Читать книгу: «Другого выхода нет», страница 2

Принятие решения

2-го ноября снова едем с Таней в госпиталь, то теперь уже к хирургу. О результатах нашей с ним встрече лучше всего сказано в его рапорте, из которого привожу выдержку:

Д-ру Натану Вешинскому,

Дорогой Натан,

Я имел удовольствие сегодня встретиться в хирургической клинике с Вашим пациентом м-ром Виталием Гитбергом. Как Вы знаете, он очень приятный джентльмен, который иммигрировал в Канаду в 1992 году. Его история началась в детстве, когда ему было сказано, что у него есть шумы в сердце. Не ясно, было ли это тогда документировано как доказательство ревматического заболевания…

(Далее идёт подробный анализ результатов обследований, включая последнюю ангиограмму).

Сегодня я имел долгую беседу с м-ром Гитбергом и его супругой, которая также участвовала в нашей встрече. Мы обсудили историю ревматической болезни клапана и возможности терапии. Я совершенно уверен, что сегодняшнее состояние этого джентльмена подтверждает необходимость раннего хирургического вмешательства, особенно в свете его лёгочной гипертензии и размера его левого предсердия. Мы обсудили процедуру, её продолжительность и сопряжённые с ней риски и выгоды. Мистер Гитберг согласился на операцию. Я приму все необходимые меры и сделаю всё, что только могу, чтобы провести операцию во время.

Благодарю Вас ещё раз за предоставленную мне возможность участвовать в лечении этого джентльмена.

Искренне Ваш,

Дэвид Гленн

Копия: доктору Бритту Эстрину и д-ру Марку Беллоу.

Он поинтересовался, когда бы я хотел оперироваться. Я сказал, что где-нибудь в конце января (как мне советовал доктор Беллоу).

Доктор Гленн улыбнулся:

– До этого времени мы уже должны всё завершить. Думаю, что лучше делать много раньше. Но этим заведует мисс Лара Элора, мой административный помощник и это Вам надо с ней согласовать.

Но, говорят: «человек предполагает, а Бог располагает».

Мисс Элора оказалась очень приятной и деловой женщиной, иммигранткой из Филиппин. Она дала мне предписание, как готовиться к операции и обещала зарезервировать день операции на 17-е ноября, то есть практически через 2 недели. Я подумал, что у меня ещё есть время посоветоваться с моими знакомыми врачами, и может быть, даже отменить операцию или перенести на более поздний срок. Я не чувствовал себя столь плохо, чтобы торопиться ложиться на хирургический стол.

Мисс Элора позвонила несколько дней спустя и сказала, что на 17-е ноября не получается, но будет стараться запланировать операцию на начало декабря, хотя не уверена, что сможет.

Предпоследняя встреча с доктором Вешинским, также очень для меня важная, состоялась 23-го ноября. Мне нужно обратить его внимание на различие показателей состояния митрального клапана, полученные по результатам ЭХО в его центре и в госпитале. Это было видно из посланных ему отчётов обследований, сделанных в госпитале (он дал мне их копии). Кто-то ошибался. Значит, могла быть ошибка и с аортным клапаном. Я попросил сделать ещё раз ЭХО, чтобы выявить динамику ухудшения аортного клапана. Он согласился и назначил следующий визит к нему в следующем году на всякий случай на 9-го января, при этом подтвердил свою убеждённость в необходимости операции.

Ассистентка Галя, узнав, что оперировать будет хирург Гленн, искренне за меня порадовалась. Она работала с ним несколько лет тому назад:

– Он чудесный человек и замечательный врач. Даже не подберу слов как его характеризовать, наверное, золотой или бриллиантовый.

Посоветовала мне при следующем обследовании попросить техника, делающего ЭХО, обратить особое внимание на состояние аортного клапана. Она тоже считает, что результат всякого обследования существенно зависит от профессионализма того, кто его делает. Здесь ещё кроятся большие возможности экономии расходов на медицину.

