Читать книгу: «Время мертвых героев», страница 3

Глава 3

Кабинет психоаналитика.

Много мягкой мебели и много растений.

Типа, все для релакса.

Только в этот раз релакс не наступает. Чем больше говоришь, тем хуже становится.

Ладно – послушаем, что скажет в ответ психоаналитик.

– Правильно я понял, что в минувшие две недели у вас появилось три новые проблемы: вы потеряли интерес к традиционным развлечениям, вы страдаете от повышенной значимости некой девушки, и у вас появилась фобия вторжения?

– Правильно.

– Расскажите подробнее. С развлечений. Чем вы занимались раньше, и почему не хотите делать это сейчас.

Долго рассказывать. Ладно, попробуем. Психоаналитик просто так не спрашивает. И он реально помогает. Не так, чтобы совсем. Но все-таки.

– Ну, вот компьютерные игры. Стратегии всегда были геморрой. Не играл. Ну, типа, пробовал когда-то в детстве, но так… не пошло. Бродилки получше. Если графика нормальная, и так далее. Но сейчас скучно очень. Пять минут – все, тоска. Стрелялки – это хит. Всегда любил. И чего? Стресс. Никогда не думал, что так может быть. Это же игрушки! А кажется, что на самом деле в тебя стреляют. Странно даже! И еще… да, вот что: очень неприятно, когда типа идешь, и думаешь – сейчас на тебя кто-то выскочит, и начнет стрелять. Даже вздрагиваешь иногда, когда это случается. Реально неприятно. А там пол-игры так: идешь и ждешь, чего будет. Напрягает очень. Ну, я перестал играть. Потому что напрягает сильно это ожидание. Выскакивают и начинают в тебя стрелять!

Стресс. Даже вспоминать не хочется.

– А что еще? Фильмы какие-нибудь смотрели?

– Смотрел.

– Что?

– Ну… «Боевые роботы – двенадцать». Я его всегда смотрю. То есть, типа, с детства. Все серии. Они раз в год выходят. Но сейчас что-то…

Как это объяснить?

– Что?

А, понял.

– Ну, это как в стрелялках. Помните, я сказал про стрелялки? Что очень напрягает, когда ждешь… ну, когда кто-то неожиданно появляется и стреляет в тебя?

– Да, помню. В фильмах тоже такое же неприятное ощущение?

– Да.

Он даже глаза закрывал, когда думал, что так сейчас будет. Это можно не говорить.

– А еще?

– Еще? В смысле?

– Какие еще фильмы?

– Ну, еще посмотрел «Чокнутую общагу – три».

– Это ведь комедия?

– Да.

– Смешно?

Смешно? Да… но…

– Первые две серии были очень смешные. То есть, мне казалось что они смешные. А третья… ну, вроде, тоже смешная, но…

Смешная, конечно. Чуваки – полные идиоты. То наденут чужие ботинки. То упадут в лужу. То запрутся в туалете для телок. А потом не могут выйти, потому что телки пришли. Зато они слушают базар этих телок. И такое узнают…

– Вам сложно сформулировать свои чувства?

– Нет, не сложно. Просто не понимаю… ну, почему было смешно, а сейчас – нет. Приколы похожие. Всегда было смешно. А сейчас… как-то не очень.

– А еще что-нибудь смотрели?

Чего там еще было? А, точно…

– «Счастливый гульфик – пять». Эти гульфики я тоже все смотрел. Прикольно было.

Это совсем уже сложно объяснить…

– Судя по вашей реакции, пятая серия показалась вам не очень прикольной.

– Да, не очень. Скучно. Надоело. Все одно и то же. Все все время ржут. И хотят трахаться. Типа, просто трахаться, и все. По-моему, им всем друг на друга плевать. Лишь бы присунуть. Надоело это. Пять серий одно и то же.

– А раньше этот фильм вам нравился?

– Конечно. Это же про секс. Это всем нравится.

– То есть, вам перестала нравится тема секса?

Что за дурацкий вопрос! Как может перестать нравится тема секса? Он чего – не нормальный? Просто…

Ни хрена это не просто. Конечно, ему хочется смотреть про секс. Но не так. Ему хочется… Вот с Рэбит, например, ему хочется совсем других отношений…

Голова начинает болеть.

