Читать книгу: «При подаче съедать полностью!», страница 4

Кукла

Каждое утро, едва за крохотным окошком начинало светать, Борис подставлял к стене пластмассовый стул, залезал на него и, просунув пальцы сквозь тонкие крепкие прутья решетки, подолгу смотрел, как заполняется небо желтовато-красной зарей.

Наружная стена была толстой, а решетка – лишней: сквозь отверстие протиснулся бы только младенец.

В период обследования он был парализован видениями своей плоти в тюрьме, но прозвучало слово «шизофрения», и навалилось тяжелое бездумное оцепенение, из которого он потом долго выкарабкивался, словно аквалангист, поднимающийся сквозь бесконечную толщу воды. После вынесения приговора страх иногда возвращался: вдруг они передумают, признают его нормальным и отправят на зону, в ад? Он успокаивал себя: тот, кто убил собственную жену, потому что посчитал ее детской игрушкой – куклой, обречен носить звание психа. Он сам десятки раз описывал в своих книгах ложное сочувствие, с которым доктора относятся к душевнобольным, а теперь испытал его на себе.

До того, как им занялись врачи, его мучили единственным вопросом: где тело? И когда он говорил, что Элина убежала, следователь, еще молодой и по-настоящему любопытный, становился грустным, отводил взгляд, словно смущался сидящего напротив знаменитого писателя, Бориса Краснова, и убеждал говорить правду. Напоминал, что спальня была похожа на бойню.

Борис вскакивал с упругой, тоже пластиковой, как стул, кровати, ломал тонкий очищенный столбик грифеля, срывал со стола и рвал узкие мышиного цвета листки бумаги – единственное разрушение, которое он мог сотворить. Черт возьми, это была не кровь! Когда он в первый раз ударил Элину, лезвие прошлось по руке. Она ничего не почувствовала: спокойно вытащила из разреза тугой клочок белой набивки, и в воздухе запахло синтетикой.

За пятнадцать лет – со времени первой публикации – он привык думать о себе как о писателе с гибкой и устойчивой психикой. Работал он в жанре ужасов и считался лучшим автором. Его как-то полушутя спросили, верит ли он в то, о чем пишет. «Конечно» – ответил он, но подумал, что те, кто в это по-настоящему верит, находятся под наблюдением психиатров.

Никто не спорит: существование Элины опровергало законы природы. Но если само мироздание решило бросить ему вызов – он его примет.

Борис улегся на кровать и закрыл глаза. Проклятие! Разве можно было предположить в тот день, какой дрянью все обернется…

В прошлом году он закончил очень большую и трудную повесть. Несколько месяцев ушло только на сбор и подготовку материала. Зато книга получилась что надо. Борису всегда удавалось хорошо передать атмосферу кошмара. В тайне он посмеивался над авторами, которые в угоду дурному вкусу пренебрегали в своих выдумках законами реальности. Таких он считал неудачниками, прячущими бездарность в рамки коммерческой вседозволенности. Очень легко описывать, как за героями гоняется чучело с бензопилой, исчезая и появляясь непонятным образом. Подобные авторы даже не пытались узаконить существование монстра, вставить его в контекст действительности, дать мало-мальски понятное этому объяснение. Получалась страшная сказка. Страшная, но все же сказка, и прочитанное быстро забывалось.

Иное дело его книги. В них не было и намека на художественную условность: все убедительно, даже слишком. Оставалось только удивляться: почему же этого нет в реальности. Так космонавт окидывает растерянным взглядом планету, где в наличии воздух, вода, солнечное тепло, растительность, и при этом отсутствует животная жизнь.

В одном из телевизионных интервью Краснов пошутил, что в его лице у всевышнего появился конкурент: создаваемые им существа при ближайшем рассмотрении оказываются не менее жизнеспособными.

На обложках его книг было написано – «Лицам до 18 лет категорически запрещено!». Конечно же, это привлекало подростков. Изредка, раздобыв где-то номер, по телефону к нему прорывались возмущенные родители: их чада, начитавшись историй Краснова, начинали бояться темноты, прохожих, учителей, автобусов и ванных комнат. У него на такой случай был заготовлен ответ. Борис говорил: «Я вышлю вам денег, чтобы вы могли купить очки, может быть, тогда вы увидите предупреждение на книгах». И клал трубку.

