Читать книгу: «Живу. Зову. Помню», страница 3

Буква «О»

(по А. Вознесенскому)

О – округлое как озеро

и как остров одинокое,

одинаково на Одере,

и на Волге, там, где окают.

О-в обойму слова встроено

как восторг и как воззвание,

как оружие у воина,

объявившего восстание.

О – как облако сомнения

как осина осторожная,

обожженное осеннее

опахало подорожное.

Пень, опятами опрысканный

от обилия обабился,

подосиновик отысканный

мне обиженно осклабился.

Бор как «О» насквозь пронзительный,

воздух словно нож заточенный

озонирует пользительно,

опьяняет очень-оченно.

О – как хор, многоголосица

океанно необъятная:

то как шторм она проносится,

то – овалово опрятная.

О-в строю и одиночестве

по-соседски с всеми дружная.

Потому зову по отчеству

эту букву очень нужную.

Еще раз про «О»

Облокотилось облако о балкон,

с рассветом ссорится сырость серая,

и мысли … из малокалиберки – в молоко,

но в утро всенепременнейше верую.

Тянутся тени и тонут в тайне,

нежась в нижнем, неизбежность чую:

сонную стынь кочергою корчуя,

словно восстание, солнце встанет.

В воздухе предчувствие погони

В воздухе предчувствие погони,

на углу – встревоженный огонь,

на лугу – стреноженные кони.

Что ж ты медлишь, мой заветный конь

Без тебя отстану от друзей я,

от врагов не оторваться мне.

Мой крылатый конь – моя Россия

в летаргическом пока что сне.

Не от громких слов ты пробудишься,

не витиям быть в твоем седле.

Ты чутьем природным убедишься

в правде дела и словесном зле.

И как необъезженному зверю,

что любые путы оборвет,

я в Россию верую и верю.

Просыпайся и… вперед, вперед.

Вечер розовый

Вечер розовый

как кожура недоеденного граната,

измочаленный

как вывалившийся из очереди,

погоди, не уходи,

не надо.

Ночь – не гляди.

Во мне еще не разорвалась

стихов

последняя граната,

осколки которой

оставляют незаживающие шрамы

слов

на белой бумаге. Я -

не готов.

Магия

вечерней панорамы

смешала прошлое и грядущее.

Смесь все гуще и гуще. Я

или погрязну в ней

как заглохшее семя,

или, вырвавшись, стану сильней,

чем неумолимое Время.

Видно душу

Когда работа требует силенок,

горячий пот стекает по спине,

когда тепло целует как теленок,

душа сыта и спит на глубине.

Но если осень холодом повеет,

разворошит улыбкою ехидной,

душа становится подвижнее, живее,

на холоде дыхание парит.

И обнаженную тогда в нем душу видно,

которая себя на свет явит.

Нет, не боюсь я перехода

Нет, не боюсь я перехода

из буйства дел в дремотный

штиль.

О, как бывает мне охота

всю суматошность сдать в утиль

и безмятежным океаном,

внимая звездам и луне,

пить вечность лопнувшим стаканом,

ища себя на глубине.

Совесть

Ты скажи мне, пожалуйста, совесть моя,

почему извиваешься словно змея,

почему ты шипишь на меня всякий раз,

будто я размозжить тебе череп горазд.

Я тебя не лелею как нежный цветок,

я тебя не храню как любимой платок,

может быть, я порой забывал про тебя,

без почтенья делами тебя теребя.

Может быть, на тебя иногда и роптал,

только грязной ногой никогда не топтал.

Я прощенья грехов у тебя не прошу,

пред тобою не стану плаксиво гнусить.

Но расстаться с тобою совсем не спешу,

как носил тяжело, так и буду носить.

А время тает словно лед

А время тает словно лед

на наковальне солнца,

седой окалины налет

на сердце остается.

Как коротка ты, жизнь моя:

еще слышны истоки,

а я линяю как змея

и подвожу итоги.

Душа – как воздух

Душа – как воздух,

не спрячешь в ладони,

чтоб после насытиться ей не спеша,

от Балатона до Каледонии

полмирозданья вместила душа.

