Читать книгу: «Писатели и стукачи», страница 19

Как стало известно Солженицыну, весной 1990 года Вадим Борисов без его ведома подписал два десятка договоров с неким «Издательским центром», отдав ему на три года все права на публикацию книг писателя. Когда Солженицын этот вариант отверг, оказалось, что договоры разорвать уже нельзя. К тому же выяснилось, что Борисов числился одним из руководителей этой фирмы со всеми вытекающими последствиями, предполагающими отчисления в его пользу с проданных книг. Более того, в своей статье Солженицын утверждает, что Борисов вёл двойную бухгалтерию, вводя в заблуждения автора относительно доходов от продажи. Этого Александр Исаевич уже никак не мог стерпеть:

«Непостижимо. Изводились душой от невозможности оторвать Диму от хватки деятельных коллег. Настроение в нашем доме было – как семейное горе. Ошибку – можно простить и миллионную. Обмана – нельзя перенести и копеечного… Конечно, когда я передавал полномочия Диме – никто ещё не представлял, какая жестокая, беспощадная полоса – вот налегает на Россию. И сколькие, сколькие собьются с толку, потеряют себя в разыгравшихся соблазнах “Рынка”. В эту струю – изневольно? беспомощно? – угодил и наш давний друг».

В своей книге «Солженицын. Прощание с мифом», вышедшей в свет в 2004 году, Александр Островский пытается объяснить, как возникла такая ситуация:

«В условиях тогдашней России судьба солженицынских гонораров зависела от предприимчивости В.М. Борисова. По некоторым данным, сам он в коммерческом отношении был малоопытен, поэтому денежными делами Литературного представительства писателя занимался Сергей Дубов. В 1992 году В.М. Борисов был отстранен от руководства Представительством, его место занял некто М.Т. Работягин. В этом же году в Москву приехала Н.Д. Солженицына, чтобы, в числе прочих дел, ознакомиться с финансами Представительства, состоящими из гонораров за издания произведений в 1989-1992гг. Однако, по свидетельству очевидцев, В.М. Борисов был неуловим. Прошло некоторое время, и при не до конца выясненных обстоятельствах он погиб, незадолго перед этим был убит С. Дубов».

В том же 2004 году в защиту Вадима Борисова выступила близко знакомая с его семьёй писательница Людмила Улицкая. Вот как она отреагировала на обвинения, выдвинутые в книге Солженицына:

«В книге есть строки, касающиеся нашего покойного друга Вадима Борисова, который для нас навсегда остался Димой, и бросающие тень на человека, который уже умер и не может защитить своего доброго имени, своей чести и достоинства… Допускаю, что Вадим не был хорошим организатором издательского дела, но Солженицын, находясь в Америке, совершенно не представлял себе картины жизни в России… Издательское пиратство процветало, и именно для того, чтобы обеспечить сколько-нибудь пристойный издательский уровень и контролировать хотя бы неприкосновенность текстов и вынужден был Вадим Борисов работать под эгидой "Издательского Центра", в чем упрекает его Солженицын. Но не выяснение деталей бухгалтерской отчетности заставляет говорить на эту тему. Заставляют говорить слова Солженицына: "Ошибку можно простить и миллионную. Обмана нельзя перенести и копеечного". Речь идет вовсе не о копеечном обмане – речь идет о жизни человека, посвятившего себя служению Солженицыну и его делу. Обвинения в недобросовестности Вадим и не смог перенести. Это подорвало его и без того плохое здоровье и, возможно, сократило жизнь».

Впрочем, есть и другое мнение по поводу причин, вызвавших гнев Александра Солженицына. Будто бы всё дело в том, что автора совершенно не устроило качество издания первого российского собрания его сочинений – газетная бумага, мягкий переплёт. Не берусь судить, кто в этом деле прав – возможно, издатели были виноваты, а может быть, писатель, надолго оторванный от родины, не представлял, какая была жизнь у нас в те годы.

А между тем, Солженицына не раз обвиняли в том, что он «сначала использовал, а потом поливал грязью» не одного Вадима Борисова, но и Льва Копелева, Александра Твардовского, Владимира Лакшина. Владимир Бушин в книге «Александр Солженицын. Гений первого плевка» высказался ещё резче:

«Оставил бы ты, критик, свой оглушительный барабан да уговорил бы неприкасаемого кумира отказаться хоть от какого-нибудь единичного вранья, хоть в чем-то покаяться. Он же до сих пор остановиться не может. Вот уже и накануне своего 85-летия в ноябрьской книжке "Нового мира" бросил черную тень на своего верного служителя Вадима Борисова. А Вадим-то умер, его друзья говорят: не пережил обиды и оскорбления».