Однажды это поспособствовало идее добавить на обложку еще одну постоянную фразу– «Все написанное автором выдумано, а совпадения случайны». Шрифт – цветной и витиеватый: словно ребенок вывел каракули. Идея должна работать на противоположные ощущения: нет, детка, все очень даже реально! Дополнительная деталь в механизм кошмара.

На той презентации, как, впрочем, и на всех, было оживленно. Борис приучил публику не стесняться. Он придумал теорию на этот счет. Пусть читатели убеждаются: легендарный писатель – обыкновенный человек, лишенный ареола таинственности и даже немного приземленный в мировоззрении. Мол, извините, ничего не сочиняю, пишу, как есть. А надпись на обложке? Надпись – это воля издателя, подчиненного общественной морали и закону.

Борис старался не создавать дистанцию с аудиторией, поэтому столик, где расположился он и его агент, был плотно окружен. Краснов чувствовал время от времени прикосновения, один раз его даже ощутимо хлопнули по плечу; потом эти радостные и довольные собой люди разъедутся по домам и будут жмуриться от счастья, что потрогали руками литературного льва.

Он закончил с автографами. Настало время разговоров. Краснов, улыбаясь, опустил голову, словно говоря: вот он я, спрашивайте. А думал он о том, что народ всегда задает очень наивные и банальные вопросы, от которых тошнит: где он черпает вдохновение, как появляются сюжеты, не думал ли он попробовать себя в ином жанре – и кучу подобных. Тем не менее он обстоятельно и серьезно рассказывал о себе, рассуждал о литературе и о своей, как он любил подчеркивать, скромной роли в ней.

Он мог, глядя на публику, безошибочно определить, кто и о чем будет спрашивать, и точно вычислить в толпе, как правило, на заднем плане, двух-трех стервозного вида дамочек, выжидающих время, чтобы протиснуться вперед и громко заявить о слугах Сатаны на земле. Он был рад их присутствию: это придавало презентациям дополнительный колорит.

Поклонники отошли от столика и образовали полукруг, Борис достал записную книжку, где заранее набрасывал ответы на предполагаемые вопросы, повернулся к Леониду и тихо сказал:

– Первый вопрос – считаю ли я эту книгу лучше или хуже предыдущей.

Это была их игра.

Агент поправил очки, наклонился к нему и также шепотом ответил:

– В прошлый раз выиграл ты. Но сейчас они спросят: не надоело ли тебе писать?

– Брось, Леня, – усмехнулся Борис. – Ты их переоцениваешь.

Он придвинул к себе последний неподписанный экземпляр, положив на него ладонь, ощутил приятную выпуклость обложки. Раздвинул пальцы. «Все написанное автором выдумано, а совпадения случайны» – улыбались цветные строчки. Поднял голову – и едва сдержал гримасу удивления.

Уже лет пять он проводил презентации в этом зале, полюбив его за спокойное и необычное освещение. Лампы, казалось, отсутствовали, но мягкий свет проникал в самые отдаленные уголки. Никаких резких и контрастных бликов на предметах, все цвета приглушены, даже кричащие краски восточной рубашки Леонида потускнели и смолкли, и лишь колкие вспышки фотокамер время от времени нарушали гармонию.

А сейчас, глядя на сероватый полукруг людей, он почувствовал, что в окружающем мире испортились те штучки, что ответственны за цветовой баланс: сквозь толпу протискивалась невероятно яркая девушка, очень похожая на куклу. Впечатление создавалось такое, будто глядишь на неоновую рекламу в пасмурный день. Борису вспомнились выражения «яркая красавица», «куколка», и внутри него кто-то истерически хихикнул. Он даже не мог сказать, что девушка выглядит словно кукла, она, черт возьми, ею и была! Неизвестно как выросшая игрушка с магазинной полки, вообразившая себя человеком. Он ощутил мягкий толчок в висках, и закружилась голова. Самое удивительное: никто не обращал на куклу никакого внимания.

– Леня, видишь вон ту девушку? – Краснов потер виски, стараясь сохранять спокойное лицо и безмятежность в голосе.

– Кого ты имеешь в виду? – отозвался Леонид. – Здесь много девушек.