Вечер

Вечер на плечи мои опускает холодные руки.

Подруги – березы

уже ворковать перестали.

Устали,

уснули машин голоса.

Глаза

любопытных окошек закрылись.

На крыльях

летучих мышей приближается ночь

Прочь, -

я звоню в канцелярию Времени, -

прочь,

еще день не умер.

Мой день – он не умер.

Но зуммер

молчит.

Нет ответа.

В ночи

беззвучный мой крик тонет где-то.

И в черную мантию кто-то одет,

ко мне приближается.

Нет,

я не боюсь.

Пусть

на улице стало темней.

Во мне

день продолжается,

жизнь продолжается.

Если закат красив

Если закат красив,

значит он нужен.

Курсив отутюжен

мыслью.

Мыслю

о красивом как о живом.

Раннее утро выгнулось шеей лебяжьей

Раннее утро выгнулось шеей лебяжьей,

первым ноктюрном не тронуты

струны берез.

Ах, тишина, тишина. Это я ж ей

душу свою как неспетую песню принес.

Заневестились яблони

Заневестились яблони,

примеряя фату,

поцелуями-каплями

прижимаясь к дождю.

Как тягостны минуты ожиданья

Как тягостны минуты ожиданья,

как сладостно мгновенье взлета.

Сообщенье – это со-общенье

Сообщенье – это со-общенье,

весть о том, что вместе предстоит

сделать нам для самоочищенья

от своих гноящихся обид,

от метастазирующих нравов

заиметь все в собственном углу.

Те, что нас объединяют – правы,

остальные сообщенья – лгут.

Я – это нечто целое

Я – это нечто целое,

скроенное из живой ткани,

очертаний

не имеющее

ни в одном направлении,

ни в добродетели,

ни в пороках,

переходящих друг в друга,

внутри круга

перевоплощаясь.

Потому и живу.

Зима, паду в твои объятья

Зима, паду в твои объятья,

в твои пушистые снега,

сумею, может быть, понять я,

что жизнь на свете дорога.

Фонари перламутрово светят

Фонари перламутрово светят

сквозь озябшие ветви дерев.

Так и ты, никого не согрев,

не оставишь следа на планете.

Север мечется в глупом упрямстве

Север мечется в глупом упрямстве

возвернуть полустаявший снег.

Тучи как и мы

Тучи как и мы

из страсти скроены,

молниями ярятся во мгле.

Разве небо может быть спокойным,

если неспокойно на земле.

Я знаю тысячу причин

Я знаю тысячу причин

и поводов и оснований

жить без печалей и кручин,

жить в безмятежнейшей нирване

Но… не проходит боль одна -

себя не высказать до дна.

Линии на ладонях наших рук

Линии на ладонях наших рук

отличаются судьбами,

но не отличается

вера в нашу судьбу.

Да будет эта вера основана

не на благих пожеланиях,

а на действиях наших.

Вверху

Подо мною туч столпотворенье,

надо мною – голубая синь.

Если хочешь избежать старенья,

рот от удивления разинь,

верящими детскими глазами

ты всмотрись в извечность красоты.

Старость наступает не с годами,

а с приходом сытой пустоты.

Знаю я: и глупо и никчемно

Знаю я: и глупо и никчемно

обижаться мне на белый свет.

Ведь в добра и зла его огромность

простирается и собственный мой след

И дома все та же работа

И дома все та же работа

по принципу: надо и надо.

А мне аж до боли охота,

чтоб вне расписанья суббота

была в моей жизни когда-то.

Нет, я б не лежал на диване,

прикрывшись журнальной страницей,

в целебной не нежился ванне,

не млел в равнодушной нирване,

не грезил несбыточной Ниццей.

Нет, я бы занялся уборкой.

Наружу бы выволок душу

и чистил железною теркой,

и тряс словно спелую грушу.

Мы не в ответе за отцов

Мы не в ответе за отцов,

нам бы самим не осрамиться,

когда стремимся усомниться

в надежности былых основ.

Для нас наркотиком в крови

тлетворный запах разрушенья.

Мы далеки от разрешенья

проблемы силами любви,

когда пытаемся разъять

большую цель на массу мелких

и крутим колесо как белки,

которых некому унять.

