Читать книгу: «Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 3», страница 7

Обручальное кольцо

В августе 1970 года старший помощник Валентин Цикунов после сдачи экзаменационной сессии вернулся на свой старый пароход типа «Донбасс», один из заядлых каботажников Сахалинского пароходства, хотя уже и переделанный после работы на твердом сахалинском угле под жидкое топливо и не носящий оскорбительного прозвища «черномазый»: он и в самом деле стал намного чище и привлекательнее, чем в свою чумазо-угольную пору, да и кочегаров, выделяющихся своей словесностью и похождениями в каждом порту, ликвидировали как класс. После списания работников преисподней на судне стало необычно тихо и малолюдно, ведь каждый из этого десятка стоил нескольких обычных членов экипажа: крупные и громогласные, они выделялись своим постоянным загаром и шахтерскими отличительными чертами от глубоко въевшегося в кожу угля. Сменщику Валентина в отделе кадров пообещали «белый» пароход, то есть, выходящий за границу, если он подменит Цикунова на все шесть месяцев его отсутствия. На его чисто каботажном пароходе по давно установившейся традиции экипаж был собран из двух категорий: штрафников с уже закрытыми визами, которые уже и мечтать о загранплавании не могли, и вновь поступающих, которые своим ударным трудом старались заработать ту же самую визу и прежде всего положительную характеристику с судна, индульгенцию, служащую основанием для будущей визы. Такой же самый принцип царил и в Дальневосточном пароходстве на «броненосцах» – каботажных судах с усиленным ледовым поясом отечественной постройки, словно предназначенных для этих целей. Позднее, после перехода в Дальневосточное пароходство и окончания высшей мореходки Пикунову как вновь прибывшему пришлось целый год отработать на одном из этих крепких судов с римским профилем «Капитан Бондаренко» и пройти школу мужества во всех ее проявлениях. Причина была не столько в самих «броненосцах», как называли все восемь судов этой серии, построенные в Комсомольске-на-Амуре, а в качествах самих экипажей. Лишенным визы штрафникам уже нечего было бояться, и сам черт им был не брат. В своем большинстве это были уже изрядно поплававшие люди, и уходить из пароходства после закрытия визы они давно решили, но консерватизм мышления и привычка к судовому укладу жизни, когда не нужно думать о крыше над головой и трехразовом питании, сдерживали их давно созревшее решение. Нужен был лишь какой-то серьезный толчок для осуществления назревшего, и вели на судне они себя соответственно, не утруждаясь выполнением обязательных требований Устава службы на судах ММФ. Случаи пьянства и невыхода на работу для них были обычным явлением, провоцирующим принятие соответствующих мер администрацией судов вплоть до списания. Но отдел кадров, получив судовой приказ капитана о списании того или иного штрафника, не спешил с увольнением и, ощущая недостаток в каботажных моряках, старался пристроить таких мореходов на другое судно этой же серии, благо чисто каботажных судов в пароходстве хватало. Так и кочевали они с судна на судно как перелетные птицы, отверженные, но не забытые, и лишь когда их проделки принимали слишком серьезный характер, например, с попаданием в милицию, тогда и рождался уже приказ по пароходству об увольнении особо отличившихся. Вся судовая служба держалась на новичках, которые своим рвением и усердием добивались вожделенной визы, но здесь-то и таилась вторая сторона медали: кроме желания им катастрофически не хватало необходимых знаний и опыта, и излишнее рвение часто приводило к совершенно противоположным результатам – травматизму и многочисленным поломкам судового оборудования, поэтому за ними нужен был глаз да глаз, чтобы лишняя инициатива не погубила само дело. Проработать целый год старпомом на таком судне и с таким экипажем было под стать подвигу – ежедневные разборки и контроль за анархистами и новичками не оставляли чифу места для отдыха ни днем ни ночью, и спрос в первую очередь был с него. Оставалось лишь, стиснув зубы, тащить свою лямку и считать дни до прихода следующего сменщика, умоляя бога, чтобы не случилось чего серьезного.

