Читать книгу: «Авессалом-2. Портал. Все, к чему прикасается тьма, хранит ее отпечаток», страница 3

– Да обо всем! – тощий снова широко ухмыльнулся, радостно обнажив свой неполный набор зубов. Лицо его собралось сеткой мелких морщинок на лбу и в уголках глаз. Он снова протянул сигареты, – Кури, не бойся! До утра выветрится.

– Нет, спасибо, я не курю, – слегка ошеломленный мгновенной метаморфозой, Кирилл постарался, чтобы его голос звучал максимально вежливо.

– Че, спортсмен?

Шутка оставляла желать лучшего, но парень все же улыбнулся:

– Ага, – он откинул полог одеяла, открывая тощие, не распрямляющиеся в коленях ноги, – бегун!

– Да, неприятность, – Кастет сочувственно оттопырил нижнюю губу. – А это видал?

Он задрал майку, открывая кривой шрам, пересекающий его живот от паха до левой груди.

– Хороша сколопендра, а? – уродливые следы от швов по краям шрама действительно напоминали конечности гигантской многоножки. – Память о бурной юности! – он подмигнул Кириллу и, поправляя одежду, добавил чуть тише, – и об одной незабываемой рыбалке в Сибири.

– В Сибири? – переспросил Кирилл.

– Точняк! В ней, родимой. – Кастет потер шрам. – Только ты первый.

– В смысле?

– Первый рассказывай, как сюда попал.

Кирилл на мгновение задумался. В принципе, ничего страшного не произойдет, если он расскажет этому странноватому типу о своем расследовании. В конце концов, он ведь надеялся это опубликовать.

– Ладно, слушай. Все началось с той грозы…

Часть вторая
Похищение

Отсюда, с верхней полки поезда «Гомель – Минск», эта парочка кажется счастливой и безмятежной. Красивая стройная брюнетка в сером деловом костюме дремлет, склонив голову на плечо своего спутника. Молодой человек сидит с закрытыми глазами. Он не спит. Откровенно говоря, он практически не спит уже несколько недель. А в последние полтора часа, стараясь не шевелиться, чтобы не потревожить девушку, мучительно подбирает нужные слова, чтобы сгладить неловкую ситуацию, которая обязательно возникнет очень скоро.

За окном замелькали новостройки минских окраин. За дверью купе послышался шум. Просочившись сквозь перегородку, я осмотрелся – самые нетерпеливые пассажиры пробирались к тамбуру, волоча за собой чемоданы на колесиках. Вздохнув (мысленно, конечно), я вернулся в купе, приблизился к девушке и несколько секунд любовался ее прекрасным лицом. Анастасия. Моя начальница. А парень рядом с ней – я. Меня зовут Авессалом Томашевич. И я – сумасшедший.

Анастасия пошевелилась, что-то сонно пробормотала, но не проснулась. Похоже, у меня есть еще несколько минут…

Впервые это случилось примерно месяц назад. Не знаю, что испугало меня больше – собственное тело, лежащее неподвижно на диване или невозможность заорать во все горло при виде этого. Думаю, в тот раз мне крупно повезло – в панике я метнулся к телу и… как бы это правильнее выразиться… вернулся в него. В кино этот момент обязательно бы показали в виде яркой вспышки и моментально распахнувшихся глаз героя. На самом деле, все было хуже. Вновь оказавшись в собственном теле, я словно потерял ориентацию. Словно вернулся в детский кошмар, когда тело перестает слушаться, а горло не в силах выдавить даже стон… В детстве мне часто снилась ведьма. Она подстерегала меня в темных углах комнаты, неслась за мной по ночным улицам или по лесу. Мерзкая, жирная, неопрятная женщина с трясущимися руками. И сбежать от нее не удавалось никогда. Проклятые ноги становились ватными, руки немели, голос пропадал за мгновение до того, как ее пальцы с обломанными грязными ногтями хватали меня за горло. Всегда за горло. Раз за разом. Я просыпался с криком, почти физически ощущая отпечатки пальцев на шее. Позже я научился просыпаться за мгновение до этого…

Так вот, в тот момент я застрял на грани, отделяющей сон от яви. Уже проснувшийся, но потерявший контроль над собственным телом, чувствами, нервами. Мысленные импульсы, посылающие мышцам сигналы к движению, тонули в темной яме где-то в районе солнечного сплетения.

