Читать книгу: «Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал», страница 3

ОСКОЛОК БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ

В 1975 году Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о суверенитете и независимости Белиза. На торжества по случаю провозглашения независимости в сентябре 1981 года из Мехико прибыл советский посол Ростислав Александрович Сергеев в сопровождении корреспондентов «Известий» и Центрального телевидения. Гостей поселили в «резиденции» – не поверите! – в небольшом дощатом домике на высоких сваях.

Поначалу казалось, что наше путешествие не принесет никаких неожиданностей. Но вот перед нами предстал первый поселок Белиза. Как необычно выглядят его жители и их жилища! В отличие от соседей-мексиканцев многие белизцы… чернокожие, высокие и стройные, как африканцы из племени масайя. А их дома – легкие деревянные постройки на редких сваях – наводили на мысль, будто мы очутились на одном из островов… Индонезии. Позже, беседуя с жителями, мы узнали, что территория Белиза, расположенная в низкой прибрежной долине, подвергается постоянным разрушительным наводнениям. Их приносят ураганы, бушующие в Карибах. Один такой ураган в 1931 году почти полностью смыл самый крупный город – столицу Белиз-Сити. После этого столицу решили перенести в глубь страны, за 80 километров от моря, и назвали ее Белмопан.

А Белиз-Сити вновь застроился домиками на сваях, достигающими четырехметровой высоты, а порой и того больше. Они помогают пережить пору наводнения, а также спасают от нашествий змей и других непрошеных гостей. Кроме того, продуваемые бризом деревянные полы не так быстро гниют. Большинство домов в городе выглядят убого. Видимо, их обитатели экономят средства для самого насущного и не имеют возможности хотя бы покрасить черные, потрескавшиеся от времени доски. Из окон выглядывают сгорбленные старики и старухи. По хаотически извивающимся улочкам бродят нищие. Автомашины, двигаясь по немощеным мостовым, поднимают пыль. Мы не увидели ни одного светофора. На перекрестках у водоразборных колонок стояли с ведрами женщины. За их юбки цеплялись голые малыши, согреваемые солнцем тропиков. Лишь центральная Альберт-стрит выглядит настоящей городской улицей с асфальтированной мостовой и тротуарами. На первых этажах домов расположены мелкие лавочки, торгующие очень дорогими заморскими товарами. Своих товаров Белиз почти не производит.

Горожане переговаривались между собой на английском языке, слышна была также испанская речь и совсем непонятный местный диалект. О том, что мы попали в бывшее английское владение, напоминали вывески и названия улиц. В Белиз-Сити, как и в любом английском городе, есть свои Кинг, Куин, Черч и другие «стриты», только выглядят они гораздо беднее любой обшарпанной улицы лондонского Ист-Энда. Самым прочным и презентабельным, хотя тоже сработанным из дерева, оказался дом английского губернатора. Фасад его обращен к морю, перед парадным крыльцом возвышается мачта, на которой десятилетия развевался британский имперский флаг «Юнион Джек». Флагшток сооружен из двух стволов мощных кедров. Выше и прочнее этой мачты не было ничего в городе. Развевавшийся на ней флаг символизировал незыблемость «владычицы морей», над землями которой, как хвастали колонизаторы, «никогда не заходит солнце». И действительно, Белиз, находящийся в другом полушарии, подтверждал это изречение. Но после Второй мировой войны под ударами национально-освободительного движения угнетенных народов Британская империя рухнула. Уж и не припомнишь, в каком порядке, начиная с Индии, из британской короны выпадали одна жемчужина за другой.

Белиз, Ямайка и другие островные владения в Карибском бассейне именовались в Лондоне Вест-Индией. Это ошибочное название пошло от Христофора Колумба, который мечтал отыскать «путь в Индию».

В полночь 21 сентября с флагштока перед губернаторским дворцом в Белиз-Сити был спущен «Юнион Джек». Мы приготовили свои фотокамеры, чтобы запечатлеть этот момент. Но флаг почему-то исчез с мачты в сплошной темноте, скрытно от глаз присутствующих на церемонии. Видимо, колонизаторы хотели, чтобы никто не увидел этого позорного, с их точки зрения, момента. Когда снова зажглись прожекторы, мы увидели «Юнион Джек», мокрый, как тряпка, от прошедшего ливня, в руках английского солдата, покидавшего зеленую лужайку. Знакомый журналист из «Файнэншл таймс» цинично заметил: «Знакомый, хорошо отрепетированный и много раз повторенный спектакль. Что стало с империей!» В этот момент на флагштоке появился национальный трехцветный флаг независимости Белиза.

