Читать книгу: «Республика Анампоху. Байки-Бабайки об Афгане», страница 3

Глава 4

«Чекистки», Клава, подрыв, запуск ракеты.

В Афганистан по контракту женщины ехали по разным причинам, кто заработать, кто найти мужа, а кто-то, чтобы убежать от дикого одиночества, и все они такие разные, молодые и в возрасте, красивые и не очень, были востребованы там. Как известно мужчина без женщины, это… это? Нет у меня таких слов, что бы это выразить. Десятки тысяч мужчин в Афгане каждый вечер засыпали с мыслью о женщине, половой вопрос стоял остро, во всех смыслах этого слова. Как выражался мой дружок балагур и циник прапорщик Лейкин «Как подумаю о Маринке, сердце сильно бьет в ширинке». Женщины Афгана – это песня, горькая, сладкая, веселая, печальная, но всегда манящая.

Есть такой анекдот:

«Змей Горыныч пришел к Бабе Яге. Смотрит, та вещи упаковывает. —

– Ты куда старая собралась?

– В Афганистан

– Кому ты там такая старая нужна?

– Это я здесь – Баба Яга, а там Василисой Прекрасной буду»

У нас в полку было около тридцати женщин от двадцати до сорока лет. Они работали официантками, уборщицами, машинистками, поварами. Но где есть женщина, там обязательно живут любовь, ненависть, дружба и другие чувства, так присущие нашему обществу. Женщина – в этом слове все, и любовь и коварство и секс. Мужчина, если бы и смог понять, что думает женщина, все равно не поверил бы. Женщина готова на всё ради любви, даже заниматься любовью. Мужчина готов на всё ради занятия любовью, даже любить.

Я не могу, да и не вправе обсуждать жизнь женщин, которые побывали в Афгане, потому что я очень хорошо знаю, сколько сил, слез и бессонных ночей отдавали раненым солдатам наши женщины-медработники в госпиталях, порой прямо на операции, отдающих свою кровь раненным. Сколькими болезнями заразились девчонки, ухаживающие за бойцами в кабульском инфекционном госпитале, а заразы там хватало всякой: тиф, гепатит, холера. Я не знаю, сколько судеб навсегда свел Афган вместе – это сотни историй. Все это было.

Но, наряду с этим, было и другое – почти легализованная проституция. Женщин, занимающихся этим, в полках называли «чекистки». Слово «чекистки» они получили не потому, что работали на КГБ, просто они за свои услуги брали «чеками». Многие из них также приторговывали водкой. Таких у нас в полку хватало, многие из них крутили романы не только с офицерами и прапорами, или с солдатами, но еще кое с кем, об этом вы узнаете чуть дальше.

Цена «афганской любви» варьировалась от сорока до пятидесяти чеков – практически цена бутылки водки, ни кто не гнушался брать подарками и трофеями. Многие из них продлевали сроки контракта с двух до трех лет, умудряясь к концу срока прихватить какого-нибудь молодого летеху, поженить на себе и потом, уехав домой, еще два года жить за его счет и каждый месяц «доить» его на бабки. Об этом не хочется говорить, но это тоже было.

Мы с женщинами жили, помогая, друг другу, поэтому особых разборок между нами не было. Так как они редко выезжали в Кабул, то иногда просили кое-что купить им там по мелочи, иногда просили привезти водки. Под словом «они» я имел ввиду всех женщин полка, потому что ни когда не делил их на хороших и плохих, каждый из нас выбирал свой крест. Правда, и среди них попадались такие стервы, что приходилось принимать срочные меры. Вот одна из таких историй.

В полк приехала новая кастелянша, звали ее Клава.

Прибыла она из какого-то зачуханного Мухосранска, была худой, понтовой и страшной, как смерть комиссара от рук белогвардейцев, но быстро спелась с зампотылом и Индюком и стучала сука на всех, как аппарат Морзе. До того она нас всех достала, что мы решили ее проучить. Долго ломали голову и никак не могли ничего придумать, ведь не стрелять же в нее.

