Читать книгу: «Homo Ludus», страница 4

Кэтрин

 Кэтрин не до конца понимала, что вообще происходит с этим щенком – он просто не хотел есть. Он не делал ничего особенного: не стонал, не скулил, не гавкал – он просто не ел. И смотрел на неё. Своими добрыми карими глазами, просящими помощи. От неё.

Она уже связалась с несколькими лучшими ветеринарами в городе. Потом со своим отцом, который связался уже с лучшими ветеринарами, известными только узкому кругу лиц, где одних денег недостаточно, чтобы получить помощь. И потом анализы. И потом снова консультации. И новые анализы.

 И всё говорило об одном – собака полностью здорова. Об этом говорили все и всё… Только не одно «но». Его глаза. Кэтрин видела в них смерть. Да, она была молодой, но всё же журналисткой, которая побывала много где, и много чего видела. Смерть нельзя с чем-то спутать, смерть везде одинакова. И сейчас эта смерть сидела внутри этого зверя и смеялась над ней.

 Ей надо было что-то делать. Это странное «что-то». Что-то ещё, когда всё уже сделано. Когда все и сказали, что ничего делать не надо.

 Она хотела поговорить с Густавом. Её картина счастья с ним была под угрозой. Он ей доверился. Доверил этого щенка, который просто перестал есть на второй день.

 В её планы не входило звонить ему самой, да ещё так рано. Мужики всегда не выдерживали и суток. Но не он. Он был другой. И это казалось ей судьбоносным. Не такой как другие и созданный только для неё. И он должен её понять. Она не виновата, что щенок не ест. Она сделала всё, что можно было. Что требовалось. И, может, ничего и страшного. И всё же. Надо позвонить ему…

 Густав почти сразу взял трубку: «Да, Кэтрин. Привет»

 Первым делом, конечно, она улыбнулась: «Густик, я… Как дела у тебя?»

 Ей уже не хотелось говорить про кого-то ещё, кроме них. Кроме их будущего. Кроме счастья, которое их ждёт.

 «Отлично. Занят немного только. Как там Добби?»

 Она замялась. А что с ним? Да всё с ним в порядке. В конце концов, чего она напридумывала: куча врачей с массой средств современной медицины за бешенные деньги не нашли вообще никаких даже поводов волноваться. Не то чтобы какие-то недуги. А отдавать щенка ему обратно всё равно через неделю. Вон он уже вроде и кушать просится…

 «Добби отлично. Не пойму только, когда хочет есть… Но отлично. Я посоветовалась с парой знакомых врачей, они сказали, что такое бывает. Так что… Мы увидимся?» – конечная фраза выскочила просто на излёте после полного набора слов и плохо сочеталось с последней фразой Густава – стало выглядеть, будто она его и не слушала: «То есть я хотела спросить, может, мы как-нибудь погуляем, когда ты освободишься?»

– Конечно. Конечно, погуляем.

– И я ещё хотела спросить насчёт щенка…

 Густав перебил её: «Кстати, да. Я же хотел забрать его пораньше. Почти всё закончил. Быстрее, чем ожидал, и заберу его… Как насчёт послезавтра днём? Часа в 3?»

 Кэтрин выдохнула с облегчением: «Да, конечно. Мы же погуляем тогда?»

– Да-да, обязательно. А что ты хотела сказать насчёт Добби? А то я перебил. С ним же всё хорошо?»

– Да нет, ничего. – она нежно улыбнулась в трубку. – Просто мне кажется, что я уже начинаю по тебе скучать…

 Поговорив ещё пару лёгких минут и пожелав «спокойной ночи» Кэтрин положила трубку и, встав из-за стола, направилась к холодильнику. Красное сухое из Бургундии стояло на дверке. Налив полный бокал, она выпила его наполовину и улыбнулась. Скоро он будет с ней. У них идёт всё, как надо. Она умеет заботиться о своей второй половине и, уж точно, сможет позаботиться и о нём. Как и он будет заботиться о ней.