Когда психоаналитик вот так расспрашивает, у него начинает болеть голова. Это очень трудно – отвечать на такие вопросы. Надо сказать, что голова заболела. Тогда он перестанет спрашивать… ну, на эту тему. Начнет что-то другое.

– У меня голова начинает болеть.

Психоаналитик кивнул:

– Давайте тогда завершим с этой темной… Поговорим о фобии вторжения. Я правильно понял, что в последнее время у вас появились какие-то неприятные мысли и ощущения, связанные с агрессивной внешней средой?

Еще бы!

– Да… появились…

Несколько секунд он думал, стоит ли ему рассказывать про некоторые подробности, а потом заговорил – быстро, с каждой секундой погружаясь в сообщаемое:

– Стена… ну, которая вокруг бизнес-центра. Я видел, как она раскрывается. Вот так, – он сделал жест руками, – внутрь. Как будто что-то вламывается снаружи. Во сне. Я во сне это видел, на самом деле этого не было. Я видел монстра в городе. Я не хожу в город, это опасно. Но я ехал на лифте и видел монстра. Мне показалось, что я его видел. Ну, не то, что это какой-то глюк. Но я подумал: этот город как-то не так выглядит. Как будто там кто-то есть. Это я для себя так сказал – монстр. Там реально не было монстров. Это было в тот день, когда мне приснилось, как стена раскрывается. Мне кажется, за стеной что-то есть. В городе что-то есть. Привезли труп из города. Когда я видел как стена раскрывается. Вечером. То есть, вечером привезли труп, а до этого ночью я видел сон, как раскрывается стена. И еще в этот день я мне показалось, что в городе что-то не так. Когда поднимался на лифте. Когда там ехала… ну, наша новая сотрудница. Она вышла в первый день на работу…

Он замолчал.

Психоаналитик молча кивнул:

– Я вас понял… Какое значение вы придаете этим вещам?

«Какое значение вы предаете…» Зачем психоаналитики так говорят? Делают непонятные фразы из простых русских слов!

– Как это – какое значение?

– Ну, например: это странно, но не опасно; это меня беспокоит; это опасно. Выберите вариант.

– Странно, опасно и?..

– Странно, но не опасно. Это меня беспокоит. Это опасно.

– Это меня очень беспокоит. Я боюсь, что это опасно.

Аналитик кивнул:

– Я вас понял… Во-первых, я хочу вас успокоить. Вам кажется, что с вами происходит что-то необычное, даже пугающее?

– Я… необычное… такого никогда не было. Я не то, чтобы пугаюсь. Я…

Он замолчал.

Аналитик изобразил улыбку:

– А на самом деле все это обычно. Самое главное: вы должны понять, что с вами происходит то же самое, что и с другими. Вы можете с этим согласится?

– Что я такой же, как другие?

– Что то, что с вами сейчас происходит, бывает с другими?

– Ну… наверное. А что – это действительно со всеми бывает?

Аналитик кивнул:

– С очень и очень многими. И все они – нормальные люди… Давайте разберем все три составляющие вашего состояния по очереди. Вы согласны?

– Согласен.

– Итак… Потеря интереса к традиционным развлечениям – это следствие. Причин две. Это повышенная значимость другого человека, и фобия вторжения. Эти причины создают беспокойство. Беспокойство мешает получать удовольствие из традиционных источников… Скажите: вы считаете, что эта ваша новая сотрудница – в чем-то особенная?

– Ну… да.

– Чем именно?

Опять начинается! Вопросы, вопросы… хрен знает, как на них отвечать! От таких вопросов крыша поедет, даже если была в норме… Конечно, она особенная. А вот чем…

– Ну… я не знаю. Она не как все.

– Вы можете назвать какие-нибудь отличия ее от других?

Отличия от других? Какие? Рост, вес и размер груди? Этим все отличаются друг от друга.

– Она как-то по-особенному выглядит.

– Чем? Какими чертами?

Какой смысл спрашивать одно и то же?

– Или давайте так: у нее есть какие-то особенные черты внешности?