Цикунов вернулся на свой пароход в Корсакове, когда тот стоял на внутреннем рейде под выгрузкой пиломатериалов, привезенных из Ванино. Выгрузка производилась на плашкоуты, которые после полной загрузки отводили в ковш рыбокомбината, где и выгружали на берег. Выгрузка продолжалась ни шатко ни валко, и впереди вырисовывалось еще не менее недели стоянки. На второй день после вступления в должность старпом решил вечером поехать домой с очередным плашкоутом и вернуться утром. К его удобству, плашкоут обещали загрузить к 18.00. Рядом с воротами рыбокомбината находилась автобусная остановка, и автобус как раз проезжал возле его дома. К вечеру вахтенный матрос позвонил Цикунову и предупредил, что плашкоут закончит погрузку через несколько минут и его сразу же отведут от борта судна. Старпом накинул плащ и выскочил на палубу в районе четвертого трюма к пришвартованному с правого борта плашкоуту и ожидающему его катеру. Оставалось перебраться через фальшборт, предварительно став на клюз, который как раз находился здесь же. Забравшись на фальшборт, затем необходимо было просто спрыгнуть на пачку пиломатериала, который доходил до уровня главной палубы судна. Операция самая безобидная и безопасная, проделанная множество раз членами экипажей судов, производящих грузовые операции на открытых или закрытых рейдах острова. Забравшись на планширь фальшборта, старпом ожидал, когда уровень погруженного пиломатериала поравняется с ним, так как прошедший мимо портовый катер поднял небольшую волну и плашкоут запрыгал вверх и вниз, и оставалось лишь дождаться, когда плавучее средство с грузом достигнет своей верхней точки, и прыгнуть с высоты одного метра. Уловив подходящий момент и держась правой рукой за планширь, Валентин прыгнул на связку пиломата. Ноги мягко коснулись ровной поверхности хорошо выструганных досок, почувствовав под собой надежную опору. И в тот же момент он ощутил пронизывающую боль в правой руке, державшейся за планширь. Уже после приземления он взглянул на свою правую руку: на пальце с обручальным кольцом зияла рваная рана с полностью содранной кожей и окружающими ее мышцами, почти до голой кости. Обручальное кольцо оставалось посередине образовавшейся кровавой массы на фаланге пальца, но кость, похоже, была не повреждена, что немного успокоило незадачливого прыгуна. По совершенно неожиданной случайности или простому совпадению, на планшире, за который он держался, находилась сварочная заусеница, и когда старпом взялся за свою судовую опору, эта самая заусеница оказалась под кольцом – и во время прыжка выдрала кольцо вместе с мясом, оставив его на пальце, но разодрав всю мягкую оболочку фаланги пальца. Обмотав обильно кровоточащую рану чистым носовым платком, оказавшимся весьма кстати, Цикунов не стал возвращаться на пароход, ибо врача, как и помполита, на каботажных судах не предусматривалось. Он на плашкоуте направился к берегу и минут через десять уже ощутил земную твердь под ногами и направился в поликлинику, которая находилась совсем неподалеку, на конечной остановке автобуса напротив рыбокомбината. Время уже перевалило за 19.00, рабочий день кончился, и врачей тоже не было. Присутствующие санитарки ничем помочь не могли, но дали дельный совет: обратиться в скорую помощь. Но вызывать ее – лишь время понапрасну тратить, подумал Валентин и направился к остановке автобуса, а скорая находилась как раз по этому маршруту через три остановки. Выйдя из поликлиники, как раз увидел стоящий автобус, словно поджидавший его. Успел в последний момент запрыгнуть в него, и через десять минут уже был у здания скорой помощи, куда и направился с большой надеждой освободиться от обручального кольца и обработать кровоточащую даже через многослойный носовой платок рану. Очереди к дежурному врачу не было – по причине то ли позднего времени, то ли отсутствия в городе травмированных, нуждающихся в медицинской помощи. Размотав носовой платок, показал свой палец, представляющий картину не для слабонервных: кольцо разорвало окружающую ткань вместе с микрососудами и вошло под кожу. В скорой срочно промыли палец, и врач сразу же сделал обезболивающий укол и приступил к съемке кольца с пальца. Провозившись минут пять, пришел к неутешительному выводу, что снять кольцо обычным методом невозможно и его необходимо перекусывать. Имеется специальное приспособление для металлических предметов – проволоки, арматуры