Имея уже заключения трех врачей, я всё же решил спросить мнение ещё у двух медиков, моих коллег по совместному проекту, о котором расскажу позже. Они хорошие врачи и я им доверяю.

Звоню доктору Гите Хевронской. Договорились, что приеду к ней 24-го ноября в 8:30 утра, до начала приёма больных. Привёз ей все копии обследований, полученных от кардиолога. Внимательно просмотрев их, Гита находит, что по всем показаниям операцию делать надо, и чем раньше, тем лучше, фактически подтвердив мнение докторов Беллоу и Вешинского.

Советуюсь с доктором Владимиром Тарло. Он подробно объясняет мне что происходит, когда изнашиваются клапаны. В связи с тем, что они полностью не закрываются, кровь поступает обратно и, по аналогии со сбиванием масла, может загустеть. Есть опасность образования тромба. Познакомившись с теми же данными, которые я показывал Гите, он детально их прокомментировал и объяснил, почему операция нужна именно на открытом сердце, а также, почему она должна пройти хорошо.

Результаты консультаций меня убедили. Решение принято и это успокаивает, теперь все мысли направлены на то, что я сам должен сделать, чтобы операция прошла успешно.

Все, кто знал о предстоящей операции, звонили и старались меня подбодрить, приводили в пример известные им случаи благополучных исходов. Мы все так поступаем, пытаясь рисовать оптимистичную картину для своих родных и друзей, когда им грозит опасность.

Тем не менее, психологически я уже начинаю уставать от каждодневных звонков и от бесконечных разговоров о возможных последствиях операции.

Беседы на эту тему не дают отвлечься на другие дела и вести нормальный образ жизни. Звоню мисс Элора и прошу её назначить день операции как можно скорее. Она любезно обещает, но зависит от того, когда освободится для меня место в операционной. Доктор Гленн её предупредил, что операция продлится не менее 6-и часов, и в этот день он будет делать только одну мою операцию.

Обычно в день у него бывает две или даже три операции на сосудах, так как они занимают не более 4-х часов.

До января место не освободилось, и последняя встреча с моим кардиологом Вешинским состоялась 9-го января перед операцией.

ЭХО делала очень внимательная техник Таня. Как и при каждом визите к Вешинскому ЭКО сделала моя хорошая знакомая Галя. Она уже знала, что операция неизбежна, очень тепло пожелала успешно её перенести. Если оперировать будет доктор Гленн, то она совершенно уверена в успехе.

Получив оба результата, доктор Вешинский сказал:

– Всё будет хорошо, встретимся через месяц после операции.

Прошёл со мной в регистратуру и переписал меня с 9-го января на послеоперационную встречу 11 апреля.

Опасаюсь, что утомил тебя, читатель, слишком подробным описанием процесса принятия решения, но я думаю, что ты должен знать, сколь сложен этот период, требующий большой психологической напряжённости. Сомнения не оставляли меня до того момента, когда я не убедился окончательно, что операция необходима и другого варианта лечения сегодня не существует. Явно нет никакого смысла ждать ухудшения состояния здоровья. Улучшаться оно не будет.

С врачами я обсуждал только принципиальный аспект: надо делать операцию или не надо. Ни с кем из них, кроме доктора Тарло, психологический момент не обсуждался, а ведь я рискую жизнью. Доктор Вешинский ещё при нашей первой встрече говорил, что операция – это большой риск, но потом, все же, сам пришёл к выводу, что не делать её – тоже опасно.

Конечно, всё выяснить и предвидеть невозможно.

Я представлял себе, что рисков, связанных с операцией, есть даже несколько. Сердце может оказаться в худшем состоянии, чем предполагается сейчас. Так и оказалось. После операции доктор Гленн признал, что при вскрытии сердца обнаружилось, что «подтекает» ещё и третий клапан. Но он посчитал, что заменять его гораздо рискованнее, чем оставить таким, как есть.