Нам мнится: золотой орех

мы разгрызем схватив за щеку,

не ведая как одиноко

быть одному противу всех.

Пусть буду сыт своим трудом,

не поделюсь достатком с нищим,

и на чужое пепелище

взгляну спокойно…

А потом?

Когда нога родной земли коснется

Когда нога родной земли коснется

и груз дорог устало скинешь с плеч,

тогда печальным эхом отзовется

то, что хотел, но не сумел сберечь.

Земля

Земля,

я тебе развода не дам,

даже если ты меня разлюбишь.

Я – твой первый и последний Адам,

а ты говоришь – глупыш.

Я в тебе врага не вижу

Я в тебе врага не вижу,

я тебя не ненавижу,

равнодушием унижу…

не тебя я, а себя.

Черным черное зовется,

белым белое не станет,

если боль другому грянет,

а в тебе не отзовется,

если сердце не взорвется,

то погибнешь, не любя.

Среда испытывает нас

Среда испытывает нас,

среда воспитывает нас

и каждый день, и каждый час

ей надо противостоять.

Себя из глыбы изваять,

в себе ненужное отъять,

и что останется, хоть раз

суметь безжалостно понять.

За тобой как за девочкой

За тобой как за девочкой

из далекого детства

я спешу по лыжне догоняя любовь,

потому что движение -

это лучшее средство

взбудоражить

от времени чуть закисшую кровь.

Мы все спешим

Мы все спешим,

зачем-то и куда-то.

«Такая жизнь», – обычно говорим, -

– «не тлеем мы в покое, а горим.

Ведь наше время бурно и крылато».

Все так,

но в марафонском том забеге

попробуйте, мгновенье не спеша,

увидеть в каждом встречном человеке,

как равнодушьем рушится душа.

Душа, которой мы и отличимы

от прочего живого естества.

Мы – как у дерева зеленая листва -

природы дети.

Надо помнить, чьи мы.

Нас родила любовь живых людей,

которую природа вдохновила,

и чтобы было нам в пути теплей,

живую душу в нас она вложила.

Вложила в нас и неба синеву,

и солнца блеск, и тихий шепот

травный.

Сказала: «Человек-ты самый главный,

живи, дыши, красуйся наяву».

Живи, спеши,

всегда будь вровень с веком,

но помни,

как бы ни был крут поток,

тебя я сотворила человеком,

чтоб ты другому дал любви росток.

Нет, я вас вспять совсем не призываю -

богаче можем во сто крат мы быть,

когда чужие души уважая,

научимся не на бегу любить,

не в суете, не в спешном

равнодушьи.

Остановись и оглянись вокруг:

не топчешь ли ногой чужие души -

А вдруг средь них та самая…

А вдруг.

Мы разучились, кажется, любить

Мы разучились, кажется, любить.

На первый план выходит больше разум

Из слов неокровавленных слепить

трудней живую образную фразу.

И строчки рассыпаются золой,

когда в них нету ни огня, ни перца.

К чему тогда многотиражный слой,

когда в стихах нет авторского сердца.

Несложно воспевать

Несложно воспевать небесный рай –

ты на земле прекрасное создай.

Подниму сам себя я за волосы

Подниму сам себя я за волосы

над трясиной болотистых дней,

зашвырну аж до самого полюса,

обнаженного миру страстей.

Подымусь по веревочной лестнице

к улетающим ввысь облакам,

ухватившись за краешек месяца,

надою из него молока.

И, умывшись безвременной влагою,

стану точкой на Млечном пути,

чтоб светить над Олимпом и Багио,

чтобы Этну в себе разбудить.

А когда надоест мне со временем

слушать сплетни стареющих звезд,

прорасту человеческим семенем

я к земле из заоблачных грез.

Белый лебедь на черном пруду

Белый лебедь на черном пруду,

хоть в бреду,

но к тебе я приду.

Там, обнявшись взашей,

поглядим,

может, назло им всем и взлетим.

Пусть зеваки распялят глаза,

пусть кричат мне:

не балуй, слезай.

