Читать книгу: «Пропуск в бездну: маршалы космоса», страница 11
Императорская Япония – союзник Германии, в декабре 1941 года напала на военную базу США в Тихом океане Пёрл-Харбор.
Войну Германии объявили и Соединённые Штаты Америки.
Началась полномасштабная война, названная позже Второй Мировой войной.
Проявляя героизм, Красная Армия несла тяжёлые потери. Германские войска дошли до предместий Москвы, захватили Крымский полуостров, докатились до Сталинграда. После тяжелейших сражений советские войска отстояли город на Волге. Немцы понесли огромные потери. Гитлер был в ярости.
А тут – удача! Фюреру доложили о встречи в Тегеране лидеров СССР, США и Великобритании. Адольф Гитлер приказал захватить своих противников или уничтожить.
Вилла «Марлир»
Вскоре, война докатилась и до Крымского полуострова. В конце октября 1941 года в Крым вошли гитлеровские войска. Весь Крымский полуостров, за исключением Севастополя, продержавшегося до июля 1942 года, и Керчи, павшей в мае того же года, попал в немецкую оккупацию.
Руководство германского Рейха решило считать Крым «имперской землей». Гитлер приказал присоединить полуостров непосредственно к Германии, для чего в кратчайшие сроки его надо германизировать и выселить из Крыма всех без исключения «национально-чуждых элементов» – русских, украинцев, греков… И, конечно, евреев…
Два основных города Крыма Симферополь и Севастополь, рейхсминистр восточных оккупированных территорий Розенберг предложил переименовать в Готебург и в Теодорихсхафен.
Исполняя желание Гитлера привлечь на свою сторону Турцию, с января 1942 года немцы стали организовывать из крымских татар вооружённые формирования. В первое время было набрано чуть более полутора тысяч добровольцев-татар, и они с большой охотой служили гитлеровцам, проявляя особую жестокость к нетатарскому населению. Позднее, в лагерях для военнопленных в Симферополе, Николаеве, Херсоне и Джанкое немцы навербовали еще несколько тысяч так называемых «добровольцев» во вспомогательные части немецкой армии. Сформированные батальоны, именуемые «татарскими», на самом деле состояли из лиц различных национальностей. Однако, надо сказать, что большинство крымских татар, завербованных для несения полицейской службы и для борьбы с партизанами в Крыму, в своей общей массе проявляли пассивность, смиряясь с превратностями судьбы, что было вполне в духе постулатов из главной книги ислама – Корана. Часть татарского населения вступала в местные «отряды самообороны» для защиты лишь своего селения от нападения «лихих людей», кем бы они ни были. Татаские женщины, старики и дети, не пошла на сотрудничество с оккупантами. Следует иметь в виду, что многие мужчины призывного возраста находились в рядах Красной армии. Часть их оказалась в плену у гитлеровцев, а затем, и в их формированиях. Однако, в целом, во время немецкой оккупации татары проявили себя в Крыму по отношению к жителям других национальностей далеко не лучшим образом. Жители полуострова больше боялись татар, чем немцев.
Воскресный день начала октября 1943 года был на исходе. С озёр потянуло прохладным и влажным воздухом. Ближе к вечеру со стороны озёр радостные крики детворы и громкий хохот взрослых стали стихать.
Отдыхающие засобирались по домам, и на ведущей к Берлину дороге сразу образовалась пробка. Казалось, после воскресного отдыха на многочисленных озёрах района Ванзее все жители юго-восточной части немецкой столицы разом выкатили в своих автомобилях на трассу.
На пересечении шоссе с улицей Ам-Гросен-Ванзе, с каменными выражениями на лицах, вскидывая руку в нацистском приветствии, два эсэсовца останавливали поток машин нетерпеливых горожан, давая дорогу небольшой колонне автомобилей, двигавшейся из Берлина в сторону озёр.
Уже смеркалось, когда шурша гравием к воротам виллы «Марлир» подкатили автомобили: чёрный «Хорьх», и такие же чёрные, два «Мерседес-Бенца».
