Читать книгу: «Естествознатель. Книга 4. Зловещие топи», страница 8

Господин Шандонэ хмыкнул с явным неодобрением.

– И правда не видите?

Несколько ребят посмелее робко покачали головами.

– Как же так случилось, что у вас у всех разом отказало зрение? Разве наш школьный врач столь некомпетентен, что не смог предотвратить данное вредоносное заболевание? Между тем, вот и мишень, перед вами. Отличная, надо сказать, мишень, – с этими словами он по-хозяйски положил ладонь на голову олененку, отчего тот забавно задергал ушами, пытаясь сбросить с себя непривычную ношу.

Узники Доргейма хмуро переглядывались между собой. Задиристый Спайки, суровый и непреклонный Джехар, циничный Чанг, да и все остальные с неприкрытой жалостью смотрели на будущую жертву. Какими бы испорченными и черствыми не казались на первый взгляд обитатели колонии, тем не менее они, судя по всему, таковыми не являлись на самом деле. Так или иначе, они были вполне способны понимать ценность другой жизни, и отнимать ее просто так, потехи ради, им вовсе не хотелось. Даже Оделян смутилась, не зная, как реагировать на слова учителя. Артур догадался, что ранее ребят не заставляли оттачивать свое мастерство на живых мишенях.

Заметив всеобщую растерянность, учитель прокашлялся, а затем принялся убеждать, пуская в ход все свои ораторские уловки. Суть его речи заключалась в том, что будущим бойцам следовало бы заковать сердца в броню, дабы они не дрогнули при встрече с настоящими испытаниями. Действительно, им впоследствии предстояло воевать с живыми людьми, а не манекенами. Если они не научатся отнимать чужую жизнь теперь, немедленно, то, следует полагать, не смогут и потом. А еще учитель настаивал на мысли, что только по-настоящему храбрый человек может забрать другую жизнь; ведь одно дело отвечать только за самого себя, и совсем другое – дерзнуть распоряжаться судьбой других людей.

– Да и потом, – закончил свою речь учитель, – у вас действительно нет выбора. Вы уничтожите лишь небольшую часть (притом не самую лучшую!), а взамен спасете тысячи обреченных, которых каждый год прогоняют с дерева без средств на существование, что равносильно смертной казни. Но, к сожалению, часть может состоять из людей вполне безобидных и даже симпатичных на вид, как это животное перед вами. Не дрогнет ли у вас рука? В противном случае, вы подвергаете риску все наше предприятие, товарищей, дружбу, идею, ради которой боретесь. Этого олененка все равно ждет незавидная участь; школьные повара намереваются приготовить его на ужин. Его судьба предопределена свыше, от вас же требуется лишь участие в неизбежном. Сейчас я отойду, вам же полагается взять в руки оружие. Цельтесь хорошенько – он не привязан и легко может сбежать. Проявите ловкость и мастерство, стреляйте без жалости!

Во время этой длинной и довольно абсурдной тирады Артур хмуро смотрел на говорившего; клипсянин с удовольствием исполнил бы его приказ, за тем лишь исключением, что в роли мишени он выбрал бы самого учителя. Суровые доргеймцы, кажется, были вполне солидарны с ним, ибо и в их глазах читалось отвращение и неприятие ситуации. Господин Шандонэ поискал глазами Оделян.

– Можете начинать, – предложил он ей. Девушка помедлила, но затем все-таки подняла с земли лук и выверенным движением вложила стрелу в тетиву. Мышцы на ее крепких руках вздулись, как если бы они в действительности принадлежали сильному мужчине, а не хрупкой девушке. В какой-то момент Оделян замерла и с любопытством взглянула на Артура, проверяя, следит он за ее действиями или нет. Затем девушка выпустила стрелу на свободу; взметнувшись вверх, она чуть-чуть не долетела до бедного олененка, который пока еще с любопытством наблюдал за происходящим и шевелил ушами.

– Ая-яй, Одди, – с мягким укором произнес господин Шандонэ. – Я ведь знаю, что ты отличный стрелок!