 Кэтрин повернулась и снова встретилась глазами со щенком, который лежал в точно таком же положении, что и с самого утра. «Да всё с ним порядке. – подумала девушка. – Просто грустит по своему хозяину. Чего я разволновалась. Он отдал мне собаку на передержку. Я всё делала и делаю, как надо. Ну мало ли не ест. Всякое бывает. Другие бы и никаких анализов не делали, не то что уж приёмы у лучших врачей. Всех на уши поставила. И ради чего? Нет же повода даже. Да и щенок совсем молодой. Сам по себе не помрёт. По анализам всё в порядке, значит и жить будет. И в конце концов, даже если и помрёт, то не в эти 3 дня. А дальше Густав разберётся сам. Такой мужчина в чём угодно сам разберётся. Что мне тут решать? Слишком много мне ответственности, уже устала от этого… Хотя, может, и стоило спросить у него, почему собака перестала есть? Хоть бы в курсе был… Вздор собачий! Это уж не моё дело. Я всё, что он просил, сделала? Сделала. Собака жива здорова – конечно. Видно любому, что здорова. А панику сеять – это всё истеричность, от которой избавляться надо. Да и Густаву бы вряд ли понравилось, что я бью тревогу попусту. Всё тут в порядке. Через 3 дня меня всё это вообще не будет заботить. Заберёт себе щеночка, а там пусть помирает, хоть через минуту, уже не моя ответственность… Моя ответственность теперь быть счастливой. И Густав теперь должен будет об этом заботиться. Надо быть красивой и держать его на поводке покороче. Всё это сработает, как и всегда работало».

 Кэтрин отвернула от собаки глаза и налила себе второй бокал.

Густав

 За окном снова задул ветер, деревья закачались, затанцевали и стали листвой обнимать друг друга как старые друзья.

 Сейчас необходимо было съездить в ближайший магазин, закупить палёного алкоголя для реализации ещё одной интересной идеи – у Владимира Аркадьевича была дочь с двумя несопоставимыми, но не редкими особенностями физиологии: пристрастие к алкоголю и больные почки при этом. Он, безусловно, ей приглянулся ещё два месяца назад, и она не раз дала понять, что хочет много большего, чем просто любоваться им издалека.

 К тому моменту, как Густав сел в машину, за окном уже начался дождь, не сильный, но, очевидно, подающий заявку на продолжительность. Ирландец очень любил такую погоду – она отлично подходила под раздумья и ещё лучше подходила под настроение огорчённых и расстроенных им людей, уверяющих себя, что «небо теперь плачет вместе с ними». Удивительно детское представление о природе, часто присутствующее в исторических описаниях: битвы, коронации королей, инаугурации президентов разными людьми описываются с прямо противоположной погодой, словно речь идёт о разных событиях, времени и месте. Неутомимое желание подтвердить своё мнение, предрасположить к себе, создать необходимый фон, и это же так просто, когда есть такая могучая, но немая сила, так ярко выражающая своё мнение, бесконечный источник подтверждения любых идей и мыслей. И, видимо, многие считали за грех это не использовать в своих целях.

 Когда-то на Руси «слепые дожди», то есть дожди, идущие при свете Солнца, называли «Царевна плачет» из-за того, что сверкающие капли напоминали слёзы. Такому обозначению было хоть какое-то основание. Но делать из природы политическую пропаганду казалось и вовсе лицемерным.

 «Вот такие вещи ярко отражают низость человека. – подумал Густав, заводя машину. – Они достойны просто умирать и не более».

 Ехать надо было минут 7-8, за несколькими поворотами стояло отдельное здание, ещё со времён СССР, где сервис, цены и общая обстановка как нельзя подходяще предполагали продавать спиртное, в том числе и нелегального происхождения, и в том числе в запрещённое время.

 Перед зданием было какое-то подобие парковки. И сейчас на ней стояли серая «Лада» девятой модели, все двери которой были распахнуты настежь. Внутри сидело два человека, выставив ноги на улицу. По глазам виднелось, что выпито не мало, и что, наверно, столько же не хватает долить.

 «Слышь, братан! – окрикнул один из них Густава. – Крутая тачила. Подкинь нам, скажем на…. Пиво». Даже с 10 метров амбре от накуренного и залитого за воротник чувствовалось весьма мерзкое и едкое, словно наложилось слоями на кожу за долгое время.