Присоединился к обличителям и Григорий Бакланов, написавший в книге «Кумир. Избранные части из новой книги»:

«Тот несчастный Вадим Борисов, который бросил свое дело, пошел целиком в услужение Солженицыну, публиковал его книги в первые годы перестройки… А потом потребовали от него строгой бухгалтерской отчетности, которой и быть в те годы не могло, и обвинили его в мошенничестве, и он вскоре умер. Но и мертвого, не способного себя защитить, чтоб и на его детей пал позор, Солженицын припечатал словом в своем ныне публикуемом "Зернышке", которое никак не затерялось "меж двух жерновов", а наоборот, эти жернова отлично сумело использовать: "Ошибку – можно простить и миллионную. Обмана – нельзя перенести и копеечного».

Однако прежде, чем упрекать кого-нибудь в недобросовестности или в более тяжких грехах, надо бы разобрать в том, что представлял собой «Издательский центр» и как вершились там дела. Для этого обратимся к личности Сергея Дубова. Вот что писал о нём Сергей Григорьянц в книге «Политические убийства в России последних лет»

«Журнал "Новое время", предоставивший помещение и имя издательскому концерну С. Дубова, был создан КГБ как одна из важнейших "крыш" для шпионской деятельности… С. Дубов, будучи человеком этому миру посторонним… благодаря своей неуемной энергии и изобретательности в короткое время не только составил очень большое состояние, но и благодаря этому стал весьма влиятельным и информированным человеком, но при этом по-прежнему чужим. Когда стало ясно, что его не удается приручить, его заместители предложили ему передать им управление всеми его делами. Дубов понимал опасность, не отказывался, но медлил, пытался найти какой-то выход… Тогда был убит его семнадцатилетний сын… Поскольку дела С. Дубов так никому и не передал, через несколько месяцев он был застрелен».

Это лишь одна из попыток объяснить причину случившегося с Дубовым. Есть и другая версия – будто бы всему виной «солнцевские братки», которые хотели подмять под себя книжный бизнес, поставив вместо Дубова своего человека – Алексея Корягина, партнёра Дубова. Ещё одна версия гласит, что Сергей Дубов взял многомиллионный кредит в банке «Деловая Россия», но в срок вернуть не успел – за это последовала жестокая расплата. В развитие этой версии появилась статья в «Московском комсомольце»:

«История хранит множество примеров, когда должники загадочным образом погибают за несколько дней до срока погашения кредита. Многие из этих примеров связаны с именем Льва Геллера – хозяина скандально известного банка "Деловая Россия", замешанного в отмывании российских бюджетных денег через Национальный республиканский банк города Нью-Йорк. Причем в сети Геллера попадали далеко не последние люди. Нередко его жертвами становились весьма известные и перспективные бизнесмены… Именно активные контакты с "Деловой Россией", вероятно, стали причиной убийства главы издательского дома "Новое время" Сергея Дубова».

Всё это я рассказываю только для того, чтобы стало понятным, в какую сложную ситуацию попал Вадим Борисов после того, как привлёк к изданию книг Солженицына предпринимателя Сергея Дубова. В бизнесе 90-х свободно чувствовали себя только «волки» – не важно, были это бандиты или просто безнравственные люди. Борисов оказался не в то время и не в том месте. Увы, Солженицын этого не захотел понять.

Конечно, Вадим как человек весьма далёкий от коммерции, не разбиравшийся в бухгалтерии, мог стать лёгкой добычей любого нечистоплотного дельца – других в то время не было. Дубов наверняка обогатился на издании сочинений Солженицына, однако досталось ли что-нибудь Борисову?

Не зная в точности подоплёки этого дела, я не берусь кого-то осуждать. Ну разве что Льва Геллера, да и того лишь со слов журналиста из МК. Могу лишь сообщить, что вскоре после смерти отца две дочери Борисова – одна из них училась за границей, а другая какое-то время работала во Франции – оставили свои гуманитарные занятия и открыли ночной клуб. Ещё более преуспел их младший брат Митя – у него целая сеть кафе и ресторанов по Москве. Знал бы отец, чем они займутся! А с другой стороны, не исключено, что и Вадим со временем понял для себя, что никому она не нужна, вся эта суета по защите чьих-то прав – ну скажем, прав Александра Солженицына. Надо думать о себе и о своей семье, то есть элементарно следовать инстинкту продолжения собственного рода. Может быть и так, однако Вадим уже не сможет это опровергнуть.