Особенные черты? Нет. Вот у секретаря директора по связям с общественностью – особенные черты. Она высокая блондинка и грудь еще та… не настоящая, наверное, потому что слишком большая. А у других какие особенные черты? У все какие-то есть, но не такие, как у Рэбит. Не особенные.

– Нет… То есть, не то что какие-то черты там особенные. Но я просто когда ее вижу, то чувствую…

Тяжело это – вот так напрягаться, отвечая на такие вопросы! Опять голова заболела. Надо об этом сказать.

– У меня голова заболела.

Психоаналитик покивал:

– Тогда закончим с этим… Собственно, я вас понял. У вас создалось ощущение, что эта ваша новая сотрудница обладает какими-то особыми качествами. Но как видите, никаких особенных качеств у нее нет. Даже вы сами не можете их назвать… Скажите – когда вы смотрите на нее, то ощущаете желание заняться сексом?

Сексом? С ней? Он как-то об этом не думал… Да, точно – не думал. Странно, конечно. Нет, точно не думал.

– Нет…

– А с другими девушками – когда вы на них смотрите?..

С другими – конечно! Он что, не нормальный чувак?

– С другими – да.

– Часто? С каким примерно процентом девушек, которых вы видите, вы занялись бы сексом?

– Ну… со всеми, наверное.

– Среди них были особенные?

Опять эти особенные! Особенные, особенные… что это значит? Все-таки тяжело бывать у психоаналитика. Помогает, но – тяжело.

– Нет. Ну они, конечно, не все одинаковые. Но в этом смысле… в смысле секса особенными… нет, таких не было.

Особенными в смысле секса! Вот сказал! Конечно, всем хочется типа сиськи побольше, ну и блондинку. Но это уже, типа, придирки. Секс он и есть секс. Главное, чтобы он был. А блондинки все равно почти все крашеные. А сиськи почти все сделанные. Разводит какие-то неважные тонкости…

Психоаналитик кивнул с видом удовлетворения от найденной истины:

– Вот видите… Видите сами, какая получается бессмыслица? С одними девушками вы хотите заняться сексом. Но вы не считаете этих девушек особенными. А с одной не хотите, но считаете. Согласитесь, это не может иметь какие-то реальные основания. Это бессмысленно. Вы согласны?

– С чем?

– Что не хотеть заниматься сексом с самой лучшей девушкой, а с другими хотеть – это бессмысленно?

Хомяк отрицательно покачал головой:

– Да нет. Я, наверное, не так выразился. Я не против заняться с ней сексом. Но не так, как… ну, как в клубах бывает… захотели и занялись. Просто так. А потом разошлись, и как будто ничего не было. Я…

Почему от психоаналитика у него разбаливается голова?

Психоаналитик повторил его жест:

– Не ищите ответ. Ответа не существует. Вы сами только что видели, что стали жертвой иррациональной мотивации, не имеющей под собой никакой реальной причины. У этой мотивации есть объяснение. И оно совершенно обычное. Такое же, как у всех остальных людей…

Он сделал короткую паузу, потом продолжал:

– Дело в том, что человек унаследовал от своих биологических предков некоторые черты, которые были нужны в дикой природе. Эти черты идут от инстинктов. А общество развивалось медленно, и эти черты долгое время оставались вне критической оценки. И надо особо сказать, что пока люди подчинялись инстинктам, общество оставалось несовершенным, а люди – несчастными. Но современное общество совсем не такое. Оно построено на научной основе. Его цель – все для блага человека. И для этого блага надо было освободить человека от того животного наследия, которое диктовало ему иррациональное поведение, вроде того, что мы сейчас обсуждаем… Скажите – что вам нравится в современном обществе, в вашей жизни?

А вот на это он ответит легко! Правда, эту фразу придумал не он. Ее придумал Тушкан. Тушкан все придумывает… Он почему-то усмехнулся, когда придумал и сказал. Но сказал правильно. А усмехнулся… кто его знает, чему он усмехается? Его иногда не поймешь. А спрашивать про все подряд неудобно. А сказал хорошо. Сразу запомнилось.

– Прикольно, ненапряжно, секс!