Паника прошла почти так же быстро, как и возникла. Тело дышало самостоятельно, похоже, смерть в ту же минуту мне не грозила. Я успокоился и сосредоточился. Если мое сознание по каким-то причинам потеряло связь с телом, то все что мне нужно – эту связь восстановить. Темно. Значит, глаза закрыты. Я попытался приподнять веки. Те даже не дрогнули. Пошевелить губами – тот же результат. Бесполезно… Черная дыра внутри меня, будто омут, высосала всю силу. Я почти физически ощутил, как края темного водоворота коснулись сознания, легко потянули, закручивая спираль, сильнее, еще сильнее. Я мысленно метнулся прочь, освобождаясь, и тут же по телу пробежала легкая дрожь! Я снова попытался пошевелиться – ничего. Темный омут во мне настороженно затаился, словно прикидывая, рискну ли я вновь приблизиться. Я рискнул. Выждал, позволив воронке «всосать» чуть больше, и резко отпрянул назад. Тело выгнулось дугой на диване, рот судорожно отрылся, с громким всхлипом впустив в легкие большую дозу спертого ночного воздуха. На мгновение мне показалось, что я обрел возможность двигаться, но нет, тело опять обмякло. Легкие продолжали мерно вдыхать и выдыхать. Я попытался мысленно «выйти» из тела – безрезультатно. Таинственный водоворот в животе снова пришел в движение, легко и в то же время настойчиво «цепляя» сознание, воронкой затягивая его в свой омут. Внезапно я поймал себя на мысли, что абсолютно спокойно анализирую весь этот дикий процесс, происходящий внутри меня. Получается, чтобы вновь обрести контроль над телом, я должен позволить этой дыре втянуть сознание? Ну что ж, как известно, единственный способ выбраться из водоворота – это нырнуть поглубже. Зажмурившись (мысленно конечно), я нырнул…

 
– …Анима серпентес ин манипулос грантис оменум…
 

Неведомые голоса сплетались в сладкозвучный хор. Звуки обволакивали, ласкали, кружили голову.

 
– …Анима серпентес ин ахерос морт оменум!
 

Тусклые огоньки разгорались все ярче и вдруг превратились в горящие факелы. Звук голосов становился все громче и громче.

 
– …Анима серпентес ин манипулос виверу оменум!!!
 

В дрожащем свете факелов мелькнул гранитный крест посреди каменной залы. Пламя полыхнуло зеленым, и крест задрожал, его острые грани пошли рябью, вытянулись, трансформируясь в огромный кинжал с красным сапфиром на рукояти. Драгоценный камень пульсировал светом, то разгораясь до ярко-алого, то темнел, становясь бордовым.

 
– Шат'ур матар!
Шат'ур катеш!
Сикх ар матар!
Мрит йор гатар!!!
 

Крещендо голосов достигло апогея, и камень вдруг лопнул, разлетевшись кровавыми сгустками. Сладкая судорога волной прокатилась по телу, наливая мышцы силой. Я вскочил с дивана, задыхаясь и ощупывая себя дрожащими руками. Красные круги мелькали перед глазами в безумном хороводе. В глубине солнечного сплетения «потянуло». Я неосторожно вновь мысленно коснулся воронки и тут же выскользнул из тела, которое стало медленно заваливаться назад. Бесплотный, я вихрем описал круг по комнате и, скользнув обратно в себя, тут же нырнул в темный омут. Голоса, огни, камень, кровь. В этот раз все прошло очень быстро, и упавшее на диван тело было вновь подконтрольным. Правда, в тот раз я этого не понял, потому что потерял сознание. А может быть, просто уснул. Следующей ночью все повторилось. А еще через день я сделал это сам. Двенадцать раз подряд.

Поезд уже вовсю мчался по Минску, приближаясь к вокзалу. Моя спутница пошевелилась и открыла глаза.

– Я что, заснула? – Анастасия огляделась по сторонам. – Ой, Сева, я что, спала у тебя на плече? Какой ужас! Прости, пожалуйста.

– А? Что? – Я отчаянно хлопал глазами, старательно изображая только что проснувшегося человека. – Я и не заметил! Ох, спал как продавец пшеницы.

В конце концов, несмотря на наше необычное знакомство и свои внешние данные, Анастасия – мой шеф, коллега и ничего более.

– Не заметил, да? – она пристально посмотрела мне в глаза. Потом ослепительно улыбнулась. – Ну вот и славно!