и прочих ненужностей. Найти эти кусачки не смогли, так как слесарь уже давно закончил свой рабочий день, а где они находятся, никто не знал. Цикунову замотали обработанный палец и выпроводили до утра, посоветовав утром идти в любой электроцех или мастерскую, где есть такие кусачки, чтобы перекусить кольцо, и после этого опять вернуться в скорую помощь, чтобы вновь обработать рану и зашить кожу, подсказав, что на конечной остановке автобуса, где находится поликлиника, в которой он совсем недавно побывал, находится электроцех рыбокомбината – и там наверняка есть такие кусачки. Валентин после ходьбы по медицинским учреждениям поехал домой и предстал перед женой в сильно разобранном состоянии. Жена чисто по-женски заохала и запричитала, но почти сразу сбегала в ближайший магазин и принесла бутылку коньяку в качестве болеутоляющего средства. Действие укола постепенно проходило, и дикая острая боль начала снова возвращаться. Кое-как дотянув до утра, не сомкнув глаз и опустошив бутылку коньяку, первым же автобусом Валентин доехал до конечной остановки, где находился электроцех рыбокомбината. Корсаков – город совсем небольшой, и через двадцать минут, около половины восьмого утра, он уже был у дверей этого самого цеха в ожидании появления работников огня и металла. Появившиеся слесари, выслушав рассказ старпома и увидев его травмированный палец, недолго совещались и решили перекусить злополучное кольцо. Съевши не одну собаку в своем деле, пришли к выводу, что нужно подстраховаться. По их логике, после перекусывания кольцо сожмется еще сильнее, не попадая в свои прежние пазы, чем значительно усилит боль жертвы (как и получилось на самом деле), и необходимо уловить этот момент, чтобы свести такую возможность к минимуму. Обсудив все возможные последствия и трудности, приступили к самой операции. Вначале они подсунули, насколько смогли, тонкую медную пластинку под кольцо, чтобы не усугубить и не нанести дополнительную травму своему клиенту, и только после этого зацепили кусачками для перекусывания проволоки за само кольцо. С боков дополнительно два слесаря жестко ухватили кольцо пассатижами, чтобы в нужный момент разжать кольцо. Первый блин, как всегда, к великому сожалению, получился комом, и с первого раза кольцо не смогли перекусить, а удалось лишь надрезать – и все, кусачки сорвались. Зацепили повторно, и снова кусачки сорвались, не успев перекусить кольцо. Вот тогда и стало понятно, почему они подложили медную пластинку. Кольцо ограничивалось медной пластиной и не причиняло клиенту дополнительную боль, и без того нестерпимую. Лишь с третьей попытки удалось перекусить кольцо, оно сорвалось и сжалось, причинив нестерпимую боль Валентину, но оба слесаря с пассатижами быстро поймали свои половины и развели концы перекушенного кольца. Кольцо уже не было кольцом, оно превратилось в толстую проволоку, нисколько не напоминающую о недавно перенесенных мучениях. Старпом лишь облегченно выдохнул и почти поверил, будто заново родился. Резкая боль куда-то ушла, и жизнь снова напомнила о себе и стала прекрасной, несмотря на зияющую рану. «Заживет как на собаке», – мелькнуло в голове. Он сразу же полюбопытствовал у слесарей, чем обязан и сколько нужно за чудесное избавление от удушающего кольца. В этот момент Цикунов готов был отдать все что угодно своим освободителям. Рабочий класс остался верен себе – и одновременно все показали на пустую бутылку, хотя до полудня было еще далеко. Кивнув им в знак согласия, направился в поликлинику, которая находилась через дорогу в каких-то ста метрах от электроцеха. В медицинском учреждении, не вдаваясь в подробности, промыли, прочистили, перевязали и забинтовали его рану. Распрощавшись с медицинским персоналом, Валентин зашел в ближайший гастроном для выполнения обряда обещанной благодарности умелым представителям рабочего класса. Купив три бутылки водки и кое-какую снедь, снова отправился в электроцех. Его спасители уже и не помышляли о каком-либо вознаграждении, и их откровенная радость при виде Валентина с объемным свертком в руках была очевидна. После слов благодарности он передал пакет своим спасителям, и когда те разглядели содержимое, то радость их значительно возросла, особенно из-за количества принесенного, и они тут же заверили Валентина, что готовы ежедневно снимать с него кольца, на что тот благоразумно ответил, что с него хватит и одного раза.