Глава 24. Солженицын против Шолохова

Похоже, что всё началось в 1967 году, когда на заседании Секретариата союза писателей СССР писатель Михаил Шолохов выступил с осуждением писателя Александра Солженицына:

«Прочитал Солженицына "Пир победителей" и "В круге первом». Поражает – если так можно сказать – какое-то болезненное бесстыдство автора. Свои антисоветские взгляды Солженицын не только не пытается скрыть или как-то завуалировать, он их подчеркивает, выставляет напоказ, принимая позу этакого "правдоискателя"… У меня одно время сложилось впечатление о Солженицыне (в частности после его письма съезду писателей в мае этого года), что он – душевнобольной человек, страдающий манией величия. Что он, Солженицын, отсидев некогда, не выдержал тяжелого испытания и свихнулся. Я не психиатр и не мое дело определять степень пораженности психики Солженицына. Но если это так, – человеку нельзя доверять перо… Если же Солженицын психически нормальный, то тогда он по существу открытый и злобный антисоветский человек. И в том и в другом случае Солженицыну не место в рядах ССП. Я безоговорочно за то, чтобы Солженицына из Союза советских писателей исключить».

Ну что поделаешь, не нравилось Шолохову то, что пишет Солженицын. Он и сам об этом знал – какие страдания выпали на долю русского народа, как проходило раскулачивания на Дону, как изощрялись органы ОГПУ-НКВД в поисках врагов советской власти. Но это было в прошлом, а сейчас не так и не о том следовало бы литератору писать.

Месть Солженицына не заставила себя долго ждать. В 1975 году в Цюрихе была опубликована его книга «Стремя "Тихого Дона"». В ней Солженицын попытался опровергнуть авторство Михаила Шолохова:

«Летом 1965 передали мне рассказ Петрова-Бирюка за ресторанным столом ЦДЛ: что году в 1932, когда он был председателем писательской ассоциации Азово-Черноморского края, к нему явился какой-то человек и заявил, что имеет полные доказательства: Шолохов не писал "Тихого Дона". Петров-Бирюк удивился: какое ж доказательство может быть таким неопровержимым? Незнакомец положил черновики "Тихого Дона", – которых Шолохов никогда не имел и не предъявлял, а вот они – лежали, и от другого почерка!.. Дочь подруги ее детства, Наташа Кручинина… ленинградский терапевт, оказалась в доверии у своей пациентки Марии Акимовны Асеевой. И та открыла ей, что давно в преследовании от шолоховской банды, которая хочет у нее вырвать заветную тетрадочку: первые главы "Тихого Дона", написанные еще в начале 1917 года в Петербурге. Да откуда же? Кто? А – Федор Дмитриевич Крюков, известный (??– не нам) донской писатель. Он жил на квартире ее отца горняка Асеева в Петербурге, там оставил свои рукописи, архив, когда весной 1917 уезжал на Дон – временно, на короткие недели… Это был конец 1969 года. Новость поразила наш узкий круг. Что делать?»

Попытка разобраться в том, о чём ещё в 30-е годы судачили завистники донского самородка, вызывает уважение. И в самом деле, если появились новые данные, обязанность честного исследователя заключается в том, чтобы либо подтвердить версию о плагиате, либо опровергнуть, прекратив бессмысленные разговоры. Солженицын настоял на продолжении поисков:

«Решили мы снарядить вторую экспедицию: Диму Борисова. Вот с него-то, наверно, и надо было начинать. … Но само взятие – не одна минута, набиралось три здоровенных рюкзака, понадобилась еще третья экспедиция… Привезли – не в собственность, а на разборку – весь оставшийся от Крюкова архив. А тетрадочку, мол, – потом».

Три рюкзака архива Крюкова – это внушительное достижение! Но вот беда: если не удалось получить ту заветную тетрадочку, стоило ли обнародовать непроверенные факты? Вместо прямых доказательств – текстологический анализ записей из архива Крюкова, так и не позволивший сделать однозначный вывод.

Слухи о плагиате появились ещё в 1928 году. В качестве истинных авторов упоминали безвестного белогвардейского офицера, затем критика Сергея Голоушева. Доведённый до отчаяния несправедливыми упрёками, Шолохов писал Серафимовичу:

«Что мне делать, Александр Серафимович? Мне крепко надоело быть «вором». На меня и так много грязи вылили. А тут для всех клеветников удачный момент: третью книгу моего "Тихого Дона" не напечатают. Это даёт им (клеветникам) повод говорить: "Вот, мол, писал, пока кормился Голоушевым, а потом и "иссяк родник""».