Девушка вскочила на ноги и сладко потянулась. От вида ее упругой попки на расстоянии нескольких сантиметров от моего носа у меня захватило дух. Она обернулась и плюхнулась на противоположное сиденье.

– Очень впечатляюще… – пробормотал я.

– А? Ты что-то сказал? – Анастасия, согнувшись, шарила под сиденьем в поисках туфель, которые она сбросила, как только поезд тронулся.

– Только то, что вы прекрасны, Анастасия Игоревна!

– О, как любезно с вашей стороны, дорогой Авессалом!

Она умудрилась изобразить книксен, застегивая туфли. Это вышло так забавно, что я фыркнул от смеха.

– О, в этом все вы – современные мужчины! – Анастасия сделала движение, словно оправляла пышное платье с кринолином (на самом деле деловая юбка-карандаш едва прикрывала ее колени). – Вам бы лишь посмеяться над репутацией бедной девушки!

– Поверьте, мадемуазель, – я поддержал игру, – ваша репутация в самых надежных руках! И именно поэтому обязуюсь держать их от вас подальше!

– Вот и хорошо, – вдруг ставшая вновь серьезной, Анастасия поджала губы. – Не хватало, чтобы шептаться стали в агентстве.

– Любопытно, с какой это стати… – пробормотал я. – А вообще, для этого у них есть Вероника. Ну что, идем?

– Идем.

Она подхватила объемную сумочку и, отодвинув дверь, вышла из купе. Я, забросив на плечо рюкзак, последовал за ней.

В тамбуре толпились пассажиры. Молоденькие девушки, с виду студентки первого курса, слушали музыку с помощью одной гарнитуры наушников, смешно качая головами в такт только им слышной песне. Парень в камуфляжной куртке держал на поводке лохматого пса, вжав его в угол тамбура. Пожилая дама в черном платке нервно прижимала к груди сумочку, подозрительно поглядывая на пса, елозившего по полу. Небритый мужичок неопределенного возраста, слегка покачиваясь, наблюдал за студентками. При виде Анастасии он расплылся в пьяной улыбке, причмокнул губами и даже открыл рот, явно намереваясь высказать свое мнение по поводу сногсшибательной красоты вновь прибывшей леди. Однако леди одарила его таким ледяным взглядом, что бедняга тут же закрыл свой рот «обратно» и, съежившись, продвинулся ближе к выходу. Я отвернулся, пряча усмешку. Моя прекрасная начальница имела стальной стержень, о который мог обломиться и не такой Казанова.

В этот момент поезд резко затормозил. Стоявшие в тамбуре дернулись, пес залился оглушительным лаем, а мужичок, потеряв равновесие, едва устоял на ногах. Отчаянно балансируя, он схватился за первое, что попалось, а именно за мою ладонь. На мгновение в тамбуре словно пахнуло зимним морозным воздухом. Пес жалобно заскулил, мужчина испуганно захлопал глазами. Поморщившись, я отбросил его руку.

– За поручни держись, – процедил я и вслед за Анастасией вышел из остановившегося вагона.

Начинающийся цирроз печени, хронический гастрит от однообразной пищи, работа на буровой вышке где-то в Северном море, умирающая мать, умственно отсталая сестра-инвалид, давние проблемы с простатой, алименты двум женщинам в двух разных городах – за секунду контакта я «считал» все осознанные и неосознанные проблемы этого бедолаги, который теперь стоял у открытых дверей, не решаясь выйти на перрон. Я поморщился и, вытащив из карманов кожаные перчатки, натянул их на руки, несмотря на теплую погоду. К сожалению, мое сумасшествие не ограничивается способностью покидать собственное тело. Боже, как же я это ненавижу…

Едва поспевая за Анастасией, которая ловко лавировала в толпе, я, столкнувшись пару раз с пассажирами, навьюченными сумками и баулами, и выслушав (а может быть, и почувствовав) в свой адрес не самые приятные вещи, наконец, добрался до подземного перехода. Прибавил шагу и догнал девушку. Та на ходу вводила пин-код, запуская заблаговременно отключенный на время поездки мобильный телефон.

– Тебя подбросить домой? – спросила она.

– Если не трудно.

– Без проблем, – Анастасия улыбнулась, но тут же закатила глаза, глубоко вздохнув. – Началось!

Возвращенный к жизни смартфон яростно рычал, извергая из себя неисчислимое количество эсэмэсок о пропущенных звонках.