После этого случая старпом уже не покупал себе колец и до сих пор не носит на пальцах никаких, совершенно справедливо полагая, что любые, самые драгоценные кольца не стоят его гораздо более драгоценных пальцев. И с тех пор, отправляя боцманскую команду на опасные или высотные работы, всегда предупреждал боцмана о необходимости снимать на время работы обручальные кольца, чтобы избежать возможных случайных или закономерных зацепов за острые выделяющиеся части.

Без винта и ветрил

Страна Советов бурно развивалась в шестидесятые годы, укрепляя свой промышленный и военный потенциал, выполняя и перевыполняя задания очередных пятилеток и семилетки, к чему неустанно призывали глашатаи всех очередных съездов партии. Развитие было налицо и очевидно. Беда лишь в том, что развивались тяжелые, космические и военные отрасли. Легкая промышленность оставалась при своих интересах и существовала в основном на бумаге, не меняясь годами. Средства были не бесконечны, и одновременно успеть везде просто невозможно. Куба, Вьетнам и ряд других стран отнимали огромные средства, не давая никакой гарантии на их возврат и непредсказуемый исход: главное – они выступали против мировой гегемонии США. Бесчисленные коммунистические партии доселе неизвестных стран также требовали финансовых вливаний, в противном случае шантажировали свертыванием своей антиамериканской деятельности. Косыгинские реформы благополучно свернули, и начавшийся рывок постепенно уходил в свисток. Огромное внимание пропаганда уделяла романтике и строительству крупных объектов в Сибири, Казахстане и других окраинных республиках. Песни Визбора и Галича на пике своей популярности. Партийные лозунги на всех заборах и стенах домов призывали несознательных к активной деятельности: «Наша цель – коммунизм», «Кукуруза – царица полей», «Догоним и перегоним Америку» по надоям молока и всего остального… Страна жила энтузиазмом, всячески поддерживаемым партией и правительством. Казалось, еще немного усилий – и в самом деле построим коммунизм к 1980 году, и бесконечные комсомольские стройки в далекой глуши подтверждали великие устремления, хотя ехали туда не только «за туманом и за запахом тайги».

По мере улучшения материального положения люди мечтали о хороших красивых одежде и обуви, бытовых приборах и телевизорах, которые мало кто видел, но многие о них слышали. Полное отсутствие приемлемо-привлекательного ширпотреба на прилавках отечественных магазинов вынуждало гоняться за любыми иностранными изделиями, переплачивая в разы. Иностранные вещи случались редко. Во все еще закрытой стране подавляющая часть населения никогда не выезжала за границу, да и получить такое разрешение было неимоверно трудно. Исключение составляли работники дипломатических и внешнеторговых учреждений, спортсмены, артисты и моряки. Через них и попадали заморские редкости, вызывая зависть у окружающих. Перепродажа также была связана с определенным риском, можно было не только лишиться заграничной визы, но и угодить под уголовную статью за спекуляцию. Но недовольство состоянием своего ширпотреба понемногу росло, и людей ничего не останавливало пред страстными желаниями приобрести иностранные товары по любой цене. Картину немногим скрашивали поставки ширпотреба из стран социалистического лагеря, или, как их еще называли, стран народной демократии, собирая огромные очереди с ограничением на количество экземпляров в одни руки. Впрочем, это не решало проблем, а лишь несколько отодвигало их на задний план. Да и качество, вкупе с ассортиментом, тоже изрядно уступало западным аналогам. Перестроить легкую промышленность в одночасье невозможно: отсутствие кадров, оборудования и финансовых средств. Переориентация финансов на модернизацию легкой промышленности нанесла бы невосполнимый урон тяжелым отраслям, и в первую очередь военно-промышленному комплексу, на что руководство страны пойти не могло ни при каких условиях. Нужно искать другие возможности и способы. Первые робкие шаги в этом направлении лишь добавили соперничества, блатных связей и откровенно мошеннических схем, но проблемы от этого ничуть не уменьшились. Где-то на самом верху решили поэкспериментировать, создав закрытые внешнеторговые организации на основе откровенного бартера из-за хронического отсутствия свободно конвертируемой валюты, чтобы немного подсластить пилюлю для работников предприятий, работающих на внешний рынок. Естественно, что выделяемые квоты были совсем невелики, но на безрыбье и рак рыба. Ведомства, участники внешней торговли, создавали такие организации, ориентированные на высоко котирующиеся отечественные товары, имеющие большой спрос на внешнем рынке, и в обмен на них по паритету стоимости закупали товары ширпотреба, дефицитные на внутреннем рынке. Для работников этих ведомств существовала особая торговля, где они могли купить то, что невозможно было для остальных. Какая часть остро дефицитнейших товаров уходила «налево», история деликатно умалчивает, и какова нажива работников таких организаций, тоже тайна за многими печатями. Но, бесспорно, такие схемы устраивали многих местных руководителей партийного, хозяйственного и силового блока. Они-то в первую очередь и пользовались услугами таких магазинов, поэтому практически никогда не возникали уголовные дела по злоупотреблениям в таких сверхвостребуемых точках советской торговли.