Также, во время операции мог отказать какой-нибудь важный прибор или устройство, заменяющее сердце или другие органы. Сам хирург или кто-то из команды могли почувствовать себя плохо. Наконец, мой организм мог не выдержать из-за других неучтённых моих недугов.

Безусловно, я очень рисковал. Но, как меня убеждал д-р Беллоу, в моём возрасте и при плохом состоянии сердечных клапанов ухудшение может наступить в любую минуту, и тогда уже будет поздно делать операцию, я её не перенесу. Страха смерти у меня не было. То ли уверенность в профессионализме выбранного мной хирурга, то ли успокаивали убеждения других медиков и деловитость бесед с ними. Будучи в определённой степени фаталистом, я верю, что в жизни не всё в наших силах, а что не в них – то в руках высших сил, которые одни называют Богом, другие Природой.

И всё же, я тогда предпринимаю рискованные для жизни действия, когда мне предельно ясна цель, которую я должен достичь, знаком с ситуацией, в которой они будут происходить, а главное, понимаю, в чём они должны заключаться. Если всё это удаётся определить, то сомнения уходят, и я сосредотачиваюсь на достижении намеченной цели. Пока что такой подход помогает мне преодолевать рискованные жизненные обстоятельства.

Вообще-то, каждый человек, решающийся на операцию на сердце, становится фаталистом потому, что полной уверенности в благополучном её исходе ни у кого нет. Врачи сами проявляют осторожность в своих прогнозах. И правильно делают, всё-таки они далеко не Боги. (Прошу прощение за повтор).

Всякий раз, задумываясь об операции, я испытываю тревогу и душевное беспокойство за мою дорогую спутницу, с которой мы вместе, ещё со студенческой скамьи, наслаждаемся радостями жизни и преодолеваем трудности.

Несомненно, это наша общая заслуга, что мы смогли прожить вместе довольно долгую жизнь, но и не только наша, это ещё и судьба. Мои родители могли бы прожить не меньше, если бы не война и не болезни, смертельные из-за слабости медицины.

Когда Таня «вышла» на пенсию, как и многие женщины, она всецело посвятила себя семье и дому, что ей хорошо удавалось, но в значительной степени отгораживало от внешнего мира.

В Канаде, с первых дней иммиграции, Таня проявляла большое терпение и мужество в преодолении нашего неустроенного быта, принимая на себя самую тяжёлую работу по дому. При этом нам ещё необходимо было зарабатывать и посещать учебный центр для взрослых по изучению английского языка и других предметов, связанных с нашей профессиональной деятельностью. Мы были уже не молоды, но душевный подъём, вызванный переездом в новую страну и «большие ожидания» придавали силы.

С тех пор прошло более 2-х десятков лет, мы многое успели. И всё же, при том, что затраты физических и душевных сил были значительные, не всё удалось сделать из того, что хотелось. Однако мы ещё не одряхлели. Наша активная жизнь не позволяет нам дряхлеть. Но, хватит ли у нас сейчас сил преодолеть новую проблему, связанную с моим здоровьем?

Когда я принял решение оперироваться, Таня успокаивала меня, что справится с моим послеоперационным периодом, если я буду беспомощным. Конечно, мы были уверены, что наши сыновья и друзья помогут, но я понимал, что при плохом исходе ей будет очень трудно приспособиться к другому образу жизни. Всю нашу жизнь, включая годы пребывания в Канаде, мы всегда были неразлучны. Поэтому я твёрдо знал, что мне ничего не остаётся делать, как только выжить. Наверное, это тоже помогло.

Как я уже упомянул, дата операции зависела главным образом от наличия свободной операционной. Мисс Элора безуспешно пыталась добиться её на 6-е, затем на 17 декабря, пока ей, наконец, удалось получить операционную только на вторник 21-го февраля.

(Это День Красной Армии – «Мы смело в бой пойдём за власть Советов, и как один умрём в борьбе за это!»).

Обязательная предоперационная сессия была назначена на 17 февраля.

Хотя мы все ждали этого события, но когда определилась дата операции и она стала неотвратимой реальностью, члены нашей небольшой семьи и наши друзья взволновались.