Колонизаторы оставили Белизу тяжелое наследие, и народ этой страны имеет полное право предъявить им крупный счет за свои страдания и отсталость. Экономика по-прежнему крепко опутана сетями иностранных монополий, и об экономической независимости приходится пока только мечтать. Страна нуждается в более совершенной конституции. Ведь в Белизе в течение неопределенного срока будет находиться контингент английских солдат, а главой государства осталась английская королева. Однако с колониализмом покончено. Белиз встал на новый путь развития. Он избрал место в ряду неприсоединившихся развивающихся государств, желающих жить в мире со всеми народами и строить жизнь по собственному усмотрению.

(Силантьев В. И. Пробужденная сельва. М.: Известия, 1983.)

КОСТЕР ВОЙНЫ

Спустя год после моей поездки в Белиз я снова вспомнил о моем жарком споре с английскими студентами о колониализме.

В Южной Атлантике заполыхал костер настоящей войны. Он вспыхнул от углей продолжавшегося десятилетиями англо-аргентинского спора из-за Фолклендских (Мальвинских) островов. Чуть тлевшие угли каждый раз раскалялись докрасна, как только Аргентина начинала настойчиво требовать восстановления своего суверенитета над островами, а Лондон отвечал отказом. Еще в 1965 году ООН приняла подавляющим числом голосов документ, призвавший конфликтующие стороны найти мирное решение спора. Позже Генеральная Ассамблея ООН еще несколько раз обращалась с аналогичным призывом к Англии и Аргентине. Увы, безрезультатно.

Конфликт резко обострился после 2 апреля 1983 года, когда на рассвете группа водолазов-десантников аргентинской армии высадилась на одном из островов архипелага. В ответ правительство консерваторов в Лондоне послало в Южную Атлантику мощную карательную военную эскадру с целью снова поднять над островами британский флаг «Юнион Джек». Лондон сделал ставку на вооруженную силу и отверг все компромиссные предложения Аргентины о мирном урегулировании конфликта. Подошедшая к Фолклендам английская армада приступила к штурму административного центра Порт-Стэнли, переименованного аргентинцами в Пуэрто-Архентино. Начались кровопролитные тяжелые бои.

Неспокойное время пришло в дома аргентинцев. Из коротких тревожных сводок они узнавали о потопленных кораблях, сбитых самолетах, о человеческих жертвах… В семьях одних уже оплакивали невосполнимую потерю, у других сердце сжималось при мысли о возможной трагической судьбе близких – солдат и офицеров аргентинской армии.

Напряженной жизнью жила столица Аргентины. Давно уже Буэнос-Айрес не видел таких массовых и бурных демонстраций, какие проходили на центральной площади перед президентским дворцом Каса Росада. На митингах ораторы клеймили позором Англию, ступившую на тропу колониальной войны, призывали народ к сплочению и защите национального суверенитета.

Война в собственном доме известна аргентинцам лишь по учебникам истории да музейным реликвиям. В столичном музее истории до сих пор показывают как вещественные доказательства разбоя и позорного бегства англичан полинявшие знамена, штандарты, сабли горе-гренадеров 71-го полка Хайлендерс.

Позже, в 1807 году, собрав более крупные силы, англичане снова напали на Буэнос-Айрес и снова встретили героическое сопротивление населения. Три года спустя, в 1810-м, аргентинцы успешно вершили войну за освобождение от испанского господства и теперь каждый год 25 мая отмечают юбилей учреждения первого самостоятельного правительства Аргентины. Среди его создателей был и генерал Бельграно, в честь которого, кстати, был назван крейсер, пиратски потопленный англичанами уже в ходе нынешнего конфликта.

Конфликт из-за островов не был неожиданностью для аргентинцев. Во-первых, потому, что насчитывает полуторавековую историю, являясь важной частью прошлого, которое изучают с детства в школе; во-вторых, политические деятели страны и ее печать никогда не упускали из поля зрения англо-аргентинский спор. Посещая Буэнос-Айрес, я каждый раз становился свидетелем большого интереса к этому вопросу. Довелось мне побывать и на промышленной выставке, где конфигурация цветочной клумбы, разбитой перед одним из павильонов, повторяла очертания Фолклендских (Мальвинских) островов. Соответствующая надпись вводила непосвященного в курс дела, разъясняя, что высадившиеся на островах в 1833 году моряки с британского корвета «Клио» арестовали представителей аргентинских властей, а жителей-аргентинцев выдворили.