Витиевато оформленные чугунным литьём ворота открылись. Но автомобили въезжать на территорию виллы не стали. Из «Хорьха», сильно согнувшись из-за своего высокого роста вышел обергруппенфюрер СС Эрнст Ка́льтенбруннер68, следом – бригаденфюрер СС Ва́льтер Ше́лленберг69. Покинули свои автомобили и офицеры охраны.
Взглянув на трёхэтажный особняк, оба генерала посмотрели друг на друга и остановились. В памяти обоих одновременно всплыл образ их бывшего начальника, обергруппенфюрера Рейнхарда Гейдриха.
Под его руководством, здесь – в этом помпезном здании с колоннами, статуями и лепниной, в январе 42-ого проходила конференция нацистского руководства. Именно тогда окончательно решился вопрос по планомерному уничтожению евреев вообще и полной зачистке Крыма для Рейха, в частности.
– Помните, обергруппенфюрер, как сразу после слов Гейдриха о евреях, которые не могут быть гражданами рейха, а потому их необходимо уничтожать, первым выступил гауляйтер Кох.
«Нам не нужны ни евреи, ни украинцы, ни поляки, ни прочие славяне. Нам нужны плодородные земли». А из зала, кто-то крикнул: – Господин рейхскомиссар, а откуда у евреев земли, тем более плодородные?
Партайгеноссе на секунду смутился, и хотел было резко ответить, но Гейдрих быстро успокоил всех любителей поконфликтовать с партийными бонзами…
– Помню, конечно. Жаль… Нет уже Рейнхарда… Прага дорого за это заплатит… Варвары… Фюрер был в бешенстве, помните Вальтер, – тихо произнёс Кальтенбруннер. – Фюрер хотел всю Чехию сравнять с землей.
– Время есть, сравняем. Да и врачи в его смерти тоже виноваты… У него заражение крови случилось… Вовремя не перелили… Жалко… Наш босс Рейнхард Гейдрих многим дал путёвку в жизнь… Мне так, точно!
– Покойный шеф о ваших, Вальтер, научных докладах на тему германского законодательства, много говорил. Из того вашего выпуска Боннского университета мы тогда в 1933 году, кажется, отобрали человек пятнадцать. Я как раз занимался проверкой каждого выпускника, в том числе, дружище, изучал и ваше личное дело. О вас Гейдрих был самого высокого мнения.
– Спасибо, обергруппенфюрер.
Кальтенбруннер снисходительно слегка похлопал своего подчинённого по плечу. – Но, главное, Шелленберг, вам верит Гиммлер. Ваш известный поступок его убедил в преданности ему.
– Ха-ха… Это когда рейхсфюрер едва не вывалился в полёте из самолёта, дёрнув за ручку незакрытой двери…
– Именно…
– Я еле успел тогда схватить рейхсфюрера за ремень его портупеи… А так бы…
Без особой тени печали на лицах, оба заулыбались, и не спеша направились в сторону здания, в котором с их прибытием, как раз осветились окна первого этажа.
– Одно меня тревожит, обергруппенфюрер. Вы же знаете, рейхсфюрер требует продолжать негласную работу с американцами.
Генералы остановились. Кальтенбруннер приложил к своим губам палец. – Не так громко, Вальтер!
Шелленберг огляделся по сторонам и почти шёпотом продолжил:
– Сепаратный мир с Западом… Вы же знаете, контакты с американцами мы скрытно продолжаем.
– Ничего с этим не выйдет, бригаденфюрер. Президент Рузвельт готов протянуть нам руку – это верно, но при условии физического устранения фюрера и смене властных структур. Так что, бред всё это…
– Согласен – бред. Но мне, кажется, рейхсфюрер правильно делает, что не обрывает саму возможность договориться: вдруг пригодится. Но плохо другое. Америка – это евреи, шеф. Гейдрих настоял на решении тотального уничтожения евреев, где бы они не находились, а при разговорах с посредниками выяснилось, что уничтожение людей этой нации, а в Крыму тем более, затронуло интересы истеблишмента Соединённых Штатов и самого Президента Рузвельта.
– Вот как! Рузвельта?..
– Оказывается, ещё в конце тридцатых годов, точно не известно, Советы договорились с американскими еврейскими благотворительными организациями о финансовой помощи в виде кредитов для еврейских поселений в Крыму.
– Ну и что?
