого Карпава, но тот не отозвался, поглощённый своим делом. Он сел верхом на «Ксюшу» и выставив вперёд свои длинные ноги, гарцевал словно на лошади. Невероятно тощая лошадь Ксюша, легко удерживала своего всадника, благодаря звериной злости, появляющейся в человеческом организме, с утратой Божественного разума: – Почему он не откликается?

– Забавно. Возможно не так зовёте, а он в образе.

– Заключённый Сергеев, с вещами на выход! – С ухмылкой на лице, крикнул крепыш. – Не сработало. Немного поразмышляв, главврач на полном серьёзе, выдал следую команду:

– Командующий парадом товарищ Будёный, доложитесь главкому!

– Как ни странно, но это возымело своё действие, новоиспечённый Будёный, направил свою лошадь к поджидающему его Главврачу.

– Откуда вы узнали, что он Будёный? – Спросил крепыш и в его глазах впервые промелькнула, почтительность к главврачу.

– У меня особо вариантов то не было, Будёный и Жуков с Рокосовским.

– К ним подъехал Будный, отдающий честь и гарцуя на психе прокричал:

– Товарищ главнокомандующий! Командующий парадом психически больных, готов к осмотру вверенных ему индивидуумов, параноиков, шизофреников, психопатов, дебилов, кретинов и полных кретинов!

– Руку к пустой голове не прикладывают.

– Будёный слез со своей импровизированной лошади и артистически изображая кавалерийскую кривизну ног, подошёл вплотную к врачу и поглядывая на здоровяка, негромко спросил?

– А где вы здесь видите головы наполненные здравым смыслом?

– Забавно. Ну все Семён Будёный, вы теперь полностью здоровы, а следовательно с этого момента вы Сергеев Юрий и выписаны из этого заведения. За вами приехали, идите переодевайтесь.

– Как приехали!? – У Сергеева выпрямились ноги, но появилась чрезмерно наигранная паника: – Доктор я ещё совсем не готов! Анатолий Иванович, вы же не можете меня вот так и сразу на улицу, я за пол года проведённого в этом благородном заведении, так сжился с распорядком, нет правда, мне будет не хватать холодного душа от санитаров, вашей заместительницы и потом доктор, у нас сегодня встреча по пинк-понгу!

– Я по вам тоже буду скучать, Юрий Николаевич, однако вы свободны. – После слов, – вы свободны, – почему-то занервничала кобыла Будёного и начала сквернословить: – Идите уж, пока пациенты не разволновались.– Настоятельно добавил главврач.

– Слушаюсь. – С подобострастием в лице, сказал Сергеев и лёгкой, пружинящей рысцой мгновенно убежал, скрывшись в помещении психиатрической лечебницы.

– Доктор, вы правда думаете что он нормальный? – В голосе крепыша слышалось недоверие.

– А вы себя считаете таким же как и все? – Вопросом на вопрос ответил главврач. Здоровяк молчал и тогда доктор, глядя на Сергеева, появившегося в дверях главного входа, медицинского учреждения, покрутив свои ручные часы, восхищённым голосом произнёс: – Ровно шесть минут, секунда в секунду, как это ему удаётся.

При входе из старого здания, стоял абсолютно незнакомый человек. Он смотрел в небо и жмурился, будто заключённый вышедший из темницы. Идеально сидящий на нем костюм, когда-то на ценнике имел концовку в долларовом эквиваленте, с тремя нулями. Узел галстука был спущен вниз на грудь, где-то на ширину кисти руки. Мягкие, дорогие, итальянские туфли, дополняли его гардероб, и только старые офицерские часы, не соответствовали всеобщей успешности, этого молодого господина.

– Он идеален. – С каким-то внутренним восхищением произнёс главврач.

– По моему просто пижон. – Скрывая некую зависть, ответил крепыш с золотой цепью на шее, толщиной в палец.

– Боже, какие нервы, мне бы такие нервы. – Мечтательно сообщил главврач: – Вы бы молодой человек, без поддержки и месяц не протянули в этом учреждении, а он пол года, и не одной личной жалобы и просьбы. Вот так запросто, стирая прошлое, он переродившись вышел на свободу, с улыбкой, от которой женщин бросает просто в дрожь. Двадцать шесть лет, метр девяносто два, на девяносто килограмм. Вы знаете его настоящее прозвище? – Мечтательно спросил доктор.

– Лорд. – Утвердительно ответил крепыш.