Девушка невинно пожала плечами; на губах ее появилась мимолетная лукавая улыбка, предназначавшаяся, как оказалось, вовсе не прославленному учителю, а Артуру. Очевидно, пример Одди был очень важен для других ребят; теперь каждый умелым движением брал в руки лук, с наигранной ловкостью натягивал тетиву и благополучно не попадал в цель. Кажется, спустя несколько таких удачных непопаданий учитель стал кое о чем догадываться. Он нахмурил брови, а когда клипсянин (и без того не особо отличавшийся меткостью) так же демонстративно выстрелил мимо цели, хотел было уже вмешаться и выдать очередную, слабо убедительную тираду, но возмущение его было прервано неожиданно в тот момент, когда стрела, пущенная Артуром, приземлилась возле высокой сосны и воткнулась в мокрый мох.

– Не стре-еляйте, пожалуйста! – послышался робкий блеющий писк, раздавшийся откуда-то из леса. Господин Шандонэ замолк на полуслове, так и оставшись стоять с широко разинутым ртом. Остальные с удивлением перевели взгляд от неблаговидной гримасы учителя на источник подозрительного звука: из пролеска, размашисто шагая, вышел Азор. Артур выдохнул. Это можно было предвидеть. Ах, как жаль, что он не успел ничем помочь Жабе… Эта благочестивая мысль замерла, так и не оформившись окончательно, ибо вслед за благообразным брюнетом на свет вылез и сам Четверка.

Ребята были полностью измазаны в болотной жиже, словно им обоим пришла в голову одна и та же абсурдная мысль – принять грязевые ванны. Но погода совсем не располагала к подобным курортным процедурам, а жалкие лица беглецов выдавали такой искренний испуг, что мысль об их праздном времяпрепровождении сразу решительно отбрасывалась, и на смену ей приходили размышления совсем иного толка. Артур почувствовал, как от страха у него сжалось сердце, а ладони похолодели. Судьба его в некотором смысле зависела теперь от слов этих двоих; выдадут ли его, расскажут ли, что он тоже хотел бежать? Наверное, лицо его покрыла неестественная бледность, раз Оделян с подозрением покосилась в его сторону. Впрочем, справедливого гнева владычицы топей Артур боялся меньше всего на свете, на самом деле его страшила встреча с Духом Доргейма, или же с Тенью – если набраться смелости и называть вещи своими именами.

Беглецы нерешительно приблизились к тренирующимся и встали напротив них, как бы отдавая себя на их суд. Оба выглядели виноватыми и растерянными, казалось, они не предполагают, что делать дальше.

Оделян, оправившись от удивления, выступила вперед и грозно воззрилась на провинившихся.

– Где. Вы. Были? – с убийственной отчетливостью проговорила она в полной тишине. Азор уныло переглянулся с Жабой и сделал нерешительный шажок в сторону Оделян. Артур отметил, что у того расцарапана щека, и с нее свисает почерневшая кожица, будто кто-то когтями драл ему лицо.

– Госпожа Лян, я бы хотел признаться кое в чем. Вернее, мы оба хотим признаться, – своим приятным звучным голосом начал незадачливый беглец. Клипсянин напрягся всем телом.

– Говори, – вполне благосклонно вымолвила Одди, чуть наклонив свою прекрасную голову. Никто не усмотрел никакого противоречия в том факте, что провинившийся обратился к девушке напрямую, а не к учителю; ведь, исходя из иерархии Доргейма, именно она была здесь главной.

Азор, запинаясь, продолжил:

– Ни для кого не загадка, что я нахожусь в Доргейме уже очень долго. Я отлично знаю здешние края и вполне привык к болотам. Еще в самом начале заточения мне пришла в голову интересная мысль – а что если попробовать извлечь некоторую выгоду из моего пребывания здесь?

– Это разве как-то относится к делу? – строго перебила его Оделян. Азор немного подумал и нехотя кивнул.

– Хорошо, продолжай.

Снова у Артура в голове мелькнуло подозрение, что девушка испытывает к Азору нечто сродни симпатии.