– Под эти кредиты американцами были выпущены акции по распродаже крымской земли. Их раскупили…
– Хм…
– Весь фокус в том, что часть этих акций на аукционах выкупили и жена Рузвельта и многие влиятельные люди Америки… Помимо прекрасного климата в Крыму, в Севастополе прекрасная бухта для дислокации американского флота. Евреи знают, что делают, обергруппенфюрер.
– Всем Крым нужен, как я погляжу. Удивляюсь я Вальтер. Помните «Ночь хрустальных ночей» в ноябре 38-ого? И что странно, после погрома лишь единицы их покинули Германию…
– Ничего странного, шеф. По сути, евреям ехать было некуда. Ни одна страна не изьявила желания принять евреев.
– Вот-вот! А потому, Крым для немцев, так фюрер сказал. Евреям и в Крыму не место. Кстати, сколько их там?
– По тем сведениям, что я располагаю, к началу 1941 года в Крыму проживало чуть более миллиона жителей. Из них: русских – половина, около двадцати процентов – татар, десять – украинцев. Остальные – караимы, греки, болгары, чехи, эстонцы… Было даже немного немцев… Крымских евреев в Крыму насчитывалось что-то вроде семидесяти тысяч. Точных данных нет, потому как, небольшая часть их работала в советских колхозах, а сколько?!.. Цифры, шеф, разные. Пятнадцать, двадцать тысяч, не более, я думаю.
– Собственно, нам-то какая разница, где они живут? Всё равно эти американские свиньи не дождутся свои земли.
– Но рейхсфюрер, тем не менее, настаивает на контактах с ними.
– Получается, при любом раскладе и татар надо ликвидировать?
– Выходит так, обергруппенфюрер. Но татары нам пока нужны. Я в декабре 41-ого участвовал в совещании фюрера с представителями крымских татар, живущих в Турции. Они хотели создать татарское государство в Крыму и даже создали «Татарский национальный комитет» для борьбы с Советами, в том числе, так называемые роты самообороны. Мы свели их в добровольческие батальоны СС «Шума». Партизаны в Крыму… С ними надо бороться.
– Да-да. Лучше и не придумаешь.
– Ведомство Геббельса, обергруппенфюрер, тоже к татарам руку приложило. Организовало зоны радиовещания.
– Геббельс это умеет, талант – языком трещать. Пусть татары и дальше думают, что мы им позволим хозяйничать на полуострове после войны.
После некоторой молчаливой паузы, Кальтенбруннер с облегчением произнёс: – Ладно, рейхсфюрер сам пусть решает, что с этими татарами делать. Сегодня у нас другие задачи. Как думаете, Вальтер, удастся задуманная операция в Тегеране?
– Хотелось бы, обергруппенфюрер… Представляете, какой грандиозный эффект может произойти в случае успеха?..
– Он был бы ещё больший, если бы мы всю Тройку живыми привезли в Берлин… – буркнул Кальтенбруннер. – Фюрер, как узнал об этом, аж ногой топнул от удовольствия, представив в своём кабинете под дулами автоматов Рузвельта, Сталина и этого жирного борова Черчилля.
– Мечты, мечты… Взять живыми – это не реально, шеф. Лучше перестрелять их на месте.
– Согласен. Абвер тоже что-то замышляет. Адмирал Канарис70 ходит с загадочным видом. Лиса старая!.. – недовольно произнёс Кальтенбруннер.
– А что он может, обергруппенфюрер? Русские с англичанами и так почти без выстрелов, считай, оккупировали Иран. Их спецслужбы здорово зачистили Тегеран. А тут ещё наш провал на Волге. Сталинград… Фюрер в ярости… Он готов был повесить весь генеральный штаб. А вы ему, шеф, расшифровку донесений американцев о предполагаемой конференции на стол…
Помните, как вскричал фюрер: – «О Main Got!.. Тегеран! Наши враги хотят встретиться! Какая удача! Это знак, это знак свыше… Слышите, Кальтенбруннер?..».
– А глаза фюрера как загорелись, видели, Вальтер? И абверу, и нам зелёную дорогу тут же дал, только бы ликвидировали всю Тройку.