Мы с Таней оказались окружены заботой, которую проявили к нам обоим наши близкие и, прежде всего, наши сыновья. Было особенно приятно и трогательно то, что они делали это как само собой разумеющееся, что иначе они даже и не мыслили своё участие в нашей судьбе. Мы оба переполнены чувством благодарности и гордости за них.

Я верю, что события этого трудного этапа ещё больше сблизили нас, сохранятся в памяти наших детей и внуков, как свидетельство того, что у нас крепкая семья, и мы всегда придём друг другу на помощь, чтобы ни случилось. Как говорят, мы прошли испытание на прочность.

Как только возник вопрос об операции, наши ребята развернули очень активную психологическую и практическую подготовку к ней. Младший сын Миша присылал советы врачей и психологов. Предложил создать «группу поддержки» из родных и друзей, которые могли бы помогать Тане во время моего пребывания в госпитале и после выписки. Одной из идей Миши, которую он очень хотел осуществить, было записать специальную музыку, чтобы я слушал её во время операции при уменьшенной дозе наркоза. Это должно было содействовать снижению его тяжёлого действия и помочь мне легче перенести операцию. Он даже купил и прислал мне небольшой, размером с сотовый телефон, МП3 проигрыватель, на который записал музыку для медитации и релаксации, предложил мне дополнить моей любимой музыкой тоже. Я не очень верил, что доктор Гленн согласиться на такой эксперимент с Мишиным устройством, но был готов им воспользоваться после операции.

Консультации с врачами мы обсуждали не только с Мишей, но и со старшим сыном Виктором (Викой), который абсолютно далёк от медицины, если не считать его визиты к семейному врачу.

Вика пытался отговорить меня делать эту операцию, но когда выяснилось, что все врачи считают её необходимой, прислал по электронной почте статью из Интернета о том, что возраст не помеха для такого рода операций. Нашёл целый ряд примеров, когда люди намного старше меня хорошо её перенесли.

«Группа поддержки» образовалась сама собой, все наши друзья, стали наперебой предлагать свою помощь.

В «группе поддержке», среди наших многолетних друзей были двое, которые сами перенесли операции по пересадке сосудов. Когда человек уже преодолел тяжёлые обстоятельства, он хочет поделиться своим успешным опытом, и тем самым оказать психологическую поддержку тому, у кого все испытания ещё впереди.

Внимание родных и друзей, близких и далёких, меня трогало и внушало надежду на успех, не могу же я перед ними «ударить в грязь». Им же хотелось меня поддержать, наверняка они считали, что я человек здравомыслящий и должен испытывать чувство страха перед операцией. Но видимо, я уже переболел страхом. Притом, что в подсознании понимание опасности сохранялось, на смену пришло чувство подъема и уверенности в том, что я всё смогу преодолеть. Было, конечно, желание больше узнать о том, как люди себя чувствуют после операции. К этому периоду надо быть подготовленным, как можно лучше.

Меня всё же сильно утомляли продолжающиеся обсуждения. Хотелось, чтобы скорей всё завершилось, и мы больше не муссировали эту волнующую всех тему. Во мне даже появилось суеверное чувство, что оптимистические прогнозы могут не оправдаться из-за постоянного их повторения.

На предоперационную встречу 17 февраля мы с Таней поехали на своём лимузине. После операции нам уже пришлось прибегать к помощи друзей.

Было удивительно, что в этот раз погода тоже стояла тёплая, хотя была зима. Утро было точно такое же, как и 27 октября.

Огромный красный шар солнца мелькал между высотными зданиями, распространяя по небу жёлто-красное сияние. Он даже был на том же уровне над горизонтом, что и в октябре. Дело шло к весне. Погода явно способствовала поднятию настроения. Всё будет хорошо!

Сессия состояла из двух отделений: первое – в 10:30 утра, второе – в 12:30 дня.

