Цитаты из книги «Короли и капуста», страница 2

...по правилам арифметики один да один — два; по правилам романтики — один.

В каждом его слове сочился административный гений- Сообщить вам это, значит идти против искусства и

философии, - спокойно сказал Кьоу. - Искусство

повествования заключается в том, чтобы скрывать от

слушателей все, что им хочется знать, пока вы не изложите

своих заветных взглядов на всевозможные не относящиеся к

делу предметы. Хороший рассказ - все равно, что горькая

пилюля, только сахар у нее не снаружи, а внутри.- По совести говоря, - отозвался падший ангел, - мне не

нравится ваше слово "один". Это не совсем деликатно. Но

конкретная идея, которая воплощена в этом слове, неплоха.

люди, сами не сознавая того, часто продолжают лелеять надежды.

"Телеграмма была строго конфиденциального свойства, и потому ее нельзя было писать ни по-английски, ни по-испански, ибо политическое око в Анчурии не дремлет. Сторонники и враги правительства ревностно следили друг за другом. Но Энглхарт был дипломатом. Существовал один-единственный код, к которому можно было прибегнуть с уверенностью, что его не поймут посторонние. Это могучий и великий код уличного простонародного нью-йоркского жаргона."

Свобода тоже хороша, никто не спорит, но жизнь, по-моему, еще лучше.

Веки ее задрожали, как (да простит нас Поэзия!) хвостик у верной собаки

«в конце концов разве есть во всем мире что-нибудь лучше, чем маленький круг на экране кино и в нем двое, идущие рядом?»

Пустыня и тыМесто действия — окраина богатого имения, где-то в тропиках. Старый индеец-лицо точно из красного дерева — ухаживает за травкой, растущей на могиле у болота. Потом встает и уходит в рощу, где уже сгустились короткие сумерки. На опушке рощи стоят рослый, хорошо сложенный мужчина с добрым, очень почтительным видом и женщина, безмятежно спокойная, с ясным лицом. Когда старый индеец подходит к ним, мужчина дает ему деньги. Хранитель могилы с той наивной гордостью, которая в крови у индейцев, получает свой заработок и удаляется. Мужчина и женщина стоят у опушки, потом поворачиваются и уходят по темнеющей тропинке рядом, рядом, так близко друг к другу, потому что в конце концов разве есть во всем мире что-нибудь лучше, чем маленький круг на экране кино и в нем двое, идущие рядом? Занавес

Письмена на песке Место действия — пляж в Ницце. Женщина, красивая, еще молодая, прекрасно одетая, с приятной улыбкой, степенная, склонилась над водою и от нечего делать выводит концом шелкового зонтика какие-то буквы на прибрежном песке. В ее красивом лице что-то дерзкое; в ее ленивой позе вы чувствуете что-то хищное; вам кажется, что вот сейчас эта женщина прыгнет, или скользнет, или поползет, как пантера, которая по непонятной причине притаилась и замерла. Она лениво чертит по песку одно только слово: «Изабелла». В нескольких шагах от нее сидит мужчина. Вы видите, что хотя они уже не связаны дружбой, они все еще неразлучные спутники. Лицо у него темное, бритое, почти непроницаемое, но не совсем. Разговор у них клеится вяло. Мужчина тоже чертит на песке концом своей трости. И слово, которое он пишет, — «Анчурия». А потом он глядит туда, где Средиземное море сливается с небом, и в глазах у него смертная тоска.

Все выкрикивали это магическое имя - мужчины, женщины, дети и попугаи.