Мне плевалось на их голоса,

но… твоя голубая слеза

утишит

мой чрезмернейший пыл:

я забыл,

продираясь сквозь призрачный дым,

что однажды когда-то

уж был

молодым.

Без чего-то ничто

Без чего-то

ничто никогда не бывает,

нелетящая пуля

не убивает.

Без горячего чая внутри не оттает,

равнодушное сердце

любви не узнает.

Научиться дышать красотой

Научиться дышать красотой,

пить прохладу бездонного неба,

наслаждаться нагой берестой,

слушать музыку свежего хлеба,

от достатка душой не мелеть,

доверяться чужому доверью,

лишь от терпкой дороги хмелеть,

трезвость буден оставив за дверью,

научиться себя понимать

в разноцветье, и в сером, и в синем,

чтоб Природа – всеобщая мать

назвала меня собственным сыном.

Что огромней: мир или вечность

Что огромней: мир или вечность,

кто могучей: тело иль дух?

Как суметь, чтобы осенью

встречной

от дождей мой костер не потух.

Отринь все то, к чему привык

Отринь все то, к чему

привык,

узри в себе потомка лик.

И если ужаснешься вскрик,

то значит – ты уже старик.

«Не убий»

Если смерти другого предашь,

под суровый закон попадешь

и скорее всего, что в тираж

сам пойдешь.

Если ты, изменяя жене,

ее чувства убьешь до конца,

нет тогда тебе званья страшней

подлеца.

Если дерево в парке сломил

или, собственность чью-то поправ,

ты кубышку чужую открыл -

суд и штраф.

Если ж ты никого не убил,

ну а просто мечте изменил,

и напрасно промчались года -

что тогда?

Я лежу и гляжу в окно

Я лежу и гляжу в окно.

Как гном

среди корабельных сосен.

Осень.

Намокший лес выглядит мрачным.

Входит врач. С ним

сестра, что делает мне уколы.

Голым

лежу под одеялом.

Дьяволом

и всеми святыми чертыхаюсь.

Задыхаюсь

без дела.

Тело морщится,

душа корчится.

Когда, наконец, это кончится.

Надоело.

За дело хочется.

Не падок я как воронье

Не падок я как воронье

на мишуру прогресса

и меркантильным интересом

не оскорблю святейшество мое

Я – Человек -

не бытия осколок.

И век мой долог

не телесным тленьем,

не быта пастила

мне в наслажденье.

Я жив, пока живут

продукт мечты моей – мои дела.

Я и Солнце

Нас ласково обманывает Солнце,

оно глядит напыщенно на Землю

и мнит себя венцом всего и вся.

А мы,

поддавшись властному его очарованью,

вдруг забываем,

как устроен мир.

Ведь человек разумен

как никто.

А разум -

это жизненная сила,

способная разрушить и создать,

чего не в силах Солнце.

Впрочем, что гадать:

самее – кто.

И я – не пуп Земли,

и я – ничто

на той шкале,

которой

пытаемся измерить мы Вселенную.

И в то же время я -

огромный мир,

вмещающий материю и дух,

и время, и энергию, и жизнь.

Но Я и Солнце -

разные миры.

Мы несравнимы

как большой и малый,

мы-

разные пространственные грани,

мы-

разные физические яви,

мы – мирозданья разные слои.

Но мы -

равновеликие системы.

Величье наше -

в том уже хотя бы,

что существуем мы.

Мы-

это часть Вселенной,

лишь один этап,

один виток спирали бесконечной,

но не от частного -

к всеобщему

Началу иль Концу.

Спираль сама – часть тора,

незамкнутого в естестве своем.

И нет предела Разуму и Свету,

и мирозданью

вовсе нет границ.

Политики, прислушайтесь к поэтам

Политики,

прислушайтесь к поэтам.

В их откровеньях, как в дурмане мирры

кодированы вещие советы,

что

будет завтра управлять всем миром,

кто

будет завтра истинным кумиром,

а кто сойдет в объятья вечной Леты.

Политики,

прислушайтесь к поэтам.

Как провозвестники землетрясений

они острее чувствуют дыханье

толпы, готовой подхватить

«да-е-шь».