Психоаналитик несколько секунд смотрел на него, а потом лицо его просияло:

– Хорошо сказано! Прикольно, ненапряжно, секс! Замечательно! А теперь скажите – ваша новая сотрудница вписывается в эту действительно очень привлекательную смысловую и целевую концепцию?

В какую еще концепцию? То есть – бывает ли с ней прикольно и ненапряжно?

– Нет. Но…

Психоаналитик кивнул; он выглядел очень довольным:

– Именно так – именно так! – и работают иррациональные черты в человеке! Скажите сами: ваша новая сотрудница может помочь вам реализовать этот идеал? Прикольно, ненапряжно, секс? Ведь нет?

– Нет…

– А может она гарантировать вам душевное спокойствие, которое у вас было, когда вы смотрели хорошие фильмы, играли в увлекательные игры… – психоаналитик хотел, кажется, сказать что-то еще, но замолчал с видом человека, забывшего, что именно.

– Нет.

– Может беспокойство быть лучше отличного настроения, уверенности в счастливом завтрашнем дне?

– Нет…

– Может ли вам быть нужна девушка, которая разрушает вашу счастливую жизнь?

– Нет…

Психоаналитик, с лучезарной улыбкой, откинулся на спинку кресла:

– Отлично. Вы дали правильный ответ, и начали возвращение в спокойную, счастливую жизнь… Теперь давайте займемся монстрами за стеной. Согласны?

– Согласен.

Психоаналитик убрал довольную улыбку.

– К сожалению, ваш монстр за стеной – тоже дело совершенно обычное. Я много раз слышал похожие вещи.

– Да?

– Да. Потому что… Вы часто смотрите новости?

– Я каждый день слушаю ленту.

– Вы помните, что там?

– Ну, войны… кризисы всякие…

– Вот именно. Войны и кризисы. В вашей жизни ни войн, ни кризисов нет. Но мозг подсознательно может воспринимать информацию, как реальность. Происходит так называемое информационное вторжение. Подсознательное ощущение опасности подает сигналы о себе. Вы могли получить такой сигнал в виде сна. В виде каких-то образов, которые ваше воображение подбрасывает вам как будто ни с того, ни с сего. Вроде ваших монстров за стеной. Такие эффекты особенно проявляются там, где опасная реальность находится близко. Даже если вы надежно защищены от нее.

Он замолчал.

Успокоил!

– И что мне делать? Меня теперь эти монстры всегда доставать будут?

– Это зависит от того, насколько вы впечатлительный человек. У некоторых все проходит, когда они осознают, что ощущение опасности – мнимое. Ведь на самом деле здесь безопасно. Офисный центр хорошо охраняется. Но бывает, что человеку нужно уехать на время туда, где опасности нет вообще. В отпуск, в Россию. А иногда бывает и так, что нужно уехать совсем.

Уехать? В отпуск?

А Рэбит?

– Я не хочу ехать в отпуск сейчас.

Психоаналитик отрицательно качнул головой:

– Да нет, сейчас вам это не обязательно. Поскольку мы проработали первую проблему – с завышением значимости вашей новой сотрудницы – я надеюсь, что вы сможете вернуться к нормальной жизни… к играм, фильмам… – он снова замолчал на несколько секунд, словно внезапно забыл, что хотел сказать еще, – и это поможет вам не фиксироваться на опасностях, которых реально не существует… Давайте договоримся так: вы придете ко мне через пару недель. Тогда и посмотрим.

Широко улыбнулся и развел руками – жестом, показывающим, что предлагает завершить разговор.

Валим отсюда. Все-таки, тяжело это. Отвечать на вопросы и все такое.

Психоаналитик улыбнулся еще шире:

– Живите легко, свободно и счастливо! Помните: прикольно, ненапряжно, секс!

Да разве он против? Если бы не эти монстры… и если бы не Рэбит…

– Прикольно, ненапряжно, секс! Вы не возражаете, если я поделюсь этой фразой с другими моими посетителями?

Делись. Ему-то что?

– Не против.

Психоаналитик все улыбался:

– Прикольно, ненапряжно, секс! Конец истории будет выглядеть именно так!..

Глава 4

Когда Хомяк ненадолго покинул комнату, Тушкан сказал:

– Поедем сегодня вечером в клуб.