Сначала у меня взяли кровь и сделали ЭКГ, потом дали подробную инструкцию, как подготовиться к операции. Выписали специальную жидкость, которую нужно было взять в аптеке госпиталя. Её следовало применить вместо мыла во время утреннего душа перед операцией, для тщательной дезинфекции того места на груди, где будет разрез. Показали, где будут резать.

Вторую часть сессии проводила координатор отделения сердечной терапии мисс Кэтлин Клуни. В сессии участвовали несколько человек, которым предстояли разного рода операции на сердце, и молодые сотрудники хирургического отделения.

Мисс Кэтлин представила физиотерапевта Келли, высокую, стройную, энергичную молодую женщину, а также операционную медсестру и медбрата. Все называли свои имена, но я их не запомнил. Также присутствовал пожилой волонтёр, недавно перенёсший подобную операцию. Он поделился своим опытом, советовал, какое надеть нижнее бельё, какую еду лучше всего приносить из дома. Кэтлин и Келли рассказывали о том, как подготовиться к операции и как вести себя после неё.

Ко второй части сессии приехал Вика, чтобы тоже быть в курсе дела. Нам дали брошюры, содержащие многие из тех советов, которые мы только что слышали.

По приходу домой, в тот же день получил от мисс Элора электронную почту:

«Привет, м-р Гитберг, Ваша операция будет утром, Вы должны быть здесь в 6:00 утра. Спасибо. Л.»

Миша прилетел из Виктории 19-го в 7 часов вечера. Вика встретил его в аэропорту Пирсон и привёз к нам домой. К этому времени Яна привезла нашу невестку и свою маму Юлю. Мы с Таней были рады, что почти вся наша небольшая семья, кроме тех, кто не был в это время в Торонто, собралась у нас дома.

Последний вечер перед операцией

Всё было очень трогательно, волновало и одновременно успокаивало.

Вечер прошёл в очень оптимистичной обстановке, приготовленная нами еда была умеренной, не слишком обильной, как обычно. Мы не очень были уверены, понравится ли она нашему Мише-вегетарианцу. Оказалось, что всё всем пришлось по вкусу. Разошлись не поздно.

Было жаль, что с нами не было нашего старшего внука Илюши, нашей невестки Дори и маленького Эзрочки, которые отпустили Мишу к нам, а сами остались в Виктории. Но, Дори звонила, а Эзра тоже что-то лепетал в телефон.

Илюша, месяц назад как уехал на работу в Японию, но прислал электронное сообщение на русском языке, который изучал до 4-го класса перед приездом в Канаду:

«Дорогой дедушка, надеюсь, что операция пройдет плавно, и желаю скорого восстановления. Буду держать вас в курсе моих дел. Целую и обнимаю, Илья».

Миша расположился в комнате на первом этаже с прямым выходом в наш дворик (backyard), небольшой, но довольно уютный. Я провёл с ним день за осваиванием им моего авто (Chrysler-Intrepid), и знакомством с магазинами, ближайшими к нашему дому, которыми ему предстояло пользоваться вместе с Таней.

Он не был у нас с конца августа 2009-го, а за это время здесь уже многое изменилось.

Спать легли рано, завтра операция и утром мне ещё надо к ней подготовиться.

Позже узнал, что в 10:56 вечера Миша послал всем электронное письмо:

«Здравствуйте все родные и близкие Виталия и Татьяны, просто короткое e-mail – напоминание, что у Виталия завтра операция на сердце, которая начнётся примерно в 8 утра и продолжится 4–5 часов.

Пожалуйста, посылайте мысленные пожелания успеха в этот промежуток времени. Мы вас будем держать в курсе по ходу событий.

Спасибо за вашу заботу и участие, Миша»

Рассвет

Сегодня 21-е февраля, день операции. Проснулся без четверти пять. Чуть – чуть брезжит за окном рассвет. Таня тоже проснулась. Значит, она плохо провела ночь. В другой день её было бы трудно разбудить в это время.

Слышу, что Миша в комнате на первом этаже уже чем-то занят.