Неспешной походкой к ним подошёл Сергеев, с таким же невозмутимым видом, с каким его пол года привезли сюда на излечение.

– Жаль с вами расставаться, доктор. – Глядя в глаза главврачу, сообщил бывший пациент клиники: – Жаль что не успел проститься с вашим заместителем.

– Вы единственный кто мне это поведал. А то оставайтесь, я на вас диссертацию допишу.

– Нет уж, на хрен нужно, с вашими психами, я сам чуть психом не стал! Как говорят братья Запашные, заходя в клетку к тигру, – не тяни кота за хвост, давай рожай уже! – Всё это Сергеев выдал артистически, с некой внутренней проблемой: – Да доктор и не спорьте, от вашего заведения нервы не к черту! Посмотрите с каким контингентом приходиться работать! – Юрий обратился к продолжающему выкрикивать сквернословие «Ленину»: – Владимир Ильич, это кто? – И указал на крепыша.

– Гнилая интеллигенция! Каменная жопа! Политическая проститутка! – Ильич имел неосторожность подойти к нашей троице и получив мощнейший удар под дыхало от нашего крепыша, переломился пополам и упал на колени, затем завалился набок.

– Санитары. – Позвал главврач, склонившись над пострадавшим.

– Идёмте Юрий Николаевич. – Более чем спокойно, сказал крепыш.

– Анатолий Иванович, Марине Сергеевне мои наилучшие пожелание. Марина Сергеевна мой лечащий врач. – Видя усмешку на лице здоровяка, Сергеев как будто оправдывался, чрезмерно жестикулируя: – Что? Что значит ваша ухмылка? Что за глупые намёки? Да, Марина Сергеевна молодой специалист, но очень профессионально подходит к своему делу. – От таких высказываний, улыбка ещё больше скривила физиономию крепыша.

В это время к ним незаметно подбежала какая-то женщина, примерно одного возраста с крепышом и вцепившись в руку Сергеева затараторила:

– Лорд, возьмите меня в свой мир. Лорд, мне нужно её видеть. Лорд, они хотят лишить меня ребёнка.

– Тебе туда нельзя, среди нормальных трудно выжить. Послушай Кэт, через неделю я к тебе заеду. – К женщине подошёл санитар и взяв её за руку, повёл на женскую половину, поэтому последнюю фразу Сергеев крикнул ей вслед: – Катюха, ты главное не теряй нить времени!

– Откуда вы её знаете? – Спросил крепыш и что-то человеческое промелькнуло в его глазах.

– Как отвечала на вопрос Мюллера Ева Браун, выходя из бункера Гитлера: – «От верблюда».

Они вышли за пределы психиатрической больницы, там их ждал роскошный лимузин. Крепыш сел за руль автомобиля, Юрий же плюхнулся на заднее сиденье.

– Автомобиль встроился в поток машин и заспешил, ловко маневрируя среди других автомобилистов. Юрий открыл авто бар и сказал водителю:

– Командир, давай заедем на кладбище, родителей проведаю.

– Игорь Григорьевич, распорядился вести вас к нему. – Крепыш посмотрел в зеркало заднего вида и заметив как его клиент сунул себе бутылку коньяка из бара в карман, добавил: – Вы же знаете, ваш дядя не любит опозданий. – Лимузин остановился на красном свете светофора и Сергеев открыв дверцу, вышел, обходя автомобили, скрылся в людском потоке.

Тремя часами позже, он сидел на скамеечке, установленной на могиле и тупо смотрел на плиту чёрного мрамора, где были изображены счастливо улыбающиеся, мужчина и женщина и сними маленькая девочка. Он глотнул из полупустой бутылки и из его утробы послышался звук, похожий на мычание.

Проходя мимо роскошного лимузина, Серафима ловко маневрировала инвалидной коляской, объезжая прохожих и лужи. Подходя к нужной им могилке она услышала непонятный звук, ей показалась что кто-то тоскует и зовёт. Она остановилась, прислушиваясь, рядом идущая бабушка, с пониманием погладила её по спине, сказав:

– Не надо, не мешай.

В это же время, на этом же кладбище, находились ещё два нетрезвых субъекта. Один лет под сорок, другому под тридцать. Свежий холмик могилы был усыпан венками, деревянный крест, крашенный серебристой краской, завершал композицию земного пути их товарища.

– Все там будем, только не разом. – Философствовал тот что постарше. Это был опер, что называется до мозга костей, переживший девяностые годы и теперь в две тысячи четвёртом году, он начальник уголовного розыска, одного из районов Санкт Петербурга.