– Абвер попробовал… не получилось. «Длинный прыжок» почти провалился. Вряд ли у адмирала Канариса остались серьёзные агенты. Хотя… Это же Канарис?!.. Молю бога, чтобы наш штурмбанфюрер Майер не попался русским.
– Да, услышит Всевышний наши молитвы! Странно, но рейхсфюрер придаёт заброске этих диверсантов исключительно важное значение. Сколько их уже было… Но сегодняшние пышные проводы этой группы… Редкий случай внимания рейхсфюрера…
– Того стоит! Этот Майер разведчик с головой. Мы уже отчаялись, а тут он передал нам, что у него есть план, как ликвидировать тройку. Нужны деньги, связь, взрывчатка… Для чего, обергруппенфюрер, и эту группу посылаем с рацией и английскими фунтами.
– А не опасно для резидента контакт с группой?
– Они не будут встречаться, обергруппенфюрер. Если всё пойдёт по плану, Майер использует их только в самом крайнем случае и то в последний день. А деньги и рацию ему передадут через условное место. Майер будет действовать с завербованными им же местными жителями – так безопасней, деньги потому и нужны.
– А группа? Она чем заниматься будет?
– Попытается спровоцировать в дни конференции беспорядки местных жителей в городе. И опять нужны деньги…
– Хорошо, Вальтер. Гиммлер сам хотел приехать – не получилось, дела… Я, кстати, тоже задерживаться не могу. Вы, Вальтер, проследите, чтобы лишнего за столом не болтали, – пробурчал шеф имперской безопасности. – И учтите, – ликвидировать всю тройку наша сверхважная задача, я бы даже не пытался их вывезти из Тегерана – опасно, их могут по пути освободить. Желание фюрера – закон, но не в этом случае.
Последние фразы своего начальника Шелленберг разобрал с трудом. Привычку уроженца Австрии Эрнста Кальтенбруннера в диалогах неожиданно переходить на свой инсбрукский диалект, Шелленберг знал, но привыкнуть никак не мог: слишком уж австрийский диалект не был похож на правильный немецкий язык.
Разговор прервался.
Высокопоставленные эсэсовцы подошли к входу здания, где на широком крыльце их встретила пара оскаленных, но равнодушных каменных львов и толстый оберштурмбанфюрер, который в отличие от «царей зверей» подобострастно, чуть не с поклоном, приветствовал высокое начальство взмахом руки, произнеся: – Хайль Гитлер!
Вяло выбросив руку для приветствия, Шелленберг поинтересовался:
– Все в сборе?
Получив утвердительный ответ, прошёл дальше.
Кальтенбруннер вообще не обратил внимания на толстяка, а молча прошёл в открытую одним из офицеров охраны парадную дверь особняка.
При появлении генералов в салоне, оборудованного под столовую, диверсанты вытянулись по стойке смирно, выбросив руки в нацистском приветствии.
В помещении стоял аппетитный запах жареного мяса. Длинный обеденный стол с расставленными на белоснежной скатерти закусками и откупоренными бутылками шнапса, застывшие у стола члены группы, на Кальтенбруннера и Шелленберга произвели положительное впечатление. В предвкушении плотного ужина, голодный Шелленберг нетерпеливо потёр руки.
– Прошу садиться, друзья! – как можно приветливее произнёс Кальтенбруннер.
Все сели. В напряжённой тишине, с разных концов стола, официанты стали разливать спиртное. С рюмкой шнапса в руке, Кальтенбруннер встал.
– Друзья, доблестный Вермахт71 сражается с русскими на Восточном фронте. Наша неудача в районе Сталинграда на реке Волга лишь временная отсрочка победы немецкой нации над русскими варварами. Фюрер верит в свой народ, верит, что и вы исполните свой долг перед Великой Германией. Хайль Гитлер!
Он немного отпил из рюмки, и сел.
Прозвучал дружный возглас присутствующих: – Хайль Гитлер!
Все выпили. Послышался шум придвигаемых к столу стульев и позвякивание вилок и ножей.
