Читать книгу: «“Смотрите, кто пришел!” и другие пьесы», страница 2
Капитан. Та-ак… А это другая статья, Белобородов!.. Имей соображение!
Учитель. Белобородов, не доводи до крайности!
Агрономша. Ванечка, отдай девку, что тебе в ней!..
Голоса. Сдайся, Ваня! Белобородов, уйди от греха! На тебе пока вины нет! Ваня, сдай приблудную! Положи багор, Белобородов! Тащи сходню!
В деревне поют петухи.
Милиционер. Ну что, шкипер, одумался?
В деревне мычат коровы, блеют овцы. Слышно щелканье бича.
Шкипер. Вот что, служивый. Она не преступница. Она жена мне.
Хор (вздыхает). Же-ена-а?.. Жена-а!.. (Раздаются отдельные смешки, они сливаются в общий смех и, наконец, в хохот.)
Голоса. Да когда ж ты успел? А чего на свадьбу не позвал, Ваня? Ничего себе отколол? А кто венчал вас? Водяной?.. Ай да новобрачные! Вот так жена у него! А это у них свадебный поезд.
Шкипер. Да, земляки, жена. А жен не отдают… Разве что только вместе с жизнью.
Милиционер. Вот ты как заговорил. Давно я таких речей не слышал. Это последнее твое слово?
Шкипер. Последнее.
Милиционер. Ладно! Давай, капитан, двигай! Мы вас в городе встретим. При отягчающих обстоятельствах.
Хор (вздыхает). О-ох, пло-охо! Оо-ох!..
Свет фонаря на лице Шкипера тухнет. Трещит мотор, звук удаляется.
Капитан (оживляясь). Внимание всем службам!.. В машинном готовы?
Хор (неохотно). Готовы.
Капитан. На палубе готовы?
Хор (вяло). Готовы.
Капитан. Шкипер готов?.. А, ладно… Поднять якоря!.. Малый вперед!..
Хор. Фыр-фыр-фыр-фыр-фыр… Плоховато-плоховато-плоховато-плоховато…
Капитан. Давай помалу.
Хор. Семеро-там, семеро-тут, семеро-там семеро-тут…
Звучит музыка движения. Шкипер садится на скамью, подпирает руками голову.
Хор с солисткой. Прощайте, ласковые взоры,
Прощай, мой милый, навсегда,
Разделят нас долины-горы,
Врозь будем жить с тобой, душа!
И в эту горькую минуту
С своей сердечной простотой
Пожму в последний раз я руку,
Скажу: „Прощай, любезный мой!
Во тех садах, лугах прекрасных
И на возвышенном холме,
Где при заре счастливой, ясной
Склонялась ты на грудь ко мне“.
По трапу поднимается Женщина. Неслышно подходит к Шкиперу и обнимает его сзади. Шкипер порывисто встает, приникает к ней.
Женщина (не разнимая рук). Что, уже вставать?
Шкипер. Нет-нет, еще рано… Поди, поспи.
Женщина. А ты зачем встал?
Шкипер. Так ведь служба.
Женщина. А кто тут громко разговаривал?
Шкипер. Так… Бакенщик.
Пауза. Женщина ластится к Шкиперу, заглядывает в глаза.
Женщина. Ваня! А ты помнишь, что ты мне говорил?
Шкипер. Когда?
Женщина. Там, внизу.
Шкипер (после паузы). Помню.
Женщина (горячо целует его). Спасибо тебе!.. Спасибо за радость!.. Ты вернул меня, Ваня!.. Храни тебя Бог!.. Спасибо!..
Шкипер (крепче обнимает ее). Не зябко тебе?
Женщина. Не-ет!.. В твоих руках мне жарко!.. (Пауза.) Ваня!.. А знаешь чего?..
Шкипер. Ну?
Женщина (спрятав лицо на его груди). Река взяла, река дала…
Шкипер. Ты о чем?
Женщина (после паузы). Я давеча ребеночка от тебя сильно захотела… Загадала я…
Шкипер. Спасибо и тебе! Помогай нам, Господь! Даруй нам последние радости!
Хор (величально). Ох ты, винная ягодка,
Наливное сладкое яблочко -
Удалой добрый молодец
Свет Иван-то Васильевич!
Уродился хорош и пригож,
Уродился он счастливый,
Говорливый, таланливый,
Говорливый, забавливый!
Что за это его тесть возлюбил,
Теща-матушка жаловала:
Милой дочерью даровала -
Свет-то Майей Ивановной!
Шкипер и Женщина стоят рука об руку, опустив взоры.
Голоса. Бегите, Ваня!.. Спускайте ялик да бегите!.. Туман прикроет!.. А еще помешкаешь, он рассеется!.. Беги, Белобородов! Скоро солнце встанет, выпьет туман!.. Бегите, Ваня!..
