Читать книгу: «Отпусти браткам грехи», страница 4

– Но почему?

– Плоскостопие. Приводы в милицию.

Гарик не видел своего дела, но сомневался, что в нем отмечены эти приводы. Тогда кто же сообщил капитану об этом? Неужели старший военкоматовской команды, майор из бывших десантников?… Он обещал поговорить с Гариком, но разговор так и не состоялся. И не состоится. Майор сдал команду и уже уехал обратно. Но успел шепнуть кое-кому о «заслугах» Гарика… Но ведь и Миха со Степой были тогда летом у школы. Впрочем, они были в толпе, майор мог их не запомнить. Да и не били они его…

– Тогда и мы никуда не поедем, – нерешительно сказал Миха.

– Не надо, – пожал плечами капитан. – Сейчас вызову наряд милиции, вас доставят в военную прокуратуру, осудят за уклонение от службы… Вам это нужно?

– Да плевать…

Степа готов был рискнуть из солидарности с другом. Но Гарик его остановил.

– Езжайте к немцам, пацаны, вставьте им фитиля за меня и моего деда… А через два года встретимся…

В тот же вечер Степу и Миху побрили, переодели в солдатскую форму, выстроили на плацу, а ночью отправили на аэродром. Гарик остался на сборном пункте ждать, когда соберут команду, в которую он предназначался вместе со своими друзьями. Поговаривали, что она должна была идти куда-то в Белоруссию, что, в общем, тоже ничего.

Команду собрали утром, на общем построении призывников. По несколько человек от всех военкоматов области. Гарик ждал, когда зачитают его фамилию, но про него не сказали ни слова. Приезжий офицер построил вызванных новобранцев, сначала отвел их в сторонку, затем направил на медкомиссию. А Гарик так и остался в общем строю…

Обошли его вниманием и на вечернем построении. Он ждал день, два, но про него как будто забыли. На жизнь он в общем-то не жаловался. Кормили неплохо, делать ничего не приходилось, разве что территорию подметать. Единственно, что с каждым днем холодало, а клуб, в котором находились призывники, не отапливался. На ночь заводили в казарму, там он и спал на жестком лежаке без подушек и одеял.

В таком безличном существовании прошла неделя, и наконец Гарик дождался своего. Как обычно, он лежал на лавке в клубе, когда по громкой неожиданно выкрикнули его фамилию. Бегом на плац, к окну отдела формирования, где собралась уже хлипкая кучка людей.

– Какие войска?

– Автомобильные.

Гарик расслабился, успокоенно провел рукой по ежику волос. Он боялся, что его отправят куда-нибудь в пехоту.

– А куда?

– Да куда-то на юг… То ли Крым, то ли Сочи. Там сейчас тепло…

– Нормально.

Гарик глянул на старшего команды. Молоденький лейтенант в шинели с черными петлицами, два сержанта – подтянутые, опрятные, в начищенных до блеска сапогах. Ничего подозрительного.

Лейтенант сверил команду с представленным ему списком, переговорил с военкоматовским прапорщиком и отвел новобранцев в сторону.

– Служить будем на юге, – сначала он подтвердил слух. А потом уточнил: – Это в ТуркВО, город Мары… Там сейчас тепло…

От Гарика не укрылась насмешка, мелькнувшая в его глазах.

Гарик помнил, что Миха и Степа перед отправкой в войска проходили медкомиссию. Но лейтенант довольствовался сведениями из личных дел. Про его плоскостопие даже не спросил.

В казарме на ночь команда устроилась обособленно от основной «бесхозной» массы призывников. Сержанты провели проверку, произвели отбой. Важные, грозные, все знающие и ведающие. Гарика назначили ответственным за сухпай, который они получили с вечера. Он не возражал. Никто из новичков не пытался ставить себя в центр событий, поэтому и сержанты не возникали…

Рано утром команду подняли, вывели на безлюдный плац, посадили в автобус и повезли на вокзал. Посадка на поезд, восемнадцать призывников на плацкартный вагон.

Одно время Гарик думал, что в форму перед отправкой в часть переодевают всех призывников, как это было с Михой и Степой. Но скоро понял, что этой привилегией могут пользоваться только счастливчики, вытянувшие билет в Германию. Обычных смертных переодевали уже по прибытии в часть.