– И я кое-что придумал. Пользуясь своей безупречной внешностью и прекрасными манерами, я втирался в доверие к новичкам, все досконально узнавал про них и, если оказывалось, что ловкач припрятывал во время шмона ценные вещи, я предлагал ему побег. Разумеется, до тех пор, пока бы у меня не набралась кругленькая сумма, я планировал оставаться в Доргейме. Мне достаточно было заманить наивного простака на болота, забрать причитающиеся мне трофеи и оставить его погибать в топях. Возвращался я всегда точно к завершению работ; никто и не думал начать меня подозревать. Так я проделывал несколько раз: с Бобби, Арчибальдом, Дрейком и еще кое с кем. Мне хотелось собрать деньжат, чтобы в конечном итоге благополучно свалить из Доргейма. Вот у Четверки я хотел стянуть золотую цепочку, которую я бы успешно сбыл в Мире чудес. Разумеется, я не собирался участвовать в освободительной войне против беруанцев, или как вы там называете ту белиберду, в которую так истово верите, – Азор резко замолчал. Казалось, он сильно устал, выдохся, но было непонятно, своя ли обличительная речь столь его утомила, либо же вынужденная ночевка посреди болот. Брюнет держался вызывающе и даже небрежно, но конвульсивно сжатые руки и дергающийся уголок рта явно свидетельствовали о плохой актерской игре.

Услышав это откровенное и, надо признаться, несколько вызывающее признание, ребята страшно заволновались. Кто-то даже выкрикнул с презрением: «у-у, гадюка!», «сдохни, гад!». Да что там говорить, сама Оделян покраснела от внезапной злости и обиды; здесь надо отметить, что хозяйка топей всегда искренне доверяла Азору, считая благообразного юношу своим, в некотором роде, доверенным лицом. Даже ее ввела в заблуждение приятная внешность, обходительные манеры, невинный взгляд влажных зеленых глаз и скромная улыбка.

Азор частенько с охотой рассказывал Оделян про своих сокамерников, выдавая все их секреты. С помощью него госпожа Лян контролировала Джехара, второго вожака Доргейма. А теперь выясняется, что Азор не только ябеда, но еще и подлец? Злостный убийца и вор, а она сама потворствовала тем ужасным вещам, которые творил этот негодяй? На глазах Одди выступили слезы злости и разочарования, но Азора, казалось, мало трогало мнение других. Он нагловато ощерился, как хищный волк, который, предвидев близкую гибель, скалит желтые клыки своре собак.

– Я и на сей раз захотел обдурить новичков. Четверка вот клюнул. Только мне не удалось сделать ничего путного. Мы были вынуждены вернуться.

– Ты… Раскаялся в своих поступках и поэтому решил вернуться? – очень медленно и с каким-то мрачным нажимом проговорила Оделян.

– Черта с два! – с циничной усмешкой хмыкнул Азор. – Я ни в чем не раскаиваюсь, разве только в тупости людей, готовых бездумно внимать каждому моему слову.

Артур заметил, что несмотря на излишнюю браваду, Азор конвульсивно сжимает и разжимает кулаки, из чего, вероятно, следовало, что подобная игра дается ему с превеликим трудом.

– Мы вернулись, потому что… – здесь у Азора не хватило выдержки, и он шумно выдохнул, – встретили его.

– Его? – тихо переспросила Оделян.

– Духа!

Ребята взволнованно ахнули. Да, про него говорили, судачили, травили байки, но никто еще не встречался с незримым властителем Доргейма лицом к лицу. Разве только Неприкасаемые, за что они, собственно, однажды и поплатились.

– Это произошло сразу после того, как я оставил Четверку на Чертовом болоте, – изменившимся голосом произнес брюнет, каким-то беззащитным жестом дотронувшись пальцем до своей щеки; очевидно, рваная рана доставляла ему немало хлопот, но при этом явно имелось кое-что пострашнее пустяковых царапин.

Оделян, да и все остальные, включая самого преподавателя, с неподдельным интересом и удивлением уставились на беглецов. Таинственный каратель Доргейма являлся скорее некой страшной фантазией отчаявшихся ребят, жуткой сказкой для подростков, но никак не реальным персонажем. Никто даже не представлял, что Дух имеет плоть и кровь, как любой нормальный человек, и его действительно можно случайно повстречать на территории школы, праздно прогуливающимся по черничным полям. Господин Шандонэ, судя по выражению его лица, вообще не был в курсе происходящего.