– Ого! Двадцать два пропущенных от Купидона! – девушка нахмурилась. – Уж и не знаю, то ли позвонить ему, то ли просто уволиться заочно.

Она нажала на вызов и, кивнув мне, быстрым шагом направилась в сторону автостоянки.

– Алло? Юрий Геннадьевич? Анастасия. Я… Что???

Я едва не налетел на спину своей начальницы, которая резко остановилась прямо посреди холла ЖД вокзала.

– Выезжаем! – за мгновение до столкновения она сорвалась с места, едва не сшибив с ног зазевавшегося студента. – Сева, скорее!

– Что случилось-то? – задыхаясь от стремительной пробежки по подземному переходу от вокзала к «Воротам Минска» – двум одиннадцатиэтажным башням, у подножия которых была расположена стоянка, я ввалился в «мерседес» Анастасии и едва успел захлопнуть дверцу, как тот рванул с места. – Блин, ну что за спешка? Купидону опять вожжа под хвост попала? Они же на экскурсии! Ну отдадим мы этот отчет в понедельник с утра Веронике… Настя?

Анастасия резко бросила на меня взгляд, от которого внутри похолодело.

– Вероника пропала.

«Мерседес», натужно ревя, выскочил с Бобруйской на Свердлова и, промчавшись мимо мигающего желтым светофора на Аранской, выскочил на Партизанский проспект.

***

Кастет был идеальным слушателем. Практически не перебивая и не останавливая Кирилла, он, казалось, переживал сам всю историю, начиная от рассказа Мишки Белко и до приезда Кирилла в Минск. Он хихикал, зажимая ладонью рот, в том месте, где бедолага наладчик, растеряв вещи, карабкался на дерево. Слушая про собак с горящими глазами, азартно таращил собственные. В том месте рассказа, где девушка в черном расправилась с группой напавших на нее людей в плащах, он возбудился больше всего. Подавшись вперед, тощий жадно ловил каждое слово Кирилла, кривя губы и громко сопя носом. История с главредом «Вечерки» его отчего-то позабавила – Кирилл, вдохновленный вниманием благодарного зрителя, в красках описывал войну Мелеховой с цветком и початую «Метаксу» в сейфе. А слушая про пикировки Людмилы Антоновны с главбухом, Кастет и вовсе ржал в голос. Опустив подробности своего обморока в кабинете главреда, Кирилл вкратце рассказал о приезде в Минск, коротком поиске «МедиаПро» и ожидании в приемной. Мысль о Веронике взволновала его и, поколебавшись секунду, парень решил, что и так рассказал достаточно.

– Ну, а потом мне стало плохо на улице. Очнулся тут, – закончил он. – Остальное сам знаешь.

– Стало быть, не было там этого хмыря? – Кастет закурил очередную сигарету, пустив серию колец.

– Томашевича? Нет.

– А кто был?

– В смысле? – не понял Кирилл.

Тощий ухмыльнулся и провел языком по губам.

– Ну, там был кто-то, из-за кого ты так разволновался, что остановил свой увлекательный рассказ.

– Никого там не было. Ну, в смысле была девушка – секретарша. Но она… – ухмылка Кастета начала бесить парня. – Ничего я не разволновался.

– Да? – тощий хохотнул, хлюпнув мокротой в глубине горла. – А ты туда глянь!

Корявый палец с обгрызенным ногтем указывал на противоположную стену. Кирилл обернулся и ахнул – стрелки приборов подрагивали, едва не доходя до десятки на шкале.

– И давно это?

– Как только ты дошел до «никоготамнебыло».

– Блин, что это значит?

– А я что, доктор тебе? – Кастет спрыгнул с кровати и, подойдя к приборам, постучал по стеклу. – Слушай! А подумай про что-нибудь другое!

– Про что? – Кирилл, обеспокоенно смотрел на мерцающие в сумерках экраны.

– Ну хрен знает… О! Про Илонку подумай!

Кирилла слегка передернуло от мысли о злобной медсестре. Стрелки тут же устремились к нулю.

– О, нормич! – сосед одобрительно хмыкнул. – Эт правильно – Илонку не трожь… А теперь снова про секретаршу думай. Как ее звать?

– Вероника… – пробормотал Кирилл, изумленно глядя, как стрелки поползли вперед.

– Нихера себе! – встрепенулся Кастет. – Ну ты даешь! А еще чего-нибудь подумай!