Капитан. Ну что, Шкипер, готовишься?.. Вдали уже городские огни видны. Надолго мы с тобой расстаемся…
Но тут снова вступает Хор, заглушая голос Капитана, он говорит, машет, а его не слышно.
Хор (прикрывая молодоженов). Что у месяца рога золоты
И у солнышка лучи светлые,
У Ивана кудри русые -
Из кольца в кольцо испронизаны!
Что за эти-то за кудерочки
Государь его хочет жаловать
Первым городом – славным Питером,
Другим городом – Белым Озером,
Третьим городом – каменной Москвой!
На Белом Озере – там пиво варят,
В каменной Москве – там вино гонят,
В славном Питере – там женить хотят,
У купца брать дочь, у богатого,
Дочь умную, дочь разумную -
Майю свет-Ивановну,
Со даньем ее, со приданым,
Со бельем ее коробейным!
Пока пел Хор, за спинами Шкипера и Женщины слабо засветились пять зловещих огней, выстроенных в ряд. Понемногу они накаляются, как бы приближаясь.
Капитан (важно). Раз-раз-раз-раз!.. (Дует в мегафон.) От Советского Информбюро… Шкипер, ты меня слышишь?.. От имени вверенного мне транспортного комплекса… По поручению вышестоящих инстанций… (Запутывается.) Короче, Белобородов, сдашь баржу моему матросу… Слышишь ты?.. Почему не реагируешь?.. Эх, дуролом… Говорил я тебе – кто ведет, тот ведущий!.. И направляющий… А ты спорил…
Огни накаляются, неумолимо растут.
И с вольницей твоей отныне покончено. Надоел ты мне хуже горькой редьки… Со своей радостью… Будешь горе мыкать… Как все…
Шкипер и Женщина поворачиваются навстречу огням. Они уже накалились до белизны. Женщина закрыла лицо руками.
Шкипер (с силой). Капитан!.. Слышишь ты?.. Ах, да не бывать этому, тараканья твоя душа!.. Будет еще у нас радость! (Отбегает от Женщины и хватает топор.) А для чего и живем?!. Капитан!.. Понимаешь ты? (Бежит к тросу и рубит его сильными, размашистыми ударами.) Для чего живем?..
Капитан (в панике). Эй!.. Ты чего?.. Белобородов!.. Что творишь?.. Подумай!.. Не делай этого!..
Шкипер. Прощай, капитан!
Баржа начинает вращение (на сценическом круге). Сумятица света, музыки, кричит Хор, кричит Капитан, но голос его отдаляется. Отдаляются, меркнут постепенно и пять зловещих огней. Баржа во власти течения. Плывут вспять береговые огни и огни бакенов. Шкипер подходит к Женщине и берет ее за руку. За их спинами поднимается солнце.
Шкипер (спокойно). А вот и солнышко встает. Не бойся, оно и дальше всходить будет.
И тут в последний раз вступает Хор. Он поет истово, радостно, поспешая, как на апофеозе церковного праздника. Голос солиста набегает на окончание хоровой фразы, внахлёст. Бьют колокола.
Хор с солистом. – Радуйся!
– Звездо́, являющая Солнце.
– Радуйся!
– Свет неизреченно родившая.
– Радуйся!
– Заре таинственного дня.
– Радуйся!..
Звучит шедевр церковного песенного искусства – Акафист на Рождение Богородицы, который каждый, слушая, переживает по-своему – одни как оду к Радости, другие как панегирик Женщине и Материнству, третьи как гимн Свободе и чуду Любви.
… – Пламени страсти, надежде благ вечных.
– Радуйся!!! Радуйся!!! Радуйся!!!
Последние фразы солист выкрикивает в зал.
1985, 2001, 2016
Три истории из подворотни
(для одного спектакля)
Посетитель
Одноактная мелодрама
Действующие лица:
Татьяна
Лев
Офицер
Городской двор-колодец, каких много в старых домах Петербурга. Ранние сумерки. В окнах зажигается свет, проявляя узоры, высвобождая яркие или блеклые цвета занавесок. За ними движутся тени – совершается жизнь. Здесь, во дворе, она обнаруживается звуками. Из одного окна доносится визг электродрели, стук молотка, из другого – приглушенное фортепьяно. Слева бормочет радиодиктор, справа плачет ребенок, а мимо подворотни с сухим шелестом проносятся автомобили. В первые минуты спектакля все звуки форсированы, шум улицы сливается с шумом двора, но понемногу наступает относительная дворовая тишина, когда отчетливо слышны и фортепьяно, и радио.