Но до части нужно было еще добраться. Поезд шел с черепашьей скоростью, кланяясь каждому столбу. Но в конце концов он все же дотащился до станции Мары. Там новобранцев ждал крытый «сто тридцать первый» «ЗиЛ». Водитель в шапке набекрень, расстегнутая до пупа шинель, сильно распущенный ремень. Лейтенанту он козырнул нехотя, со стороны могло показаться, будто он хотел панибратски подать ему руку, но в последний момент передумал и довел форму приветствия до уставной нормы. На новичков он едва взглянул, небрежно сплюнул в их сторону.

Гарик уже привык к тому, что его зачислили в некую аморфную, но громко звучащую категорию «личный состав». И в этом качестве вместе с новыми своими товарищами погрузился в автомобиль. Ехали долго – сначала по улицам областного центра, затем по загородному шоссе, далее и большую часть пути по тряскому волнистому проселку.

Здесь действительно было тепло для начала ноября. Хлопковые поля большей частью убраны, но кое-где виднелись еще комбайны и люди с плетеными корзинами. Чем дальше от города, тем полей становилось меньше, все чаще попадались песчаники с пустынной растительностью.

Машина обошла стороной маленький азиатский городок и скоро остановилась перед воротами воинской части. С каким-то зловещим скрипом открылись железные створки, «ЗиЛ» продолжил путь, выгрузил пополнение на строевом плацу. Штаб части с двумя красными флагами на козырьке перед входом, крашеная трибуна из кирпича, транспарант над ней, плакаты с бравыми воинами, беленые бордюры и низкорослые деревья. И звенящая тоска вокруг…

Командир автомобильного полка пренебрег трибуной, вышел прямо к новобранцам. Подполковник Старцев. Среднего роста, пухленький, с широкой улыбкой на лице, но почему-то грустными глазами. Галифе и сапоги, в которых он был, как будто нарочно подчеркивали его кривоногость. Гарик заметил это, но даже не улыбнулся.

Командир полка говорил о том, что часть на два последующих года должна была стать для Гарика родным домом, но сам он чувствовал, что попал во враждебную среду обитания. Ему не нравились столпившиеся на кромке плаца сытые расхлыстанные дембеля, надменно и даже с презрением посматривающие на новобранцев. Колька Груздь рассказывал, что такое дедовщина, показывал рубцы на спине от «стариковой» бляхи.

Гарик понимал, что через год-полтора он сам станет старослужащим, тоже будет поплевывать на новичков. Но когда это будет… Он думал, что может произойти сейчас. Если его тронут, биться он будет смертным боем, но не позволит себя унизить.

Встреча с дембелями состоялась в тот же день. Новобранцев разместили в казарме учебной роты, где они должны были постигать курс молодого бойца. Выдали форму, погоны, петлицы, по паре подворотничков, хозпакет со скромным набором иголок и ниток.

Гарик уколол себе палец, пока пришил первый погон. Взялся за второй, когда в казарму вошли четыре «деда». В хэбэшках нараспашку, ремни в руках, пилотки за поясом брюк. Расхлябанная походка от плеча. Один из них – маленький и плюгавенький, но безмерно величественный – подошел к Гарику. Не вынимая рук из карманов, пнул ногой по его табуретке.

– Погон криво пришил, – глядя на его куртку, хмыкнул он.

– Ты откуда знаешь? – настороженно спросил Гарик.

– Все по первому разу криво пришивают.

– Я не все…

– Да нет, ты-то как раз – все… Давай сюда, покажу, как надо…

Гарик недоуменно наблюдал, как «старик» пришивает ему погон. И для его товарищей тоже нашлась работа. Оказалось, что «деды» пришли к «молодым» вовсе не для того, чтобы устроить экзекуцию.

Его «шефа» звали Димой. Отслужил он чуть больше года, следующей осенью собирался домой. Он явно считал себя дембелем, но Гарик уже понял, что это не так. После первого года солдаты становятся «черпаками», полтора – это уже «дед», а «дембель» – это когда приказ подпишут… Ему уже успели объяснить тонкости. Но с Димой он спорить не стал. Дембель так дембель…

– А ты думал, у нас тут дедовщина? – насмешливо спросил парень, заправски орудуя иголкой.