Через короткое время слово взял Шелленберг. Несмотря на относительную молодость, он, как опытный актёр, сначала откашлялся, цепким взглядом окинул стол, и только потом, как и его шеф, произнёс те же патетические слова. Затем сделал паузу, и добавил:
– Не буду скрывать от вас, что все наши попытки осуществить задуманное сорвались…
Тут у Шелленберга мелькнула мысль, что вернуться живыми, как только диверсанты приземляться, возможности у них практически не будет. А потому, он смело добавил: – Даже наш прославленный асс-разведчик штурмбанфюрер Отто Скорцени, близкий друг нашего обергруппенфюрера, – Шелленберг уважительно показал рукой на шефа, – и тот не смог осуществить задуманную Абвером операцию. А Скорцени – герой Великой Германии! Вы знаете, как совсем недавно он вызволил из плена друга фюрера и немецкого народа итальянского лидера Бенито Муссолини. Блестящая операция, господа… Но, повторюсь, и наш герой не смог сделать то, что сейчас требуется от вас.
При упоминании имени Скорцени, Кальтенбруннер слегка скривился, но промолчал. Он действительно считал Отто своим другом, к тому же, знал наверняка, что хладнокровный, всегда расчётливый Шелленберг, ничего не делает просто так. Бригаденфюрер знает, чего хочет и как этого достичь, если надо – пойдёт по трупам. А значит – участь этих диверсантов известна. Жаль, конечно… И шеф Главного управления имперской безопасности СС не сделал подчинённому замечание.
– Вы – наша последняя надежда, – продолжил Шелленберг. – Не могу сказать, куда вы направляетесь, с кем встретитесь – узнаете в самолете, но хочу сказать, что рейхсфюрер Гиммлер лично отобрал вас для осуществления этой важной операции. Не подведите, рейхсфюрера, друзья! Хайль Гитлер!
Минут через десять Кальтенбруннер пожелав ещё раз удачи диверсантам, покинул зал.
Из окна гостиной Шелленберг увидел шефа, открывавшего в это время дверь в свой автомобиль. И слегка удивился. В отличие от атлетически сложенного Скорцени, Кальтенбруннер был худосочен, слаб и болезнен. Не обнаружив рядом охранника, его длинные, но слабые руки с трудом открыли заднюю дверь тяжёлого «Хорьха» и долговязое тело оберштурмбанфюрера влезло во внутрь. Не закрывая дверь, шеф что-то стал недовольно выговаривать подбежавшему к нему офицеру охраны.
Через какое-то время Кальтенбруннер покинул территорию виллы «Марлир».
Банкет продолжился.
Литерный № 501
Шёл ноябрь 1943 года. Впервые за два с лишним года страна праздновала победу над захватчиками: под Сталинградом немцы потерпели первое крупное поражение.
Холодный, порывистый ветер с мелкими снежными крупинками, позёмкой стелился по развалинам Сталинградского вокзала. Ветер студил шеренгу солдат оцепления и бил в вагонные окна, стоявшего «под парами», поезда. Солдаты стояли не шелохнувшись, незаметно слизывая языком прилипшие к губам снежинки. Крупинки, что били в окна вагонов, тут же плавились и тоненькими ручейками стекали вниз.
По перрону шла большая группа военных и гражданских. Несколько впереди группы, слегка согнув в локте левую руку, шёл Верховный Главнокомандующий, маршал Сталин72, рядом с ним – Чуянов, партийный руководитель области. Судя по пару изо рта, он что-то быстро-быстро говорил Сталину. Иосиф Виссарионович молчал.
Замыкали группу несколько замёрзших от холода офицеров, франтовато облачённых в парадную форму с блестящими золотыми погонами. Окружив маршала Ворошилова73, офицеры, видимо, о чём-то спрашивали героя Гражданской войны и соратника Сталина, но народный любимец лишь вымученно улыбался, приветливо кивая им головой.
Ветер раздувал полы плаща Верховного главнокомандующего, снежинки залетали ему за воротник кителя и он здоровой рукой прикрывал свою шею воротником плаща. У входа в личный бронированный вагон Сталин и сопровождающие его лица остановились. Стали прощаться с местным руководством.
– Вы, товарищ Чуянов, в чём-то правы, в чём-то нет, – недовольно, но мягко, произнёс Сталин своим хрипловатым голосом с грузинским акцентом. – Пересмотр отдельных репрессивных дел, как, с ваших слов, необоснованных… Надо ли?.. Глядите, – Сталин показал на разрушенные до основания вокруг строения, – сколько работы у вас.