В крошечном сквере посреди двора на скамейке возле песочницы сидит седоголовый, но не старый еще мужчина в плаще, курит. Рядом с ним чемоданчик-дипломат, коробка из-под сигарет. Это Лев. Из парадной в углу двора выходит молодая женщина с таксой на поводке, некоторое время стоит поодаль. Затем, отпустив собаку, проходит ко второй скамейке, противоположной к первой, садится, закуривает, слегка бравируя своей отстраненностью, как это делают женщины, долго живущие в одиночестве. Наблюдает за таксой, глубоко, по-мужски затягиваясь сигаретой. Это Татьяна. Лев не отводит от нее глаз, и это ее раздражает.
Татьяна. Мальва, фу!.. Фу, я сказала!
Лев (полуобернувшись к собаке). Смотрите-ка, слушается. Англичане, говорят, придумали для непослушных собак ошейник с датчиком. Хозяин дает слабый ток, и – порядок. Дистанция при этом может быть около двухсот метров, экая прелесть.
Татьяна не реагирует.
Я вот думаю, не купить ли лицензию. Как, по-вашему, сбыт найдет? (Пауза.) Можно расширить область применения. В педагогических целях, допустим… Опять же, в супружеских отношениях. «Ко мне, я сказала!» А он у пивного ларька, с товарищами… Как вам это понравится? (Пауза.) Чем-то все равно торговать надо. Вы чем торгуете?
Татьяна гасит окурок, поднимает воротник, встает.
Татьяна. Мальва, ко мне!
Лев. Ну, а что такого, теперь все чем-то торгуют.
Татьяна. Ко мне, я сказала!
Лев. Чудная собака, ухоженная. Защищает-то хоть хорошо?
Татьяна. Хотите проверить?
Лев. Упаси бог. (Встает.) Пойти и мне, что ли, с вами прогуляться.
Татьяна. Да вы что, дядечка?
Лев. А чего, тоже буду вас охранять.
Татьяна. От кого? Пока, кроме вас, к нам никто больше не пристает.
Лев. Ну, могу от себя… Кстати, сигареты кончились. Не одолжите? С отдачей.
Татьяна. Да ради бога. (Бросает ему пачку.)
Лев. Смотрите-ка, пахитоски!.. (Закуривает.) А в наше время дамы «беломорине» радовались.
Татьяна. Знаю, тогда не курила.
Лев. А я, сколько себя помню, всегда курил.
Татьяна. Плохо.
Лев. Плохо. Вон в том углу двора росла трава. А на ней лежали дрова. Гниловатые такие поленницы… грибным лесом несло от них… Вот – за ними. Первые мои папиросы назывались «Ракета». Мы это дело расшифровывали так: «Ребята, асторожней курите, етот табак атрава». (Смеется). А?.. Как?..
Татьяна. Плохо.
Лев. Чего ж хорошего…
Татьяна. Когда это было?
Лев. Что?.. А, до войны.
Пауза.
У соседей пудель, препротивнейшее создание… Истерический тип… Валерьянкой отпаивают… А чуть что с животом, водку дают… Как немцу – тридцать три грамма… (Пауза.) Ваша не пьет?..
Татьяна. Не пьет и не курит. (Встает, провожая взглядом собаку, оборачиваясь ко Льву спиной.)
Лев. Да, собачникам у нас нелегко, выгуливать негде. С одной стороны – Невский проспект, с другой – Англетер. В Сашкин сад разве… Не ходите?
Татьяна. Далековато.
Лев. С вашими-то ногами?
Татьяна. Так. Еще комментарии будут?
Лев. Не гневайтесь… Я просто…
Татьяна. Вот и не надо.
Лев (встает). Вы уходите?..
Татьяна. Да, нам пора.
Лев. Так она ж ничего не успела.
Татьяна. Господи, ну а вам-то что?
Лев (заступая ей путь). Не уходите.
Татьяна. Не поняла.
Лев. Ну, сядьте, посидите еще.
Татьяна. Зачем это?
Лев. Поговорим.
Татьяна. О чем?
Лев. Можно и о собачках.
Татьяна. С какой стати?
Лев. Нет, кроме шуток.
Татьяна. Скажите, пожалуйста!.. А вы кто?
Лев. Я-то? В командировке.
Татьяна. Ну так а я-то причем?
Лев. У меня скоро поезд.
Татьяна. Ну и с Богом.
Лев. Время еще есть.
Татьяна. Не понимаю, у вас последние часы в этом городе, а вы сидите в темном дворе. Сделали бы что-нибудь, чтобы запомнилось… Пошли бы куда-нибудь. Да хоть в пивную, тут, в соседнем квартале…
Лев. А ведь не было, знаете, не было! Фирмы какие-то, издательство – это я еще понимаю. Но чтобы пивная? У дома графини?.. Напротив Петра Ильича?.. (Касаясь ее рукава.) Садитесь, я вам расскажу, что там было. Ну, садитесь же…
Татьяна (высвобождаясь). Послушайте, если вы клинья подбиваете, то это не ко мне. Ведь вы мне в отцы годитесь.