– А разве нет? – усмехнулся Гарик.

– Да. Есть дедовщина. Но грязные носки у нас молодежь не стирает… А вообще, я тебе так скажу: лучше по дедовщине жить, чем по уставщине. Ничего, поживешь – увидишь… Если поживешь, – мрачно усмехнулся он.

– Что значит – если поживешь?

– А то, что завтра твой батальон могут в Шиндант отправить. А ты что, не знал?

– Нет, а это где?

– Где-где, в Караганде… Хотя лучше сказать, в Кандагаре… От Шинданта до Кандагара далеко, как отсюда до самого Шинданта. Но по-любому, это Афган, братишка…

Гарик озадаченно почесал затылок. Он знал, что Афганистан где-то недалеко, но что его туда могут засунуть, он как-то не думал…

Глава 6

Перегарный дух был настолько густ, что перебивал запах клопов и гнилой капусты. На кухне бардак: в мойке грязная посуда, на столе остатки вчерашнего пиршества, пол в липких пятнах. Настя уже привыкла к этому, но все равно неприятно.

Отец собирается на работу – в согнутом положении, покачиваясь, надевает грязные разбитые ботинки. Плохо ему с глубокого похмелья, а мама стоит над душой, «пилит» его.

– Когда ж это все закончится, старая ты скотина!

Похоже, она уже и забыла, что вчера ночью «квасила» на кухне вместе с ним… Спивается мама. И Настя боялась, что сама когда-нибудь сопьется. Жуткие условия, мужа нет, два «спиногрыза» на руках. Денег нет: отец все пропивает, а если что и приносит в дом, так это водку, чтобы распить вместе с женой… Такие вот пироги…

Отец ушел, мать отправилась в комнату, досыпать. Настя набрала воды из-под крана, ушла к себе, чтобы напоить проснувшегося Лешика. Где-то она слышала, что некоторые матери поят своих детей кипяченой водой. Глупости какие. Сама она никогда не кипятила воду для своих ребят и соски не мыла – упала, подняла и в рот. Больше грязи – шире морда…

Лешик напился и успокоился. Зато проснулся Даниилка. Смотрит на мать голодными глазами. Молчит, ничего не говорит, знает, что можно и по загривку схлопотать… Нет, сердце у Насти не каменное. Она любит своих детей. И кормит их по мере возможности… Сегодня детям повезло. В холодильнике остался кусок ливерной колбасы: отец принес в придачу к бутылке. Картошка есть, но ее чистить надо…

Настя нашла на кухне горбушку черствого хлеба, колбасы тоже мало – всего хватило на два бутерброда. Покормила Лешика и Даниилку и сама захотела есть. А денег нет, декретное пособие только через неделю будет… Разве что к Ольге сходить, «трешку» занять…

Настя умылась, глянула на себя в зеркало. Она же совсем еще молодая, а уже обабилась – еще не располнела, но уже набирает вес, за собой не следит, одевается как придется… Двадцать два года, мужа нет, и если она так дальше себя будет вести, то не будет никогда. На работу надо выходить, дети уже большие, по два года четыре месяца – в детский сад уже пора. На людях будет работать – хочешь не хочешь, а лоск на свои перышки наводить придется. Глядишь, и ухажер появится…

Она причесалась, поплотнее запахнула халат, сунула босые ноги в тапки. К Ольге пойдет… Открыла дверь и вздрогнула: на пороге стоял незнакомый солдат. Улыбка до ушей, глаза – два медных пятака на солнце; шинель, как в песне – пуговицы в ряд, ярче солнечного дня… Шапка набекрень, погоны толщиной с паркетину, аксельбанты, белый ремень, сапоги со шнуровкой. В руке чемодан.

– Здравия желаю! Здесь Серегины живут?

– Здесь… – обомлела Настя.

«Неужели с Гариком что-то случилось?»

– А я от Гарика!

– Что с ним?

– Ничего, – нахмурился парень. – Пока ничего…

– Что значит «пока»?… Да ты заходи, заходи…

Солдат кивнул, в торжественно-важном величии прошел в дом. Осмотрелся.

– Извини, у нас не убрано, – смутилась Настя.

– Ничего, ничего. Я и не к такому привык…

– А к какому?