Взрослые, к сожалению, очень часто не придают должного внимания словам подростков, считая решительно все сказанное ими детской болтовней, лишенной смысла. Иные же, чуть более сознательные взрослые, понимают, что высказывания детей порой наполнены такой мудростью, которую им самим никогда не постичь. Кстати, именно поэтому они специально не слушают, чтобы их увеличенное до невероятных размеров самолюбие лишний раз не страдало. Преподаватели Доргейма не вмешивались в отношения своих подопечных, ибо таков был установившийся порядок в колонии. Так что господин Шандонэ молчал, с нетерпением ожидая развязки.

– Опиши его! – властно потребовала Оделян, которой, наравне со всеми остальными, не терпелось узнать, как же выглядит загадочный субъект, уже столько времени будораживший их умы. Но ко всеобщему удивлению остальных, Азор лишь обреченно опустил голову и тихо пробормотал:

– Я не могу его описать.

– Вот как? И почему же?

– Он не разрешил этого делать. Собственно, в своем рассказе я подошел к объяснению причин моей внезапной откровенности.

Узники Доргейма обступили Азора и Четверку со всех сторон: каждому хотелось первому услышать разгадку. Побеги из колонии были столь редким явлением, что, несомненно, произошедшее с двумя беглецами, если выразиться метафорически, не могло не всколыхнуть застоявшуюся воду Доргеймских болот. Азор отчетливо видел, как взоры, обращенные к нему из крайне неприятельских, превращаются в жадные и любопытные, и в глазах его загорелся огонек досады.

– Дух обнаружил меня на обратной дороге к Доргейму. – Азор нервно сглотнул и продолжил, справившись с собой: – Мы встретились, и он вполне доступно изложил и обосновал ошибочность моих намерений… И пообещал, что более мне не удастся обманывать других. Он сказал, что я должен во всем признаться, чтобы вы сами решили, как меня наказать. Насчет Четверки… У него еще есть шанс. Да, он так и сказал: «Есть шанс». Конечно, Четверка не так виноват, как я. Но все же он хотел сбежать, нарушив правила, следовательно, его вы тоже должны наказать по своему усмотрению.

– Но… Дух – это человек? – воскликнул кто-то.

Азор рассеянно взглянул на толпу окружавших его людей, тех, кого он ни во что не ставил и тех, кто должен теперь решать его судьбу, и произнес с небольшой задержкой:

– Я не могу сказать вам больше позволенного.

«На самом деле Дух вовсе не человек, а Тень», – с досадой подумал Артур. Теперь ему стала предельно ясна причина, из-за которой Азор признался: Тень пообещала сделать с ним то же самое, что с Чероки и другими Неприкасаемыми, если он не скажет правду. И Азор счел, что гнев Одди все же не столь страшен и разрушителен, как воздействие Тени, что, конечно же, было вполне справедливым размышлением. Однако почему Азор при этом придал своей речи такой вызывающий и нахальный оттенок? Почему не попытался изобразить раскаяние? Будучи обманщиком по жизни, ему бы не составило труда и на сей раз немного притвориться, однако по какой-то загадочной причине ушлый Азор не захотел использовать свои умения и выставил себя с самой неприглядной и невыгодной стороны. Зачем? На этот вопрос, как и на многие другие, пока не находилось ответа.

Одди выглядела ужасно расстроенной. Казалось, ее действительно заботит происходящее в Доргейме.

– Четверка? Что ты можешь добавить? – обратилась она к человеку, про которого все на время забыли. Круглое и неказистое лицо Жабы не выражало ни единой эмоции; даже на вопрос юноша отреагировал с заметным опозданием. Впрочем, подобное поведение казалось логичным; он испытал сильный стресс и теперь находился целиком и полностью под влиянием пережитого.

– Я… Азор говорит правду, – наконец промямлил он и уставился себе под ноги.

