Читать книгу: «Ещё не поздно», страница 2

Сергей скорчил гримасу и посмотрел на врачей. Те ошарашено закивали.

– Россияне, – повторил полицейский, глядя на мальца, – не фашисты.

У пацана затряслась нижняя губа, а по щекам снова покатились слезы:

– Ратунек, – выдохнул он. – Хвала армии червоной…

И обмяк, потеряв сознание. В окно палаты крупными каплями застучал дождь.

Некоторое время никто не решался пошевелиться.

– Не знаю, товарищ лейтенант, кто такой Ратунек, – первым заговорил Михаил после долгой паузы. – Но вот червоная…

– Да. Знаю, – ответил Сергей ледяным голосом и направился к выходу. – Скоро приедет директор детдома. Мы будем в кафетерии.

***

– Выражаю озадаченность, – проговорил седовласый мужчина в костюме-тройке, дослушав рассказ. – Если Вы так шутите, Сергей Романович, то это, гм… Не смешно.

Сергей поймал себя на том, что все крутит и крутит в голове фразу мальчика о червоной армии и никак не может ее отпустить.

– А похоже, что я смеюсь? – он отхлебнул кофе. – Можете врача поймать, Михаил зовут, то же самое Вам скажет.

Еще глоток кофе.

– Поэтому, спрошу еще раз, Петр Алексеевич. Утром не было эксцессов?

– Ничего необычного, – ответил директор детского дома.

– Сдается мне, навещать вас надо почаще.

– Бог с Вами, у Вас итак дел невпроворот.

– Для рассадника детского бандитизма, – прорычал лейтенант, – я время найду.

– Они не бандиты, Зарницын. Они – дети. Дети, которым не повезло. И наша задача сделать так, чтобы они не чувствовали этого, сделать из них членов общества.

– И как, преуспеваете?

Петр Алексеевич грустно усмехнулся:

– Лет двадцать пять назад было гораздо хуже. Там каждый третий, как Семён, прямо отчаянно желал провести жизнь за решеткой. А сейчас он такой фактически один на все учреждение.

– У-ух ты, – протянул лейтенант. – Ну, это окрыляет.

Директор детдома покачал головой глядя на полицейского:

– Злой Вы, Зарницын. Не ласковый.

– Да будь моя воля, – взорвался Сергей, – пристрелил бы, как больную макаку! Вот, полюбуйтесь! – он практически швырнул руководителю детдома папку. – Это Марк Соколов. Отличный парень, через неделю двенадцатый день рождения отпразднует. Только, знаете, в чем проблема? В том, что не будет у него на дне рождения ни аниматоров, ни шоу мыльных пузырей, ни даже игровой приставки! У него три ребра треснуто, и одно – сломано, что спровоцировало повреждение легкого! И сделал это Сёма, мать его наркоманка, Пыньков! Видео с камер прислали сразу же, там все красочно видно, хоть реконструкцию делай. Я не собираюсь церемониться – скажу родителям Соколова все, как есть. В лепешку расшибусь, но буду добиваться тюрьмы. По детскому строгачу пойдет.

– Но… – Петр Алексеевич на некоторое время умолк. – На тех же камерах видно, что Сёмен внезапно столбенеет и падает?

– Видно, – подтвердил Сергей без особого энтузиазма. – Врачи сначала подумали, что инсульт. Но тут, в больнице, очнулся и заговорил на польском. А потом спросил, не мы ли «фашишти». И в конце это «Хвала армии червоной». Послушать – так бред! В любом случае, теперь, если я все правильно понимаю, его ждет полный набор по неврологии, что мне лично не на руку.

– Извините, лейтенант Зарницын? – к их столику подошел взъерошенный, чуть полный мужчина средних лет в рабочей заводской форме.

– Старший лейтенант, – отозвался Сергей. – Внимательно.

– Я Игорь Соколов. Отец Марка.

– Ах, да, здравствуйте, присаживайтесь, – полицейский поднялся с места. – Позвольте, это – Петр Алексеевич, директор детского дома, где…

– Добрый день, – директор встал следом и протянул Соколову руку.

– ДОБРЫЙ?! – рявкнул тот.

– Был, – сдержанно ответил тот и убрал ладонь, – пока я не узнал о произошедшем. Я Вам искренне сочувствую.

– Серьёзно?! Да запихните себе ваше сочувствие…

– Гражданин Соколов, держите себя в руках, пожалуйста. Нам еще тут мордобоя не хватало.

– А он будет, лейтенант! Не из паскудника душу выну, так из его… его… Ментора! Как Вы вообще выпустили ЭТО на улицу?!

– ЭТО? – не понял Петр Алексеевич. – Это ребёнок!