Нам помог случай. Клавка подхватила дизентерию, которой переболел практически каждый третий в Афгане. С дизентерией никого в госпиталь не клали: просто давали таблетки. Дизентерия – штука коварная, если прижмет, можно было не добежать до сортира, а уж если присел, то встать невозможно, из тебя прут ниагары жидкости, кажется вот чуть-чуть и гланды вылетят из задницы. Главное в Афгане вовремя мыть руки с мылом и все будет нормально. Как говорили афганские врачи «Чище руки – тверже кал!».

Что такое афганский сортир в воинской части? Подобрать какое-то одно слово я не могу, но для тех, кто был в Афгане особая память. В лучшем случае, это железный контейнер, разделенный перегородкой на меньшее женское отделение и большее мужское, с проделанными в нем очками. Под ним – общая выгребная яма, которую периодически откачивают. Вонь страшная, но это еще не беда. Главная беда – это мириады мух, обитающих там. Они лезут в глаза, нос и рот, толстым слоем покрывают все ваше тело, причем они не слезают с вас пока их не собьешь. Обычно в сортир ходят со свернутой газетой или журналом. И если бы незнающий человек зашел в полковой сортир, то он увидел бы такую картину: сидящие на очках с голыми задницами мужики, как сумасшедшие, машут газетами, отгоняя мух. Создается впечатление, что это какие-то диковинные военные камуфлированные вертолеты с голыми жопами, и они вот-вот взлетят. Так что процесс срачки в Афганистане был довольно трудоемким и требующим значительных физических усилий. Меня всегда радовали различные изречения, которыми были расписаны стены полковых сортиров. Ну, скажите, разве это не прелесть:

 
Сколько ты убьешь здесь мухов
Столько сдохнет в мире «духов»
 

А это?

 
Превратим мы наш сортир
В уголок борьбы за мир
Пусть от страха срут в штаны
Поджигатели войны
 

Или,

 
Пришел в сортир, но срать не стану,
Дайте мир Афганистану!
 

Врубаетесь? Тут чувствуется хорошая воспитательно – политическая работа полкового замполита.

Летом смрад в сортире стоял необычайный, побыл там пять минут и полдня от тебя несет, поэтому мы по возможности ходили по нужде в предгорья, взяв с собой палку, чтобы отгонять в процессе всякую гадость в виде скорпионов и змей.

Мы, а это я, Санек, Боря и Миха сидели в курилке возле модуля и лениво наблюдали, как с периодичностью в десять-пятнадцать минут Клавка со скоростью спринтера бегает в сортир, видно, подхватила дизентерию.

– У, сучара обосранная, взорвать ее что ли? – буркнул Миха.

– Пацаны, видели: вчера, она от Индюка выходила. Трахает он ее что ли?

– Кто же такую трахать будет, на нее даже у Индюка не встанет. Опять настучала, наверное, на кого – то.

И тут мою голову прорезала светлая мысль:

– Ее взрывать не надо, а вот говно в сортире подорвать можно.

При этих словах всем нам сразу пришло одно имя – «Партизан». Круче него эту работу не мог сделать никто. Не помню, как звали этого контрактника с Белоруссии, но у него была кликуха «Партизан». Целыми днями он шатался по полку с карманами, набитыми бикфордовым шнуром, запалами, трассирующими патронами и прочей взрывной ерундой. Уходя за территорию полка, ближе к горам, или на стрельбище, вечно что-то подрывал, в основном тренируясь на уже бесполезной, подорванной, валяющийся на свалке полковой технике. Видно его будоражили гены его дедушки белорусского партизана.

Вечером, позвав «Партизана», мы обсудили план теракта. Задача была непростая: заложить безоболочное взрывное устройство в сортире, а конкретно в говно, причем, рассчитать так, чтобы сила взрыва была небольшая, но сам взрыв был направленным.

«Партизан» загорелся

– Вот это работа, нужно только пару дней чтобы сделать предварительные взрывы.

– Ты давай только не тяни, пока у Клавы срачка эффект будет лучше, – сказал Миха.

От женского модуля до сортира было примерно метров сто. «Партизан» просчитал по секундам, примерно с какой скоростью движется Клава к сортиру, и принялся мастерить устройство. Опробовав первый вариант в луже с густой грязью за территорией полка, он внес коррективы, и взрывное устройство было закончено.