Лев. Ну, уж и в отцы.
Татьяна. Ей-богу, не меньше. Голова-то седая.
Лев. Да вы что!
Татьяна. А то вы не знали?
Лев. А меня сегодня в магазине назвали «молодой человек».
Татьяна. Это кто-то из слабовидящих.
Лев. Дело большое – голова. Я, если хотите знать, когда сюда приезжаю, возраста не чувствую. Так, какая-то усталость… А лет мне, я думаю, девять…
Из окна позади Мужчины раздается звонкий, самозабвенный голос мальчика.
Голос. Кто мчится, кто скачет под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь иззябнув, малютка приник. Обняв его, держит и крестит старик.
Пауза.
Лев. Кто это?.. Вот уже в третий раз. И все с той же интонацией…
Пауза.
С обреченной… Понимаете, ужас сердце сковал! И не освободиться. Душа сомлела.
Пауза.
С вами так не бывало?
Татьяна. Это Павлуша… Мальва, фу!..
Лев. Бывало?
Татьяна. Слушайте, в самом деле, пошли бы куда-нибудь напоследок. Мало ли хороших мест в городе?
Лев. Ну, а я что?.. Разве здесь плохо? Вот, дерево выросло… Свежий воздух… Музыка… Можем выпить даже. (Достает флягу.)
Татьяна. Ну вот, начинается…
Лев. Коньяк неплохой. (Отвинчивает крышку-стопочку, наливает.) Прошу.
Татьяна. Без меня.
Лев. Ну, хорошо. За наш дом. Зачем куда-то ходить? Все лучшее – в своем доме. (Выпивает.)
Татьяна. В какой парадной жили?
Лев. А в той, из которой вы появились. Вон мои окна. (Встает, прохаживается.) И с того момента, как вы возникли в дверях, я вам мысленно задал сотню вопросов.
Татьяна отходит к скамье и садится.
Татьяна. О чем?
Лев (широко улыбаясь). Ну, как там… вообще?
Татьяна. Что?
Лев. В нашей парадной.
Татьяна. А что в нашей парадной?
Лев. Ну, как вам сказать… Жизнь идет?
Татьяна. Вопрос, прямо скажем, детский.
Лев. Да, пожалуй… Но, знаете, как-то странно…
Татьяна. Что странно?
Лев. Все почти вымерли, а жизнь идет.
Татьяна. А вы хотели, чтобы остановилась?
Лев. Да нет, что вы… (Пауза.) Собачка ваша что-то роет.
Татьяна. Пусть роет. Так ваши окна… которые?
Лев. На самом верху. Квартира двадцать девятая.
Татьяна (после паузы). Да?.. А, ну, конечно, давно. Там Боженковы сто лет живут. (Пауза.) Ладно, налейте мне.
Лев (возвращаясь на место). С удовольствием.
Татьяна. И охота вам?.. Ну, жили. Все где-нибудь жили… И чего вы пришли?
Лев. Выпейте. (Отдает стопочку.) Сам не знаю. Тянет. А Виктор Потапыч жив?
Татьяна. Виктор Потапыч?.. (Выпивает.) Жив. По утрам посиживает там, где вы сейчас… Палкой постукивает… А что?
Лев. Да ничего…
Татьяна. Значит, вы до войны.
Лев. И в блокаду. Как вас зовут?
Татьяна. Татьяна. А вы?..
Лев. Лев.
Татьяна. А с отчеством?
Лев. Дважды.
Татьяна. Ого! Лев Львович. Как дразнили?
Лев. Кошкин.
Татьяна. Понятно… То-то вы такой робкий.
Лев. Не доказано.
Татьяна. Господи!.. Неужели и я так приду?
Лев. Не советую. Ничего хорошего.
Татьяна. Слушайте, а что-то вы путаете… Боженковы тоже с блокады.
Лев. Ну и что?
Татьяна. В двадцать девятой.
Лев. Ну да.
Татьяна. А вы?
Лев. И мы. Нас было четверо. Двое взрослых и двое детей. Потапыча в начале сорок второго к нам подселили. Соседка у нас умерла, освободилась комната. Давайте выпьем. (Отвинчивает стопочку.) Он был милиционером. Ракетчиков ловил.
Татьяна. Да это я знаю… У него медали. Он рассказывал.
Лев. Вы пейте, пейте!..
Татьяна. Ой, господи!.. Это я собачку выгуливаю. (Пьет.)
