Читать книгу: «Песня. Сборник рассказов», страница 3
Портки
На первую зарплату Бест решил купить фирменные портки. Ну, сколько уже таскать поддельные польские?
Мужик сказал – мужик сделал. В ближайшую субботу Серёга Хорошев, партийная кличка «Бест», с утра пораньше уже поднимался вверх по эскалатору станции «Беговая».
Весеннее утро занималось щуплым солнцем. Вблизи выхода из метро и поодаль, среди кустов сирени, покуривая, прогуливались молодые люди с сумками и пакетами.
Бест закурил, суетиться было нельзя. Подозрительная фарца шустрых не любит. Ждать пришлось недолго. Проходивший мимо худой парень, не поворачивая головы, бросил сквозь зубы: «Есть котлы». «Часы», – сообразил Бест, судорожно покрутил головой: «Портки нужны». Худой отвалил.
Сигарета закончилась, стало зябко. Сергей пошел было к метро, в спину услышал:
– Есть портки (джинсы). – Крепко сбитый рыжий парень смотрел в упор.
– А чё почём?
– Два рубля. (200 рублей).
– Круто, – выдохнул Бест. – Полторашка?
– Как хочешь, – ответил рыжий. – Фирмá.
– Большие есть?
– Есть.
– Примерить можно?
– Пошли!
Они пересекли сквер и вошли во двор трехэтажки, любовно построенной на Хорошевке пленными немцами. Поднявшись по лестнице на верхний этаж, рыжий осмотрелся, достал из сумки пакет.
– Меряй!
Джинсы были темно-синего цвета «индиго» с медными клепками. Хотелось примерить их немедленно, однако Бест неспешно взял «портки» и, вывернув наизнанку, приступил к осмотру.
Перво-наперво следовало проверить внутренний шов. Отечественные машинки не брали настоящую джинсовую ткань. Шов был двойной и прошит на славу. Плотная ткань приятно тяжелила руку. Мельком глянув на черную печать на брючине изнутри (легко подделать), Сергей прищурился на клепки. На них с внутренней стороны стояли цифры. Редкий самострок мог бы похвастаться такой фурнитурой. Стало понятно – фирмá! Но и тут Бест не дрогнул. Солидно, без суеты достал из коробка спичку.
– По шву, – встрял рыжий.
Бест послюнявил спичку и потер по ткани. Конец спички приобрел правильный голубой цвет.
– Очень красиво трутся, – примирительно подвел итог продавец.
Бест стянул брюки и, мерзло переступая, влез в джинсы. Что ж, и размер угадал, подлец! Штаны сидели как влитые, плотно облегая, что следует облегать, шикарно расклешиваясь внизу.
Сошлись на «рупь восемьдесят» (180 рэ). Пока торговались, рыжий аккуратно сложил товар и, вставив в заграничный пакет, отдал Сереге.
Прохожие заходили в метро с подземным выражением лица, Бест зашел не сутулясь.
В июне в этих джинсах Бест поехал в Ялту и случайно оказался в комнате гостиницы с героем-подводником, которого жена отпустила на лечение в одной футболке и трениках. По уговору, когда Бест приходил поспать, фирменными штанами овладевал старпом. Он надевал их и исчезал в ночном городе. Каждое утро Бест находил их на стуле рядом свежевыстиранными и выглаженными. Потом у Беста случился сумасшедший роман с официанткой из ресторана. Они стреляли ночью в тире и голышом купались в море. Потом объявился ее бойфренд, красавчик и теннисист. Он устроил охоту на Беста по клубам и кабакам, и, бегая от братвы по колючкам, Сергей выдрал клок на заветных левайсах. Дома пришлось приладить кожаную заплатку на уже тертые штаны. Он все не мог забыть ту ялтинскую девчонку и у них начался безнадежный роман в письмах. Её письма были нежными и пахли дешевыми духами. Они договорились встретиться и встретились, но ничего из этого уже не получилось. Роман в письмах сошел на нет, и Бест отрезал у джинсов штанины за ветхостью и сделал из штанов шорты. В этих шортах бежал трусцой, когда его покусала собака колли. Хозяйкой собаки оказалась милая девушка, с которой они через две недели поженились. Из джинсовой ткани его жена сшила себе сумочку и носила ее как счастливый талисман, пока сумочку не разрезал в метро негодяй-карманник. С досады жена распорола джинсу и сделала из нее половичок. Этот половик долго лежал у них перед дверью, и дети вытирали об него ноги, воротясь с прогулки. В утро, когда умер отец Беста, он не смог открыть дверь, потому что на этом половике спала бродячая собака. Бест гнал собаку лыжей, и на половике осталась моча и кровь. Ткань, как ее ни стирали потом, все равно воняла псиной. Почему-то они не расставались с застиранным до бела половичком, пока их дом не сломали веселые азиаты. При переезде Бест случайно нашел обувную коробку с письмами, которые не утратили стойкий фруктовый аромат.