Борису показалось: агент его разыгрывает. Но в таком случае он за одно со всеми. Большая шутка для любимого автора, называется «Этого не может быть».

– Которая лезет вперед. Длинные волосы, желтые туфельки. Очень яркая. – Он надеялся, что слово «яркая» не прозвучало как-то особенно. Сказать «кукла» он не решился.

Агент улыбнулся.

– Да, конечно, вижу. Судя по всему, эта красотка страстно желает задать тебе пару умных вопросов. Неужели такие девочки читают твои книжки?

– А больше ничего не замечаешь? – осторожно спросил Борис.

– В чем дело? У нее в кармане гнилые помидоры?

– Нет, я не об этом. Опиши, как она выглядит? – Он вдруг почувствовал себя маленьким мальчиком, которого оставили одного перед проемом в темную комнату. Краснов ждал, что Леонид рассмеется и, подмигнув собравшимся, громко скажет: «Ну как, друг? Здорово мы придумали? Не один ты умеешь морочить людям головы».

Агент пожал плечами.

– Ну, она, как я уже сказал, красива, даже очень. Голливудский тип. Но, думаю, в голове у нее так же пусто, как в пустыне, где бродил Моисей.

– С каких пор тебя стал заботить женский интеллект? – прошептал Борис, чувствуя, что от волнения его начинает подташнивать.

Леонид бросил на него настороженный взгляд и поднялся из-за стола.

– Прошу прощения за небольшую заминку, – обратился он к публике. Краснов понял: его замешательство заметили. Не хватало еще спятить у всех на глазах.

– Пусть каждый задаст по одному вопросу, – продолжил агент. – Учитывая количество собравшихся и способность мэтра, – тут он повернулся к писателю, – отвечать пространно и обстоятельно, обещаю, что мы уйдем отсюда только в полночь, – закончил Леонид под дружный смех.

Борис пытался сосредоточиться, но в поле зрения вклинивалась аномалия на высоких каблуках. Как только агент замолчал, она опередила остальных: подняла руку и шагнула вперед. Краснов нервно сглотнул. «Если она скажет «Мама!» – я не выдержу!» – подумал он.

– Разрешите мне первой. – У куклы оказался писклявый искусственный голос. Так говорят взрослые женщины, когда изображают маленьких девочек. – Если предположить, только предположить, – она предупредительно взмахнула изящной кистью, созданной, как и вся она, должно быть, на какой-нибудь фабрике игрушек в Лос-Анджелесе, – что действительно существует нечто такое на этой планете, что просто не может существовать по убеждению большинства – как бы вы тогда оценили свое отношение к работе? Заранее благодарна за любой ответ, – она улыбнулась и часто-часто захлопала длиннющими ресницами.

«Да ведь она о себе намекает!» – решил Борис. Неожиданно паника и страх уступили место раздражению. «Я им не подопытный кролик! Они меня еще не знают!» – пронеслось в голове. Кто эти «они» – Краснов сказать не мог, и почему он подумал именно так – для него самого осталось загадкой.

Борису не понравился не сам витиеватый вопрос, а то, как пластиковая ходуля к нему обратилась. Словно смотрела сквозь него, видя эту невинную, в сущности, игру на психологии читателя. Но Краснов умел парировать удары. Тоже улыбнувшись и стараясь смотреть в ее застывшие глаза спокойно, Борис развел руками.

– Если бы я предположил существование, как вы сказали, нечто такого, что просто не может существовать по убеждению большинства, я вторгся бы в область нереального, а нереальное, – он вставил эффектную паузу, – не мой жанр; я думаю: интерес к моим книгам вызван именно потому, что я максимально приближаюсь к реализму. Спасибо за интересный вопрос.

«Отлично! – одобрил он себя. – Продолжай так держаться, и никто ничего не заметит».

После этого было много вопросов, в большинстве своем скучных и банальных, но он терпеливо отвечал, приводил примеры, делал отступления в историю литературы и даже увлекся. А когда вспомнил о кукле, то с облегчением заметил, что она исчезла. Краснов почувствовал, как давшие сбой шестеренки жизни закрутились в прежнем порядке. Он даже начал сомневаться: было ли в действительность то, что он видел?

Презентация подходила к концу. Борис сердечно улыбался подошедшим пожать на прощание руку, а в мыслях у него уже был плотный ужин, любимое кресло и, самое главное, новый роман, идея которого давно обросла готовым материалом.