Оделян резким движением руки поправила свою пышную черную гриву, а ее ледяной взгляд словно бы пронзил Азора насквозь. В нем читался приговор. Здесь надо отметить, что хозяйка топей по своему характеру была весьма категорична и прямолинейна. Для нее не существовало полутонов, а были только кардинально противоположные понятия. Предатель для нее всегда оставался таковым, несмотря на причины, толкнувшие его на предательство, а хороший человек, по ее мнению, и вовсе не имел права на ошибку. Она не учитывала тот фактор, что люди бывают переменчивы, словно полузеньская погода; так называемый «хороший» может за считанные секунды стать плохим и переметнуться в противоположный лагерь, равно как и наоборот, поэтому вполне логично, что, обладая таким категоричным складом характера, а также учитывая, что осужденных в дальнейшем готовили к войне, где не имелось места для ошибок, она немедленно приговорила Азора к суровому наказанию.

– Вы говорили, нам надо учиться убивать? – невинным голосом вопрошала она учителя.

Господин Шандонэ важно кивнул головой, ибо уже предвидел скорое развлечение.

– Только… Одди, дорогая, заключенных нельзя приговаривать к смерти, – добавил он виноватым голосом. Девушка небрежно повела плечом и переглянулась с Джехаром.

– Мы не собираемся убивать его, только проучим. Ты не против, Джех? – спросила она.

Главный покачал головой. Откровенно говоря, ему было совсем не жаль провинившегося, ибо он сам уже давно подозревал, что с Азором не все так чисто. Медовые речи, ласкавшие слух, непривычно звучали в Доргейме, где ругань и сквернословие главенствовали над всеми прочими звуками, а масленый взгляд и навязчивое желание помочь новичкам крайне настораживали.

– Четверка тоже совершил серьезный проступок, – задумчиво добавила Оделян. – Но ему будет довольно карцера. Азор же виноват в смерти своих товарищей, предательстве, обмане и воровстве. Если ты думал, что подобное может сойти тебе с рук, то ты просто глупец. Видишь того оленя? Ты встанешь на его место. Каждый сможет подойти к тебе и ударить. Я считаю это справедливым возмездием, ведь ты виноват не только передо мной, но и перед всеми остальными. Своим поведением ты разгневал Духа Доргейма. Мы, конечно, не знаем, друг он или враг; но пока, судя по тому, что происходит, он все-таки на нашей стороне. После того, как каждый потренирует на тебе коронный удар, ты отправишься в карцер и будешь находиться там до тех самых пор, пока мы все не покинем Доргейм. В полной темноте и одиночестве, холоде и сырости ты проведешь часы, отведенные для наказания. Никто не придет справиться о твоем здоровье, ты ничего не будешь знать о внешнем мире. Только мрак и голые стены станут твоими вечными спутниками. Ты услышал меня?

Пока Одди произносила свою речь, застывший взгляд Азора становился будто острее и напряженнее, а на висках его выступили крупные капли пота. Очевидно, наказание показалось ему слишком суровым. Но, возможно, и поделом ему? Сколько невинных ребят он затащил в топи на верную гибель… Как бы то ни было, от бывшей бравады не осталось и следа; перед палачами стоял испуганный и оробевший мальчик, не желавший провести все свои молодые годы в заточении.

Затем Оделян взяла олененка за ошейник и потянула в сторону; счастливец недоуменно шевелил ушами, даже не представляя себе, какой ужасной участи ему удалось избежать. Отведя животное подальше, она жестом указала Азору, куда тому следует встать.

Юноша хотел было запротестовать, а его взгляд судорожно метнулся к спасительному ельнику, но в самый последний момент, очевидно желая сохранить остатки гордости, брюнет остановил себя и на негнущихся ногах встал на место, которое ему указала безжалостная Одди. На уроке господина Шандонэ присутствовало около тридцати учеников; если хотя бы один из двух ударит в полную силу, то Азор мог и не дотянуть до карцера, на что, кстати, последний весьма надеялся.

Как отреагировали на подобную экзекуцию остальные ребята? Кто-то искренне жалел Азора, кто-то считал, что поделом ему. Но ни один при этом не усомнился в правильности выбранного наказания. Разве смогут они победить беруанцев, если среди них будут люди, прогнившие насквозь? Тогда их всех будет ждать безоговорочное поражение.

Жестокое представление началось. Ребята по очереди подходили к Азору, смотрели тому в глаза, пытаясь найти признаки раскаяния, а затем безжалостно били его. После первого удара выдержка окончательно отказала наказуемому, и он, беспорядочно топча спелую чернику своими громоздкими сапогами, кинулся было в ельник. Его тут же вернули на прежнее место и для верности связали ноги. Тогда он заскулил от страха, не помня себя. Поистине это было жалкое зрелище.