В 1937 году в качестве альтернативы Шолохову выдвинули фигуру покойного казачьего писателя Крюкова, того самого, которого выбрал Солженицын для того, чтобы отмстить давнему обидчику. Желаемое не сбылось – всего два года потребовалось, чтобы опровергнуть очередную клевету. Рой Медведев в 1977 году сумел доказать, что Фёдор Крюков написал всего лишь путевые заметки, название которых, «С Тихого Дона», и ввело исследователей в заблуждение.

Однако противники Шолохова, количество которых преумножилось после его выступления против Синявского и Даниэля в 1966 году, не унимались даже в 90-е годы. В то время появилась совсем уж фантастическая версия, будто роман был написан Николаем Гумилёвым. И только в самом конце прошлого тысячелетия в руки исследователей попали считавшиеся утерянными рукописи первых двух книг «Тихого Дона». Именно их Шолохов предъявил комиссии РАПП в 1929 году, когда началось расследование дела о возможном плагиате. Тогда РАПП снял все обвинения, то же повторилось и сейчас, поскольку по результатам проведённой экспертизы было признано, что большая часть рукописи написана рукой Михаила Шолохова, а незначительная часть – его женой.

Казалось, на этом историю с плагиатом полагается закончить. Однако израильский исследователь Зеев Бар-Селла предположил, что это всего лишь копия с неизвестного нам оригинала. Авторские правки, сделанные в рукописи рукой Шолохова, по мнению Бар-Селла, ничего не могут значить. Впрочем, и у самого автора этой версии аргументов не было. Пришлось ему предпринять поистине титанические усилия, чтобы с помощью текстологического анализа попытаться доказать – если плагиата нет, наверняка были просто жуткие заимствования. Исследователь утверждал, что Шолохов заимствовал чуть ли не у всех известных авторов – источником для списывания стали и пьеса Чехова «Вишнёвый сад», и роман Достоевского «Идиот», и даже «Записки сумасшедшего», что и вовсе не простительно.

На мой взгляд, после этой комической попытки уличить Шолохова в плагиате, историю можно было бы закончить. Писатель не обязан доказывать своё авторство. Пусть факт плагиата, если он и был, доказывают бездарные завистники.

Однако Бар-Селла не унимается. В 2011 году в интервью на Радио Свобода он снова взялся за своё:

«Если говорить всерьез, то в пользу авторства Шолохова не имеется ни одного аргумента. Кроме одного – сам Шолохов говорил, что "Тихий Дон" написал он и никто другой… В 2005 году я выпустил книгу, которая называется "Литературный котлован: проект "Писатель Шолохов"", где показал, что так называемые "Донские рассказы" не просто не принадлежат Шолохову, они вообще написаны разными людьми. То же самое можно сказать и о "Поднятой целине". Относительно романа "Они сражались за Родину", я обнаружил там куски текста (это примерно 1/6 текста), которые по всем параметрам могли быть написаны только Андреем Платоновым. Шолохов – это одна большая фальшивка».

Могу лишь сказать, что все эти текстологические исследования – просто курам на смех! То же относится и к попыткам Бар-Селла с Каганской доказать, будто Булгаков заимствовал у Ильфа и Петрова. Но об этом я уже писал. Однако для полноты картины приведу отрывок из книги Бар-Селла «Литературный котлован: проект "писатель Шолохов"».

«Вывод моей книги: писателя Шолохова не было. Были люди, писавшие за Шолохова. И таких людей было несколько. Например, среди авторов "Донских рассказов" было не менее трех разных людей. Это был Серафимович и еще двое, мне пока неизвестных. Они плохо знали, что происходило на Дону. Для написания рассказа они брали "куски" из уже имевшейся подлинной рукописи романа. Сами придумывали какую-нибудь идиотическую фабулу и вставляли в нее эти пейзажные куски. Это был проект ГПУ… Из архивов ГПУ извлекли рукопись романа, написанную отъявленным белогвардейцем, слегка подчистили, "подкраснили" и опубликовали под именем человека безликого, до этого не имевшего отношения к литературе, с ничтожной биографией и личностью… Всё, подписанное этой фамилией, написано не им… Истинный автор романа "Тихий Дон" – Вениамин Алексеевич Краснушкин».

Вот даже как! Даже не знаю, кого теперь благодарить за этот замечательный роман – то ли ОГПУ, то ли Краснушкина, то Бар-Селла-Назарова. А дальше – больше:

«"Поднятая целина" – прямой заказ Сталина написать о коллективизации. В основу романа положена рукопись казачьего литератора Константина Каргина. К "доводке" книги были привлечены уже другие, гораздо более опытные авторы, среди которых, в частности, и Борис Пильняк, замаливавший таким образом грехи за "Повесть непогашенной луны"… Осуществление проекта "роман о коллективизации" всё еще шло по линии ГПУ».