– Чего еще?

– Ну, она красивая?

– Ну, наверное…

– Блин, ну ты тюфяк! Сиськи у нее классные?

– Чего?

Кирилл почувствовал, как уши его запылали. Память услужливо подсунула воспоминание о глубоком вырезе в блузке Вероники.

– Охренеть! Да ты чертов маньяк! – тощий, вцепившись пальцами в спинку кровати, восхищенно смотрел на экраны с залипшей в максимально возможном положении стрелкой. – А какая у нее…

– Ну все, хватит! – Кирилл рванул с головы сетку. Электроды рассыпались и повисли вдоль стены, шевелясь словно змеи.

– Эй, Илона велела…

– Да имел я твою Илону!

– Что-о-о???

– Что слышал!

Волна дикой злобы захлестнула парня. Скрюченные пальцы сжались в кулаки, которые невообразимым образом стали наливаться силой. Он вдруг отчетливо осознал, что если Кастет сделает хотя бы шаг навстречу, хотя бы полшага… Удар в пах и тут же в кадык. Схватить за шею и приложить мордой об спинку кровати, вышибая зубы. Запрыгнуть за спину и бить локтем в затылок, обрушиваясь всей массой тела, вгоняя металлическую трубу все глубже в пасть. Пока не треснет отрываемая челюсть. Пока…

Тощий застыл на месте, ошеломленно хлопая глазами.

– Ты чего, Кирюха? Чего ты?

Кирилл выдохнул. Сердце колотилось о ребра, глухо отдавая пульсом в виски. Дрожащей ладонью провел по лбу, размазывая склизкие остатки геля.

– Извини.

– Да ладно, старичок, проехали. Ты просто это, не кипятись так, мало ли что, ладно?

– Ладно.

– Все! – Кастет щелчком отправил в окно недокуренную сигарету и протянул Кириллу сжатый кулак. – Замяли?

– Замяли, – Кирилл ткнул костяшками в ответ и тут же вздрогнул. В окно громко ударил камень. – Что это?

К его удивлению, лицо соседа вдруг расплылось в счастливой улыбке.

– А это, братишка, доставка подоспела!

В два прыжка Кастет оказался у открытого окна и, высунувшись так, что его тощая задница едва не перевалилась наружу, о чем-то зашептался с невидимым гостем.

– Опп-ля! – выпрямился он, уже сжимая в руке пузатую бутылку. – Живем, Кирюха!

– Это что, водка? – пробормотал Кирилл. После выходок Кастета с таблетками и курения прямо в палате, в принципе, удивляться было нечему, однако это был уже явный перебор. – Ты сдурел? Мы же в больнице!

– Фам ты фофка, – сосед, вцепившись зубами в пробку, со скрипом выкручивал ее из горлышка. – Тьфу! – пробка шлепнулась на пол, и по палате разлился густой сладкий аромат. – Это, старичок, – Кастет принюхался, жмурясь от удовольствия, – самый настоящий бальзам! Один знакомый готовит. На меду, кедровых орешках, сибирских травках и еще хрен пойми на чем – крепкий, как стояк у матроса! – Кирилла передернуло от фривольной аллегории, а Кастет, уже наливал темную жидкость в стаканчик, предварительно выбросив из него свою следующую порцию таблеток в окно.

– Держи!

Кирилл было открыл рот, собираясь решительно отказаться, но тощий опередил:

– Я ж не говорю «пей», просто держи.

Он сунул стакан Кириллу в руку, схватив с тумбочки второй, критически осмотрел содержимое – окурок и горку пепла.

– Ай, буду так, – поставив грязный стакан обратно, забрался с ногами на кровать, сжимая открытую бутылку в руке.

Кирилл осторожно, стараясь не расплескать содержимое, повернулся, собираясь поставить выпивку рядом с Пихтиными гостинцами.

– Не-не-не! Подержи, подержи пока! – Кастет шмыгнул носом и заерзал по кровати, устраиваясь поудобнее. – Один мой знакомый говорил, что хороший рассказ всегда должен заканчиваться тостом. Ты не хочешь – не пей, фиг с тобой, но уважь кореша – сделай вид, что пьешь. Договор?

Кирилл кивнул. Запах бальзама ему понравился.