Они толпу приводят сами в дрожь

не воздуха случайным колыханьем,

а тайного желанья воскресеньем,

к чему готовы мы,

но… ждем совета.

Политики,

прислушайтесь к поэтам.

Поэзия

Поэзия -

консервативнейшее из искусств.

Но зеленеет даже старый куст.

Поэзия – не сцена дряблых чувств

Поэзия -

не сцена дряблых чувств,

она – арена мыслесовершений.

Я у нее заимствуя,

лечусь,

учусь стать строже,

чище,

совершенней.

Вопрос-ответ

Я спрашивал ночную тишину

о будущем, о прошлом, настоящем -

лишь тот обрящет истину – жену,

кто станет не берущим,

а дарящим.

Параллели

Мне ведомо и то, чего в природе нет,

что недоступно слуху или зренью.

Тот вырвался из бытия тенет,

кто чаще доверяет озаренью.

Жизнь не подвластна догме аксиом.

Родится каждый в собственной постели.

Для каждого стучит свой метроном,

но все-таки… сойдутся параллели.

Не суди

Вопрос нелеп -

кто: человек иль слон

окажется значительней друг друга.

Величие -

не есть величина.

Суди не по размерам и чинам,

не по значенью квадратуры круга,

суди нас, бог,

по цельности своей -

вместилищу и массы и идей.

Судьбой нам всем доверено идти,

но каждый – лишь отметина в пути.

Поэтому

вообще нас не суди,

как мы не судим собственных детей.

Суть

Ум словно скальпель

сущее членит

на малые исходные частицы.

Но То лишь

нас действительно пленит,

чему душою можно причаститься.

Ведь Суть -

не сумма составных частей,

не результат сложенья скоростей,

а то, что импульс жизни создает

и, даже погибая,

не умрет.

Весь мир наука разделила на куски

Весь мир наука разделила на куски,

есть голова и сердце -

жизни нет.

И музыкально-поэтический сонет

не передаст всей муки и тоски

отсутствия единства всех Начал,

всех граней, всех вершин,

всех Я и Мы.

Кто понял суть всей этой кутерьмы,

тот в мирозданьи знает свой причал.

Как много в книгах написано

Как много в книгах написано,

как много всего предложено -

а как оценить,

что истинно,

а что, к сожалению, ложно.

Надеялись -

знанья получим все

как дар золотой рыбки,

на самом же деле

учимся,

пройдя сквозь свои ошибки.

Мысли рифмой резонируют

Мысли рифмой резонируют,

свежим словом озонируют,

проникая в нас без тормоза,

если выражены образно.

Волны бьются о риф

Волны бьются о риф,

оседая в грядущем.

Мысль – не требует рифм,

гладкость ей – не присуща.

Чайки – словно слова -

дышат прошлым печальным,

мысль живет в головах

как волна – безначально.

Глубина

В сумраке масса смыкается с личным.

Я-

и хозяин

и гость.

Строки строги,

лаконично логичны

словно слоновая кость.

Мысли-маслины

античны как Анды

все соотносят одно:

чтоб о тебе прокричали куранты,

надо пройти через дно.

Только столкнувшись с людской глубиною -

залежью злата и зла,

став человеческой вечной виною,

можно о звездах базлать.

Op

В серых каменных джунглях

ор бездомных собак,

будто жарят на углях

тех, кто духом слабак.

Одичавшая стая

норовит со спины -

не от голода злая,

а от нашей вины.

Что – земля без крылатого неба

Что – земля без крылатого неба,

что за небо – без радуги звезд.

Протоптал я достаточно верст,

насыщаюсь и мыслью и хлебом.

Но спираль как разорванный круг

манит дальше – за край горизонта.

Может, там и скрывается Он-то,

личный мой,

русский наш Демиург.

Аз есмь

Когда сняты с мундира эполеты,

то кто пред нами -

Человек…

иль царь,

мильоны душ пустивший на котлеты,

держа в руке молитвенный тропарь;

иль – любящий отец,

переживая

болезнь наследника;

или – признав вину

и отреченьем искренним желая

предотвратить гражданскую войну…

Не отделить живьем души от тела,

сплелись чины и мысли в общий ком.