В 1966 году Валентин Цикунов после окончания Сахалинской мореходки и уже будучи вторым помощником капитана работал на небольшом 70-метровом рефрижераторном судне грузоподъемностью 1000 тонн мороженой рыбы под названием «Алдан», стоявшем на линии Находка—Япония с различными портами Страны восходящего солнца. Возили в основном деликатесы: икра лососевая и минтаевая, в зависимости от сезона – разные лососевые в мороженом состоянии, а также китовое мясо, в изобилии поставляемое китобойной флотилией «Дальний Восток» из антарктических экспедиций южной части Тихого океана, а также гребешок, ракушки и трепанг и много других разнообразных тварей, пользующихся большим спросом у гурманов, особенно азиатских стран. А взамен этого добра в Союз везли товары японского ширпотреба: обувь, швейные изделия, одежду, различные куртки и пальто, включая джинсы, детские товары и многое другое, чего у нас не было, а было у нас совсем мало чего; после бесконечной гонки за Америкой и освоением космоса ресурсов не оставалось на второстепенные проекты, и тем более легкую промышленность. «Ходили до этого – походят и еще, как их отцы и деды» – вот и весь сказ.

Для стимулирования работников рыбной промышленности Министерство рыбного хозяйства создало внешнеторговую компанию под откровенным и броским названием «Дальинторг». Она поставляла Японии рыбную продукцию, а взамен на эквивалентные суммы завозила в Россию товары японского ширпотреба. На каждой плавбазе имелся свой магазин, где для членов экипажа предлагались японские товары, которые можно было беспрепятственно купить. Это и в самом деле было очень выгодно и удобно для работников плавбаз и добывающего флота и привлекательно для вновь поступающих в целях рекламы и возможностей, но проблему в стране нисколько не решало, вызывая лишь дополнительную зависть у непосвященных. Погрузка рыбной продукции производилась в рыбном порту Владивостока или Находки из холодильников. Выгрузка же японских товаров осуществлялась в торговом порту Находки. Система, по сути дела, бартерного товарообмена начала работать в 1966 году, и маленький рефрижератор теплоход «Алдан» стал первооткрывателем этой выдающейся в истории страны линии, работа на которой была спокойной и денежной. Строго обозначенное расписание: каждый рейс – только Япония, и обратно – только порты Приморья. Сразу же после открытия линии у членов экипажа появилось множество новоявленных и непрошенных «друзей», издалека чувствующих перспективную возможность неплохо поживиться через новых знакомых. Порты Японии в каждом рейсе были различными в зависимости от намерений покупателя отправить товары туда, куда он считает нужным. Работа на судне пришлась по душе всему экипажу, и на нем никто не просил замену: сидели до конца, пока кадры не присылали других жаждущих очередников из своего «золотого запаса».

Очередной ноябрьский рейс не предвещал ничего необычного, загрузились в Находке китовым мясом до полной вместимости и пошли своим крейсерским 10-узловым ходом в Токио. Японцы большие ценители китового мяса и традиционного его потребления, а сама традиция уходит вглубь веков. Переход при благоприятных погодных условиях занимал четверо суток – путь, уже неоднократно обкатанный.