На следующий день мы сидели в курилке, а «Партизан» спрятался за сортиром. Через некоторое время из модуля выскочила Клава и быстрым шагом пошла в его сторону. Я поднял руку – это был сигнал. Партизан буквально на секунду скрылся за сортиром, а потом, обежав ангар и модуль, присоединился к нам. С момента, как Клава зашла в сортир, прошло секунд сорок. И тут нам вообще несказанно повезло. В нашу сторону двигался заместитель полка по тылу Василий Григорьевич Оберемченко, – это было нашим алиби. Не успел он подойти к нам, как в сортире раздался какой-то булькающий глухой звук, небольшой взрыв, вылетел рой мух, и с одной стороны выскочила с голой задницей, пытаясь надеть джинсы Клавдия, а с другой – также с голой задницей какой-то прапорюга. Причем, оба были забрызганы говном с ног до головы. Кое-как натянув джинсы, Клава, дико воя ринулась к себе в модуль. Прапор же с ошалевшими глазами и голой жопой стоял и не мог двинуться с места. Как мы хохотали, до кликов, до икоты. Зрелище было такое, что даже Василий Григорьевич ржал, держась за свой большой живот, приговаривая

– Ну, сучьи дети, что удумали, ну сучьи дети, ухохотали.

В общем, как в той поговорке: «Кто служил в армии – в цирке не смеется».

Эта весть разнеслась по полку мгновенно, причем, ее рассказывали в таких подробностях, каких и не было. Через час, нас по одному стали вызывать к Индюку. Но как он не усирался, у нас было алиби в лице зампотыла, а стукнуть на нас никто не мог: ведь мы только впятером знали об этом. С тех пор Клавдия стала тише воды, ниже травы, то ли она испугалась, что мы ее подорвем по-настоящему, то ли еще чего, но в сортир она больше не ходила. А так как жила в кладовой одна, справляла нужду в ведро, которое затем выносила. Вскоре она уехала в отпуск и, прервав контракт, в часть не вернулась.

Кстати, с «Партизаном» связана еще одна веселая история. Как я и писал выше Партизан просто шизел от всего, что взрывается, стреляет и горит. Как-то наш полк притащил с операции восемь «духовских» РСов (реактивных снарядов). Они валялись, где то на складе, откуда один из них Партизан потихоньку реквизировал. Искать его ни кто не стал,: подумаешь невидаль какая РС, и это дело само собой замялось.

Примерно недельки через три «Партизан» позвал нас посмотреть на пуск РСа.

Мы, ведомые «Партизаном» вышли за пределы полка углубились в предгорья и примерно через пару километров вышли к предполагаемому пуску ракеты. Честно говоря, я не силен в модификациях этих ракет, но знаю, что они бывают зажигательные и осколочные, нам иногда доставалось от «духов», и такие штучки к нам в полк залетали. Осколочными и зажигательные РСы представляли собой снаряд, длинной метра полтора и диаметром сантиметров двадцать с приваренным к корпусу стабилизатором. В самом же корпусе насверлены куча дырок, из которых при падении бьют фонтаны огненного вещества, поджигая все вокруг. Вот одну – то из таких ракет и спер в полку Партизан. Вообще-то все эти ракеты наше изобретенье, в смысле советских конструкторов, но клепают их в Китае и Египте, а потом разными путями доставляют в Афган. Говорили, что еще бывают и химические РСы, я, правда, ни разу не видел, но солдатиков периодически тренировали одевать противогазы. Своеобразно шутил по этому поводу любитель армейских афоризмов, незабвенный подполковник Оберемченко

– По, команде «газы» солдат должен одеть противогаз, снять штаны и громко перднуть!

Но давайте вернемся к пуску РСа. Партизан смастерил из двух досок направляющие для ракеты которые стояли на куче камней. Все это устройство было направлено в противоположную от полка сторону гор. От РСа тянулась пара проводов к какому то пусковому устройству собранному Партизаном.

– Ну что запускаем? – спросил он.

– Ты что, надо запускать красиво – вмешался в процесс Санек

– Вот ты как ракету назвал? И кому ты посвящаешь свой запуск?