Артур с досадой отвернулся. Да, пусть Азор тысячу раз заслужил все, что с ним сейчас происходит, тем не менее, человек не должен вершить суд над себе подобными. Азор оставлял ребят погибать на болотах, а иные (считающие себя при этом весьма добропорядочными и благочестивыми людьми) убивают друг друга в мыслях. Азор подло поступал? Но разве он один такой? Разве найдется счастливец, никогда в своей жизни не совершавший подлостей? Едва ли. Так имеет ли право один человек осуждать другого? Артур был уверен, что не имеет. И он сам не желал участвовать в этом мнимом правосудии. Поэтому, когда очередь дошла до него, он просто прошел мимо Азора, даже не глядя на него. Возможно, никто не обратил бы внимания на сей малозначимый факт; доргеймцы были слишком разгорячены предстоящей расправой, но наказуемый вдруг сам подал голос.

– Шты! Падла! – грубо прошепелявил он своим разбитым ртом, и все невольно поморщились, ибо не привыкли слышать от благовоспитанного Азора каких бы то ни было ругательных слов. – Сам планировал сбежать с нами, но в последний момент слился! Как удобно, да? Мерзкая тварь! Почему не ударил меня, а? Почему не ударил? Брезгуешь? – Азор продолжил браниться, кажется, у него начиналась истерика. Но Одди было достаточно этих первых слов бывшего подопечного, ибо она тут же перевела свой острый цепкий взгляд в сторону Артура. На ее красивом лице отразилась неподдельная ярость.

– Ты обманул меня! – прошептала он так четко и выразительно, что, несмотря на гвалт и возгласы, Артур предельно ясно услышал каждое ее слово. Юноша резко поднял голову, и взгляд его голубых глаз рассеянно пробежал по искаженному от гнева лицу Оделян. Да, он не сказал всю правду. Чтобы помочь Жабе. Артур надеялся, что, скрыв факт готовящегося побега, Четверке удалось бы избежать наказания. Возможно, тот смог бы придумать что-то вроде «заблудился после работ на болоте». Но теперь, разумеется, в этой маленькой лжи не было никакого смысла.

– Азор врет! – вдруг раздался чей-то робкий и тихий голос. Оделян огляделась, пытаясь найти источник звука. Говорил второй беглец. – Он врет, – уже более ясным и твердым голосом повторил Жаба. – Азор невзлюбил его с самого начала. А еще он несколько раз предлагал ему бежать, но Восьмерка всегда отказывался.

– Вот как? – Оделян с некоторым удивлением покосилась на Жабу. Впрочем, не только она одна. Артур тоже искренне недоумевал. Признаться, он не ждал от трусливого и забитого Жабы какого бы то ни было заступничества. Мальчик на побегушках, готовый первым относить парашу, только чтобы его не били, теперь выгораживает его, проявляя тем самым самое настоящее благородство?

Артур посмотрел на Жабу, а когда их глаза встретились, на губах того показалась едва заметная слабая улыбка. Дружеская улыбка. Клипсянин с облегчением выдохнул. Признаться, он уже было подумал, что его ждет такая же незавидная участь, как и Азора. Значит здесь, в этом темном и мрачном месте, где даже деревьям нельзя доверять, у него все-таки есть друг! Такое, казалось бы, короткое и невзрачное слово, которое заключает в себе бесконечно много. А еще Артур лишний раз убедился в том, насколько ошибочным может стать первое впечатление о человеке. Ты вроде смотришь на его осанку и манеру одеваться, слушаешь речь, анализируешь поведение, и тебя посещает нелепое заблуждение, будто ты досконально изучил его вдоль и поперек и способен даже предсказать все его дальнейшие действия. Но это, конечно, неправда. Первое впечатление может оказаться весьма и весьма обманчивым.