Лев. На самом верху было опасно. Но, как ни странно, удобно. Ведро свежего снега с крыши – это большое благо – кастрюлька воды. А иначе надо было идти на Неву, к проруби. Одна беда – выходить на чердак и крышу строжайше запрещалось. Считалось, что ракетчики посылают свои сигналы вражеским самолетам с крыш. Поэтому висел замок.
Татьяна. Понятно. А у вашего отца был ключ.
Лев. Был. Отец в начале войны возглавлял домовую команду, называлась – МПВО. Местная противовоздушная оборона. Ну, а когда в команде никого не осталось, ключ у него отобрали. А после он обнаружил у себя дубликат. Боженков его выследил. Ну и…
Татьяна. Ну и… принял его за ракетчика?.. Вы что, серьезно?
Лев. Да полно вам. Начитались. Какого ракетчика – отец еле двигался. Боженков узнал и сказал: «Это, сосед, хорошо, давай я тоже буду туда ходить».
Татьяна. Понятно.
Лев. А что, милиционеры не люди? (Встает, прохаживается, поглядывая на окна.) Нас было четверо – двое взрослых, двое детей.
Татьяна. Да, вы говорили.
Лев. Собачка ваша стоит у парадной, соскучилась с нами.
Татьяна. Ничего, подождет.
Лев. Вот и я так же стоял, скулил.
Татьяна. Она-то хоть открыть не может, а вы?
Лев. Открывал.
Татьяна. И что?
Лев. Вдыхал запах. Подымал голову. Там наверху пролета вместо крыши – стеклянная призма. Да?
Татьяна. Да. А потом?
Лев. Брался за перила… по которым когда-то так хорошо было съезжать на пузе.
Татьяна. Ужас какой. Ну?..
Лев. Подымался на десять-пятнадцать ступеней…
Татьяна. Ну, так какого черта!..
Внезапно раздается чистый, отчаянный голос мальчика.
Голос. Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?.. Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь иззябнув, малютка приник. Обняв его, держит и крестит старик…
Пауза.
Лев. Он что, больше ничего не знает?
Татьяна. Нет… Ну, так почему только на десять ступеней?
Лев. Я все боялся, что приду, а все дома: и отец, и мать, и братишка… Сидят за столом, ужинают. Спрашивают: а ты где так долго был? (Пауза.) А где ты так долго… (Пауза.) А может, боялся встречи с Потапычем.
Пауза. Слышно, как за окнами работают телевизоры.
Татьяна. Вы не опоздаете на поезд?
Лев. Нет.
Татьяна. Откуда вы?
Лев. Из Самары.
Татьяна. А почему не самолетом?
Лев. Люблю в дороге поговорить. В принципе – не тороплюсь.
Татьяна. Я вижу. Патологически. На пятый этаж подымаетесь сколько?..
Лев. Полстолетия.
Татьяна. Вот именно! Вы что, с ума сошли? (Подходит, берет его за руку.) Пойдемте!
Лев. Нет, что вы!..
Татьяна. Пошли, говорю!
Лев. Нет-нет… Нас было четверо…
Татьяна. Пойдемте, вам полегчает…
Лев (упирается). Нет.
Татьяна. Послушайте…
Лев. Отпустите… (Садится.)
Татьяна. Послушайте, что я скажу… Это не болезнь, но… это не очень здорово. (Садится рядом.) Поверьте!.. Я не врач, всего лишь медсестра, но я читала… Это навязчивое состояние, психоз… От него очень легко избавиться! Пойдемте, Лев Львович, вы убедитесь. Давайте выпьем для храбрости и пойдем.
Лев. Да вы что, там Потапыч.
Татьяна. А что Потапыч? Он тоже выпить не дурак. Узнает – обрадуется. Хотите, я поднимусь сначала одна, предупрежу?..
Лев (хватает ее за руку). Не вздумайте!
Татьяна. Вы – трус.
Лев. Как вам сказать…
Татьяна. Трус! Трус!
Лев. Много раз…
Татьяна. Трус!
Лев. …доказывал обратное.
Татьяна. Ну, не трус… Малодушный человек. Что меняется?.. Вот и сидите здесь! (Встает.) И скулите! Еще хоть целых полстолетия. Мальва! Пошли!.. (Уходит.)
Затемнение.
Двор живет, как огромная раковина, в которой хранятся шумы времени: шёпоты, стоны, возгласы удивления исчезнувших людей. Они иногда выходят на первый план, овладевают пространством и подавляют реальные звуки.
Лев сидит на том же месте, ничто не изменилось, лишь стало темнее.
Из парадной выходит Татьяна, садится рядом. В руках у нее полиэтиленовая сумка.
Татьяна. Он ждет вас.