– Не знаю, – пожал плечами Партизан.

– Ну, ладно, я тебе помогу, – взял инициативу в свои руки Санек. – Ты из какого города?

– Да я из села.

– Ну хорошо, а город есть рядом какой ни будь?

– Бобруйск.

– Значит так, назовем ракету «Бобруйск – 1», согласен?

– Ну давай, – кивнул головой Партизан.

– А кому посвящаем полет? Девушка у тебя есть?

– Есть, Света зовут.

– Ну, вот и хорошо. Итак господа, первый запуск белорусской беспилотной ракеты «Бобруйск – 1» посвященный девушке Светлане, объявляю открытым. Маэстро, ключ на старт!

Мы укрылись за небольшим валуном. Санек начал отчет: «девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, пуск…»

Партизан нажал на какой то переключатель, раздался взрыв, верхний камень, на который упирались доски скатился, доски наклонились, и ракета ушла в сторону.

– Е, мое, ну точно на штаб армии упадет, – с восторгом заорал Санек.

Куда она упала, было уже неважно, главное, что пуск был сделан, и это была вершина профессионализма Партизана. С тех пор мы его уважительно называли «наш Королев».

Так что уважаемые товарищи белорусы вы можете гордиться: ваша страна стала пятой мировой державой, произведшей запуск беспилотной почти баллистической ракеты.

Глава 5

«Мерседес», дубленка, Валерка, залет.

Раз в месяц к нам в часть приезжал автобус «Мерседес», который контрактники заправляли солярой, а так же заполняли стоявших в нем пять двухсотлитровых бочек, таков был приказ командира полка. Кому он принадлежал, мы не знали, но он был с «хадовскими» номерами (ХАД – афганский КГБ). За рулем обычно сидел пожилой афганец, еле – еле говоривший по-русски. После заправки в автобус рассаживались все контрактники с полными сумками товара, и он вез нас до ближайших дуканов, где товар сдавался и закупались необходимые каждому товары, в том числе и водка. Раз в месяц это делали все, даже самые трусливые и ленивые, те, кто месяцами сидел в части и боялся высунуть оттуда нос. На все выделялось обычно не больше получаса, но народ успевал, и все организованно возвращались в часть.

Автобус – это было табу. Командир полка смотрел на это сквозь пальцы, а остальным было наплевать: каждый крутился в Афгане, как мог. И только раз Индюк из вредности пытался противостоять этому. В очередной раз мы, загрузившись в автобус, уже в уме подсчитывали свою выручку, но автобус вдруг остановили возле КПП. Водитель открыл дверь, и в нее вошел Индюк:

– Так, выметайтесь все! Никто никуда не едет!

Народ загудел

– Че за дела, майор. Ты что, нюх потерял? Командир разрешает.

– Я не разрешаю. Всем выйти из автобуса и вернуться в модуль!

Короче говоря: пьяный проспится, а дурак никогда. Чертыхаясь и матерясь, мы, как обосранные, поперлись назад. Народ, возмущаясь, собрался в комнате отдыха, где стоял бильярд и телевизор. Основной удар принял на зампотыл.

– Григорич что за беспредел? Иди, разбирайся с Индюком. Мы заправлять соляру больше не будем. Тонну солярки списывать как будем? На хрен это нам надо, не за хер в тюрьму садится.

Зампотыл ушел к командиру. Мы не знаем, о чем он там с ним разговаривал, только на следующий день автобус все-таки пришел и отвез всех нас в дуканы. С тех пор мы взяли за правило: сначала автобус отвозит нас в дуканы, а потом мы заправляем его соляркой.

Кстати, если на торговлю водкой и сдачу мелкого товара командование смотрело сквозь пальцы, а самым тяжким наказанием была за это высылка назад, в Союз, то бензин и солярка – это было дело хоть и наварное, но подсудное, и срок за него давали реальный. Не обошло это и наш полк. Человек шесть, вместе с корешом Валька – Геной, (это тот чувак, который меня подвозил на кране в часть), за торговлю солярой влетели по крупным срокам, от четырех до восьми лет с выплатой компенсации. Прежде чем что то делать подумай о последствиях. Мы все – как карандаши: каждый рисует свою судьбу. Кто-то ломается, кто-то тупит, а кто-то затачивается и движется вперёд.