 Быдловатые полухулиганы. С трудом способные отличить Эйнштейна от Эйзенштейна. Со школы не читавшие ни одной книги и не то чтобы Ремарка или Стейнбека, а вообще любой книги. Ни этики, ни эстетики. Зато ярко выраженное желание вливать в себя спиртное и требовать этого вливания от окружающих, словно эти окружающие обязаны им. Ведь кто-то же должен занимать эту нишу, а раз не хочешь сам, то плати тому, кто занимает это место за тебя. И плати так, чтоб ему хватало занимать её дальше. А то ведь и тебя затянет то ли заодно, то ли вместо себя…

 Неинтересная и бесполезная добыча.

 «Конечно, подкину», – сказал ирландец и изменил направление в их сторону. Лица их явно обрадовались – видимо, до этого проходившие мимо них либо игнорировали, либо отнекивались по разным причинам.

 Позвал тот, что был на заднем сиденье. Он был более трезв, чем тот, что развалился на пассажирском кресле рядом с водительским. Теперь воняло ещё сильнее.

 «А чего пиво-то? – спросил Густав, находясь от них уже в полуметре. – Водяры? Конины, лучше?»

 «Сука, да… Конины надо бы», – задумался сидевший спереди, хотя ему-то как раз было достаточно.

 Густав достал кошелёк и, вытащив оттуда 5-тысячную купюру, передал её сидевшему на заднем сиденье. Оранжевый цвет денег ударил обоим в глаза.

 «Нихуя даёшь, брателло». – сходя на шёпот произнёс он, разглядывая в своих руках деньги.

 «А мне… Мне тоже давай» – начал было второй, но ирландец уже протягивал ему вторую такую же купюру.

– Ну чтоб тебе не было обидно…

– От души, братан…

 Первый чуть очухался: «Слышь, тебя как звать-то, братан, давай с нами. Конины раздавим…

– Густав. Густав Глиссон.

– А-а-а. Заморский пахан значит…

– Вроде того… Ментов не видели поблизости?

– Спят, суки. Васяна гуляет, бля. Куда им.

– Так ты Васяна?

– Он самый нах. А за рулём вон Серый.

 Густав достал из внутреннего кармана пиджака складной нож и воткнул его под челюсть первому, прикрыл дверцу и чиркнул по шее второго. Кровь забрызгала все сиденья, двери, обивку. Васяна даже пытался закрыть рану ладонью, денежной купюрой, но было бесполезно: их мозг к этому моменту уже не работал. Их мозг не понимал, что смерть перестала подкрадываться к ним, а просто пришла сразу.

 Густав вложил нож в ладонь Серому, сжал его руку и направился к входу в магазин.

 Большая честь, конечно, для таких алкашей умереть от его руки, но один раз они ему помешали.

 Пару месяцев назад своими вопросами и намёками они спугнули одну из его возможных жертв на этой же самой парковке. Та низкорослая хрупкая девушка явно подметила Густава, но тут же села в свою машину, заметив этих двоих. Гнаться за ней смысла не было, не такая уже красивая и интересная она была с виду. Но осадок остался, и уж точно не стоило ждать, когда такое случится снова.

 В магазине, кроме продавца, разумеется, никого не было. Собственно, и продавец не совсем присутствовал – невысокая полная женщина лет 55, не обращая ни на что внимания смотрела телевизор, какую-то программу о географии.

 Собственно, в прошлый раз, когда он заходил в это заведение и стал интересоваться, что ему могли бы посоветовать из дешёвого, но качественного, получил итоговый ответ: «Покупай и не пизди!», что вышло, словно рекламный слоган. Теперь он подходил, как нельзя лучше. Ирландец посмотрел на полки с алкоголем: «Мне бы коньяка какого… Вон Stone land №5. 0,7 литра».

 Он давно знал эту марку с надписью «Мы изменим ваше отношение к армянскому коньяку», помещённой в рамочку. Такая фраза оправдывала себя полностью: и сам продукт в оригинале был невысокого качества, и подделывали его часто, так что при первом же глотке появлялись тошнота и желание выплюнуть всё обратно, а под языком оставалось весьма неприятное послевкусие с совершенно неподходящим для этого вида алкоголя оттенком дешёвого шоколада. В сравнении с Араратом, подающим высокое качество сделанного в Армении, данный коньяк портил всё отношение и, действительно, менял его, вот только в худшую сторону.