Рэбит с некоторым удивлением подняла на него глаза:

– Поедем? То есть – этот клуб не в Форейн Сити?

– Этот клуб в городе.

Рэбит хмыкнула, изображая недоверие и сомнение – впрочем, не только наигранные:

– Ты же сам говорил, что за стеной много проблем.

– Не везде. В любом неблагополучном городе есть благополучные районы. Должны же где-то жить местные благополучные люди! Клуб в таком районе. В него ездят такие люди.

Она растерялась.

Что делать?

Конечно, она хочет поехать с ним. Но он целую неделю демонстрировал ей только ровное, доброжелательное, едва уловимое внимание. У нее создалось впечатление, что он присматривается к ней. Наблюдает. Внимательно слушает… Но не делает никаких явных шагов. Хотя он производит явное впечатление человека, который все время придумывает и делает новые шаги! Она видела, что понравилась ему. Но она не могла понять – будет он что-то предпринимать, или нет? Может, у него здесь куча телок. И еще одна не нужна. Может, он всегда реагирует на в принципе подходящих телок таким вот едва уловимым вниманием. Которое позволяет перейти к чему угодно, но ни к чему не обязывает…

Проявлять инициативу ей категорически не хотелось.

Тот, кто ей нужен, должен сделать все сам. Просто взять то, что ему принадлежит.

То, что она для него уже приготовила…

Несколько секунд он ждал.

Потом улыбнулся:

– У меня есть еще одно предложение. Давай считать, что три раза ты уже отказалась, а я все равно настаиваю. На три отказа нет времени. В любую минуту может вернуться Хомяк. Он явно неравнодушен к тебе. И твое согласие может травмировать его психику. Он и так ходит к аналитику каждый месяц – видно, ему тут не слишком комфортно.

Этого она не ожидала. Так прямо… Конечно, он знает эти дурацкие игры в отказы. Но обычно их обходят негласно, делая вид, что поддерживают эту игру. Он хочет, чтобы она открыто капитулировала? Или… или это не предложение открытой капитуляции, а прямо противоположное – предложение встать над всеми играми, рядом с ним, на равных? То, чего не выиграешь ни в какую игру?

Давай просто обозначим сейчас: это место рядом с ним – мое! А потом, может быть, еще поиграем. Однажды снятая маска уже не обманет – но по-прежнему может развлечь.

– Хорошо. Поехали. Но хочу сказать, что тебе повезло. Я могла бы испугаться предложенного тобой социально-психологического стриптиза, и надолго отодвинуться. И пришлось бы тебе уговаривать меня не пять минут, а неделю. Что, если бы я отказалась?

Тушкан пожал плечами:

– Зачем? Все, чем тут можно развлечься, ты уже видела. И много раз видела раньше в Москве. Ты снова получила то, от чего и сбежала.

– Ты уверен, что я от чего-то сбежала?

– Мне так показалось. Ты сказала, что приехали сюда ради хорошей строчки в личном деле. Но еще я услышал и увидел много такого, что позволяет предположить – тебе не нравилось то, что у тебя было. И еще – что ты что-то ищешь.

– Ищу? Что?

Тушкан пожал плечами:

– Не могу сказать сразу. Возможно – ты пока тоже не можешь. Но… человек – естественное существо. Он фиг знает сколько миллионов лет жил в совершенно иной среде, чем та, где сейчас живем мы. Наша жизнь искусственно сконструирована. Да – сконструирована очень качественно. Все, что мы знаем с детства – в ней у нас есть. Но мы знаем только то, о чем нам сказали родители, воспитатели и учителя. А они сказали только о том, что есть в ожидающей нас жизни. Эта циклическая ссылка делает множество людей совершенно счастливыми. Но наше подсознание знает что-то еще…

Он замолчал.

– Что?