Надо постараться, чтобы каждый успел принять душ, как обычно. Обычность относительная, наверное, у всех сидит в голове мысль – возможно, что мы вместе в последний раз, но я гоню её от себя.

– Иди, прими душ первым, – предлагает мне Таня, – я пока застелю постель.

Быстро искупался. Точно по инструкции тщательно вымыл место будущего разреза дезинфекционным жидким мылом, которое приобрёл в аптеке госпиталя, при последнем нашем посещении.

Таня беспокоится, что я что-нибудь забуду, со мной это очень часто случается. И, как бы подчёркивая свою уверенность, что операция пройдёт успешно, напоминает:

– Проверь, всё ли ты собрал, что тебе будет нужно в госпитале после операции.

Собственно, что мне нужно? Бритвенный прибор, мыло, зубная щётка и паста. Ещё взял МП3, который прислал мне Миша. К уже записанной на нём лечебной музыке мне не удалось ничего добавить. Конечно, беру не для того, чтобы слушать его во время операции, но после неё он может мне помочь от бессонницы. Так что, всё равно в лечебных целях, как хотел Миша.

Мы с Таней собрались и спустились вниз. Миша зовёт нас к себе. Он сидит на корточках и выполняет какой-то индусский ритуал перед курящимися палочками. Буддизмом и йогой Миша серьёзно занимается уже более трёх лет, больше года вместе с Дори провёл в Индии. Такой был у них познавательный «медовый» период после свадьбы.

Приятный запах от дымящихся палочек распространился по всему дому. Мы его почувствовали ещё у себя наверху в спальне. Оказывается, Миша совершает этот ритуал почти каждое утро.

– Уже пора ехать, – волнуется Таня.

– Подождите, я должен вас обоих окурить дымом, – Миша взял дымящиеся палочки в руки и стал махать ими, обходя нас по кругу, и произнося всякие добрые пожелания.

Этот индусский ритуал должен содействовать успеху операции.

Хотя мы с Таней к буддизму отношения не имеем, но сознание, что Миша призвал ещё и известные ему «высшие силы», чтобы предохранить нас от опасности, добавляло немного больше уверенности на положительный исход. Наверное, ритуал помог.

В Торонто февраль месяц – это настоящая зима, но сегодня снега нет. В этом году так и не было сильных холодов. Природа нас щадит. В машине тепло, поэтому оделись довольно легко. За руль сел Миша, я хотел видеть, насколько он привык к ней. Ему предстояло десять дней возить Таню ко мне в госпиталь и по другим делам.

Дорога почти пустая, очень мало машин, так что в 6:15 утра мы уже были на месте. Миша высадил меня с Таней у центрального входа в госпиталь и поехал ставить машину на стоянку.

Хирургическое отделение искать не надо, оно расположено на 1-м этаже и крупные указатели, ведущие к нему, встречают почти у самого входа. Ждём, пока Миша вернётся, купив недельный пропуск на стоянку, который стоит 50 долларов. Без него пришлось бы платить больше, так как только один день стоянки стоит 24 доллара.

В это время в вестибюле никого нет. Идём в регистратуру и неожиданно находим, что она заполнена ожидающими. Втроём подходим к окну регистрации. Достаю свою медицинскую карточку и протягиваю её в окно. Регистраторша, дама афро-канадского происхождения, со строгим и деловым видом отмечает моё появление в компьютере. Я уже обратил внимание, что в медицинских учреждениях Торонто работает много афро-канадцев, индусов и выходцев из разных стран Африки и Южной Азии. Мне эта многокультурность нравится. Разнообразие типов лиц, одежды, характеров, при общем доброжелательстве, вселяют некоторую надежду на то, что люди могут оставаться различными, но при этом всё-таки жить в мире. Возможно, когда-нибудь так и будет во всём мире. В Канаде пока это удаётся.