 Когда Густав вышел из здания, на парковке никого нового так и не появилось, дождь продолжал идти, а со стороны серых «Жигулей» в дополнение к тяжёлому перегару начал появляться рыбных запах.

Мари

 В тот день Мари ехала от бабушки домой. Она всегда ездила к бабушке после расставаний. Когда бросали её. Когда бросала она. В этот раз это сделала она…

 Это очень странное чувство, когда кого-то бросаешь без причины. Вроде и всё в нём нормально. Умный, внимательный и даже красивый. Заботливый. Очень заботливый. Причём обо всём и заранее. И всё равно. Нет чувств. Просто нет чувств. И даже возникает вопрос «А что вообще надо?». Откуда берутся чувства? Не к качествам же. А как-то сами. Вот сейчас их не было. И она затянула с ответом. Зачем-то столько общалась с ним. Зачем-то переспала. Всё думала: «Может, что-то изменится.» А ничего не изменилось. Кроме, может, его чувств к ней.

 И она не знала, как и в какой момент сказать ему об этом. Она всё оттягивала момент. Всё думала, что надо что-то найти, что не так. Что может её обидеть. Но оно не находилось. Он и повода не давал. Он давал только свою любовь, причем очень искреннюю. И она бросила его. Просто так. Потому что не было чувств…

 А ещё ей понравился другой. Нельзя же сразу с двумя. Это не в её принципах. Поэтому она бросила того, с кем уже что-то было. Поздно. Надо было раньше. Но она уже сама не знала, что надо было. Она просто сделала, как удобней. Это так просто – сделать, как удобней. Все так делают. Она это знала. Все делают только так, как им удобней. И с ней так поступали. И также искали повод, как она сейчас. Потому что так удобней. И так глупо, и так жестоко. Теперь она чувствовала себя сукой.

Беспринципной злобной сукой. И что с этим делать, она не знала. Просто боялась, что ей за это прилетит. Неизвестно откуда, но очень даже понятно за что. Всегда приходится платить, вопрос только в цене.

 Поэтому она ездила к бабушке в таких случаях. Посмотреть на родного человека, поговорить, успокоиться. Просто начать считать, что все эти вещи неизбежны. И нормальны в жизни. Всегда так. Все так всегда делают, и всем потом прилетает. Всё как всегда. Но так хоть можно не волноваться. Бабушка давно одна, она всегда ей рада, и ей очень много лет. А спокойствие и радость в таком возрасте всегда успокаивает. И всё же ей прилетит за это… Как и всем прилетает. Даже, если не быть виноватым…

 Ей, может, даже хотелось заплакать, но слёзы не шли. Они будто уже потратились на кого-то или на что-то. И тот тяжёлый камень, который обычно был у неё после расставаний, сейчас куда-то делся. Не было тяжело в груди, но и легко тоже не было. Очень странное ощущение. Так раньше с ней не было. И в чём-то ей даже казалось, что это сила. Весьма странная чужеродная не свойственная ей сила.

 Её Фольксваген уже подъехал на стоянку того магазина, в который она всегда заезжала по дороге от бабушки. Старое переделанное сельпо, возле которого сейчас с одной стороны стоял здоровенный Кадиллак Эскалейт, а с другой видавшие виды Жигули с распахнутыми дверьми, из которых торчали в раскоряку ноги пассажира и водителя. Она прекрасно знала, что от них надо держаться подальше, ведь в этих Жигулях постоянно обитали двое гопников, периодически отпускавшие в её адрес беспардонные словечки, и, которым явно нельзя было попадаться на глаза в тёмное время суток. Но сейчас, как и всегда, нельзя было пройти совсем мимо, чтобы попасть в магазин.

 На улице шёл дождь. Ещё пара минут и точно будет поливать. Это подбодрило её, и она решила быстро добежать до входа, не обращая ни на кого внимания. Быстро, легко, прям как мышка – из машины в магазин. Так и легче будет оставаться самой в себе, чтоб никто не приставал.