Лев (вздрогнув). Ждет? Нет-нет!.. Лучше не надо!..
Татьяна. Все еще трусите?
Лев. Я вас не просил.
Татьяна. Что хочу, то и делаю. Я у себя дома.
Лев. Вот и занимались бы своими делами.
Татьяна. Ну, и не лезли бы с откровениями.
Пауза.
Лев. Простите… Кто у него?
Татьяна. Семья.
Лев. Я понимаю.
Татьяна. Сын, дочь, внуки.
Лев. А Люся? Или как ее…
Татьяна. Людмила Маркеловна. Она умерла.
Лев. Давно?
Татьяна. Пять лет назад.
Лев. Все ж пожила.
Татьяна. Есть хотите?
Лев. Надо подумать.
Татьяна. Чего тут думать. Ешьте. (Кладет ему на колени сверток.)
Лев. Спасибо. (Ест бутерброд.) Что он сказал?
Татьяна. Пусть придет.
Лев. И все?
Татьяна. И все.
Лев. Идти?
Татьяна. Вы знаете.
Лев (кивает). Доем. (Жует.) С нее все и началось.
Татьяна. С кого?
Лев. С Люси. Сидим при коптилке. Двое детей, двое взрослых. В пальто. Все равно холодно. Два стекла выбито воздушной волной, вместо них фанера. Хлеба нет. Болтанка из обойного клея. В августе родители должны были делать ремонт. Купили обоев. Пачки сухого клея. Ну вот… Появляется Потапыч, с ним миловидная блондинка. В кудрях, с яркой помадой. В белых бурках. Были такие. В основном, в системе снабжения. Потапыч говорит: знакомьтесь, невеста. Женимся. Отец говорит: очень приятно. А мы умираем. Она говорит: Да что вы, мы женимся. – Очень приятно. А мы умираем. – А мы женимся. Приходите на свадьбу. – Очень приятно. А вы на похороны. – Очень приятно. – И вам того же.
Татьяна сидит, нахохлившись, отвернувшись от него.
Татьяна (вполголоса). Врете, я думаю.
Лев. Да нет. Это я помню дословно.
Пауза.
Татьяна. Ну, и что?
Лев. Ничего. Вселился. Попросил вторую комнату. Все равно, говорит, вам и одной-то не натопить. Отец отказал. Говорит: вот и хорошо, что холодная, хоть положить будет где, когда кто-то помрет. Потапыч говорит: а не много ли тебе будет – и две комнаты, и чердак?..
Татьяна. Господи!.. О чем вы…
Лев. Потом я у них хлеб украл. Вынул из сумки на кухонном столе и съел в коридоре. Граммов двести. Мать просила простить, унижалась. Отдала им брошь, подарок отца.
Татьяна. Какую брошь?
Лев. А!.. Ничего особенного Красный камушек в позолоченной оправе. Просто мы умирали. А когда падаешь в пропасть – цепляешься… Вам приходилось висеть над пропастью?
Пауза.
Или смотреть сверху, как кто-то висит?..
Татьяна. Оставьте меня в покое.
Пауза.
Лев. Короче говоря, за отцом пришли. Судили как ракетчика. Вещественным доказательством был ключ. Потапыч был свидетелем обвинения.
Пауза.
Татьяна. Что дальше?
Лев. Ну, а что могло быть дальше? Семья погибла. Сначала умер брат… Потом с улицы не вернулась мама. Пошла за хлебом… упала в очереди. Дворничиха позже рассказывала. Я почему-то выжил. Люся подкармливала, когда я остался один. Она была добрая. И веселая, все смеялась. Попал в детский дом. С ним – в Куйбышев. Нынче – Самара. Заболтал я вас. Пошли. (Встает.)
Татьяна не двигается.
Ну, идем?
Татьяна. Вы теперь чего от него хотите?
Лев. Не знаю. (Пауза.) Когда я здесь, у меня всегда с собой вот эта штука (Распахивает дипломат.)
Татьяна (после паузы). Вы что, серьезно?
Лев. Как видите. (Достает из дипломата пистолет и кладет в карман.)
Татьяна. Но… вы же взрослый человек. Неглупый. Судя по всему, образованный. Думаю даже, порядочный. Вы что… можете застрелить старика?
Лев. Как вам сказать…
Татьяна. Жалкого, полуживого.
Лев. Но я же дал ему большую отсрочку. На целых пятьдесят лет. Согласитесь, это не мало. Ведь я же мог исполнить приговор…
Татьяна. Какой приговор?
Лев. То есть, как…
Татьяна. Кто его вынес? Вы?
Лев. Да, тот юнец. Ну, а кто еще? Больше некому.
Татьяна. Ах, вот оно что… Вот зачем вы сюда приходили. Вы сидели и предвкушали убийство.