– Лёш, давай за Пашку. – Наливая в пластиковый стакан из бутылки, сказал его товарищ. Начальник угро взяв в руку стакан, заметив про своего бывшего подчинённого:

– Пашка конечно раздолбаем был, так это он по молодости, главное он настоящим ментом был, не продажным мусором.

Майор Звягинцев и старший лейтенант Соколов, вскоре разъедутся по своим местам проживания, но воскресенье вновь встретятся, из-за служебной рутины, в коей они погрязли и уже к вечеру снимая стресс, поддадут реально, оставшись ночевать на рабочем месте, в районном отделении милиции.

Глава 2

Понедельник день тяжёлый, как бы подтверждала природа, затянув небо тучами, к тому же окропляя культурную столицу грибным дождём. Начальник РУВД, полковник Голованов, пристально разглядывал нашу молодую девушку, в милицейском мундире, с перекинутым пальто через руку. Наконец он кончил размышлять и начал говорить плохо поставленным голосом, старого брюзги:

– Александрова Серафима Александровна. Выпускница юридического факультета, со специализацией на уголовном деле. Закончила ВУЗ юриспруденция. Объясните, что это и к нам в отделение опер уполномоченным? Молчите? Действительно в голове не укладывается. И как это только вас угораздило? Почему в тёмных очках? Глаза болят? – Серафима сняла очки. Её синяк под левым глазом утратил опухоль и синеву, но расцвёл другими красками, не помог и тональный крем. Полковник вздохнул и продолжил: – Значит не глаза болят, а только один глаз. И где это только вас угораздило. – Полковник встал из-за стола и как бы извиняясь, кашлянул пару раз: – Очки можно одеть. Пойдёмте я вас познакомлю, с вашим прямым начальством.

Они подошли к кабинету с табличкой: – Начальник уголовного розыска майор Звягинцев А.А и полковник постучав, подёргал за ручку закрытую дверь. Затем они зашли в большой кабинет, где стояло четыре стола, старый облезлый диван и тяжёлый дух алкогольного перегара. В кабинете суетились два человека, прибирая со стола пустую тару и объедки после ночной попойки. Тот что постарше доложил:

– Извините, Николай Александрович, сорок дней как Пашки не стало, в выходные помянули.

– Вы бы, проветрили здесь что ли. – Всё что мог сказать полковник, желающий дать взбучку своим подчинённым: – Вот вам пополнение, за место Павла, просить любить и жаловать не стану…

– Почему? – В один голос спросили опера.

– Но отнестись должным образом извольте. Эх вам бы только балагурить. Застегнитесь должным образом. – Тайком от Серафимы, полковник указал на расстёгнутый замок, на джинсах начальника уголовного розыска. – Звягинцев отвернулся, издав характерный звук застёгивающийся молнии, затем отряхнув с одежды какие-то крошки, предстал перед начальником примерным подчинённым. Полковник кашлянув, строго заявил: – Давайте, приступайте к работе. – Он сунул в руку Звягинцева личное дело Серафимы, а затем ещё какую-то папку: – Здесь протокол аварии, составленный в нашем районном ГИБДД, и заявление от вдовы. Она в больнице, с переломом ноги и сильным сотрясением мозга. Утверждает что её муж не случайно умер, у нас в отделении. Разберитесь.

– А что дорожные вымогатели говорят? – Забирая тощие папки, спросил майор.

– Сердечник был, разволновался и случился приступ. Дорожники под суетились, здесь справка с поликлиники есть, у виновника ДТП действительно было больное сердце. Ну значит работайте. Хоть бы проветрили, распустились совсем. – Скрываясь за дверью, брюзжал Полковник Голованов.

Серафима, едва сдерживающаяся от изобилия алкогольного содержания в замкнутом пространстве кабинета, поморщив нос, нерешительно произнесла:

– Извините, мне кажется помещение действительно нужно проветрить.

Дело в том, что путь к окну преграждал старый, огромный письменный стол, стоящий прямо у окна, сводящий к минимуму доступ к форточке. Видимо из-за его больших размеров, столу не нашлось места, кроме как у окна.

Звягинцев посмотрел на личное дело девушки, в тощей папке, припомнив её имя отчество, с серьёзным видом заявил:

– Серафима Александровна, вы простите нас, мы вчера поминали нашего погибшего товарища, по этому не имеем ни малейшей возможности открыть окно, что сделать следовало бы обязательно.