 Не смотреть на них. Вообще глаза не поворачивать. Что бы они ни сказали. Куда бы они ни смотрели. Просто пробежать мимо. И в магазин. Они ничего не сказали. Ей вроде даже что-то мерещилось, но они ничего не сказали. Вообще. Так не бывало ни разу. Они не шелохнулись даже. Боковым зрением, она видела, что они просто лежат в машине, ногами наружу. И… странно лежат… Со странным запахом. Свежей рыбы… или кошенной травы. Похоже на это. Странный, очень странный запах. И ещё более странные позы… Ей стало страшно. Дико страшно… Только не смотреть туда. Они просто спят. Напились до чёртиков и спят, не более того… Но спящие не лежат так. Они какие-то скрученные. Так не спят…

 Глаза сами скользнули взглядом туда-обратно… Трупы… Что-то прогремело у неё в голове. Сердце застыло. Не смотреть туда больше. Стало тяжело дышать, но она пыталась. Не смотреть туда… Трупы. Она смотрела на них, прикрывая раскрытый рот руками. Трупы… Как же так. Все в крови. И всё в крови. Они так друг друга? Это средь была дня? Кто это сделал? Бежать отсюда! Бежать!!!

 Она повернулась обратно и, не успев сделать и шаг, во что-то врезалась. Человек. Она отскочила обратно и, подняв голову, вгляделась в него. Это владелец Кадиллака. Высокий, красивый, с очень умными и внимательными глазами. И, главное, с очень спокойным лицом. В такие моменты очень притягивает к себе чьё-то спокойное лицо. Когда кругом жутко и страшно, а кто-то даёт некое понятие о мире, спокойствии и безопасности. С ним безопасно.

 «Вы видите?!» – чуть ли ни шёпотом проговорила Мари. – «Вы видите это?!»

 «Нам нельзя тут оставаться», – спокойно сказал мужчина и плавно указал рукой на её Фольксваген. – «Быстрее садитесь в машину и езжайте за мной. Тот, кто это сделал, может быть поблизости. Быстрее в машину. Сейчас отъедем, и сразу вызовем полицию».

 Его голос нельзя было не слушать. Он прав. Нельзя тут оставаться. Опасно. А с ним безопасно. Она шмыгнула в свою машину, и пока копалась с ключами в замке зажигания, он уже начал выезжать со стоянки. Ей показалось, что если она не успеет за ним, то её убьют. Неизвестно кто откроет её дверь и убьёт её, придушит или свернёт шею. Это так страшно. Этот кто-то убьёт её. Быстрее за Кадиллаком.

 Вырулив на дорогу за внедорожником, она стала смотреть на его задние огни. Так спокойней. Они уже отъехали. Она уже в пути. Всё уже позади… Тут она резко обернулась назад, желая проверить, не сидит ли кто-то позади. Но там было пусто. Только её сумка, которую она всегда брала к бабушке. Всё позади. А с этим мужчиной безопасно.

 Она выдохнула. Такой ужас. Средь бела дня. Убиты два человека. Да, она их обоих вечно боялась. И даже несколько раз передумывала заезжать в тот магазин. Но убивать. Это ужасно. Зачем люди так делают? Из-за чего? Из-за денег? Из-за обиды? Зачем? Просто убили двоих? Или они убили друг друга? Непонятно. Она ведь не разглядывала их. Она только видела, что всё в крови, и они просто лежат. Все в крови. Ей так повезло, что рядом оказался этот мужчина. Он точно знает, что делать. Он такой сильный и спокойный. За ним можно спрятаться. Она всегда хотела, чтобы за мужчиной можно было спрятаться. Ей очень повезло, что он там был… И очень неловко ей было это осознавать, но она его хотела прямо сейчас. Прям сейчас вот только что после такого увиденного ужаса с кровью. Ведь она-то жива. И она в безопасности. Рядом с таким сильным мужчиной. Хотелось прямо самой обвить его шею своими руками, прижаться к нему и сесть на колени. Чтобы ощутить тепло его мужского естества. У такого уверенного в себе мужчины должно быть всё в порядке и с размерами, и с формами. Ей было немного стыдно за то, в какой ситуации она думает об этом, но она просто не могла остановиться. Ей так хотелось ласкать его везде. Долго и нежно. От одной мысли ей становилось спокойней. Словно так его мужская сила будет защищать её саму. Так спокойней. Так безопасней. Так легче. И ей давно хотелось мужчину, который бы защищал её. Но первым делом обнять его и устроиться на его коленях. А потом заниматься любовью и греться от его тела…