– Это у меня – ребёнок! – ревел Соколов. – Хорошо учится, ходит на гитару и гуляет с собакой без напоминания! А то, что его избило – это тупорылое животное! Это погань, которую истреблять надо! Придушу тварь!

– Как бы отчаянно я не желал Вам это позволить, – осторожно, сквозь зубы, заговорил лейтенант, положив руку на плечо отца пострадавшего мальчика, – простите, не могу. Я все же на службе.

– Да хреново вы служите! – Игорь Соколов смахнул руку Сергея. – Почему раньше не изолировали?! Этого ждали, да?! ЭТОГО?!

– Слушайте, я… – он вздохнул. – Я понимаю Вашу боль, и, клянусь, буду добиваться…

– Не будете, – вклинился в разговор возникший из воздуха терапевт Михаил Николаевич. – Семёна больше нет.

***

В палате, где под присмотром Кристины находился парнишка, было еще четверо докторов. Они оживленно шептались, но, увидев других посетителей, резко притихли.

– И что за цирк вы тут опять устроили, Николаевич? – резонно спросил старший лейтенант Зарницын, поглядев на собравшихся. – Ты ж сказал, что Семён умер.

– Я, э… Нет, я сказал, что его больше нет.

– А это, – Сергей указал рукой на парня, – я не соображу, кто: водопроводчик или слесарь?

Мальчишка дернул головой в сторону лейтенанта, будто услышав знакомое слово.

– Колек, – нежным голоском сказала медсестра Кристина. – Колек Тшебинский, двенадцать лет.

Инспектор ПДН Зарницын закатил глаза и набрал побольше воздуха.

– Так, господа врачи. Я немножечко устал от апофеоза идиотизма, который тут происходит.

– Понимаете, при падении мог быть поврежден мозг… – заговорил кто-то по правую руку от лейтенанта.

– Брехня, – быстро ответил Сергей. – Нет у него мозгов, я проверял.

– Амнезия…

– Что?

– Шок…

– Да вы…

– Восемьдесят пятый. Последний аналогичный случай.

– Нет, должны быть похожие…

– Травма или височной доли или речевого центра.

– ХВАТИТ! – крикнул полицейский, да так, что все собравшиеся потянулись к стенам. – Давайте-ка вы тут сейчас резко прекратите умничать и объясните тупому полицейскому и его другу – директору детского дома – что хотели сказать, только сжато, внятно и самую суть. Я понятно выражаюсь?

– Ну-ка тише, – осторожно похлопал его по спине Петр Алексеевич, который все это время неотрывно смотрел в глаза Семёна. Мальчик смотрел на него в ответ, но диалога не происходило. – Посмотри, он и меня не узнает.

Директор медленно подошел и сел на краешек койки.

– Семён? – спросил мужчина.

Мальчик непонимающе оглядел собравшихся.

– Колек?

– Колек, – ответил мальчик. – Называм ще Колек.

– Петр, – после некоторых раздумий директор показал ладонью на себя. – Хвала армии червоной.

– Хвала, – отозвался Колек.

По палате порывом ветра пролетел шепот. Дождь колотил в окно, что было мощи.

– Так, у кого-нибудь есть приложение-переводчик в телефоне? – спросил Петр Алексеевич.

Кристина протянула ему свой смартфон, попутно объясняя, куда нажимать. Колек с нескрываемым любопытством разглядывал тонкий маленький экран с бегающими от движения пальцев картинками.

– Магия, – прошептал он наконец.

– Хе. Не магия, наука, – улыбнулся Петр Алексеевич. Он набрал в приложении вопрос и нажал на кнопку озвучки.

– Вичжалеш то вчешней? – прозвучало из динамика смартфона.

Мальчик аж подпрыгнул.

– Не! Не, нигде!

– Такого он раньше не видал, – сказал директор.

– Так спросите, – припомнил лейтенант, – не такой ли он украл у вашей помощницы месяц назад.

Петр Алексеевич взглянул на Сергея, как на прокаженного, и набрал новое предложение.

– Сконт походжиш?

– Виеж под Краков, – медленно ответил мальчик.

– Все. Мне это надоело, – снова заговорил Зарницын, испытывая смятение пополам с чувством, что где-то здесь явно какой-то подвох. – Он слов таких не знает и знать не может.

– Да подождите Вы, товарищ лейтенант, – одернул его Михаил. – Вы… Ох, Вы сейчас видите просто-таки феномен, понимаете? В мире есть записи о людях, которые после потери сознания приходили в себя, а были уже другими, совсем другими! И говорили на чужих языках, и не узнавали родных и прочее, но впервые – ВПЕРВЫЕ, я повторяю Вам! – мы здесь, в России, видим такое воочию! Это невозможно хоть как-то имитировать!