Рядом с поручнями, по обеим сторонам входа в вагон с каменными лицами стояли два лейтенанта госбезопасности. На плече одного из них висел автомат ППШ.
Сталин едва занёс ногу на нижнюю ступеньку вагона, как она с неё тут же соскользнула. Верховный чуть было не потерял равновесие, но один из офицеров НКВД вовремя успел поддержать его. Сталин мельком взглянул на лейтенанта, что-то пробурчал и, ухватившись рукой за поручень, довольно легко поднялся на площадку тамбура. Повернувшись к провожающим, он, махнув им рукой, скрылся в вагоне. Ворошилов и, подошедший министр иностранных дел Вячеслав Молотов, поднялись вслед за Сталиным. Остальные члены делегации поспешили в соседний вагон.
– Семён, повезло тебе. Самому товарищу Сталину помог, жди повышения, – в шутку, но с нескрываемой завистью, поправляя на плече автомат, произнёс второй офицер.
Подбежавший в это время капитан госбезопасности, тоже похвалил своего сотрудника. – Хорошая реакция у тебя, Гершель. Молодец! А теперь, оба, быстро в тамбур. Да смотрите, во внутрь не лезьте. Товарищ Сталин не любит посторонних в своём вагоне.
Поезд дёрнулся, из паровозной трубы вырвался столб чёрной копоти, и состав, сильно раскачиваясь на разбитых стыках, медленно потянулся за локомотивом.
В генеральском салоне у окна стоял Сталин. В своём неизменном френче, мягких сапогах из тонкой кожи и, конечно, с трубкой в руке, Верховный выглядел уставшим. Сталин задумчиво смотрел на проплывающий мимо перрон. Взгляд Иосифа Виссарионовича был устремлён на развалины вокзала, среди которых, буквально через каждые три-четыре метра с автоматами ППШ на груди, застыли солдаты.
Сталин был взволнован. Председатель Ставки Верховного командования знал, что город его имени – Сталинград, был сильно разрушен, но за эту короткую остановку по пути в Баку, он убедился в худшем – город не разрушен – его практически не было.
Хаос! Фантастический хаос… Обломки стен, полуобгоревшие остовы обрушенных зданий, огромные кучи щебня и одиноко торчащие трубы среди городских развалин. А дальше, сколько хватало глаз, припорошенные снегом груды, груды, груды обломков и копошащиеся в них чёрные фигурки людей…
Но вот потянулись пустыри, Сталинград остался позади.
Литерный поезд № 501 набрал скорость. На плавном изгибе железнодорожного пути сквозь небольшие снежные завихрения поднимаемые степняком, Сталин разглядел паровоз, толкающий впереди себя железнодорожную платформу, загруженную мешками с песком.
Верховный молчал, он был задумчив и хмур. И было от чего…
Поездка не заладилась сразу. После выхода состава из Москвы вечером 22 ноября, на одной из станций – ночью, во время кратковременной остановки в тендер пробрались трое неизвестных. Оказалось, сбежавшие уголовники решили таким образом добраться до Баку.
Вспоминая это, Сталин даже усмехнулся. «Не повезло им». Дальше больше… То паровоз ломался, то колёсные подшипники на вагонах плавились, то рельсы от низкой температуры лопались… А тут ещё после Саратова из-за гололёда нарушилась закрытая телефонная ВЧ-связь…
Совсем стемнело. Сталин продолжал смотреть в окно.
«Лаврентий разбёрётся, конечно. Своё дело знает… – размышлял Сталин. – Дальше Баку… Там самолёт… И Тегеран… Надеюсь, Берия там всё предусмотрел», и тихо произнёс: – Нужен второй фронт.
В звуконепроницаемом салоне было тихо и жарко. Едва слышно урчал вытяжной вентилятор. Окна, кроме одного, подле которого стоял Сталин, были задрапированы плотными шторами. Настенные, двух рожковые светильники мягко освещали пространство вагона – Иосиф Виссарионович не любил яркого света.
Сталин расстегнул верхнюю пуговицу френча, затем, не спеша задёрнув штору, сел за стол, намертво привинченный к полу.