 Она выдохнула. Затем облизнула губы. Так полегче. Между ног всё промокло. Возбуждение участило её сердце. Но всё же надо было следить за дорогой и похоже, что уже приехали. Проехав автоматически открывшиеся ворота, Кадиллак въехал на участок, Фольксваген за ним.

 Дом стоял небольшой, но с высокой 4-х этажной башней, на вершине которой виднелись панорамные окна, глядящие в сторону леса. Когда Густав подходил к её машине, она заметила, насколько ровная и плавная у него походка, чем-то напоминающая движения хищного, при этом весьма сытого зверя.

 «Вы в порядке?» – спросил мужчина, открыв дверь её машины. Его глаза были всё также спокойны, и теперь казались ещё и очень нежными и понимающими. Мари хотела смотреть в них всё больше и больше, но взгляд сам по себе на мгновение упал на молнию на его брюках – небольшая выпуклость начала сводить её с ума. «О, Боже, как же я хочу его член!» – подумала она и с трудом произнесла: «Кажется, да…» Все мысли, какие сейчас у неё были, касались того, насколько ему нравится минет, и когда же до этого дойдёт.

 «Я не представился. Меня зовут Густав», – он подал ей руку, помогая вылезти из машины.

 «Мари», – она попыталась улыбнуться, хотя это не очень получилось в её сумбурном состоянии. И тут она ощутила, какие нежные у него руки. Как её сердце забилось ещё сильнее, а между ног стало ещё более мокро. О том, как он может обнимать такими руками она думала, пока они шли к дому. А внутри дома снова стала думать о его члене и о том, как приятно можно будет лежать под ним.

 «Полицию я вызвал, пока мы ехали. У меня только к Вам вопрос – нужно ли Вам вызвать скорую» – его глаза выражали уверенность и внимательность. И это было очень приятно. И очень надёжно.

 «Спасибо…» – Мари снова попыталась улыбнуться. – «Я, кажется, в порядке… Вы не знаете, как такое вообще могло произойти? У нас вроде спокойный район. А тут средь бела дня…»

 Густав усадил её на диван и положил руки чуть ниже плеч. Ей стало теперь совсем спокойно.

 «У некоторых людей страшные вещи в голове. И иногда это вылезает наружу. Не сомневаюсь, что того, кто это сделал, быстро поймают… Но я должен Вам сказать, что после увиденного и пережитого стресса, Вам может быть не по себе несколько дней или даже недель» – Густав говорил мягко и постепенно. Голос словно убаюкивал.

 В груди у Мари стало очень легко. Невероятно легко, и какая-то незаметная тяжесть улетучилась оттуда. Тут она расплакалась и потянулась в объятия к Густаву. Она была больше, чем уверена, что он не откажет ей в утешениях. Всё получилась словно по нотам и целиком на автомате. Пара секунд, и он уже обнимал её рыдающую и нежно гладил рукой по спине.

 «Густав, Вы очень умный и такой внимательный. Да, мне очень не по себе. Я так испугалась. Я совсем не знала, что мне делать. Так хорошо, что Вы оказались рядом. Я иногда захожу в этот магазин, и там всё время на стоянке эти двое. Я так боялась их всё время. Они говорили мне всякие мерзости. Пугали меня… А теперь я увидела их в крови, мёртвыми. В людях столько зла… Столько зла. Зачем это сделали? Неужели нельзя просто жить в мире? Это так ужасно». – наконец, она чуть успокоилась. – «Извините, правда, не знаю. Я так расплакалась. Всё же позади… Вы такой милый…»

 Густав взглянул ей в глаза: «Да, всё позади, Мари. Всё позади».