– Я, старичок, многое повидал. Много хорошего, а еще больше такого, что никому бы не пожелал повидать. Но уж коли у нас сегодня именно этот чудный напиток, так и быть, расскажу тебе про Сибирь. Тогда, в 2006-м, я только откинулся. Мать померла годом раньше, а бати я и не знал никогда. Сунулся домой в Оршу, а там сеструха, крыса, с хахалем своим расселилась по комнатам – тут, видишь, спальня у них, там гостиная. И нихера братцу не рада. Да ладно, сеструха, какая бы ни была, а родная кровь, еще и с пузом – на пятом месяце, что ж я, не понимаю? Перекантовался бы месяц и свалил куда-нибудь. Так это ж мурло краснорылое понтоваться стало – ухажер ее. Здоровый, что твой шкаф… – Кастет, задумчиво потер свободной ладонью бугор на кулаке. – Вазик я еще до тюрьмы в руки запузырил, пока сидел – «набил», что твои булыжники. Короче говоря, шкаф тот заболел внезапно, ага. Переломом челюсти. А как падал, еще и башкой о сервант приложился.

– Что, насмерть? – Кирилл тревожно покосился на соседа.

– Да не, куда там насмерть, говорю же, «заболел», – тощий хмыкнул и взболтнул содержимое бутылки. – Пока тот кабан в отключке валялся, сестрица моя любезная живо смекнула свою выгоду и предложила мне исчезнуть навсегда из их дальнейшей счастливой жизни. Она всегда хитрой была, сеструха-то. Короче говоря, подхватил я вещички и дунул прямиком на вокзал, взял билет до Кемерово.

– Кемерово?

– Ну да, у меня кореш там. А что?

– Да нет, ничего. У меня просто отец там… работал. Далеко просто…

– А ближе никак не получалось, – Кастет криво ухмыльнулся. – Не с моим цыганским счастьем, старичок. Тот шкаф-то в ОМОНе служил. А они ни хрена не любят по «саням» получать. Тем более, когда «сани» им ломают. Ну да ладно! В общем, встретил меня дружок мой и устроил в бригаду, что монтировала заправки по всей Сибири. Подальше от греха и от ментов. А посему, первый тост поднимаю за дружбу!

Кастет запрокинул бутылку, жадно глотнул, дергая кадыком, сморщился на секунду, с усилием проталкивая алкоголь внутрь.

– Хууух, первая всегда колом, – он с облегчением выдохнул и расплылся в довольной ухмылке. – Дальше легче будет! Ну, а ты что нюхаешь его? Глотни малек. Не хочешь? Ну нюхай-нюхай, – тощий поставил бутылку на тумбочку и закурил. – Это ж сибирские травы. Знаешь, как летом в Сибири пахнет? Дух занимает! Под вечер сидишь у костра после смены, вроде и напахался как лось, а выпил чуток, покурил – и такую силу в себе чуешь – хоть дворцы строить, хоть города с землей ровнять! Ну, и что тут греха таить, к романтическим приключениям также тяга невероятная просыпается. Вот только за романтикой, в смысле на танцульки в ближайшую деревню, верст сорок с гаком по проселкам. Хорошо, у старшого был «Днепр» с коляской – за литруху дядька завсегда в положение входил… – тощий мечтательно сощурился, откинулся назад, прислонившись спиной к стене. – Вшестером мы на нем гоняли. Как не поубивались нахрен – до сих пор ума не приложу, но только, веришь или нет, умудрялись за ночь обернуться туда-обратно! Да и не просто обернуться… – лицо Кастета расплылось, превратив глаза в узенькие щелочки, – какие там бабы, старичок… Кровь с молоком, вино с медом, огонь… – он на миг запнулся, подыскивая нужное слово, – просто огонь! В первый же раз я «тройной тулуп» и оформил…

– Чего? – не понял Кирилл.

– Сейчас поймешь, – Кастет встряхнул бутылкой, – дело к тосту идет! Короче, три удовольствия я за ночь получил. Во-первых, напился, во-вторых, подрался, ну, а в-третьих, – он потянулся, раскинув руки в стороны, – в-третьих, бабу оттрахал, вот! Эх, какая была фемина! Повариха!

Кириллу потребовалась вся его сила воли, чтобы сдержать хохот. Он дернулся на кровати, сделав вид, что пытается устроиться поудобнее, подтянув колени к груди. Тощий понял телодвижения соседа по-своему и снисходительно хмыкнул.

– Гляди не расплескай! Так вот, старичок, тост за любовь!