На островах постоянно проживало около двух тысяч человек, в основном британских подданных. Их главное занятие – овцеводство. Жили они в отрыве от всего мира. В аргентинских официальных брошюрах, изданных в связи с конфликтом, говорится, что лишь в 1972 году Лондон позволил жителям вступить в контакт с континентальной Аргентиной, получать оттуда срочную медицинскую помощь. Аргентинские компании помогли установить на островах телефонную связь, построили там аэродром. Как признал американский еженедельник «Ньюсуик», жители островов, находясь под британской опекой, отнюдь не процветали, их «доходы из расчета на душу населения – одни из самых низких в мире». Их британские паспорта не дают им права по прибытии в Лондон ступить дальше иммиграционной конторы, где надо получить разрешение на въезд, а деньги, имеющие хождение на Фолклендах, не принимают лондонские банки.

Лондон, пригрозивший проучить аргентинцев, действительно преподал один «урок», причем не только аргентинцам, но и всем народам развивающихся стран: объединенный фронт империалистических государств – союзников по НАТО выступил против одной, хотя и немаленькой страны. Силы оказались неравными.

На Аргентину фактически обрушился удар мощного натовского (читай – американского) кулака в английской перчатке. Без широкой военно-технической помощи США, которые снабжали англичан горючим, боеприпасами, транспортной авиацией, а также разведывательными данными, штурм Порт-Стэнли, по мнению западной печати, затянулся бы надолго.

(Силантьев В. И. Пробужденная сельва. М.: Известия, 1983.)

ОТКУДА НАЧИНАЛСЯ БАЙРЕС

Почти в каждой латиноамериканской столице есть свой «старый город» – место, откуда она начиналась в давние времена, а затем разрасталась вширь. В Буэнос-Айресе это портовый район Ла-Бока.

Со знакомым аргентинским журналистом на стареньком «форде» мы направляемся на городскую окраину, в то место, где, как говорится, зародилась столица республики.

Свернув с широкой, обрамленной монументами авениды Пасео Колон, мы проезжаем мимо огромного пустыря. Морской бриз гонит по нему облачко пыли и бумажного мусора в сторону одиноко возвышающейся чаши футбольного стадиона, прозванного местными болельщиками «бомбонера» – «корзинка с конфетами». Он принадлежит одному из популярнейших спортивных клубов «Бока Хуниорс». Машина въезжает в «старый город», имеющий богатую историю.

Основатель аргентинской столицы испанец Педро де Мендоса прибыл из Европы на берега Ла-Платы четыре с половиной века назад и облюбовал тихую бухту для швартовки своего парусника. Ее назвали Ла-Бока, что в переводе с испанского значит «устье». Это случилось в 1536 году.

А лет двадцать спустя после основания аргентинской столицы на берегах реки Ла-Платы высадилась группа испанских авантюристов, прибывших сюда в поисках золота и серебра. Из-за океана они привезли с собой семь коров и одного быка. Их заветная мечта найти здесь драгоценные металлы оказалась иллюзией, а вот от первых нескольких коров пошли стада, которые принесли Аргентине настоящее богатство.

Минули столетия, появились огромные океанские суда. С одного из них, доставившего эмигрантов-итальянцев, сошел малоизвестный в то время писатель Эдмондо Д’Амичис. Он поистине влюбился в Ла-Боку и так проникновенно описал далекую заморскую деревушку в своей новелле «Сердце», назвав ее «маленькой Генуей», что вскоре в Аргентину приехало более миллиона итальянцев. Теперь, как утверждает статистика, примерно половину населения страны составляют выходцы из Италии или их потомки, а другую половину – потомки испанцев.

Ла-Бока и сейчас манит иностранных моряков и туристов. И в этом немалую роль играет присущий ей итальянский колорит. В многочисленных харчевнях по-прежнему широк выбор спагетти, традиционных итальянских рыбных блюд и доброго виноградного вина. И, конечно, уже у берега турист встретит ищущего заработка гитариста, исполняющего душещипательное танго.