 Зазвонил телефон. У Мари. Она взглянула на трубку и увидела, что звонит её новый ухажёр Томми. Именно тот из-за которого она порвала прошлые отношения. Всё только начиналось, она видела, что очень интересна ему, у них уже было свидание и один раз целовались. Но теперь есть Густав. Теперь эти глупые отношения надо тоже закончить. Да ещё так не вовремя звонит. Он всегда так. Всегда всё не вовремя. Она заметила это уже во второй раз. Это ж так всё время будет. Он всё время всё будет делать не вовремя. Как в начале, так и всё время. Зачем такой мужик? Ни к чему даже начинать. Потом ему следует сказать, что ничего не получится. Мари просто сбросила звонок.

 «Это коллега» – сказала она. – «По работе, наверно, что-то надо. Но я не могу сейчас об этом».

 Телефон зазвонил снова. Опять он. Она снова сбросила: «Вот бывают же люди».

 Через секунду ей пришло сообщение. Даже смотреть не стала.

 «Густав, расскажите о себе. Где Вы так хорошо научились понимать людей? Это очень притягивает».

 «Да, конечно. Если Вы не против, пойдёмте на кухню. Чай, кофе, может, шоколад хотите?»

 Он просто потрясающий. Действительно, очень внимательный и тактичный. О, и ещё у него такая классная попа. Когда он встал и направился на кухню, она разглядела всё очень детально – видимо, спортсмен; такую попу так просто не получишь, надо заниматься. Прям ВАУ.

 «Да, кофе. Просто растворимый. Вы прямо читаете мои мысли», – теперь улыбаться Мари было намного легче.

 Кухня была просторной и явно очень функциональной. Сразу видно, что её обитатель умеет вкусно готовить и делает это сам. И ещё любит интерьер: если гостиная была стилизована в духе чопорной фиолетово-каштановой Англии, то кухня отдавала Средиземноморьем, лёгким и непринуждённым.

 Когда он в очередной раз отвернулся, проводя манипуляции с кружками, ложками и кофе, она просто не смогла оторвать глаз, восхищаясь формой его ягодиц, и не успела отклонить взгляд, когда он обернулся.

 «Ой! – воскликнула Мари. – Я что-то задумалась…» Снова пришло сообщение на её телефон. Потом ещё. И ещё. И ещё. Мари выключила звук. «Прошу, расскажите о себе. Мне очень интересно».

 Он рассказывал очень долго. Красноречиво, с юмором и очень интересно. О том, как когда-то учился на психиатра, как стажировался в больнице для умалишённых и помогал им пережить то, о чём большинству людей даже не хотелось говорить. А потом он работал в этой больнице и очень скоро стал известным благодаря своей способности находить общий язык и добиваться цели, которая казалось была недостижима. Родные были благодарны ему, а коллеги были очень расстроены его решением уйти и заняться частной практикой, потому что надо было развивать свои навыки и лечить всё более сложные и сложные случаи. Чтобы его способности помогали не только в одном конкретном медицинском учреждении, а продвинули саму науку, саму способность человечества лечить психические отклонения.

 Чем больше она слушала его, тем больше проникалась уважением и признательностью к этому человеку, который, казалось, не щадил себя, помогая совершенно незнакомым людям. Как и ей сегодня. Как же хорошо, что он оказался рядом. Как же прекрасно, что вместо чудовищного дня с кровью и трупами, она получила надёжного человека, умного красивого и такого внимательного. Она уже была готова на что угодно, лишь бы связать себя с ним до конца жизни.

 Тем временем начало смеркаться. Ей пора было ехать домой, хоть это и не было обязательно.

 «Нет, это обязательно!» – подумала Мари. Она уже настроилась на серьёзные отношения. А раз они серьёзные, то нельзя оставаться на ночь в первый же день знакомства. Даже если ничего не будет, всё равно это плохой тон. И плохой знак… Она много раз думала про знаки, и очень боялась тех знаков, что говорят о любви. «Лишь бы не сглазить», – обычно про себя говорила она. И это, как будто бы, спасало. Но рисковать нельзя. Слишком уж велика цена. И надо ему показать серьёзность с её стороны.