Леонид ловко выудил его из толпы поклонников, и они быстро прошли к выходу.

Вечерело. На площади перед зданиями уже разлеглись основательные тени, но верхушки домов напротив еще сохраняли бледно-розовый оттенок. Борис любил это время суток, когда свет обретал плотность и его можно было почти потрогать.

Простившись с Леонидом, он направился к машине, оценивая результаты презентации. Пожалуй, он перестарался в контакте с публикой, не стоит доводить до панибратства, это может охладить к нему интерес и повлиять на уважение.

Борис оглянулся по сторонам, открыл дверцу, взялся за ручку и услышал приятный невысокий голос:

– Простите, я вас задерживаю?

Он обернулся. Рядом стояла невесть как соткавшаяся из воздуха девушка. Симпатичная, эффектная, а фигура такая, что просто не верилось в реальность ее обладательницы. Улыбаясь, она протянула ему книгу.

– Вы не подпишите? Там не получилось подойти, столько людей, а толкаться я не привыкла, меня зовут Элина.

Борис мог поклясться, что на презентации ее не было, уж он точно бы такую заметил. И только возвратив книгу с размашистой, но аккуратной подписью «Элине от автора», он внезапно понял, что это и есть та самая кукла. Но сейчас она выглядела вполне нормально, если не считать потрясающей красоты.

Неожиданно для себя он пригласил ее на ужин. Элина согласилась. Они сели в машину…

Хлесткий металлический звук заставил Краснова очнуться. Ему казалось: он только вспоминает, а на самом деле уснул. Вернее, балансировал на грани сна и реальности, отчего воспоминания и были такими четкими.

– Принесите еще грифеля и бумаги, – попросил Борис вошедшего охранника. – Впрочем, постойте, – он вскочил, – сегодня не надо, лучше завтра.

Толстый маленький человечек не удивился, поставил на стол поднос, молча кивнул и, снова звякнув связкой длинных ключей, вышел.

Борис подождал, пока закроется дверь, и сел за стол. Тронул пластмассовой, гнувшейся даже от несильного нажатия вилкой вялые, непонятного цвета сосиски, но отвращение было сильнее голода. Он лишь выпил теплый чай в пластиковом стаканчике.

Возможно, уже завтра его переведут в клинику. Знаменитый адвокат, скрывающий сутулостью свой подлинный рост, черный и похожий на грача, вчера обстоятельно объяснял ему, что это ненадолго, максимум на полгода, потому что тело его жены бесследно пропало – а раз нет главного доказательства, то косвенные улики решающей роли не сыграют; правда, клиники не избежать, если Борис будет и дальше настаивать на своей версии случившегося; но это даже не клиника, а настоящий санаторий, где содержатся люди с достатком, и такой известный писатель, как Борис Краснов, будет чувствовать себя там просто превосходно. «Почти как дома» – добавлял взгляд его маленьких непрозрачных глаз.

Когда будущее более-менее определилось и он избежал тюремного ада, начала появляться тревожная мысль, даже не мысль, а так – теоретическое допущение: вдруг он действительно сошел с ума? Борис убеждал себя, что думать об этом не надо, но не мог остановить ход размышлений, которые были убедительными и логичными. Он – писатель, человек профессионально заостренного воображения, уже только это при определенных обстоятельствах увеличивало его шансы спятить. К тому же и темы соответствующие – великолепный повод дать зеленый свет обитателям темных миров населить реальность. А если Элина – только начало? Краснов пытался припомнить подобные случаи с писателями, но в голову, кроме истории с поэтом Батюшковым, ничего не приходило.

Однако после таких мыслей, как ни странно, становилось легче, и он приходил к выводу, что безумие здесь ни при чем. Он в полном порядке. Но тогда возникали проблемы с существованием Элины. Логика требовала найти причину, по которой девушка может стать куклой, не нарушив физические законы этой планеты.

В тот вечер, после презентации, они вышли из японского ресторанчика, когда ярко светила луна. Оживленные саке, они спустились к реке, долго шли по набережной вдоль ее выгнутого бока. Борис вспомнил первую повесть, где тоже была река. Элина ее не читала, и он предложил поехать к нему за книгой. И она снова согласилась.