Пауза.
Лев. Нет. Я думал: должна же быть на свете справедливость.
Татьяна. Послушайте, а вам не странно, что вы, немолодой уже человек, и, судя по всему, не бесплодно проживший жизнь, все еще находитесь в плену у того несчастного, ожесточившегося юнца, каким вы тогда были? И вам не кажется, что ваше детство и ваша юность несколько затянулись?
Пауза.
Лев. Кажется.
Татьяна. И что на самом деле пришли вы сюда, чтобы не казнить, а простить. (Пауза.) Но очень боитесь этого своего поступка и потому оттягиваете.
Лев. Конечно. Боюсь, что заговорю с ним, как ни в чем не бывало. Да еще руку подам. (Пауза.) А может, и не подам! А может, выхвачу эту штуку и сразу, без раздумий!..
Татьяна. Что? Договаривайте.
Лев. Что-что… Откуда я знаю. Мы ленивые и отходчивые. Потому и расплодили зло… Скажите, сколько можно прощать? Сколько еще нужно выпустить из нас крови, чтобы мы оцепенели от ужаса, чтобы сердце наше закаменело, и рука стала твердой? Ну, что мы за люди? Ах, какие мы подлые – податливые, сговорчивые. И вы, сестра милосердия, со своим дилетантским психоанализом…
Татьяна. Я не сестра. Я – дочь.
Лев. Чья дочь?
Татьяна. Моя фамилия – Боженкова.
Пауза. Она пересаживается на скамью напротив. Лев в шоке, он непроизвольно поднимается на ноги.
Оцениваете пикантность момента? Я только сейчас обнаружила, что жизнью обязана вам. Подымись тот юноша выше второго этажа… Благодарю вас за вашу благородную победу над жаждой мести, окончившуюся чудом моего рождения.
Лев. Ну, что ж… мне остается капитулировать. (Поднимает руки.) Сдаюсь. Разоружаюсь. (Достает пистолет из кармана, кладет его в дипломат.)
Татьяна. Принимаю.
Лев (доставая флягу). И даже с угрызениями совести.
Татьяна, Ну, это слишком большая роскошь.
Лев. Да нет…
Татьяна. Да, да!
Лев. Пусть все, кто пережил эти годы, остаются героями. (Наливает.) Время всех уравняет. Никто не будет забыт. И ничто не будет забыто. Кроме жестокости и малодушия. Зачем это помнить? Это худо, когда детям бывает стыдно за своих отцов. Память должна быть светлой. Выпьем за светлую память! Прошу вас!.. (Отдает стопочку Татьяне и садится рядом с ней.) У героя и внуки имеются?
Татьяна. Трое. Два от брата один от меня.
Лев. И все Боженковы?
Татьяна. Да.
Смотрят друг на друга, молчат. Она вынимает из сумки небольшую модель планера.
Это ваше?
Лев (вскакивая). Да!.. Откуда?.. Боже… (Обеими руками принимает модель.)
Татьяна. Висела в чулане. Хотели выбросить, я взяла к себе… Повесила над столом. Была младше, думала: вот объявится владелец… Вроде Сани Григорьева вас представляла. Помните, «Два капитана»?
Лев. Не то слово… Спасибо.
Татьяна. Так что в некотором роде… я вас ждала.
Пауза.
Я была романтической девочкой.
Пауза.
Лев. И ведь самое интересное, что я приходил.
Татьяна. Я ждала. Вы приходили. А мы так и не встретились.
Лев. Не судьба… (Пауза.) Так, может, поднимемся? Вы говорите, он ждет.
Татьяна (коснувшись его руки, мягко). Не надо, Лев Львович. Всё. Отрезано. Там у вас больше никого нет.
Лев. Вы уверены?
Татьяна. Да. И больше вы сюда не придете. Слышите?
Лев (после паузы). Да.
Татьяна. Вы здоровы. Вы отомстили. Вы простили. Вы удовлетворены. Компенсированы. Понимаете?
Лев (не сразу). Да.
Татьяна. Вам надо ехать домой, где бы он ни был. У вас семья. Вас ждут дети. Да?
Лев. Да-да.
Татьяна. А те, кто здесь жил до нас, они останутся… Поверьте, останутся… Прислушайтесь…
Двор оглашается звуками.
В шёпотах… В стонах… В возгласах удивления… Узнаете?
Лев. Да!..
Татьяна. Пусть так и будет. Не беспокойте их.
Лев. Да. Хорошо.
Татьяна. Вы кому-нибудь рассказывали?
Лев. Нет.
Татьяна. Некому?
Лев. Есть.
Татьяна. Плохо слушают?
Лев. Да. Отвлеченно.
Татьяна. С этим беда.