– Разве Гарик в письмах не писал?

– Писал…

– Где служит, писал?

– Да, в Средней Азии служит. Марыйская область.

– И все?… Да, кстати, меня Дима зовут. Демобилизован, еду домой, – гордо сообщил он. – К вам проездом вот заскочил, пару слов про Гарика сказать…

– Ну, говори, говори…

– Раздеться можно?

Дима снял шинель, под непосильным бременем собственной важности повернулся к Насте. Она же и не пыталась сдержать вздох восхищения. Дима, оказывается, был настоящим героем. На левой стороне груди бессчетное количество медалей с золотым отливом, на правой – значки в три длинных ряда.

– Это ж откуда столько?

– Оттуда… Из Афганистана, – скромно ответил герой.

– Из Афганистана? – похолодела Настя. – Что, и Гарик сейчас там?

– Там.

– Как же так? Он же писал, что в Союзе служит…

– Все так пишут, а на самом деле… Я, наверное, не должен был вам это говорить, но раз уж так вышло… Я бы чайку попил.

– Да, конечно…

Настя провела Диму на кухню, усадила за стол, поставила чайник, взяла тряпку, чтобы навести хоть какой-то порядок.

– Я не про такой чай, я про солдатский, – весело сказал парень. – У меня в чемодане…

Он вышел в прихожую, вернулся с бутылкой водки и двумя большими жестянками – без этикеток, в какой-то смазке.

– Тушенка. Торт к солдатскому чаю, – бравурно пояснил Дима. – Можно на хлеб. Можно с макаронами…

Макарон в доме не было, зато нашлось полпакета вермишели. Настя поставила воду, Дима открыл консервы.

– Ты мне про Гарика расскажи, – сглотнув комок, попросила она.

– Да что там, воюет парень…

– Как же так!

– Ничего страшного. Год он уже отслужил, еще год остался, скоро домой вернется…

– А если нет?

– Он парень геройский, не вопрос. Но я тоже за чужими спинами не прятался. А домой вернулся. И ваш вернется…

Настя не всегда была довольна своим братом, иногда убить его была готова. Но как ни крути, а она любила Гарика и сейчас очень переживала… Хорошо, что мама спит, ничего не слышит. Она потом ей сама все расскажет…

– Как он там?

– Ничего, все в порядке… Условия, правда, не фонтан…

– Что, условия?

– Говорю же, у вас дома все равно что во дворце по сравнению с тем, что там. Из окопов не вылезаем. А если вылезаем, то в атаку или в разведку…

– Страшно там?

– Жуть. Самолетов у «духов» нет, но минометы житья не дают. Каждый день артобстрел, головы не поднимешь. А когда в атаку, то вообще… Я сто пятьдесят… Нет, врать не буду, сто сорок восемь раз в атаку поднимался… Я вам так скажу: там так страшно, что если раз в атаку поднялся, уже герой…

– А ты сто сорок восемь раз в атаку поднимался? – восхищенно спросила Настя.

– И в разведку двести… Нет, сто девяносто четыре раза ходил… «Языков» брал, диверсии устраивал… Это ты, Настя, наверное, думаешь, что я герой. А я так тебе скажу: все мы там герои. Под пули, в бой. И для нас это так же легко, как стопку водки…

Дима разлил водку по стаканам. Настя отказываться не стала. Как с таким героем не выпить… Да и вообще душу надо успокоить…

– А Гарик там как?

– Говорю же, Гарик молодец. Воюет, «духов» на раз мочит. Человек за триста положил… Да какие они там человеки? Дерьмо!.. Я вот восемьсот «духов» положил…

– Ого!

– На войне как на войне! Сто «духов» убил – медаль, еще сто «духов» – еще медаль… У меня их восемь…

– А у Гарика?