– Что-то такое, что психоаналитики, которые занимаются нашей тонкой, ранимой и требующей неустанной заботы психикой, называют темной стороной, инфернальностью, животными инстинктами и так далее. И стараются не анализировать это. О чем не говорят – того нет… Но они знают – ибо это не тайна, и чтобы ее узнать, надо просто читать книги – что человек по-прежнему то древнее существо, которое работает по программе инстинктов. Они знают, что все наши удовольствия – это награда от инстинктов за то, что мы выполняем их требования. Просто иногда инстинкты можно и обмануть. Та сказать, делать все с презервативом: кайф есть, последствий нет…

Неожиданная мысль вдруг пришла ей в голову. Нет, конечно – это только совершенно случайная мысль. Или совершенно случайных мыслей у людей не бывает?

Она усмехнулась:

– Первобытный способ обмана. Не люблю презервативы.

Он кивнул, но не улыбнулся в ответ.

– Так вот: иногда можно обмануть инстинкты, и взять кайф, а то, за что он дается – не сделать. Но не всегда… Для чего женщины продолжают заводить детей, если вместо алиментов, которые дискриминировали бывших жен небогатых чуваков, платится пособие из госфонда, всем одинаково, и нет никакой возможности заработать на ребенке богатого лоха?

Она пожала плечами:

– Наверное, именно потому, что человек на самом деле – все то же древнее существо с древними программами. А не искусственный клон из прикольно-ненапряжно-секс. И если уж в нем включилась серьезная инстинктивная программа – он напряжется, но выполнит ее.

Тушкан кивнул:

– Вот именно. Если серьезная – напряжется, но выполнит. И никакие игрушки ее не заменят… Сможете прийти в восемь в гараж, двадцать второе парковочное место?

В гараж?

Честно говоря – она ожидала, что он за ней зайдет.

А впрочем – так лучше. Такие, как Тушкан, за телками не бегают. Кто бегает – ей давно не нужны. К тому, кто нужен, приятно прийти самой. Если не домой, так хоть на парковку.

– Смогу. Но почему в гараже? Не в фойе, например?

– В фойе вечно кто-то сидит. А я предпочитаю не афишировать личную жизнь – ни свою, ни тех, кто любезно ее со мной разделяет.

Интересно…

Не интересно. То есть, очень интересно, конечно. Но спрашивать она не будет. Она сняла маску, и показала: я претендую на то, чтобы быть на твоем уровне. Теперь маску можно снова надеть. И разыграть безразличие. Типа, плевать она хотела на его тонкие и сложные обстоятельства.

Не лишать же себя всего того кайфа, что эти дурацкие игры дают!

На двадцать втором парковочном месте стоял мотоцикл.

Настоящий мотоцикл. Она никогда не интересовалась в мотоциклами. Ездила пару раз пассажиром когда-то в студенческом детстве, и только. Но отличить мотоцикл от мопеда, конечно, могла. А в этом городе она не видела мотоциклов – только мопеды. Настоящий мотоцикл показался очень большим, серьезным и немного страшным. Страшным – но классным. Потому что приятно, когда у тебя что-то серьезней и больше, чем у других.

– Добрый вечер, леди, – Тушкан улыбался; видно, ситуация весьма развлекала его.

Она хмыкнула, изобразив очень легкое возмущение:

– Ты не сказал, что мы поедем на мотоцикле, чтобы выкатывать проблемки постепенно, по мере моего согласия с предыдущими?

Тушкан кивнул:

– Да – с одной стороны. С другой – юные леди, привыкшие получать от жизни приятные сюрпризы, обычно относятся к сюрпризам положительно.

Она еще хмыкнула, посмотрела на лежащий в сетке на багажнике шлем – второй висел на руле:

– Мне это надеть?

– Желательно. В городе нет полицейских на мотоциклах. Гоняться за нами некому. И почти нет улиц, по которым хотелось бы с кем-то гоняться – асфальт слишком плохой. В любом случае, несколько баксов решат проблему – тут живут небогато. Но разумные девушки не ездят без шлемов.

Она взяла шлем из сетки, и осторожно надела.

Посмотрела в зеркальце на руле – как это выглядит?

– Шлем украшает леди, – сказал Тушкан, – особенно, есть есть, что украшать.

Издавать тот же звук в третий раз ей не хотелось, и она молча пожала плечами.

– Я застегну, – сказал Тушкан.

Она повернулась к нему.