Как-то ко мне в кубрик зашла одна «чекистка». Звали ее Ольга. Она «жила» с замполитом полка и потихоньку подрабатывала на сексуальном фронте:

– Леня, помоги, скоро в отпуск собираюсь, хочу дубленку купить.

– А в чем проблема? Вон в дуканах их полно. У меня времени на тебя нет.

Ольга приуныла.

– Да там говно самопальное все, хоть лисьи, хоть волчьи, с них вся шерсть лезет.

– А я то причем? Вон, у тебя женихов много, пусть и отвезут.

– Нет, я хочу итальянскую, ты же понимаешь, о чем я говорю?

Я, конечно, прекрасно понимал. Буквально на прошлой неделе я купил фирменную итальянскую дубленку жене, и все телки в полку пускали слюни, глядя на нее.

Нашел я это место случайно, мотаясь по Кабулу. В районе Майванда, нашел небольшой рынок, где торговали «Секонд хенд» с Запада. Наверняка, это все шло в виде спонсорской помощи Афгану, но все оседало на этом рынке. Вещи было почти что новые, и та итальянская дубленка, которую я купил жене, была потерта только на карманах, и после элементарной чистки стала как новая. В Союзе в то время такие дубленки шли на «ура» и стоили большиде деньги от 500 рублей и выше. Немного поломавшись, я согласился

– Только скажи замполиту, пусть машину даст. Оттуда мы сами доедем.

Узнав как-то, что я собираюсь на рынок, ко мне привязался Валерка – «Чуксей». Это был тихий нерешительный парень, который служил в котельной, он практически не выходил с территории полка. Я вообще поражаюсь, как и зачем он поехал в Афган.

– Слышь, братан, ну возьми с собой. Мне тоже скоро в отпуск, подарки хочу кое-какие купить и себе часы, такие, как у тебя.

– Да с автобусом поедешь, купишь – я имел в виду ХАДовский автобус.

– Ты лучше всех эти дела знаешь, где подешевле купить можно. Ну, возьми!

Не хочется хвалиться, но за те полгода, которые я уже провел в Афгане, Кабул я прорысачил вдоль и поперек. Где меня только не носило, даже один раз черт меня занес на «грязный базар», в подземный рынок. Правда, далеко углубляться туда не стал, но понятие имею. Представьте огромное почти неосвещенное подземелье, разгороженное дуканами с различным барахлом, темнота, и только яркие пятна света падающих от карбидных ламп, вырывают из темноты угрюмые рожи дуканщиков. Глядя на меня дуканщики не могли поверить своим глазам. Какой то сумашедший шурави без охраны просто так шаландает по «грязному базару». Пройдя пару десятков метров, я понял, что меня здесь не любят, и даже не ждут, поэтому порыл обратно от греха подальше. Что же касается того, где и что купить задешево в Кабуле, я уже знал наизусть.

– Ладно, – сказал я Валерке, – поехали, только выполняй все, что я скажу, и от меня не отходи.

Прибежала Ольга и сказала, что в сторону «Теплого стана» (район в Кабуле, названный нашими солдатами по одноименному району в Москве) идет машина, и нас подкинет.

– Сказала замполиту, чтоб Индюк не возбухал, если что?

– Да все нормально.

Мы сели на КПП в кузов ГАЗ-66 и отправились в Кабул. Ольгу просто распирало желание побыстрее купить дубленку, однако, я прекрасно знал, что как только она зайдет на рынок, ее уже ничем оттуда не выгонишь. Поэтому строго сказал, что сначала купим подарки Валерке, а потом ей.

Напротив гостиницы «Спинзар» было несколько десятков дуканчиков, в которых торговали только часами. Мы между собой так и называли их – «часовой ряд». У меня там была пара знакомых афганцев, у которых я брал товар. Я выбрал Валере хорошие механические японские часы «Сейко 5» с автозаводом. У меня были такие же, только с циферблатом другого цвета. Их подарил мне мой земляк, сержант из разведроты.