– Ну, если у него триста «духов» на счету, то три… И за разведку еще одну дали…

Дима не скупился, граненые стаканы наполнял до краев. И пил геройски – двести граммов, не отрываясь. Вермишель еще не сварилась, а бутылка уже опустела. К счастью, в чемодане была еще одна…

Вторую бутылку начали уже под горячее. Но первые стопки, выпитые без закуски, уже дали о себе знать. Настя чувствовала, что пьяна…

– Помню, был один случай, – заплетающимся языком говорил Дима. – Идем, значит, мы с Гариком… э-э, то есть ползем. Минное поле, колючая проволока, но спокойно все… да, спокойно. А потом, ля, смотрим, летит… Оперативно-тактическая ракета летит. Сначала вверх, потом раз, и вниз, прямо к нам. Ну, думаю, ядерная боеголовка, сейчас, думаю, как шандарахнет… Шандарахнула! Заряд был обычный, но все равно мы потом с Гариком три дня на ничейке пролежали, с контузией. Санитарок ждали, а не было никого. Сами когда оклемались, обратно вернулись. А там начальство…

Парень отчаянно махнул рукой, осуждая кого-то, с кем он не мог ничего поделать.

– Мы в окопах, под открытым небом, а у них блиндажи, все в коврах, санитарки, связистки – все для них… Но ничего, санитарки нас любили, солдат, а к офицерам по принуждению ходили… Сходят к ним, а потом к нам. И связистки тоже… У меня роман с одной был… Такая же красивая, как ты, была…

– Ну да ладно, красивая, – зарделась Настя.

– Красивая, красивая… Я бы на тебе женился… А может, и женюсь…

– Ты такой герой, а я…

– Герой!.. Ася, мне бы немного поспать.

– Я не Ася, я Настя.

– Ну да, Настя… В поезде я ехал, ночью вагон соседний загорелся, тушить помогал… Мне бы поспать немного. А потом продолжим… У меня деньги есть, мне костюм купим, тебе платье свадебное… Настя, мне бы поспать…

Дима клевал носом. И если бы Настя не отвела его к себе в комнату, он бы заснул прямо за столом.

Она уложила его в свою постель, заботливо накрыла одеялом. Неказистый на вид парень. Роста ниже среднего, худой, некрасивое лицо… Но зато какой герой. Настя подумала, что могла бы лечь в постель с ним. Давно мужика у нее не было, а тут такой герой. Восемь медалей, с ума сойти! Но дети смущали. Они еще маленькие, ничего бы не поняли. И все равно неудобно…

Настя вернулась на кухню, вылила в стакан остатки водки, залпом выпила. Для успокоения души. Гарик в Афганистане, под огнем проклятых душманов, его в любую минуту могут убить… И все из-за кого это? Кто его в армию отправил?…

Рука снова потянулась к бутылке. Но пусто. Может, у Ольги есть… Настя снова направилась к соседке, и на этот раз ее никто не остановил.

Ольга жила одна с ребенком в двухкомнатной квартире. Недавно ремонт сделала, чистота у нее и порядок. Выпить она любила, но слабости своей не потакала. Но если выпить не захочет за свой счет, то хотя бы денег одолжит на бутылку… Настя настроила себя на не совсем приятный разговор с Ольгой, нажала на клавишу звонка. Но дверь ей открыла Инга.

– И ты здесь? – хищно сощурилась Настя.

– А что? – Инга удивленно повела бровью.

Модное каре, косметика, нежный джемпер из белой ангорки, темно-синие джинсы в обтяжку. Для своих лет она выглядела отменно. Насте стало завидно, и это еще больше усилило ее праведный гнев.

– А то ты не знаешь! – уперев руки в бока, воскликнула она.

– Настя, ты чего кричишь? – спросила появившаяся Ольга.

– А разговор есть…

Настя зашла в квартиру, оттолкнув Ингу, закрыла за собой дверь.

– Ты чего бузишь? – снова спросила Ольга.

– Да вот, про Гарика узнала…

– Что узнала?

– Узнала, куда он служить попал. Из-за некоторых…

Настя колко, с осуждением глянула на растерянную Ингу.

– Одни сначала дают, а потом из-за них людей в Афган отправляют.

– Кого в Афган? – всполошилась Инга.

– Гарика. Да, в Афган. Из-за тебя… Ты сейчас здесь, в тепле, а он там, под пулями, в холоде и грязи… Или ты думаешь, я не знаю, кто его туда сплавил. Муженек твой! Чтобы Гарик глаза ему не мозолил!..

– Да что ты знаешь! – вспылила Инга.

– Знаю! На черта Гарика совратила?

– Настя, уймись! – вмешалась Ольга.