Золотой дембель
Дашков лежал на спине, раскинув руки как Иисус. Мягкая расслабленность позы и игра солнечных зайчиков на лице никак не совпадали с обжигающей мыслью: «Умер!». Пичугин охнул, позабыв, что он под водой, и тут же рванул на поверхность – вдохнуть…
Все начиналось красиво. Пятеро рослых парней спрыгнули с троллейбуса и побежали с горы вниз к вечерним черепичным крышам городка и перламутровой чешуе моря. Хотелось немедленно пролететь эти несколько километров прямо до антрацитовой кромки воды, так густ и плотен был пряный морский воздух, так звенели мышцы. Казалось, оттолкнись чуть сильнее и полёта не избежать.
По-другому и быть не могло. Вот она – долгожданная свобода! Награда за многолетние унижения, зубрежку, вкус крови после кроссов, обветренные лица, пронизывающий питерский холод. И еще за многое другое, что осталось у них за спиной после выпуска. Впереди был месяц отпуска – их «золотой дембель».
Кампания разместилась на широкой южной лоджии в квартире «по знакомству». Хозяйка приняла деньги за две недели вперед, скороговоркой сообщив, когда «дают» воду, и отдала ключи. Больше её присутствие не ощущалось никак.
Пацанов захлестнула чудесная черноморская жизнь. Незатейливые кафешки и танцверанды гостеприимно распахнули для них свои двери с вечера до утра. Загорелые плечи, светящиеся глаза и зубы веселых и добрейших красавиц замелькали калейдоскопом. Ничего, не считая мелочей, не омрачало «золото» отпуска.
Слегка подрались с местной рок-тусовкой. Однако, на удивление, все прошло корректно, без ножей и палок, вдали от общественности. Потерь, кроме порезанных о бутылочное стекло ног (дрались на пляже и босиком), не обнаружилось.
Ещё лоб Андрея Дашкова украсила здоровенная шишка – последствие красивого прыжка со скалы на «диком» пляже. Эстетически его это не сильно портило – спортсмен, лишь привлекало косые взгляды милиционеров.
Финальный день дружно решили отметить на море – хотелось напоследок запомнить все это тепло и великолепие. Когда теперь выпадет отпуск летом? Через день все разъезжались к новым местам работы. Страха не было, только холодила мысль: как-то всё сложится? Следующий отпуск представлялся весьма отдаленной и призрачной перспективой.
На обжитые за эти дни камни взяли бутылку водки и батон хлеба. Насобирали мидий, тут же и поджарили их на листе ржавого железа, разведя костерок из плавня. После тощих морских деликатесов на солнышке всех разморило.
Неугомонный Дашков затеял соревнование – на дальность подводного плавания. Хоть победитель был известен заранее, но освежиться прыгали охотно, старательно гребли под водой. Настал черед многоборца.
Андрей старательно продул легкие и технично скользнул в зеленоватую волну. Через какое-то время показался на приличном удалении от камня и помахал рукой. Народ, без энтузиазма отметив, дескать, конечно, Дашков выиграл, вновь лениво зашлёпал картишками.
Время, однако, шло, а пловец не возвращался. Покричав для порядка, мол, Андрюха, хорош стебаться, поплыли искать.
Со второго или третьего нырка Пичугин обнаружил утонувшего Дашкова. От шока сам чуть не захлебнулся, но поднырнул и вытолкнул Андрея на поверхность. Отбуксировал к урезу воды, однако поднять здоровенного парня на берег сил уже не хватило. Подоспевшие друзья вытащили тело на камень и начали откачивать утопленника, судорожно припоминая приёмы реанимации, напрочь, казалось, забытые. Через пару минут, сообразили, что в легких полно воды, и тогда, перевернув, дали вытечь морской водице вперемежку с содержимым желудка.
Вокруг, буквально в метрах от них, продолжалась беззаботная пляжная жизнь: кто-то спал, прикрывшись от полуденного солнца, голожопая мелюзга возюкалась в жидком песке, поодаль закусывали. И всем было невдомек, что случилось непоправимое.
Жгла мысль: «Неужели это смерть?! И полный трындец их «золотого дембеля» ?!» Хотелось выть от тоски и безнадёги. Время катастрофически склеивалось…
Пичугин, толкавший грудную клетку, вдруг почувствовал мощный встречный толчок, почти удар в руку. Тотчас Дашков издал протяжный всхлип.
Подплыли на лодке флегматичные спасатели и увезли «утопленника» в неизвестном направлении.