А история этих часов такова. Полк был на боевом задании, и рассредоточился по горам, каждое подразделение выполняло свою задачу. Одно из отделений, которым командовал мой земляк, заняло позицию невдалеке от какого-то афганского кишлака. Вскоре к ним из кишлака отправилась делегация из старейшин, их было человек пять, или шесть. Подойдя к нашей позиции, они начали просить, чтобы солдаты не заходили в кишлак, потому что кишлак мирный. На что мой земляк, назовем его Артур, приказал через переводчика таджика выстроиться всем в шеренгу и вытянуть обе руки. Когда те в недоумении исполнили команду, он прошел и собственноручно снял у них все часы. После чего сказал, чтобы они уходили, красноречиво показав на ствол БТРа. Ходить по горам и искать командование части, чтобы пожаловаться, было чревато, поэтому бедные дехкане молча двинулись к себе в кишлак, радуясь в душе, что еще легко отделались.

Хочется сказать, что часы и оружие – основная гордость афганского мужчины, и, как правило, уважаемые и богатые люди носят фирменные японские, или швейцарские часы. Лучшие из этих часов Артур подарил мне. Это только один из тех случаев, которые вытворяли наши солдатики в Афгане, но про все я, конечно, рассказывать не буду, дабы не терять лица советского солдата.

Но давайте вернемся к нашим героям в Кабул. Купив Валерке часы, мы отправились по дуканам, чтобы прикупить всякой мелочевки на сувениры его близким и друзьям. В одном из дуканов, в котором торговал молодой афганец, Али, лет двадцати пяти, мы задержались. Этого парня я знал по совместным торговым делам уже несколько месяцев, он неплохо говорил по-русски, и дело у него шло хорошо. Али так плотоядно смотрел на Ольгу, что та аж засмущалась, хотя прошла и Крым и Рим.

Я в шутку спросил у него:

– Хуб ханум? (хорошая женщина)

– Хуб!

– Хочешь ее трахнуть? – я показал руками соответствующее движение – он кивнул

– Тогда пайса давай.

– Сколько? – он не поверил своему счастью.

Я, чуть подумав, сказал:

– Три тысячи (сто чеков).

– Давай, – он аж затрясся от предвкушения.

– Ты что офигел, дурак? Трахайся с ним сам, – заорала на меня Ольга.

Если вначале это и было шуткой, то теперь во мне проснулся азарт, появилась возможность «подкузьмить» нашему замполиту полка, который периодически долбал нас политинформацией и партсобраниями. Тем более я в своей жизни всегда придерживался поговорки – «Нет женщин, которые не дают, есть мужики, которые плохо просят». Если не можешь изменить ситуацию – измени своё отношение к ней. Еж птица гордая – не пнешь не полетит.

– Пойдем-ка, выйдем, – сказал я ей.

Я взял Ольгу под ручку и вывел из дукана. Сделав участливую рожу я начал ее обработку.

– Слушай, ты что теряешь? Тебя твой политрук за бесплатно трахает, а тут пять минут – и дубленка бесплатно, и удовольствие получишь.

При словах «дубленка», и «бесплатно» у Ольги загорелись глаза, блядская натура брала свое. Я уже вошел в раж, мне, как спортсмену, нужна была только победа:

– Ты хорошо подумай, мы уже не вернемся.

Она для понта помялась, но, судя по горящим глазам, созрела.

– А вдруг он меня убьет? – спросила она.

– Членом что ли? Да кому ты нужна? Ты думаешь, ты первая «чекистка», которую он трахает за деньги? Тем более я в дукане постою, на атасе.

Ольга задумалась:

– Только поклянись, что никому не скажешь.

– Клянусь Бабраком Кармалем и Апрельской революцией!

– По настоящему!

Я разозлился.

– Тебе дубленка нужна? Пять минут разврата и вечером ты ходишь в дубленке, десять секунд на размышление. Время пошло!