К вечеру четвертых суток с наступлением вечерних сумерек подошли на якорную стоянку в Токийском заливе. Машину заранее перевели в маневренный режим еще до подхода в точку приема лоцмана. Движение судов на подходе к заливу очень интенсивно, и множество гоняющихся за удачей рыболовных судов тоже не дают скучать, пересекая твой курс в опасной близости. Судов, идущих в порты залива, тоже хватает, но они хотя бы идут рекомендованными предсказуемыми курсами, и расхождение с потоком не представляет особой трудности: нужно лишь войти в него и следовать той же скоростью и курсом. «Алдан» был невесть каким великаном, и лоцмана до якорной стоянки обычно не брали. На вахте второго помощника подошли к точке отдачи якоря около часа ночи и дали «стоп» машине, а через несколько минут – «полный назад». Как только телеграф отработал команду и механик сделал реверс, под кормой раздался сильный удар – и двигатель пошел вразнос (обороты начали неконтролируемо расти). Старший механик немедленно остановил двигатель и сообщил на мостик, что на главный двигатель нагрузки нет и, по всей вероятности, потерян винт. Но судно уже по инерции подходило к якорной стоянке, и капитан сразу отдал якорь, и стали в намеченную точку. Капитан сразу же послал стармеха, старпома, боцмана и вахтенного второго помощника посмотреть и выяснить причину неадекватного поведения двигателя. Вооружив штормовой трап и взяв пару фонарей, стармех и старпом спустились до самой воды, внимательно, насколько было возможно, осмотрели поверхность и верхний слой воды до границы видимости, но ничего не обнаружили – похоже, винт вроде бы находился на своем месте, как и перо руля¹. Снова попробовали пустить главный двигатель, но картина не изменилась: даже при запуске он шел вразнос, что неоспоримо свидетельствовало об отсутствии винта на валу. Дождавшись утра, связались с агентом и проинформировали его об отсутствии хода и возможности самостоятельно стать к причалу. Немногим позже агент известил о швартовке, намеченной на 12.00, с двумя буксирами и лоцманом. К назначенному времени прибыл лоцман, и буксиры и потащили обездвиженный «Алдан» к причалу. После швартовки подошел водолазный бот, и начали осмотр кормовой части судна. Через час водолазы поднялись наверх и в деталях описали случившееся с «Алданом». Винт слетел с вала, скорее всего, срезало шпонку крепящей гайки, и при падении расклинился в районе рудерпоста² между баллером³ руля, оконечностью гребного вала и каркасом рудерпоста, т. е. при падении он, вращаясь, застрял и расклинился внутри своеобразного треугольника, образованного кормовыми выступами рулевого устройства и ахтерштевня. На собравшемся судовом совете решили завести трос и с помощью кормовой швартовной лебедки попробовать выдернуть винт из ловушки. Выполнив предварительную подготовку, водолазы завели стальной трос на винт и начали тянуть. Провозившись несколько часов, подвижки винта не обнаружили: слетев с вала на больших оборотах, при высокой скорости вращения он расклинился очень даже плотно. Все последующие попытки сдвинуть винт с места также не дали результата, и стало ясно, что необходима постановка в док. Но докование, даже очень короткое, требует значительных валютных расходов, а судовладелец такую роскошь позволить себе не мог. В конце концов после многих словопрений и консультаций с техническими и навигационными специалистами приняли решение отбуксировать рефрижератор в один из портов Приморья с постановкой в док для избавления от внезапно возникшей проблемы. «Нет худа без добра», – пословица лишь подтвердила прописную истину. Было бы намного хуже, если бы винт улетел на дно морское, где отыскать его не смогли бы никакие водолазы с самим водяным во главе. На всякий случай в целях страховки завели еще два дополнительных стальных троса на лопасти винта: если попробует слететь во время буксировки, то все равно останется болтаться под кормой на заведенных тросах и не будет безвозвратно утерян. Тогда не потребуется изготавливать новый винт, что само по себе непросто: затратно и длительно. Через два дня после окончания выгрузки буксиры отвели «Алдан» на рейд, где его уже поджидал теплоход «Кустанай» для последующей буксировки в Находку. Через четверо суток буксировщик притащил обездвиженное судно на рейд Находки и, поставив на якорь, посчитал свою миссию оконченной. В порту уже ждали и после оформления властями сразу же поставили к стенке судоремонтного завода. На следующий день поставили в док, и после осушения представилась следующая картина: винт слетел с гребного вала и расклинился между концом вала и пером руля. Попытка заводчан выдернуть винт снова оказалась бесплодной, и на общем «хурале» решили срезать одну лопасть, а затем, после вызволения оставшейся части винта из ловушки, приварить ее на свое штатное место. Сказано – сделано: срезали одну лопасть, винт упал на палубу дока, и рабочие увезли остатки судового движителя и отрезанную лопасть в цех. Через два дня, соединив обе части, возвратили на судно и после центровки винт водрузили на свое место, выточили новую гайку и колпак, собрали и поставили в нужной последовательности, а к вечеру того же дня уже выпустили из дока. Как все и предполагалось, на переходе Находка—Токио срезало шпонку, держащую гайку винта, но пока судно шло передним ходом, гайка не слетала из-за вращения винта в одну сторону «на закручивание». Когда же перед отдачей якоря на рейде Токио дали задний ход, вал начал вращаться в противоположном направлении, а поскольку на концевом валу гайки уже не было, винт просто сошел с резьбы, как и любая другая гайка с болта, и раскрученный валом пошел в свободное плавание, расклинившись в рудерпосте.

Выйдя из дока и не тратя времени попусту, «Алдан» продолжил свою завидную работу на японской линии, но больше гаек с винтами не терял.