Миша стоит близко к окошку и пытается шутить с регистраторшей, она очень серьёзна, но ему улыбается. Жду, пока она обратит внимание на меня. Наконец, просит протянуть ей руку и прикрепляет на запястье бумажную ленточку с моими данными. Теперь я «закольцован», меня уже не перепутают с другим пациентом и не отрежут что-нибудь не то. Регистраторша предлагает нам сесть и ждать, когда меня вызовут.

– Please, take your seats and wait, you will be called. (Пожалуйста, садитесь и ждите, Вас позовут).

Её функции закончились, и мы прощаемся с приятной дамой, желаем друг другу хорошего дня.

– Have a nice day.

Регистратура занимает часть комнаты ожидания, поэтому нам далеко уходить не надо было. Мы сняли пальто и куртки, заняли места и приготовились ждать, когда меня позовут на экзекуцию. Осматриваю сидящих здесь же людей. Поражает обыденность их поведения, готовность идти под нож хирурга. Все они решились рискнуть ради будущего здоровья и продления своей жизни. Конечно же, они думают о смерти, так как полной уверенности, что удастся её избежать ни у кого быть не может. Остаётся надеяться на Бога и на врачей.

Из тех, кто присутствовал на предоперационной сессии, только мне предстояла операция по пересадке двух клапанов, остальным пятерым нужно было делать байпасы сосудов. Если исходить из этой пропорции, то думаю, что и по возрасту, и по сложности операции я подвергаюсь наибольшему риску из всех здесь сидящих.

Таня тоже оглядывается по сторонам и успокаивает себя, обращаясь ко мне:

– Всё будет хорошо, доктор Гленн отличный хирург, а ты всё выдержишь, многим делали такие операции, и всё прошло благополучно.

Я не ощущаю волнения, только некоторая напряжённость, чтобы не упустить что-либо важное. Я могу волноваться и тревожиться заранее перед надвигающейся опасностью, но в момент её наступления успокаиваюсь и концентрируюсь на самом для меня важном. Думаю, что это происходит из того опыта, который у меня сохранился с моего почти беспризорного детства.

Или может быть с довоенных времён, когда по малолетству ни во что плохое не верилось.

В данном случае волноваться было бесполезно, от меня уже ничего не зависело. Эта мысль тоже успокаивала. Предлагаю своим:

– Не сидите здесь целый день, возвращайтесь домой, поспите, приедете через 6 часов. Всё равно раньше ничего не узнаете.

Я не бравировал, мне действительно было бы спокойней, если бы они уехали. Видеть друг друга мы не будем, но они, сидя здесь и ожидая известий, будут за меня волноваться, нервничать, изведут себя и только измотаются. Здоровья это никому не добавит. Я тоже буду переживать за них, особенно за Танюшку, которой это совершенно противопоказано. Кончится головной болью. Может быть, за стенами больницы они немного развеются. Другая обстановка заставит их отвлечься от мыслей о моей операции.

Оба наотрез отказались.

– Никуда мы не уедем и будем здесь с тобой, может понадобиться дать кровь или какая-либо другая помощь. Мы не хотим рисковать.

Советую им всё же идти на улицу, подышать свежим воздухом, пойти позавтракать в буфет.

– Только не сидите возле операционной всё время.

– Сначала подождём Вику (моего старшего сына), он уже скоро приедет, тогда решим, что делать.

Вскоре появилась медсестра со списком жертв в руках и стала поимённо приглашать в операционное отделение. Меня вызвала последним. Оставляю куртку и шапку Тане и иду в хвосте всех, как на закланье, знакомиться с проектом «операция» и с тем, как он реализуется в этом госпитале.

Нас, человек 10–12, провели в большую комнату, скорее даже зал, с двумя рядами кроватей, расположенных изголовьями к продольным стенам. Одна от другой кровати наполовину отгорожены занавесями из тяжёлой плотной материи, образуя полуоткрытые боксы.

Всех распределили по боксам и усадили на кровати. Медсестра подходит к каждому и объясняет, что надо делать.