Серафима подошла к столу и встав на коленку, потянулась к ручке окна. Створку старой рамы, ей никак не удалось открыть. Тогда она потянулась к форточке, чувствуя как за её рукой тянется китель, рубаха и юбка. Взявшись за шпингалет форточки, она обернулась, увидев на её ноги откровенно пялятся два её новых сослуживца. Она потянула на себя форточку, распахнув её и со смешанным чувством, слезла со стола.

– Анатолич, хорошо бы послать гонца за бальзамом, полернуть вчерашние не прагматичные вливание, нанёсшие существенный ущерб нашему мыслительному и внутреннему здравию.

– Да уж, незнание меры, приблизило нас к Богу, в том смысле, что душа дрожит, на ладан дышит. – Согласился со своим подчинённым Звягинцев.

– Однако, сам помирай, а друга выручай. Серафима, не догадываетесь, о чём это я? – Как-то через губу, спросил молодой опер, по его расслабленному лицу, было видно что ему сейчас не до интеллекта.

– Чего же тут не понять, отсутствие интеллекта на вашем лике, свидетельствует о том, что вы вчера не в меру лудили глотку, горячительными напитками. И сегодня свои старые дрожжи, предлагаете окропить, простите, пивасиком.

– Да как вы такое могли подумать, товарищ лейтенант. Я всё таки начальник отдела и не потерплю разгильдяйства на службе. Бывает иногда стресс снимаем, но то специфика производства. Предупреждаю вас товарищ лейтенант, пивасик только в личное время.

– Я не пью, товарищ майор. – Возмущённо произнесла Серафима.

– Прекрасный выбор. – Невозмутимо сообщил Звягинцев, подбираясь к нужной ему теме: – Соколов говоря о бальзаме, кстати меня вы знаете, а это старший лейтенант Соколов, Илья Сергеевич. Так вот, Илья Сергеевич говорил о минеральной водице.

– О водичке? – Удивлённо спросил Илья.

– О водичке. – Звягинцев разговаривал так, будто с маленькими: – Вы какую любите Илья Сергеевич, с газиками?

– С газиками. – Подключился к игре начальника, Соколов: – Газики они такие забавные, особенно если у вас в животике.

– Серафима Александровна, не в службу, а в дружбу, не сходите ли в ларёк, всего-то нужно, пачку сигарет и литр минералки.

– У меня только сто рублей. – Растерянно ответила Сима.

– Этого хватит. – Ухмыльнулся Соколов.

– Вот вам денюшки… – Доставая из потёртого портмоне деньги, Зрягинцев отдал их девушке, и видя что она колеблется, добавил: – Простите нас.

– За что? Мне действительно всегда хотелось помочь, больным и убогим.

– За то, что я тебе буду тыкать и курить в твоём присутствии. А ещё я не терплю от подчинённых фамильярностей.

– И меня простите! – Подключился к фарсу Соколов: – За то что мы будем перед вами сквернословить!

– Прости меня, за то что я обязательно на тебя наору и ты будешь переживая, по ночам окроплять слезой подушку! – Звягинцев бухнулся на колени и обнял ноги Серафимы.

– А меня Анатольевич вообще называет жлобом! – Не зная что про себя отрицательного сказать, заявил Соколов, пытаясь пристроить свою голову на груди у девушки.

– Эээ. Ну хватит уже. – В замешательстве произнесла Серафима, высвобождаясь от мужских рук: – Я пойду, за нарзаном.

Как только за девушкой закрылась дверь, Звягинцев произнёс:

– Наконец-то ушла. – Он подошёл к дивану и пошарив за ним, извлёк оттуда две бутылки пива: – Давай стаканы.

– Ну ты, Анатолич – Гегемон. – Всё что смог сказать повеселевший Соколов, подставляя стаканы.

– Попрошу в моем присутствии, не выражаться. – Ловко открывая пиво, процитировал всем известную фразу Звягинцев: – Ты тоже почувствовал, как она засомневалась, идти, или не идти. Быть, или не быть?

– А я думаю, чего ты Анатольевич так её выпроводить хочешь. Я же знаю, ты как развёлся, у тебя всегда в сейфе запасные сигареты лежат.

– Послушай Илья, ты меня знаешь, что в рабочее время, ни ни. Я вторую бутылку с собой заберу, после службы выпьем.

– Анатолич, ну как тебе наша Тифани? – Начиная оживать, спросил Соколов.

– Тифани? Это из какой сказки сынок?