За столо, боясь нарушить размышления Верховного, сидели Молотов и Ворошилов – члены делегации, направляющейся в Тегеран для переговоров с президентом США и премьер-министром Великобритании. В салоне также находился, не рискнувший сесть за общий стол, генерал Штеменко74.
Боясь лишний раз пошевелиться, генерал мучительно повторял про себя текст последней фронтовой сводки, мысленно сверяя её с картой, что лежала рядом с ним.
Услышав фразу Хозяина75 о Втором фронте, присутствующие насторожились. Однако, Сталин, садясь за стол, тему не стал развивать, и подчинённые успокоились.
На столе, вдоль которого стояли стулья с высокими спинками сверху затянутые белыми чехлами, лежали папки с документами и поверх, блестя глянцевой обложкой, американский журнал «Time», январского, 1943 года выпуска. На красочной обложке журнала фотография – «Человек года – Сталин».
Блеснувший яркой обложкой журнал привлёк внимание Верховного. Он взял его и раскрыл на помеченной им ранее странице.
В полной тишине, нарушаемой только едва слышимым перестуком колёс, Сталин углубился в чтение статьи, посвящённой ему – Сталину. На абзаце со словами «…только Иосиф Сталин в точности знает, как близко Россия подошла к поражению в 1942-м. И только Иосифу Сталину достоверно известно, что ему пришлось сделать, чтобы Россия это преодолела…», он с раздражением закрыл журнал, и тихо прошептал: – Писаки…
На противоположной от него стене, над широким диваном, висело большое зеркало. Сталин машинально взглянул на своё отражение. Бледный вид, лицо в мелких оспинках, ему не понравились. «Хм… Года – не красят…», – и тяжело вздохнул.
– Клим, – отодвигая от себя журнал, глухим голосом произнёс Сталин, – ловкий тот малый, что мне руку успел подставить.
Видевший неловкость Сталина при посадке в вагон, Ворошилов ответил коротко: – Стараемся, товарищ Сталин.
– Ну-ну.
Затем Иосиф Виссарионович бросил взгляд на Молотова. – Что-то я не заметил переводчика Бережкова.
– Он будет к сроку. Прилетит в Тегеран отдельным самолётом, товарищ Сталин, – ответил Молотов.
– Ну-ну, – опять пробурчал Верховный. Затем добавил: – До ужина далеко. Чаю?!..
Молотов и Ворошилов с готовностью кивнули. Штеменко слегка скривился. Сталин усмехнулся.
– Товарищ Штеменко – кофе предпочитаете?.. Тоже неплохой напиток, не стесняйтесь.
– Так точно, товарищ Сталин, – смутившись, поспешно ответил генерал, вскочив со стула.
– Сидите, сидите.
Верховный нажал на кнопку, укреплённую сбоку стола. Через несколько секунд с мягкой улыбкой вошла симпатичная девушка в белоснежном фартуке. – Слушаю, Иосиф Виссарионович. И Молотов и Ворошилов не удержались – расплылись в загадочной улыбке.
– Чаю нам принеси. А этому застенчивому генералу… – Сталин показал на Штеменко, – кофе.
Затем, он не спеша покопался в карманах, достал из одного спички, из другого пачку папирос «Герцоговина Флор». Привычно выбил из двух папирос табак в трубку, слегка утрамбовал пальцем, и раскурил её.
– Коба76, врачи же запретили трубку. Папиросы рекомендовали, – прошептал тихо Ворошилов. Сталин отмахнулся.
Тонкий аромат табака моментально распространился по всему помещению. Затянувшись, словно размышляя, Сталин произнёс:
– Сталинград отстояли… По всем фронтам более двухсот немецких дивизий разгромили. Немцы покатились на Запад.
Молотов ухмыльнулся. – Не зря, товарищ Сталин, японцы после Сталинграда засуетились. Хотят выступить посредниками… Этот Сигэмицу77 на сепаратный мир с Гитлером намекает. Письмами завалил нас…
– Хрен им теперь, а не мир с Гитлером… – произнёс Верховный.
– Ради примирения нас с немцами японцы готовы отдать нам и Южный Сахалин и Курилы и признать «советской сферой влияния» Северный Китай, Маньчжурию и Внутреннюю Монголию… – вставил Молотов.