Ольга задумалась, она представила как дефилирует по женскому модулю в итальянской дубленке, выдохнула и кивнула головой. Страх и жадность, жадность и страх, всегда вместе, одно с другим, неконтролируемое желание получить, что то на халяву, но порой человека останавливает страх. Ольга победила свой страх и мужественно вошла в двери дукана. Весь ее вид говорил – ну вот и я типа Жанна д Арк. Не помню рожи этой Жанны, но Ольга была хоть и порядочная сука, но очень красивая с прекрасной фигурой. В этот момент даже мне ее захотелось.

Валерку, который торговался в соседнем дукане, я в это дело посвящать не стал, просто сказал, чтобы он стоял на улице возле дверей и никого не пускал, потому, что у нас важные переговоры.

Уезжая из части, я попросил Ольгу надеть джинсы и блузку с длинным рукавом, потому что бродить по Кабулу с дамой, у которой вываливается из блузки грудь, а задница в мини-юбке – себе дороже, обеспечен полный аншлаг. Все мужское население Кабула, пуская слюни и чуть не кончая, раздевает ее глазами, у них даже от взгляда на обнаженную шею встает. А мне такая реклама не нужна.

В общем, оставив Валерку у дверей дукана, я вошел с Ольгой внутрь.

– Только с фирменным презервативом, и бабки пусть сразу дает.

Дуканщик не верил своему счастью.

– Пайса (деньги) давай.

Дрожащими руками Али отсчитал мне три тысячи афганей.

– Ну что, иди работай, да смотри, не осрами Родину, – ухмыльнулся я.

Он завел ее за занавеску, которая отделяла прилавок от подсобного помещения, и началось. Словно лев, в пустыне напавший на лань, Али рычал и стонал от сладострастия, минуты через три начала постанывать и Ольга. От их телодвижений занавеска колыхалась, как от ветра. Стоны становились все громче и громче, я сидел на низком стульчике и, покуривая сигаретку с чарзом, ухмылялся сам себе, представляя рожу нашего замполита, если бы он все это видел.

Носом к стеклу дукана прильнул Валерка, пытаясь разглядеть, что там происходит, я хотел ему сказать – «ты очень кстати, у нас тут разврат», но подошел к двери и знаком показал, что все нормально.

Наконец, минут через десять, все прекратилось, и из занавески вышла Ольга, за ней с всклоченными волосами и безумными глазами совершенно мокрый молодой дукандор.

Мы шли по улице и тихо переговаривались с Ольгой.

– Ну, как клиент?

– Да злоебучий какой-то. Два раза кончил, не вынимая, хорошо, что презерватив оказался фирменный, немецкий, выдержал.

– Молодец, не осрамила Родину. Я бы тебе орден «Дружбы народов» вручил за укрепление связей между советским и афганским народами.

Каждый человек имеет право налево. Ольга как будто бы ни чего и не произошло шла рядом разглядывая витрины дуканов. Весь вид ее говорил: если вы уронили достоинство сделайте вид, что оно не ваше. Я смотрел не нее и думал – сколько же времени и сил должен потратить мужчина, чтобы воспользоваться минутной слабостью женщины.

В Афгане у местных мужиков с половым вопросом дела обстоят худо. Пока не женишься, хрен кому вдуешь. Правда, там была парочка закрытых публичных домов, которые мне показали знакомые афганцы, в один из них мы как-то по-пьяни с Саньком пытались зайти, но туда нас не пустили два здоровых афганских бугая, на всякий случай показав торчащие за поясами огромные ножи. Все мои желания тут же улетучились, хотя Санек еще, что-то пытался объяснять, показывая деньги.

– Пойдем, мудак, – сказал я ему. – А то тебя самого сейчас в задницу оттрахают, забесплатно. Как говаривал командир танковой роты: «куда ствол смотрит, туда и башня едет»

Чтобы жениться простому афганцу нужно заплатить приличный калым, а это сделать может не каждый. Так что пока не женишься дрочи на фото индийских актрис.

Не знаю, правда или нет, но, как мне говорили, в Кабуле существовала «горка невест» – такой своеобразный рынок, куда приходили женихи, которые не могли заплатить калым за невесту, туда же приводили невест, которых по тем или иным причинам не смогли отдать замуж. Родители договаривались между собой, и тут же можно было с помощью муллы заключить брак.