– Снимайте всю одежду и обувь, и разложите по полиэтиленовым мешкам – указывает на три мешка, лежащие на тумбочке рядом с кроватью.

– Учтите, что мешки отдельно для одежды и обуви. Третий мешок для верхней одежды, которую Вы оставили в комнате ожидания. Когда Ваши родственники придут с Вами прощаться, они её принесут.

Уходя, закрывает занавес и делает ещё одно назидание:

– Сложите одежду и наденьте халаты, сначала тот, у которого завязки спереди, а на него тот, у которого завязки сзади.

Халаты уже дожидаются на краю кровати, когда их оденут.

Исполнение предписаний не составило большого труда, даже упаковка себя в халаты.

Чтобы видеть происходящее вокруг, сдвинул перегородку и сижу на кровати в ожидании следующих указаний. Наблюдаю, как быстро и чётко работает персонал. Очевидно, что все действуют строго в соответствии с их функциями.

Напротив, на кровати сидит пожилая тёмнокожая женщина, похоже, что из Шри-Ланки, и рядом с ней мужчина, обнимающий её за плечи. Наверняка сын. Они выглядят как на старой, начала прошлого века, фотографии. Оба замерли и не спускают с меня глаз, как-будто я их фотографирую. Неподвижным ожиданием они отличаются от других, кого я ещё могу видеть со своего места. Похоже, что очень волнуются, а мой деловой вид несколько их успокаивает.

Хорошо продуманная и организованная подготовка к операциям. Однако люди, сидящие на койках с напряжёнными лицами, себе уже не принадлежат, а вся обстановка вызывает неприятные аналогии со сценами в принудительных заведениях, встречающиеся в фильмах о преступниках.

Воображаемая схожесть ситуации, наводит на мысль, что все мы здесь в результате «преступного» отношения к собственному здоровью и жизни. И вот, в результате мы все сами идём, что называется, «под нож» во спасение жизни. Сравнение страдает тем, что персонал относится к нам так заботливо, что, конечно же, делает слишком натянутым такое сравнение.

Все приготовились и, сидя на кроватях, ожидают прихода сопровождающих их родственников и друзей, с которыми они должны попрощаться и отдать им одежду.

Ко многим уже приходят, но моих родных ещё нет. Подошла медсестра с папкой, так быстро на меня уже завели файл, и стала проверять, правильно ли записаны в нём мои данные.

Ошибок нет. Теперь мы оба совершенно уверены, что с моими бумагами всё в порядке. В любом случае они будут храниться в архиве, как маленький эпизод в истории госпиталя, чем бы ни закончилась моя операция.

Небольшими группами входят люди с верхними вещами и спешат к тем боксам, где их уже ждут. Появляются Таня с Мишей. Они меня тоже увидели и направляются ко мне. Танюшка чуть не плачет, но держится и успокаивает меня.

– Не волнуйся, всё будет хорошо.

Обнимаемся, целуемся с ней и Мишей.

Привезли носилки. Это за мной. Ловко укладывают меня на них. Оборачиваюсь, вижу их обоих. Они стоят с мешками моей одежды и смотрят мне в след. Успеваю помахать моим дорогим рукой, и меня увозят.

Оказалось, что операционные расположены в другом крыле здания. Медбрат везёт меня через длинные коридоры так быстро, что я не успеваю прочесть ни одной надписи на стенах. Вообще, всё выглядит так, как будто все куда-то торопятся. Но я не спешу. Пришли мысли, что это мой последний путь в никуда. Я их гоню. Мне представляется, что вид у меня скорее боевой, чем потерянный, я совершенно спокоен, и твёрдо настроен выжить, просто потому, что не могу оставить вдовой дорогую Танюшку. Сыновья наши уже обременены своими семьями, своими проблемами, им будет легче перенести моё отсутствие.

Остановились в светлом коридоре, слева окна, справа двери, видимо, ведущие непосредственно в операционные. За окнами виден пробуждающийся рассвет. Возникает уверенность, что он еще не последний, впереди будет много таких рассветов.