На этот раз Кастет приложился к бутылке основательно, сделав не менее трех больших глотков. Крякнул, занюхал ладонью, одновременно вытирая мокрые губы, глубоко затянулся, обронив пепел на майку. Долго отряхивался, чертыхаясь, потом забычковал окурок в стакане и, спрыгнув с кровати, направился к туалету. Порывшись в карманах брюк, выудил ключ и отпер дверь.

– Я щас!

– Не спеши, – пробормотал Кирилл.

Аккуратно протянув руку, он поставил стакан с выпивкой на тумбочку и вытянулся на кровати, сцепив пальцы за головой. «Интересно, что она сейчас делает? Скорее всего, сидит в интернете, считая лайки. А может быть, репетирует с преподавателем по вокалу? Хотя… Такая девушка явно не станет скучать по вечерам…»

Парень печально вздохнул. Дурацкое расследование…

Заурчал бачок, и в палату, почесывая пузо, снова зашел его странный сосед.

– Зудит, зараза, – тощий поморщился, скребя ногтями под майкой, – сколько лет прошло, а все не заживет до конца…

– Откуда у тебя это? – не то чтобы Кирилла очень волновали следы бурной Кастетовой юности, но подробности любовных игр с кемеровской феминой он уж точно предпочел бы пропустить.

– Ха! – тощего такой поворот разговор обрадовал. – А ведь это, не поверишь, последствия того самого «тройного тулупа»! Прикинь, у той поварихи…

Кирилл обреченно вздохнул.

– …ухажер был, кемеровский. Типа из серьезных, – Кастет запрыгнул на кровать и уселся, по-турецки скрестив ноги. – И через два дня подваливает с кодлой, типа, кто там борзый такой? Их шестеро, я один – наши на рыбалке все были тогда. Почти все. Слово за слово – понеслась. Развалил я пару рож нехило, только один на шестерых – расклад херовый, сам понимаешь. Прижали к стенке, этот сыч достает бутылку и хрясь мне по башке. Видишь? – он наклонился к Кириллу и повернул голову, указывая пальцем на не заросшую волосами полоску кожи, светившуюся на черепе, – я весь в кровище, а он, пидор, «розочку» мне в рожу сует и скалится. А изо рта мятной жвачкой несет… Я, сука, с тех пор эту мятную жвачку терпеть не перевариваю…

Кастет скривил губы, уставившись в сумерки тяжелым взглядом. Прошло около минуты, прежде чем он продолжил. Только теперь в его голосе не было и намека на игривость.

– Он всегда особняком держался. Не бухал с нами, по девкам не шлялся, хоть мужик видный был и не старый. А еще силищи был неимоверной дядь Петя. Откуда он появился, я и не приметил тогда. Двоих просто взял за шеи, поднял и сдвинул так, что хрустнуло. Трое кинулись на него, как волчары на медведя, и разлетелись в стороны как щенки. Я поварихиного фраера за горло, а он, сучонок, сунул мне в брюхо «розочку» да и провел снизу вверх. Вскрыл, блядь, как карпа… На мое счастье, осколок недлинный оказался… – Кастет машинально провел рукой под майкой, обозначая движение бутылочного осколка. Кирилла, живо представившего себе это, передернуло. – А на его мудачье счастье – дядь Петя не злой был… Не стал убивать… Руки сломал ему, да башкой приложил о стену, чтоб не вопил. Потом меня зашил и перевязал.

Кастет снова замолчал. За окном мерно скрипели ветви деревьев, раскачиваемые усилившимся под вечер ветром. Кирилл, не решаясь прерывать тишину, наблюдал за светящимися экранами приборов на стене. Он то трогал свисающие провода, отчего стрелки приборов вздрагивали, то отпускал – стрелки медленно возвращались к нолям. Щелкнула зажигалка.

– Когда наши вернулись, кемеровских уже не было, очухались и свалили. Дядь Петя их не тронул. Он так и сидел рядом со мной, – тощий затянулся, тонкой струйкой направил дым на кончик сигареты, сдувая крошки пепла. – Уже холодный. Заточку в бок кто-то из этих воткнул в драке.