Когда въезжаешь в этот старый портовый район, то теряешься в узких улочках среди низких, порой просто-напросто убогих строений, и кажется, что ты попал совсем в другой город. Ведь в центре и прилегающих к нему кварталах тебя немного раздражали чопорность и роскошь особняков богачей, начищенные до блеска медные таблички у парадного входа. Там город во многом копировал архитектуру и стиль западноевропейских столиц, и думалось порой: стоило ли ехать за тысячу километров, чтобы увидеть тут, на краю света, нечто похожее на Лондон или Копенгаген? Ла-Бока же самобытна: она как бы сама по себе – плоть от плоти аргентинская.

Недаром здесь черпали вдохновение художники и поэты, музыканты и артисты. Иные приезжали в пропитанный морской солью и по2том квартал во фраках, покинув богатые салоны и званые приемы; большинство же, стремясь добиться признания, упорно трудились здесь, предлагая по бросовой цене свои картины случайным посетителям или зарабатывая на хлеб сочинением и исполнением танго. Один из них, Хуан Филиберто, композитор и поэт, прославился знаменитым танго «Каминито». В честь этой мелодии даже названа одна из улиц Ла-Боки.

У причалов не видно сверкающих белизной фешенебельных яхт, здесь лишь забрызганные грязью рыбацкие шаланды да старые посудины, доживающие свой век. А современный порт с бесчисленными доками и лесом портовых кранов-гигантов, с огромными пакгаузами и элеватором расположился севернее – туда и разворачивается наш «форд».

Суда – под флагами разных стран – принимают в трюмы товары традиционного аргентинского экспорта: мороженое мясо, пшеницу, кукурузу. На пристани я увидел и нечто совсем неожиданное – высыпавшиеся из разбитого ящика сочные красные яблоки. Аргентинские фрукты тоже везут за океан. Румяные яблоки, отливающие золотом груши охотно покупают Франция и другие страны Западной Европы. И хотя европейские порты отделены добрым десятком тысяч километров, аргентинские фрукты пользуются хорошим спросом. Ведь их урожай приходится в пору, когда в страны северных широт только приходит весна.

Неподалеку от нового порта начинается сегодняшний центр Буэнос-Айреса. За Розовым дворцом, резиденцией президента республики, расположились кварталы банков, министерств и закрытая для движения автотранспорта богатая торговая улица Флорида.

Аргентинская столица – город прямых и длинных улиц. Обычно считают, что самая длинная улица в мире находится в Мехико. Это 28-километровая Инсурхентес. В Байресе подобных улиц множество. Одни из них тянутся с востока на запад, а другие перпендикулярны им. Самая длинная – 37 километров – носит имя политического деятеля прошлого века Ривадавия. Она пересекает более ста городских кварталов и насчитывает около десяти тысяч домов.

Невольно думаешь, что жителям Байреса, должно быть, трудно ориентироваться из-за многозначной нумерации домов. Оказывается, нет. Город состоит из одинаковых по числу строений кварталов, в каждом не более ста домов. Поэтому второй квартал по улице имеет нумерацию домов 200–299, третий – 300–399 и так далее. Таким образом, дом под номером, скажем, 1545 будет обязательно находиться в 15-м квартале. Нумерация домов, как правило, начинается от берега реки Ла-Платы, откуда рос город.

Ветры с широченной, как море, реки Ла-Платы одинаково дуют как на севере, так и на юге столицы. Но на своем пути к обитателям северных кварталов эти ветры проходят сквозь строй каштанов, пальм и редкостных тропических деревьев, которыми засажены парки, и несут живительный озон. А на юге те же ветры встречают барьер портовых кранов, рыболовных и нефтеналивных судов и, достигая рабочих кварталов, пахнут морской солью, рыбой и керосином.

Контрасты двух столичных районов этим не ограничиваются. Они проявляются в одежде людей, темах их разговоров, даже в памятниках. Чем старше городской квартал или чем он богаче, тем больше в нем памятников.

Аргентинцы отдают дань уважения участникам движения за освобождение страны от испанского колониального владычества, и поэтому нет ничего удивительного в том, что в центре города и богатом районе Палермо то и дело видишь фигуры бронзовых и мраморных всадников.

Самый почитаемый из них сооружен герою освободительной войны Сан-Мартину. Восседающий на вздыбленном коне генерал окружен бронзовыми статуями своих солдат, а по всему гранитному постаменту – барельефы, отражающие памятные баталии и военные походы.