– Подбородок чуть вверх… вот так… очень хорошо… Очень…

Он оказался совсем рядом с ней, его руки – совсем рядом с ее лицом. С ее губами… Его замедляющийся к финалу фразы голос, говорящий про «очень хорошо», так и остался звучать в ее восприятии. И тогда она почувствовала: появилась теплая волна изнутри, и стала куда-то сносить.

Тушкан не спешил.

Это было и хорошо, и плохо.

Хорошо потому, что позволяло держаться за багажник. При большей скорости – думала она – ей пришлось бы последовать совету Тушкана, и держаться за него. А такое тесное соседство не отвечало текущему этапу игры.

Плохо – потому, что скорость не защищала от города.

Она смотрела вокруг и вспоминала, как летела с аэропорта на джипе, и от скорости казалось – да, это хреново, но не совсем настоящее. Не в ее мире. Город оставался картинкой из видео по Теории современной войны.

Неспешный байкинг создавал обратный эффект. Город оказался реальным. И эта реальность окружала со всех сторон.

Давно стемнело, и классический местный пейзаж стал полосами и пятнами света, вырванными из кромешной тьмы фонарями, вывесками и окнами.

Впрочем, картинка из Теории современной войны продолжалась недолго. Вскоре дома стали сначала почти, а потом и совсем настоящими. Мусор и запах исчезли.

Потом дома на одной стороне улицы кончились, уступив место деревьям. Среди деревьев вскоре обнаружился поворот, и они свернули туда. За поворотом тоже была улица, но совершенно другая. Ни тротуаров, ни домов. Одни заборы, за которыми, подсвечивая деревья, то и дело виднелся рассеянный свет.

И – шлагбаум при въезде. И – будка с темным стеклом возле него.

Тушкан остановился перед шлагбаумом, стянул перчатку, вытащил из кармана карточку вроде банковской и приложил к столбику перед будкой.

Шлагбаум поднялся.

Улица с частными домами, что стояли за заборами в глубине немаленьких участков, с пальмами и газонами, тянулась с полкилометра. Потом Тушкан попетлял по похожим улицам, и выехал к еще одному шлагбауму – преодоленному той же карточкой – с такими же будкой и столбиком. За шлагбаумом короткая дорога вела на площадку, заставленную машинами. Только не такими, как в остальном городе. Нормальными машинами. Как в Москве, например. За площадкой светилось широкими окнами одноэтажное здание в местном стиле, с высокой крышей, имитирующей соломенную кровлю местного деревенского дома.

Тушкан заехал на стоянку, и остановился.

– Прибыли, леди. Позвольте помочь вам снять шлем…

Она не верила своим глазам.

Какая на фиг Центральная Африка!

Это Москва, Лондон или Нью-Йорк!

Клуб сиял самой модной подсветкой, самыми понтовыми отделочными материалами и абсолютной чистотой. Пахло ненавязчивой экзотикой, вроде дорогого парфюма. Все остальное было так же, как во всех виденных ею приличных клубах. Только чернокожие посетители преобладали над остальными. Но кроме цвета кожи, они ничем не отличались от остальных.

Фрагментарно освещенное помещение делилось на две части: повыше – со столиками, пониже – с танцполом. Для того, чтобы сидящие за столиками могли созерцать веселящихся внизу, словно это некое шоу?

Тушкан плюхнулся на стул за свободный столик на краю танцпола; свободных столиков было много, народ в основном стекал вниз.

Тотчас рядом возник человек в белом.

Тушкан что-то сказал ему; Рэбит не расслышала, что именно – мешала музыка.

– Что он должен принести? – спросила она, наклонившись к Тушкану.

– Местный фирменный коктейль. Он слабый, но вкусный. Леди должно понравится.

– Быстро он подошел.

– Здесь ко всем быстро подходят. Если у тебя есть карточка от ворот – к тебе надо подходить быстро.

И тотчас, подтверждая эту нехитрую мысль, перед ними явилось два стакана.

А еще – массивная, очень дорогая с виду пепельница темного камня, зажигалка и длинная сигарета на краю пепельницы.

Рэбит посмотрела на Тушкана; вполне очевидное подозрение отразилось в ее голосе:

– Что это?

– Трава. Для тебя. Я не курю. Вообще ничего.

– Трава? Здесь это можно?