Пока одевались, пока шлепали вдоль берега к спасательной станции – Андрея переправили в больницу. Там молодой врач долго расспрашивал их, что ели, что пили. Оказалось, Дашков в беспамятстве буйствовал и разбил стекло в карете везшей его «скорой помощи». В больнице решили – алкаш или наркоман.
На следующее утро дружки стояли под окном палаты.
– Андрюха! Дашков!!
В окне второго этажа показалась рыжая голова.
– Парни, где я? Ничего не помню. Только грудь сильно болит.
– Ты ж тонул, а мы спасали. Что с билетом делать?
– С каким билетом?
– Ты же сегодня домой улетаешь!
В оконном проёме тотчас появилась вся сухопарая дашковская фигура. Мгновение – и красивое приземление на больничной клумбе.
– Подрываем!
Пока бежали, кое-как одели друга, сняв с себя часть одежды (в больничной пижаме далеко не убежишь).
В гору к автомагистрали кампания взбиралась в сопровождении заплаканной хозяйки: «Надо было вас с обедами селить! Як отощали, в морэ тонуть!»
Столичная жизнь взяла Пичугина в плотный оборот. Крупный вычислительный центр, куда он попал по распределению, перспектива блестящей карьеры и, да-да, столичные соблазны – кино, театры, «вино-девочки».
В тот вечер Пичугин достал билеты на премьеру дипломного спектакля учебного театра, что на Большом Гнездниковском. Давали «Маугли». Будущие звезды с упоением играли пластику диких животных, скача полуголым табуном по маленькой сцене. В антракте нос к носу столкнулся с Дашковым.
На съемной квартирке в Бирюлеве они говорили громко, почти орали. «Это всё лажа! – кричал Дашков, тыча в телевизор. – Как ты можешь смотреть этот паноптикум?!» Пичугин искренне недоумевал: «Да уймись ты. Я вообще не слежу, что там у них происходит. Ну, «героя» кому-то вешают. Так, все всё понимают, Андрюх, фильтруй. Давай лучше по сухонькому!»
С их последней встречи Дашков сильно изменился. Он похудел, как-то заострился. Когда-то сидевший на нём «в обтяг» водолазный свитер, теперь болтался мешком. В возбуждении бегал по комнате. Наконец сел.
– Я уволиться хочу. Комиссоваться «по дурочке»!
Закатал рукав и вдоль всего локтя по нежной внутренней коже с выпуклыми венами проступили бело-розовые поперечные желваки шрамов.
– Перед каждой инспекторской вены режу.
– Андрюха…
Такого поворота, признаться, Пичугин не ожидал. В Ленинграде Дашков считался гордостью заслуженного вуза. Учился играючи, больше пропадал на спортивных соревнованиях и сборах. Студеной питерской зимой, бывало, поражал дежурных, появляясь на зарядке в одних трусах, неторопливо пробегая заснеженным переулком к знакомой проруби – моржеваться! Ещё соригинальничал на выпуске, взял да и написал технически и так сложный диплом на английском языке. На защите сидела пунцовая «англичанка» и переводила профессорам и генералам из приемной комиссии. По распределению попал на космодром.
А теперь – комиссоваться «по дурочке»! Это же нескончаемые изуверские экспертизы, психиатрические палаты с мрачными идиотами и веселыми санитарами. Как итог – позорное увольнение с диагнозом «шизофрения» и поражением в правах на всю жизнь!
Проговорив до утра, расстались с тяжелым сердцем. Хоть Пичугин никак не подставил Дашкова, но и помочь ему в этой ситуации не мог ничем.
На встречах с однокашниками Пичугин всегда осторожно выспрашивал полигонских: как там Андюха. Те морщились, нехотя рассказывая о «подвигах» спортсмена.
Карьера Пичугина постепенно шла в гору. Звания и должности приходили в срок. Впрочем, он и сам упирался, не отлынивал и по партийной линии, посылали – учился, считался хорошим товарищем и крепким специалистом. На излете советской эпохи неожиданно открылась возможность дипломатической службы, и он удачно ею воспользовался. Пошли загранкомандировки. Сменился круг общения.
Редко, ох, редко удавалось собраться со старыми друзьями, да и говорить после пятой рюмки чаще всего оказывалось не о чем. Каждый прожил свою непростую жизнь, рассказать о которой – слов не хватит. Реже вспоминали на посиделках и забубенного Дашкова.
В то серое весеннее утро Пичугин привычно включил комп и, пока тот загружался, подошел к окну, приоткрыл форточку.
Компьютер пискнул – пришли новые сообщения. В электронной почте среди ожидаемых «месседжей» от партнеров в список попало сообщеньице из популярной социальной сети. Хм, ну перед серьезной работой можно для разминки глянуть, кто влез на страничку. Там как раз фотки из последней командировки. Мальчишество, конечно, но всё ж приятно иной раз перекинуться комплиментами.