Рядом с памятником Сан-Мартину расположены три вокзала и привокзальная площадь Британия. На ней еще издалека замечаешь высокое сооружение, похожее на каланчу. На самом же деле это совсем не каланча, а тоже монумент, правда, несколько необычный. Своими очертаниями и гигантскими часами он напоминает знаменитый лондонский Биг-Бен. Это дар Англии, а точнее, как значится на монументе, «британских посланцев в Аргентине» по случаю столетия независимости республики, которое отмечалось 25 мая 1910 года.

ПАМПА, КАСА РОСАДА, ЛОЛИТА, МЕНОТТИ

От аргентинской столицы до города Санта-Фе, где намечено соорудить гигантскую плотину электростанции «Парана медио», полтысячи километров пути. Конечно, быстрее всего туда можно было бы добраться на самолете местных авиалиний. Но соблазн увидеть раскинувшуюся на сотни километров пампу – гигантские естественные пастбища, принесшие Аргентине богатство и мировую славу скотоводческой страны, – берет верх, и мы выбираем наземный транспорт.

Пампа! Бескрайняя равнина без холмов и лесных массивов, с миллионами гектаров плодороднейших земель. Тучные коровы круглый год разгуливают по лугам, отгороженным от шоссе едва видимым забором из колючей проволоки. Пастухов – гаучо – не видно. Они появляются лишь иногда, чтобы перегнать стадо на другое пастбище.

Мало кто помнит, что до прихода в Аргентину испанцев проживавшие там племена индейцев не знали домашнего крупного рогатого скота. Любопытно, что испанские конкистадоры, давшие имя стране от латинского слова «аргентум» – серебро, не нашли в Аргентине драгоценных металлов, за которыми охотились по всему континенту. Они и реку Ла-Плату (в переводе с испанского – серебро) окрестили так, полагая, что плывут по ней в сказочную страну Эльдорадо. Река привела их к другой широкой водной магистрали – Паране, по берегам которой и раскинулась пампа. Если бы конкистадоры могли подняться в воздух, то с высоты птичьего полета увидели бы внизу тысячи и тысячи серебряных зеркал самых фантастических конфигураций. Это бесчисленные озера, заросшие кустарником речные заводи, ручейки и полноводные реки, дающие пампе влагу, а значит, и жизнь. Отражая лучи солнца и белые облака, вода в часы заката и восхода солнца заставляет переливаться пампу цветами золота и серебра.

Но это – зрительное восприятие. Экономически же пампа источает настоящее золото. Значительная доля ее богатств экспортируется, принося стране необходимую валюту для импорта машин, оборудования, горнорудного сырья и прочих товаров.

Мой первый визит в Аргентину начался в столице. Коммерсант, с которым я познакомился в Буэнос-Айресе, посетовал:

– Не успеваю завести знакомства в правительственных учреждениях, как там снова меняются руководители!

За восемь лет, что он прожил в столице, в Каса Росада – Розовом доме, резиденции главы аргентинского государства, сменилось семь президентов. Возможно, столь короткие сроки пребывания у власти привели к тому, что ни один из них не успевал позаботиться о капитальном ремонте Розового дома. Старинный дворец выглядел несколько запущенным, а на фоне новых высотных зданий центральных кварталов – просто невзрачным. После ремонта его неизменно красят в розовый цвет. Это традиция. Она берет начало с 1868 года, со времени президента Доминго Фаустино Сармьенто, который первым избрал это здание для постоянной резиденции главы государства и при котором были осуществлены реформы, направленные на развитие экономики и культуры, ускорившие формирование аргентинской нации.

По сравнению с президентскими дворцами в других странах Латинской Америки Розовый дом не может не удивить скромностью и непритязательностью. Ничто не говорит о роскоши и внутри дворца. Там нет ни помпезных мраморных колонн, ни отделанных позолотой резных дверей, ни парадных лестниц. Единственным признаком экзотики может служить бьющий во внутреннем дворике – патио – фонтан, около которого возвышаются две пальмы.

Двое дворцовых служащих выписали мне пропуск, «действительный лишь на день выдачи», попросили приколоть к лацкану пиджака круглый жетон с номером 85, и я пошел следом за посыльным холодными мрачноватыми коридорами.

Принимавший меня директор Департамента печати выглядел усталым. Из скупых ответов на мои вопросы можно было сделать вывод, что Аргентина переживает сложный период в своем внутриполитическом развитии.