Тушкан пожал плечами:

– В этой стране – нельзя. За этим шлагбаумом – можно. Здесь, как и в бандитских районах, никогда не бывает полиции. Не ее территория. Здесь своя охрана. И свои дела.

Несколько секунд она переваривала эту несколько неожиданную информацию.

– А… что будет, если я покурю? Я никогда не курила такого…

– Почти ничего. Здесь очень маленькая доза. И вторую не принесут. И еще я надеюсь, что второй у тебя никогда и не будет.

– Почему?

– Потому, что надо учить свой пока еще здоровый организм выдавать столько естественных наркотиков, сколько тебе хочется. Вся эта хрень, – он кивнул нас сигарету, – в основе своей то же самое, что выделяется у любого нормального человека. Поэтому нормальные не ширяются. Попробуй. Полагаю, ты со мной согласишься.

Потом потекло какое-то странное время, которое она не могла точно вспомнить.

Они сидели и молчали. Пили коктейль. Она не спеша курила. Пару раз она забывала о сигарете, и та тухла. Потому что – и верно – ничего особенного в сигарете не оказалось. Самое интересное было в другом.

В ней самой. Что-то такое, что началось еще на стоянке в бизнес-центре, когда Тушкан застегивал на ней шлем. Что-то плавно всплывало из каких-то глубин, и она думала, что ощущение это знакомо ей – но не по реальности, а по мечтам. Словно оттуда, из глубины, явилось невиданное ею существо – и когда оно обернулось, она увидела собственное лицо.

И еще этому ощущению очень помогала музыка. Музыки такой не слыхала она никогда.

Ни одной известной, модной в клубах композиции.

Наверное, это и музыкой нельзя было назвать. Потому, что отсутствовала мелодия. Несколько барабанов – невидимых, но ощутимо живых, нефонограммных – создавали ритм. Этот ритм сочетался с колебаниями света. Но не ярко-раздражающе-утомительными – здесь вообще не было ничего слишком яркого – а едва заметными. Двойной ритм: быстрый и медленный. Не слишком быстрый и не слишком медленный. Но все же они позволяли чувствовать разное. В конце концов ей стало казаться, что этот ритм появился и внутри нее. Двойной – одновременно. И быстрый оказался быстрее, чем тот, что был у нее, когда она сюда вошла. Она одновременно и разгонялась, и плавно уплывала куда-то.

И конечно, дело было в человеке, рядом с которым она находилась.

Тушкан пребывал в спокойной позе, откинувшись на спинку стула. Но не развалившись, а так, что его спокойствие сочеталось с собранностью – точно он готов в любой момент сделать любое движение. Она так и чувствовала: это спокойствие – готовность к движению; оно для того и нужно, чтобы движение – неосознанное, непридуманное – вышло быстрым, не тормозимым размышлениями. Чувствовала и думала: я никогда не ощущала так присутствие другого человека рядом с собой…

Она в очередной раз посмотрела на танцпол, и тогда совершенно явственное желание появилось вдруг у нее, и она сказала то, чем удобнее всего было выразить это желание сейчас:

– Я хочу танцевать.

И в упор посмотрела на него.

Он чуть обернулся к ней:

– Иди. Я посмотрю.

Она удивилась. Ей казалось, что он должен хорошо танцевать. У него были такие движения – неспешные, свободные, безо всякого напряжения. Такие движения не натренируешь в спортзале. Они идут из того, что в голове. Она удивилась когда – еще в офисе – поняла, как именно он двигается; она очень редко видела, чтобы человек двигался так; может быть – вообще никогда. Она думала: эти движения отражают полную внутреннюю свободу и уверенность. Какое-то знание, которое и позволяет быть внутренне свободным. Совершенно свободным и совершенно уверенным в истинах, недоступных почти никому. И – очень важно – лишенным малейшего конфликта с собой, словно все вопросы давно решены и все ответы получены.

– Ты не хочешь? Почему?

Он чуть улыбнулся:

– Я хочу посмотреть на тебя. Я ожидаю получить немаленькое удовольствие глядя, как ты танцуешь. И еще я думаю, ты кое-что сможешь мне рассказать. Я хочу посмотреть, как ты это сделаешь.