– Это из клёвого фильма – Матрица. Там персонаж женский есть, в темных очках ходит. Чего это наша Серафима глаза прячет, а Анатолич?

– Не знаю, но ноги у неё роскошные. – Звягинцев подошёл к выключателю и выключил свет в помещении.

– Анатолич, давай сюда её посадим. – И Соколов вытащил лист фанеры, прикрывающий ноги сидящего за столом.

– Не, не, так не пойдёт, ты его слегка вставь, а когда я её отвлеку, фанеру незаметно убери.

– Точно, я ей ещё стул волшебный поставлю.

Серафима вернулась, поставив целлофановый пакет на стол, за которым сидел Соколов и что-то строчил на листе бумаге, шариковой авторучкой:

– Ваш заказ.

Соколов перестав писать, наконец внимательно посмотрел на девушку. Это был крепкого, спортивного типа, симпатичный молодой человек, шатен, с суточной щетиной на лице.

– Почему ты пошла за сигаретами шефу?

– А что, не нужно было?

– Напрасно хочешь прогнуться, Анатольевич никому поблажек не делает. Пардон. – Сказал Соколов отрыгнув свежим пивом. Это не укрылось от Серафимы и она разочарованно ответила:

– Мне просто хотелось вам помочь, выправить ваши мятые рожи и наконец приступить к работе. – Не успела девушка договорить, в кабинет вернулся Звягинцев:

– Прекрасно, наш молодой сотрудник рвётся в бой. Инспектор Соколов, выделите нашему новому сотруднику несколько дел попроще. И потом, она целиком и полностью права, что у вас с лицом, вы побрились бы что ли. Прошу садиться, это ваше рабочее место.

Серафима повесив пальто, подошла к столу и выдвинув стул села на него, сразу же ощутив некий дискомфорт. К её столу подошли мужчины. Соколов бросил на её стол две папки с делами, только что выуженные из сейфа. Звягинцев же, то же бросил на край её стола тощую папку, но так неловко, что та заскользив сразу свалилась на пол. Серафима нагнулась что бы поднять «дело», как в этот момент Соколов ловко вынул фанеру и подсунул её под ту часть стола, где были ящики.

– Ну что же, Серафима Александровна, приступайте к своим обязанностям. – обронил дежурную фразу Звягинцев, направляясь к дивану, стоящему как раз на против стола молодого сотрудника. Майор плюхнулся на диван и стал с удовольствием разглядывать, красивые девичьи коленки.

– Позвольте с вами перекинуться несколькими словами, по нашему последнему делу. – Желая присоединиться к Звягинцеву, напомнил о себе Соколов.

– Да, да, конечно. – И когда его подчинённый расположился рядом, поинтересовался: – Что вы хотите сказать о нашем деле?

– Вполне.

– Вполне?

– Я хотел сказать, я готов взяться за это дело.

– Сдаётся мне, это дело вам не по зубам. Вы посмотрите, какое давление на диафрагму.

– Пожалуй третий разме…

– Вы хотели сказать три атмосферы. – Перебил своего младшего товарища майор.

– Да, точно, около трёх атмо-сфер.

– Сфер две. Атмосфер три.

– Вот придурки. – Подумала Серафима, изучая новое дело.

– Вы слышали приказ из главка, в светлое время суток экономить электричество. – Заметил Звягинцев, видя как на улице совсем потемнело из-за туч.

– Так я выключу весь свет, приказ есть приказ. – Соколов поднялся с дивана, для того что бы обесточить светильники под потолком и на столах.

– Серафима абсолютно перестала что-либо видеть и ей пришлось снять тёмные очки. Опустив голову, она приложила руку козырьком, прикрывая свой подбитый глаз.

– Что скажете коллега? – Спросил Звягинцев.

– Вы думаете, в нашем случае насилие, с отягчающими обстоятельствами?

– Похоже. Нужно дождаться заключение патологоанатома.

– Серафиме была понятно, что синяк не укрылся от чужих взоров и это её в начале смутило, а затем привело к мгновенной вспышке раздражения. Она попыталась ответить колкостью, и откинувшись на спинку стула, потеряла под собой точку опоры, с шумом, шлёпнулась на спину.

– Оба весельчака, заглядывая под стол, поинтересовались:

– Вы не ушиблись?

– Как этот стул оказался здесь, его давно нужно было отнести в ремонт? – Как будто сетовал Звягинцев.

Серафима поднялась на ноги, её душила обида и в глазах навернулись слезы. Она молча покинула кабинет, направляясь в туалетную комнату.