С марта 1976 года после государственного переворота власть находилась в руках военных. В стране не действовал распущенный парламент, многие посты в правительстве занимали военные, они же назначали из числа генералов президента страны. Деятельность партий была приостановлена, а в отдельных случаях запрещена. Отстраненная от власти последний гражданский президент Мария Эстела Мартинес де Перон долгое время содержалась под стражей, – ее обвинили в незаконных операциях с государственными и частными фондами. И лишь летом 1981 года ей разрешили покинуть страну.

…Побывав в Розовом доме, я отправился пешком на встречу к популярной у нас аргентинской актрисе Лолите Торрес. Ее дом находится рядом с центральной авенидой 9 Июля, где в районе знаменитого обелиска расположились многочисленные театры Буэнос-Айреса. В одном из них – театре «Авенида» – Лолита дебютировала, когда ей было всего 11 лет. Девочка с успехом выступала на сцене и в конце концов оставила мечту посвятить свою жизнь медицине.

И вот я в гостях у популярной артистки. Более чем в 30 фильмах снялась Лолита Торрес, объездила с гастролями Южную и Северную Америку, многие страны Европы. Сыграв в одном из своих ранних фильмов – «Возраст любви», она покорила миллионы советских кинозрителей, и певицу назвали «идеальной невестой всех русских юношей».

Все это я прочитал на обложке одного из любимых дисков Лолиты Торрес, который она мне подарила во время встречи. Эту долгоиграющую пластинку выпустила испанская фирма «Испавос». Фирма отметила, что диск выпущен в 1975 году, вскоре после первого концерта Лолиты в знаменитом мадридском «Театро де ла Комедиа».

Успех был феноменален. Наконец-то сбылась мечта актрисы выступить на родине. Ведь Лолита – испанка. И поет главным образом испанские песни. Но всю жизнь прожила в Аргентине.

О чем мечтает актриса теперь?

– Я мечтаю о том, чтобы сохранить любовь русской публики. О, я знаю, как трудно артистке поддерживать любовь, которую однажды она пробудила у зрителей. Ведь мне до сих пор шлют письма и подарки мои далекие советские почитатели. А когда я приезжаю к вам на гастроли, то ваши мамы показывают дочек, которых они в честь меня назвали Лолитой. Как это мило и трогательно!

Я, естественно, волнуюсь, готовясь к каждой новой встрече. Конечно, я включаю в репертуар две-три песни из фильма «Возраст любви», столь любимых в России, но в целом моя программа совершенно новая. Есть в ней и русские мелодии…

Гостиная, где мы разговаривали, была заполнена всевозможными статуэтками, картинами, сувенирами, полученными Лолитой Торрес от благодарных зрителей. Немало было здесь и подарков из Советского Союза, сувениров с изображением Московского Кремля.

А в 1978 году, во время чемпионата мира по футболу в Аргентине, я беседовал с тренером Сесаром Луисом Менотти, который привел свою национальную сборную к футбольной короне мира. «Говорят, Менотти родился в сорочке и прямо на футбольном поле, это верно?» – спросил я.

– Насчет сорочки – выдумка, но дом в городе Росарио, где я родился, действительно стоял на краю тренировочного поля клуба «Унион американа». Моя колыбель располагалась у окна, выходившего на травяной газон с футбольными воротами. Сначала я увлекался баскетболом и плаванием, но все-таки пересилила страсть к футбольному мячу. Его наши мальчишки могут гонять даже между рельсами железной дороги. Когда мне было 15 лет, умер отец, и со средствами в семье стало трудновато. Тогда и начал думать о профессиональном футболе. В то время многие мои сверстники эмигрировали в страны Латинской Америки и Европы в поисках работы.

Я спросил Менотти, что для него футбол: профессия, работа, жизнь? Тренер ответил так:

– Футбол – прежде всего праздник. Можно улучшать зеленый ковер, мяч, экипировку игрока, но суть футбола не изменится. Эта игра бессмертна. Как народная мелодия: ее можно по-разному аранжировать, но главная тема остается без изменений. Тренер, каждый футболист должны отвечать требованиям этого спектакля, слиться с настроением публики. Плох игрок, который механически выполняет футбольные приемы. Ведь, к примеру, Бетховен писал музыку не ради написания нот. Он жил музыкой! То была его манера познания мира. Футбол – тоже способ познания мира…

Я до сих пор храню книгу «Футбол», которую мне подарил великий тренер и подписал: «С чувством симпатии, Менотти».