– Вот-вот. А где эти узкоглазые раньше были… – зло произнёс Сталин. И тут же тяжело вздохнув, добавил: – Но и наши потери огромны… Резервов нет…
Помолчав, Сталин произнёс: – Вячеслав, напомни нам о своей встрече с союзными министрами в Москве по поводу места встречи.
Молотов с готовностью стал докладывать.
– Наши союзники сразу отказались от нашего предложения встретиться в Астрахани или в Архангельске. Аляску, Каир, Стамбул или Багдад, отвергли мы. Согласились на Тегеран. И тому были причины. В Тегеране достаточное количество советских войск обеспечивающих поток военных грузов по Ленд-лизу из Персидского залива на нашу территорию.
Молотов посмотрел на Сталина. – Плохо другое, товарищ Сталин. Город кишит немецкими шпионами и диверсантами. Есть угроза покушения на вас троих, Коба.
– Ну, во-первых, кишел… Контрразведка наша сильно подчистила Тегеран от агентов. И потом, Вячеслав, зачем нас убивать? И без нас найдутся люди способные разгромить фашистов. А вот захватить нас – всю Тройку в плен… Он поднял палец вверх.
– Эффект намного больший, геноцвали, – усмехнулся Сталин. Но при этом дрогнули лишь его аккуратно подстриженные усы над губой, лицо же, из добродушного ещё секунду назад, стало жёстким и злым.
– Возможно, товарищ Сталин, возможно, – не обратив внимания на изменившееся настроение Хозяина, согласился Молотов. – Этим вопросом товарищ Берия занимается. И вы правы, работники службы госбезопасности в самом Тегеране уже арестовали массу немецких диверсантов и шпионов.
Сталин хмуро кивнул головой, и после небольшой паузы, добавил: – Интересно, как немецкая разведка узнала о нашей встрече?
Присутствующие пожали плечами. Тогда Сталин сам ответил.
– Думаю, мы никогда не получим ответа на этот вопрос. Вы же в курсе, товарищи, немцы разработали операцию по ликвидации нас – руководителей, во время конференции. Даже название ей дали: «Длинный прыжок».
– И как только немцы узнали об этом. Ведь только три недели назад – восьмого ноября, президент Рузвельт окончательно дал согласие на встречу в Тегеране, – возмутился Молотов.
– Со слов Берии, мы об этом «прыжке» узнали от нашего разведчика Кузнецова. Он в ровенских лесах в партизанских отрядах Медведева воюет, – показал свою осведомлённость Ворошилов. – Недавно опять в Тегеране арестовали группу диверсантов. А сколько их ещё осталось неизвестно.
Молотов продолжил.
– Правительство Реза-шаха войска наши и англичан не хотело к себе пускать, зато все условия создало для немцев.
– В начале войны в Иран хлынула толпа голодных беженцев, так что проблем у абвера и гестапо с вербовкой агентов не было, их пруд пруди, – несмело вставил Штеменко.
Молотов недовольно взглянул на генерала. – Мы правильно сделали, что вместе с англичанами ввели свои войска в Иран в 41-ом. Шах возмущался, конечно… Он немцам благоволил. Пришлось заставить старика отречься в пользу Мухаммеда Реза из династии Пехлеви.
– Где старый-то шах сейчас? – поинтересовался Сталин.
– В Южной Африке, кажется.
– Глупая старость жалка не менее, чем трусливая юность, – философски изрёк Сталин. И через паузу, добавил: – Продолжай, Вячеслав Михайлович.
В это время девушка-официантка вкатила в салон тележку, на которой стояли чайник, небольшой кофейник, сахарница, вазочка с вареньем и тарелка с печеньем, накрытая салфеткой. На нижней полке тележки находились стаканы в подстаканниках, фужеры, две бутылки красного, грузинского вина «Хванчкара», сыр – сулугуни. Разговор за столом прервался.
Девушка расставила напротив каждого из сидящих за столом стаканы, блестящий никелем кофейник и фарфоровый чайник поставила посередине, и, показывая рукой на бутылки, многозначительно посмотрела на Сталина.
– Не надо. Ужин впереди, – махнув рукой, произнёс Сталин. – Иди.