– Психанула что ли? – Голос Соколова прозвучал несколько растеряно: – Не а чо, со всеми же случалось.

– Дурак ты Соколов, все были мужского пола. И потом, у стула ножки спилены на пять сантиметров, я думал она сядет как на низком диване, что бы коленочки кверху, а тут стул развалился. – Оправдывался Звягинцев: – Да, пожалуй переборщили. Но какой был вид. Да.

Серафима стояла в туалете, глядя в старое зеркало и слезы катились по её щекам.

Так же стоя в туалетной комнате, себя разглядывала высокая стройная молодая женщина, одних лет с Серафимой. Лицом она не была красавица, но не была и дурнушкой, кто она, симпатичная или противная, можно было узнать, узнав её сущность. Так часто бывает, у хорошего человека есть недостаток и его не замечают, а у не хорошего, недостаток становиться больше чем есть на самом деле. Девица осмотрела себя ещё раз и вышла из туалета.

– Ксюша, ты знаешь кого я вчера встретил? – Допивая свой кофе, спросил подтянутый мужчина лет за пятьдесят.

– Ой пап, ну кого ты мог встретить. – Машинально ответила дочка, думая о своем.

– Сергеева Юру, я вчера заезжал к его дяде.

– Сергеева? – Отозвалась через чур молодящаяся женщина. И действительно она выглядела хорошо, лет на пять моложе, своих сорока пяти лет. Особенно это подчёркивал её короткий, шёлковый халатик: – Его что, уже выпустили из психушки?

– Сонечка, когда ты поймёшь что богатые люди, не садятся в тюрьму, а прекрасно могут там пребывать, за свои деньги. Не скрою, Юрий своеобразный парень, но у его дяди больше нет наследников, как умер его единственный сынок-наркоман.

– Андрей умер? – Удивлённо спросила хозяйка квартиры, находящейся в центре города.

– Да солнышко, от передозы.

– Жаль, способный мальчик был.

– И что, Сергеев старший ввёл Юрия в совет директоров? – С живым интересом спросила Ксения.

– Пока нет, но квартира Андрея и его спортивный булид, перешёл в собственность Юрия.

– Ксения соображая замерла, произнося следующую фразу машинально:

– Это же целых полтора этажа, на Невском.

– Я помню, он тебе нравился. – Сказал хозяин дома, подойдя к дочери и поцеловав её в плечо: – Тут конечно не следует торопиться, мама права.

– Я ничего не говорила насчёт спешки. – Послышался протест в голосе Сони.

– Мне пора дорогая, скоро начнётся заседание.

– Не понимаю, ты самый успешный адвокат в городе, опять едешь, защищать своих бандитов.

– Эти бандиты, по твоим словам, приносят нам хорошие деньги. Что-то я не припомню, что бы ты отказывалась от денег.

– Ты не забыл дорогой, что у меня закончились деньги?

– Ну вот. Я наполнил твою карточку, ты слишком много тратишь дорогая. Что бы тебя содержать милая, у нас в городе не хватит бандитов. – Говорил адвокат, подставляя щеку для поцелуя жене.

– Пап, могу я у тебя перехватить деньжат, а то в нашей паршивой газетёнке, почти не платят? – Отец семейства открыл свой портмоне и отсчитал дочери тысячу долларов. – Спасибо папа.

– Ксюша стой, позавтракай.

– Я спешу в редакцию мама. – Ксения взяла такси и уже через пол часа, в своих мечтах, зашла в кабинет шефа.

Аналогично во временном пространстве, зашла в кабинет Серафима, сразу же обратив внимание, что у её стола нет фанеры. В кабинете горел свет, Соколов сидел уткнувшись в свои документы, что-то строча на бумаге. Сломавшийся под ней стул, вновь был собран и стоял у стены, а за её столом, стояло рабочее кресло на колёсиках, с тонкой ножкой.

– Алексей Анатольевич своё отдал. – Пробурчал Соколов, не отрываясь от документов.

Сев за стол, Серафима оценила удобства рабочего кресла. Она раскрыла папку, принесённую сегодня полковником Головановым, Здесь было заявление от потерпевшей и протокол с места аварии. По протоколу получалось, что умерший от сердечного приступа гражданин Буфатин В.В сам нарушил правила дорожного движения, выезжая на главную дорогу, не уступил дорожному транспорту, джип «Гранд-Чароки» принадлежащий некому гражданину А.А Есаяну. Ещё не понимая по чему, Симе не понравилось в этом деле, его вторая половина…