Азор сперва выглядел самым положительным и честным человеком среди всего доргеймского сброда, а на деле оказался беспринципным убийцей. Джехар представлялся самым решительным, храбрым и справедливым, но (только сейчас Артур стал об этом догадываться) в действительности являлся трусом, боявшимся Оделян до дрожи. С чего Артур так решил? Очень просто: во-первых, он вспомнил диалоги между главным и Азором, когда последний пытался шантажировать вожака упоминаниями об Оделян. Кстати, вероятно, именно из-за страха перед Одди Джехар не решился напрямую предупредить Артура о недобросовестности Азора. Наверняка ведь главный догадывался, что с его соседом по камере не все так просто, но он тем не менее не предупредил Артура и Жабу, испугавшись, что Азор, если узнает, настучит на него Оделян. Таким образом, смельчак оказался трусом. А сам Четверка? Парень, которого Джехар небрежно назвал «мусором»? Забитый и вечно испуганный, он тем не менее нашел в себе смелости вступиться сейчас за Артура.

И не только это. Внимательный клипсянин заметил, что, когда подошла очередь Жабы ударить Азора, тот не стал этого делать, последовав примеру Артура. Он тоже просто прошел мимо, не подняв руки на уже основательно избитого беднягу, не соглашаясь с мнением большинства и проявляя тем самым благородную смелость и милосердие.

Азор лежал на земле, втоптанный чужими сапогами в мокрый мох и грязь; у него уже не было сил подниматься на колени и молить о пощаде, он просто тихо поскуливал в такт новым ударам. Впрочем, Оделян и сама сжалилась над ним.

– Забери его, Джех. Отнесите в зиндан, – не глядя на беспомощно распластавшегося на земле юношу, приказала Одди. Но в тот самый момент, когда сильные руки вожака подняли Азора, тот, оттолкнув Джехара от себя, бросился в ноги Оделян.

– Прошу, госпожа, не оставляй меня там одного! – взмолился приговоренный каким-то диким, прерывающимся голосом. Грудь его душили рыдания, на нем не осталось живого места, но он жадно цеплялся окровавленными руками за брюки Одди, оставляя на них красные отметины. – Я обещаю, клянусь, что больше не совершу ничего дурного! Только не там, только не в темнице! Дух придет за мной! – и опять эти истеричные подвывания. Но Оделян была непреклонна в своих решениях. Ее сложно было разжалобить, а в особенности, когда речь шла о благополучии ее питомцев.

– Прости, Азор. Я не могу больше никем рисковать, – твердо сказала девушка, сжав зубы. За свою пока еще недолгую жизнь Оделян пришлось сталкиваться с такой чудовищной жестокостью, что ее собственное сердце уже давно оделось в броню и было глухо к чужим страданиям.

Джехар и Единица подхватили рыдающего Азора и поволокли в сторону казарм. Четверке приказали идти следом; ведь второму беглецу тоже грозил карцер. Когда незадачливый беглец проходил мимо Артура, то незаметно коснулся пальцами его ладони. От этого на первый взгляд простого и обычного жеста у клипсянина потеплело на душе. Среди всего сонма враждебно настроенных незнакомцев у него теперь появился друг, сообщник, напарник, которому (как юноше хотелось надеяться) можно доверять.

Неприятный урок наконец-то закончился, о чем ребят не замедлил оповестить господин Шандонэ. До следующего занятия оставалось около десяти минут, но узников нагрузили внеплановой работой, чтобы они не слонялись без дела, а именно – сбором черники. Взбудораженные доргеймцы расходились по поляне; мыслями они витали в прошлом, и все думали, как же Азору удавалось так ловко всех провести? Столько жертв на его совести, и никто, решительно никто не догадывался о происходящем.

Артур наклонился к раскидистому кусту, заманчиво блестевшему сочными черными ягодами, как вдруг его окликнула дотошная Одди, которая, казалось, повсюду следовала за ним по пятам.

– Что это такое? – растерянно спросила она, подобрав что-то в траве. Артур покосился на ее ладонь: на ней лежал подарок Тода, красивый рогатый жук.

– Это мое. Выпало, когда я наклонялся, – рассеянно пробормотал Артур. Юноша хотел было еще что-то сказать, но земля неожиданно оказалась ближе к нему, чем он смог рассчитать. Бессметные кусты черники окрасили все пространство вокруг в черный цвет, и у него тоже потемнело глазах.