От отсутствия бесперебойной сексуальной жизни нередки были среди бедных афганцев и «голубые» отношения, ну сами представьте: мужику уже за тридцать, член встает даже на осликов, а вдуть некому, вот и пользуют потихоньку друг дружку. Развращает не секс, а его отсутствие. Как говорится в народной поговорке русских геев – «Лучшее влагалище, это очко товарища». И небольшая ремарочка: с каждым годом российский телевизионный новогодний «голубой огонёк» начинает всё больше соответствовать названию.

Кстати в Афганистане распространён уже много лет вид сексуального рабства и детской проституции, вовлекающий мальчиков в исполнение эротических танцев в женском образе перед клиентами, которые могут также «купить» исполнителя для сексуального удовлетворения. Их называют «бача-бази» – танцующие мальчики. В Афганистане бизнес по продаже «бача-бази» процветал даже при так называемом «социализме», многие богатые мужчины держали «бача-бази» как показатель достояния и статуса. Эта практика незаконна и официально не существует, хотя в реальности широко распространена; многие заказчики – военные полевые командиры, чиновники, а так же полицейские зачастую являются соучастниками. Всем понятно что эти мальчики не только танцуют в женской одежде.

Пока мы шли, переговариваясь с Ольгой, у Валерки то ли от волнения, то ли от страха заболел живот, и ему жутко захотелось в туалет.

– Ну, ты, братан, даешь, – я начал вспоминать, куда же его можно отвести.

– Вспомнил! Тут недалеко стоит афганская воинская часть и возле КПП такой же сортир-контейнер, как у нас в части.

Мне самому пришлось, как – то там срать, сидя с полной сумкой барахла в руках, между несколькими бородатыми душманами в чалмах, удовольствие не из приятных. На очке сидят в ряд пять душманов и ты между ними и они с удивлением смотрят на тебя, чем же ты серешь шурави? А может ты засланый казачек и хочешь выведать страшную душманскую тайну? Тогда я героически отосрался и с высоко поднятой головой вышел из сортира. Типа врешь – не возьмешь! Вот что значит вырос в советском бараке, а там и не такое видали. Что поделаешь, лучше быть убитым, чем обосранным, хотя кому как.

Мы присели с Ольгой на лавочке, недалеко от этой части, я основываясь на предыдущем опыте показал Валерке сортир и сказал:

– Расталкивай всех и сразу заходи, никакой очереди не жди.

Сортиров в Кабуле было мало и возле этого сортира всегда толпились простые афганцы, норовя посрать на халяву, и как только освобождалось место, кто-нибудь из них тут же влетал в сортир. Прошло минут десять, Валерки не было, пятнадцать,… нет. Я встал и пошел к сортиру, чтобы разобраться, в чем проблемы. Навстречу шел счастливый Валерик.

Как я и предполагал у сортира толпилось человек десять афганцев, которые тут же вбегали в него, как освобождалось место. Валерка, мужик по своей натуре застенчивый и трусоватый, пытался занять очередь, (представляете?), а пролезть через толпу боялся и чуть не обосрался, т.е. «лучше живая очередь, чем очередь из автомата». Хорошо, что рядом проходил афганский офицер, увидел, что среди толпы стоит обсирающийся шурави, подошел, разогнал их и втолкнул его в сортир.

Сидя на очке между двумя бородатыми «духами» в чалмах Валерка старался смотреть только перед собой, от ужаса боясь повернуть голову, а, закончив, пулей вылетел оттуда, даже не вытерев задницы. Я думаю, эта история запомнилась ему на всю жизнь, потому что это был его самый героический поступок в Афганистане. Но лучше геройски пукнуть, чем предательски бзднуть.

А в следующую свою поездку я случайно наткнулся на платный сортир, вполне цивильный, расположенный в небольшом парке на Майванде, буквально в двухстах метрах от того сральника куда ходил Валерка. Стоимость посещения была 5 афганей, для сравнения скажу, что хлебная лепешка стоила в то время 5—6 афганей. Для простого афганца это большие деньги и бедные афганцы обычно опорожняются там, где припекло иногда стоя прямо на улице.