Если поверить в этот бред, то неизбежно возникнет предположение, что Пильняка расстреляли только для того, чтобы скрыть от народа, кто был подлинным автором «Поднятой целины». Однако Пильняк часто ездил за границу, мог там и проболтаться. Так почему же с расстрелом медлили пять лет, ставя под удар репутацию Михаила Шолохова? Конечно, всё эти попытки оскорбить память покойного писателя смешны, когда бы не было так грустно. Поистине неистощимы в выдумке искатели сенсаций!

Итог затянувшейся на несколько десятков лет дискуссии подвёл Феликс Кузнецов в 2006 году:

«После публикации факсимильного издания никаких научных аргументов в дискуссии не осталось. Спор будет продолжаться, но только на маргинальном уровне. Для противников авторства Шолохова это уже не категория знания, а вопрос веры».

Итог этой драмы с неудавшимся разоблачением в 2012 году попытался подвести Дмитрий Быков, написав роман под названием «Икс». Название говорит само за себя – здесь рассказ о загадочной истории, связанной с авторством романа «Тихий Дон». Казалось бы, в дискуссиях на эту тему много копий было сломано, но вот у Быкова появился свой резон, то есть своя собственная версия:

«Разговоры о том, что кто-то за кого-то пишет, на мой взгляд, обычно полная ерунда. Особенно дурацким (мне важно сказать это именно здесь, в Ростове) представляется миф о том, что "Тихий Дон" написал не Шолохов. Ведь по роману видно, что его писал очень молодой человек, который не видел империалистической войны, но видел гражданскую. Который от начала к концу книги рос, мужал и, наконец, пришёл к тяжелейшим для себя выводам. На протяжении всей книги чувствуется одна рука, причём из этого романа можно вычитать о самом Шолохове практически всё. Предполагать, что это написал кто-то другой? Трудно было бы найти другого писателя с таким же набором человеческих черт».

Что ж, это благородная задача – найти дополнительное подтверждение того, что «Тихий Дон» написал ни кто иной, как Михаил Шолохов. Даже несмотря на то, что в таких аргументах нет нужды, любопытно познакомиться с новой версией изрядно затянувшейся истории. Саму эту версию можно на одной страничке изложить. Суть её в том, что контуженный белогвардеец всё начисто забыл. Забыл и то, что написал замечательный роман. И если бы не профессор Бехтерев, писатель так бы и остался при своём неведении. Но вот оказывается, что лучше бы не знал…

При этом вот что обращает на себя внимание. В книге более полусотни персонажей, и как предполагаю, у каждого есть свой прототип. Понятно, что Михаил Шолохов назван Шелестовым, а Бехтерев весьма прозрачно замаскирован под фамилией Дехтерев. Вот разглядел ещё Николая Эрдмана и Фёдора Панфёрова, да и то не без подсказки знающих людей. Но что поделать с десятками других присутствующих в романе персонажей – ума не приложу, просто голова раскалывается! В моём понимании это всё иксы и игреки, призраки, возникающие из небытия лишь для того, чтобы произнести хотя бы пару фраз, и снова исчезающие в неизвестности. Могу допустить, что историкам фамилии их прототипов хорошо известны, но что же делать нам, рядовым читателям, лишённым необходимой информации для сопоставлений?

Вот и в рецензии Полины Рыжовой, отметившей, что в романе представлена «галерея портретов советских посредственных писателей и поэтов», ответов на свои вопросы я не нашёл:

«Однако, несмотря на бесспорно любопытные уравнения смыслов, талантливо проиллюстрированные героями, "Икс" оставляет ощущение не блестяще доказанной теоремы, а наспех проговоренной гипотезы. Новый роман не только обнаруживает следы быстрого письма, но и редкую диспропорцию: много смысла, мало слов (хваленую чеховскую краткость в случае с этим романом сложно воспринимать как комплимент). Зачастую неаккуратный, растрепанный».

В общем, для меня этот роман так и остался неким иксом. Зачем Быков его написал? Возможно, это что-то вроде шутки гения – догадка, возникшая в голове классика во время лежания на крымском пляже, реализованная нехотя, как бы между прочим. Такое в принципе возможно, но утверждать, конечно, не берусь. Мне ясно лишь одно – что Быкову ещё очень далеко до Шолохова.