 После нескольких неудачных попыток проводить её домой, разумеется, он спросил её номер, чтобы убедиться, что она доехала домой в целостности и сохранности. Он так и сказал: «Чтобы убедиться». Это было вишенкой на торте для завершения её сегодняшнего удачного дня знакомства.

 Было уже полдвенадцатого ночи, когда она отъехала от дома Густава, и почти сразу же снова зазвонил телефон. Это снова был Томми.

 Лучше взять трубку, и закончить уже это глупое ожидание: «Алё».

 Из трубку послышался взволнованный мужской голос: «Мари. Господи, что случилось-то? Ты куда пропала? У тебя всё хорошо?»

 «Да, у меня всё хорошо. – девушка намеренно сделала очень недовольный тон. – Всё, в принципе было, отлично, пока ты не начал терроризировать своими звонками и сообщениями. Вообще, что это за манера так делать?»

– Я беспокоился… Извини… Просто мы договорились встретиться. Я ждал. Думал, что-то случилось. Тебя и нет. И на связи нет. И в вотсапе тебя нет…

– И что с того?

– Ничего… Я просто волновался…

– Мне как-то не нравится, когда на меня давят. Вообще, кому это понравится? Или, когда приезжают внезапно к дому с визитом. Это настораживает.

 Мари данным образом припомнила ему случай недельной давности, когда Томми приехал к ней домой вечером с цветами – здоровенной охапкой роз. Он позвонил и попросил их забрать. И ей тогда, действительно, очень понравилось, ведь рядовой хмурый рабочий день превратился в приятный вечер с кучей пышных цветов, которые до сих пор стояли у неё на кухне, создавая свежий аромат природы. Теперь вот только этот случай казался ей совершенно в ином цвете, и уже в ином цвете она его и подавала.

 Молодой человек, поначалу не знавший, что сказать, просто извинился: «Ну… Можно же сказать, если тебя это напрягает. Я не буду так делать… Это же просто цветы были. Я подумал, что после тяжёлого дня это будет какое-то разнообразие. Да и вообще… Цветы вроде приятно…»

– Приятно, когда ты этого ожидаешь! И когда не чувствуешь себя под колпаком! – Мари резко повысила тон и, более того, это начало ей нравится – пусть извиняется, пусть чувствует свою ошибку. В конце концов она сама в праве решать, кого ей видеть вечером, а кого нет.

– Извини, Мари… Я не хотел тебя чем-то обидеть…

– И, понимаешь, я хотела просто пообщаться для начала. Надо же узнавать друг друга. Узнавать получше, и уже потом решать, что с этим делать. Думаю, тебе самому понятно, что у нас не всё получается…

– Ну, хорошо-хорошо. Я не буду так приезжать. Уже понятно. Мы можем встречаться просто дальше, как тебе угодно.

– Мы не можем дальше также встречаться. Я уже сказала, что у нас не всё получается.

– Ну, получится…

– Нет, не получится. Ты сам это видишь. И мне не понятно, почему ты так серьёзно к этому отнёсся. Мы просто общались… – сказав это, она тут же вспомнила, что они целовались, разговаривали часами и о прошлом, и о будущем, и разговоры про секс у них были, и что скоро секс будет и у них, когда она решит, что до этого уже дошло. Они говорили о том, как кому удобнее, и как у них обоих было до этого. И что это вовсе не разговоры о пустом или наболевшем, а разговоры о нечто бОльшем. Но нет. Это всё же просто разговоры. Все эти слова, которые ни к чему не обязывают, и ни о чём не говорят. Это просто слова и не более того. И ни к чему это вспоминать, раз к нему нет чувств.

 Её уже теперь бывший ухажёр теперь просто молчал.

 Мари почувствовала прилив сил. Ей становилось всё лучше. Кровь прилила к губам, и она смочила их языком. Она ощущала, что поступает сильно. Как жёсткая волевая личность. Без колебаний и сомнений. Сделала, как решила сделать. И осознание собственной уверенности и решимости начинало вводить её в определённый вид эйфории: «Послушай. Я думаю, не стоит тратить друг у друга время. Мы пообщались – ничего не вышло. И надо быть честными прежде всего перед самим собой – мы просто не пара. Если ты мужчина, ты достойно должен это принять».