Вслед за короной голова слетела -

все кончилось обыденным курком.

Нам в нашу современную эпоху,

оторванным от тех жестоких лет,

нет не понять,

что хорошо, что плохо,

что нравственно, а что лишь – амулет.

(Малый театр, 07.11.93)

Отец

Я не ждал сего конца,

как не ждут печали встречной -

мне казалось,

жизнь отца

будет длиться вековечно.

Но, увы, скупа судьба

на благие совершенья -

подступает дрожь к зубам,

корчит голову от жженья,

мысли падают в проран

и бурлят от несогласья,

и поднять не в силах глаз я:

жизнь – мираж

и смерть-туман.

12.09.94 г.

Папка, папка, ты слышишь меня?

Папка, папка,

ты слышишь меня?

Я с тобой говорю

бессловесно,

только мысли с жужжаньем шмеля

обрываются рядом отвесно

то ли вверх, в оголтелую синь, то ли в дерном укрытую

землю.

Я не знаю, за что -

но… прости,

не тебе,

только памяти внемлю.

К сожалению, я не успел

сквозь тебя докопаться до предков,

тех, чей образ за сутолокой дел

предо мной проявляется редко.

Мы – какие,

откуда

и чьи:

из дворцов,

из пещер,

из берлоги?

Кто мне душу в далекой ночи

заложил как фонарь для дороги?

Нет, не пятиться вспять меня тянет,

но грядущее с прошлым -

сошлись.

Все – гипотезы в сытом тумане,

только ты был реален

как Жизнь.

г. Самара

Мама

Мама, мама!

Ты ли это, ты ль?

Я вопросы задаю напрасно -

и другим и мне до боли ясно.

Прозвучат в ответ слова бессвязно,

словно обессмысленная пыль.

Ты пережила сама себя:

ходишь, никого не узнавая,

ничего вокруг не понимая,

узелки сплетая-расплетая

и кудели зябко теребя.

Отчего же мне светло с тобой.

Пусть давно истаял весь твой разум,

я какой-то пуповиной связан

с этим человеческим каркасом,

где был зачат давнею судьбой.

И когда прощались – навсегда?-

ничего в грядущем не взыскуя,

ощутил в твоих глазах слезу я.

И она меня с тобой связует -

ты,

моя далекая звезда.

Я к маме прилетел – на юбилей

Я к маме прилетел – на юбилей,

ей 90 лет – не так уж мало.

Я по традиции желал ей -

не болей,

но не моим словам она внимала.

Ей чудились иные голоса,

тех,

кто давно оставил землю эту,

им

отвечали мамины глаза,

подобные траве к закату лета.

И вся она уже была не здесь

в кругу детей,

отсутствовавших внуков,

а там,

где вечная вздымалась высь,

в краях, которые неведомы наукам.

И сквозь нее

я те узрел края,

пытаясь к ним протиснуться хоть боком,

свою судьбу грядущую кроя,

себя сверяя

с Вечностью и Богом.

24.12.97.

Ма-ма. Двухсложное слово

Ма-ма.

Двухсложное слово.

Сколько же сложности в нем,

ставшем первоосновой

всего,

чем живем.

Метель

Рыщет вихрь по холодной степи,

уподобясь голодному волку,

рвет и мечет

что есть на пути,

воя в страхе своем без умолку.

На меня надвигается смерч.

Как себя от беды уберечь,

чтоб не впасть в зубоскальную пасть,

в белой мгле одному не пропасть.

Двоичность

Цветы и травы

как и все живое

к светилу тянутся -

началу всех начал.

Свет зачал,

а затем и обвенчал

в единую систему

группу двоек.

Двоична жизнь,

двоичны полюса,

двоичная система исчисленья,…

Поляны в темных зарослях-лесах,

вода и пламень,

ярость и томленье.

Я и не-Я.

Ночь лунная и день,

фигура и ее точеный абрис…

Нет, не бывает разноцветной тень.

Первичен свет -

наш изначальный адрес.

Двоична личность.

В ней и «да» и «нет» -

две крайних и полярных ипостаси,

а Я-

тот статистический ответ,

в котором каждому -

уйти бы во-свояси.