Лев. Вечное одиночество.
Татьяна. Да. Слова бессильны.
Лев. Только интуиция.
Татьяна. Редкое качество.
Лев. Редкое.
Татьяна. Чтобы на той же волне…
Лев. Или хотя бы в том же диапазоне.
Татьяна. Расскажите мне.
Лев (после паузы). Хорошо… Квадрат неба… Молочное облако… Трио Рахманинова, – едва, едва из чьей-то квартиры. Звон посуды. Запах жареной рыбы… С улицы – автомобильный клаксон… И визг затормозившего трамвая… Это возле «Астории».
Татьяна. Да. Я прожила. Запомню. Сейчас трамваи не ходят. Но я представила. (Встает.) Сидите здесь. Сейчас я принесу вам брошку.
Лев. Зачем?
Татьяна. Как зачем. Это брошь вашей мамы. Будет вам память.
Лев. Да? Она у вас?.. (Что-то отвлекает его.)
У ворот появляются трое военных в камуфляжной форме. Двое с автоматами остаются у ворот, офицер приближается.
Офицер. Вы из этого дома?
Татьяна. Да.
Офицер. Двадцать девятая в какой парадной?
Татьяна. А вам кого?
Офицер. Вы не ответили.
Татьяна. Я живу в двадцать девятой. Что вы хотите?
Офицер. Ваша фамилия?
Татьяна. Боженкова.
Офицер. Ну, правильно. Это кто-то от вас звонил? Мужской голос. Отец? Брат? Сват?
Татьяна. Это отец! Слушайте, он больной человек. Что он сказал?
Офицер. Что в доме будто бы террорист. Что он пришел ему отомстить.
Татьяна. Что за чушь! Я пойду!.. Я дочь… Я медсестра.
Офицер. Оставайтесь на месте.
Татьяна. У него не в порядке с психикой. Не верьте ни одному слову.
Офицер (Льву). А вы кто?
Татьяна. Мой знакомый. Лев Львович.
Офицер. Тоже здесь проживаете?
Лев. Нет, я приезжий.
Татьяна. И у него поезд! Идите, вы опоздаете.
Лев прячет флягу. Застегивается. Берет дипломат.
Офицер. Одну минуту. Документы у вас имеются?
Лев. Да. (Протягивает документ.) Пожалуйста.
Офицер (возвращает). Все понятно. Извините, еще одна формальность. Для порядка. (Профессионально обшаривает одежду, карманы.) Откройте дипломат.
Лев открывает. Пауза. Офицер отворачивается, закуривает.
Разрешение есть?
Татьяна. Послушайте! Товарищ офицер!..
Офицер. Я не вас спрашиваю.
Татьяна. Я объясню!..
Офицер. Есть или нет?
Лев. Нет.
Татьяна. Ну, что же это!.. Вы не должны!.. Постойте! (Рыдает.) Его нельзя!.. Я столько ждала его!.. Невозможно!..
Офицер (Льву, взяв пистолет). Так… Ждали, говорите?.. А старик не ждал… (Пауза. Покачав пистолет на руке.) Почему не сказали, что он игрушечный?.. Купили сыну?.. Так бы и сказали. (Швыряет пистолет обратно в дипломат.) Террорист, видишь ли… (Уходит.)
Татьяна (после паузы). Ну, теперь наигрались?.. (Утерев слезы, усаживает Льва на скамью.)
Лев. Нет еще. (Берет со стола планер, что-то проверяет в нем, поправляет и запускает в воздух.)
Радиоуправляемый планер (или простой бумажный голубь!) в лучах прожекторов делает круги по двору, едва не касаясь стен. Окна одно за другим зажигаются – во дворе полная иллюминация. Гул жизни – голоса, вздохи, обрывки музыки – наполняет его. И – взволнованный голос мальчика.
Голос. Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?.. Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь иззябнув, малютка приник. Обняв его, держит и крестит старик…
Планер делает виражи, снижается. И, наконец, приземляется. Прожектора гаснут.
Лев. Вот теперь всё!
Татьяна, завороженная зрелищем, стоит рядом со Львом без движения. И вдруг обнимает его, приникает к нему, как к близкому существу после долгой разлуки. Лев прижимает ее голову к себе, гладит, целует.
Татьяна. Ты посиди. Я сейчас… Я быстро! Только не уходи!.. Умоляю тебя, дождись меня!.. Милый, родной мой… (целует его)…только не уходи!.. (Пятясь к парадной.) Не исчезай!.. Останься…
Лев садится на скамью и сидит в одиночестве, как в начале, откинувшись на спинку, глядя на окна. Они гаснут, одно за другим. Он встает и уходит.
Лишь одно окно освещено – на верхнем этаже.
Затемнение