И так крепко, с болью, взяла ее за руку, что злоба вдруг отступила.

– А чего она? – по-бабски слезно всхлипнула она.

– Чего, чего… Не было у них с Гариком ничего!

– Ну, не было так не было, – успокаиваясь, пьяно махнула рукой Настя.

– Не было, – заученно и вяло подтвердила Инга.

– А Валера твоего брата от беды отваживал, – снова вступилась за нее Ольга. – Чтобы он в армии человеком стал…

– А он не просто человек, он герой…

– Вот видишь.

– А если его убьют?

В комнате установилась тягостная тишина. Инга сидела с опущенной головой. Как будто она действительно была виновна в том, что Гарик попал в Афган… А ведь виновата она был всего лишь в том, что спуталась с ним.

Гарик твердил, что не было у него ничего с Ингой у нее на свадьбе, она пела то же самое. Но Настя догадывалась, что эта байка для кретинов. А Валеру Шишова можно было назвать рогачом, но никак не идиотом. Не поверил он Инге, ушел от нее. И только совсем недавно вернулся к ней. И снова баба расцвела, снова жить начала…

– Инга, ты прости меня, дуру! – повинилась Настя.

Подсела к женщине, обняла ее, уперлась лбом в ее плечо.

– Да ладно, чего уж там…

Инга нежно провела рукой по ее спине. И у Насти бы отлегло от души, если бы она не знала, где сейчас находится Гарик.

* * *

«КрАЗ» натужно ревел, взбираясь вверх по склону горной дороги. Гарик смотрел на дорогу, но все чаще взгляд его скользил по ее окрестностям. Колонна идет в Кандагар, восемнадцать «наливников» с горючим, девять грузовиков с боеприпасами. Боевое охранение вроде бы не дремлет, вертолеты нет-нет пронесутся над головами, но ведь и «духи» не навоз курят. Им за радость пару-тройку машин взорвать, засады на дорогах давно уже не редкость…

Все-таки прав оказался Димка, отправили Гарика в Афган. Второй год службы, пятый месяц в длительной командировке. Лагерь в районе Шинданта, многорядная колючка вокруг сборно-щитовых сооружений, необустроенность и дизентерия. И страшные рейсы на Кандагар. Страшные для кого-то, но Гарику везет, он еще ни разу не попадал в переделку…

Горы закончились, машины втянулись в долину реки Аргендаб; местность ровная, с одной стороны виноградники, с другой пустыня до самых гор. Казалось бы, засады удобней устраивать в горах, но нигде Гарик не видел столько побитой техники, как здесь. Выгоревшие остовы танков и бронетранспортеров, сожженные грузовики… Страшно. Руки все крепче сжимают баранку руля, как будто это может спасти машину от гранатометного выстрела. А это верная смерть. Машина под завязку загружена снарядами, если рванет, то все – на молекулы взрывом разбросает, даже домой в гробу нечего будет отправить.

Где-то позади громыхнуло. Гарик вздрогнул, услышав в радиоэфире взволнованный голос командира.

– «Духи»!.. Не останавливаться! Вперед, вперед!..

Идущие впереди машины увеличивают скорость, пыль из-под колес поднимается клубами. Но куда страшней тротиловая гарь, которая ввинчивается в воздух где-то позади. Там стреляют, там жарко. А Гарик несется на своем «КрАЗе» вперед… Страшно ему, но интуиция подсказывает, что и на этот раз все обойдется…

И ему снова повезло. Восемь первых машин, в числе которых шел и его транспорт, вырвались из-под обстрела без потерь. Не повезло «наливнику», шедшему в середине колонны. Прямое попадание в цистерну, взрыв, пожар, вдобавок машину развернуло поперек дороги. Образовалась пробка, а «духи» продолжали стрелять, пока боевое охранение не загнало их в глубь «зеленки».

В тот день сгорело три машины и взлетел на воздух «КрАЗ» со снарядами. Шесть «двухсотых», восемнадцать «трехсотых». Кровь, стоны, вертолеты с ранеными… Но Гарик всего этого не видел. Его машина благополучно добралась до элеватора за рекой, а там блокпост и танки…

Но везение штука не постоянная, оно может изменить. Гарик не хотел думать, что может тогда случиться…