– Ну что, – вздохнул Кастет, в очередной раз подняв бутылку, – третий я всегда за него теперь пью. Земля пухом тебе, дядь Петя! – он опрокинул бутылку, глотнул, зажмурился. – Блин, не идет что-то сегодня. Кстати! – тощий шмыгнул носом, – он же однофамилец твой был. Тоже Ковалев, прикинь! Я даж подумал, не батя ли твой – ты, вроде, говорил, что твой там тоже был. А потом вспомнил, он мне как-то рассказывал, что сын у него дома остался. Только не Кирилл, точно помню. Имя еще такое… не наше… О, вспомнил! Марк! Марком его звать.

Густая, сладкая жидкость обожгла горло. Провалилась в желудок, приятно согрев пищевод, растеклась жаром по внутренностям. Он выдохнул, несколько секунд прислушиваясь к пульсу, который немного успокоился и уже не долбил в виски безумным дятлом. Протянул стакан – рука почти не дрожала.

– Еще.

Тощий тут же налил, суетясь и не прекращая бормотать оправдания.

– Кирюха, братишка, я ж не знал! Бляха-муха… Старик твой, он же просто молчун, не рассказывал никогда про тебя. Может не хотел говорить или стеснялся… То есть, блин, извини, что я несу, блин, зараза…

– Расскажи про него, – голос Кирилла звучал на удивление ровно.

– Про батю твоего? – Кастет присел на краешке койки, взъерошил свой и без того беспорядочный ежик волос, подергал за кончик уха. – Что тут расскажешь, говорю же – молчун. Сам себе на уме. Только все знали, Петро – правильный мужик. Ровный. Сам не ссучится никогда и другому не даст. Он же видел тогда – кемеровские убивать пришли – и все равно влез. Мне жизнь спас, а сам… – он глубоко вздохнул. – Давай, брат, до донышка, коли так. Помянем родителя твоего Петра Ковалева. До дна.

Тощий в несколько глотков прикончил остатки выпивки. Кирилл последовал его примеру. Вернул соседу пустой стакан и снова молча откинулся на подушку. В голове зашумело. Мутные обрывки мыслей и образов в его сознании постепенно собирались в более-менее осмысленные сгустки. «Отец… Погиб, спасая жизнь несуразному Кастету… Стеснялся…» Переносицу сжало, предвещая вот-вот готовые покатиться слезы. «Стеснялся…»

– Ты знаешь, Кирюха, а я кое-что вспомнил.

– Что?

– Мы с ним как-то ночью у костра засиделись. Он по обыкновению молчал-молчал, а потом спросил у меня кое-что. А как, говорит, ты бы провел свой последний день в жизни? Ну, вот, если бы ты знал, что завтра – все, конец, как бы провел последний день?

– И что?

– Я тогда поржал только, – Кастет растянулся на кровати, забросив ноги на спинку. – А теперь вот вспомнил. И знаешь, что? А вот теперь готов сказать, как! Ему не смогу уже, так расскажу тебе, хочешь?

– Давай, – Кирилл даже обрадовался возможности отвлечься.

– Так вот. Первым делом, я сходил бы в баню. Можно с друзьями, можно без – не важно. Только так, чтобы париться до предела, чтоб закипело внутри все. А потом выскочить из нее и прямо голышом в воду! Только не в бочку или бассейн какой, а в реку. Или озеро, так, чтобы в лесу где-то. После бани выпил бы водки. А еще лучше спирта! А потом… – Кастет хищно оскалился, – потом отхендожил бы Илонку по-всякому. А потом еще бы раз отхендожил!

Кирилл хрюкнул. Он чувствовал, что стремительно пьянеет.

– А потом…

– Все, хватит, – Кирилл махнул рукой, и от этого чуть не свалился с кровати.

– Нет, ты послушай! А потом, конечно, если бы я мог выбирать… Короче, я хотел бы, чтобы это был бой. Настоящий. И не с пистолетами-автоматами, а на мечах. Да! – голос Кастета преобразился, стал ровным и громким, куда-то исчезла «приблатненная» гнусавость. Одним резким движением он спрыгнул с кровати. – Стать в первой линии вместе с гастатами, сомкнуть щиты единой стеной, сжать рукоять римского гладиуса так, чтобы пальцы хрустели! Не дрогнуть ни одним мускулом, когда толпа грязных варваров в вонючих шкурах вывалит из леса, хохотать во все горло прямо в их раскрашенные рожи, выдержать первый натиск, не отступив ни на шаг – ни от их ударов, ни от их вони. А потом – шаг вперед и удар мечом! Шаг вперед и еще удар! Еще! И еще!!!