Читать книгу: «Прогулка за Рубикон. Часть 3», страница 9

– Мне трудно сравнивать.

– Чем они тут занимаются?

– Всем. Торгуют оружием, выбивают из африканских стран советские долги. Одна группировка ухитрились взять в аренду портовые склады в счет йеменского долга. Что они там хранят – не знаю. Торгуют девушками. Год назад я пытался организовать в одном из своих кафе подпольный кафешантан. Ведь Аден – проходной двор. Набрал русских девиц. Они мне руки целовали. Так вот, ваши «крутые» после представления вломились за кулисы и чуть было их всех не перетрахали. Никто из этих отморозков не хотел верить, что девочки просто танцуют.

В кафе вошла стройная девушка в длинном цветастом платье, в платке, ее лицо ниже глаз закрывало нечто похожее на медицинскую марлевую повязку из цветного шелка. Я подумал, что эта та самая девушка, которая следила за мной в Ходейде. Но тогда она была в хиджабе. Я краем глаза наблюдал за ней, стараясь не потерять нить разговора со штабс-капитаном. Девушка осмотрелась, а потом напрямик отправилась к нам:

– Salut cheri, – штабс-капитан расплылся в широкой улыбке. – Знакомься! Это мистер Лоренц из России, – представил он меня на английском.

– Salut! Пьете? Насколько я знаю, русские не пьют без повода.

Девушка посмотрела на меня своими чуть подведенными восточными глазами. А я на нее. Глаза были не совсем восточные, но это их не портило.

– В русской жизни всегда есть место поводу, – услышал я голос штабс-капитана.

Они о чем-то поговорили на арабском. Потом девушка ушла в противоположный конец зала и оказалась в обществе молодого парня. Он почти кричал, размахивая руками, и, казалось, в чем-то ее убеждал. Но она проскочила у него под мышкой и прыгнула на сцену.

– Вот такие мне нравятся, – сказал я штабс-капитану. – Кто она?

– Не знаю. Она, как царица Савская, приходит ниоткуда и уходит в никуда. Мне так и не удалось ее выследить. Да и зачем? Я плачу ей десять долларов за выступление.

Девушка вскинула руки над головой и закружилась в медленном танце.

– Как вы думаете, она согласится? – спросил я.

– Возможно. Но не с каждым.

Я решил сменить тему разговора.

– А кто такие миссис и мистер Гилберт.

– Хм, – штабс-капитан добродушно посмотрел на меня. – Она интересная штучка. Но будьте осторожны. Ее муж каждое утро пьет кофе в пиджаке и при галстуке, после чего, взяв портфель, садится в ожидающее у двери такси. Возвращается под вечер, когда его жена купается в бассейне. Потом они усаживаются на террасе и пьют дорогие коктейли. Он сам их делает. За стеной их номера постоянно слышится занудная перебранка. По-моему, она его бьет. Плеткой. У нее есть плетка. Я сам видел. – Штабс-капитан немного засмущался. – Судя по всему, он уже десять лет полный импотент во всех смыслах этого слова. Вы будете обедать у нас?

– Не знаю. Я люблю есть один. Когда кругом люди, у меня расстраивается пищеварение. И вообще…

– Понимаю.

Вернувшись в гостиницу, я порылся в библиотеке штабс-капитана и нашел сборник стихов Верлена на английском. Мне хотелось прочитать хоть одно стихотворение из старого французского сборника, пока он еще у меня. И я нашел такое стихотворение в английском сборнике. Оно было про мое недавнее прошлое:

Я – уцелевший воин среди разгрома,

Иду как проклятый, не ведая пути;

Отчаявшись, без родины, без дома,

В слюнях измазавшись, в исподнем и в грязи.

Иду во тьме, по прихоти дороги,

Понуря голову, потупя тусклый взор,

Осталось мне лишь обивать пороги,

Глотая стон бесчестья и позор.

Нет, что не говори, Йемен прекрасное место на земле.

Я с наслаждением погрузился в постель. Вот и все. Я достиг пределов познаваемого мира, где все загадочно и непостижимо.

Аден. 2 декабря 1993 года

Из дневника Эдда Лоренца

Мне приснились сосны, дюны и серое море. Потом Подмосковье, участки, разгороженные высокими заборами, мой дом, Марсо, суетящаяся на кухне, дочь, ухаживающая за розами. Дюн больше не было, их срыли бульдозерами. Развороченная колея сворачивала в никуда.

Ближе к утру я прорвался через отмель и начал бесконечное плавание от одного острова к другому. Паруса мягко хлопали от слабого ветра. Курс на Борнео.

Встав с постели, я принял душ и спустился вниз. К моему приходу как раз доставили булочки. Однако завтрак начинался только в семь, поэтому я решил немного поплавать. Потом сел за столик на веранде, наслаждаясь утренним солнцем и пробегая рассеянным взглядом заголовки газет.

– Как обычно? – спросила Джанта.

 Я согласно мотнул головой. А когда мне принесли творог с зеленью, то понял, что хочу теплых булочек.

– Что-то не так? – Джанта произнесла это тоном английской колонистки, привыкшей с юмором относиться к любым проявлениям экзотики.

Я попросил булочек.

Недалеко от меня сидела миссис Гилберт. На ней было довольно красивое платье, гладко причесанные волосы собраны в пучок, глаза оттеняла полоска туши у самых ресниц, а щеки розовели тонко наложенными румянами. Вероятно, на макияж у нее ушло все утро.

Я понял, что атака на меня началась.

Когда официантка принесла булочки, я попросил ее присесть за мой столик.

– Тебя зовут Джанта?

Официантка утвердительно качнула головой и спросила:

– Вам нужна женщина?

Я немного опешил, но решил, как обычно, включиться в игру.

– Женщина всегда нужна. Ты согласна?

Джанта была само спокойствие.

– Я не упускаю шанса заработать, переспав с красивым парнем. Если же вам жалко денег, то обратитесь к Танаре. Она не откажет.

Кто бы мог подумать, что здесь такой широкий выбор. Джанта, Танара, две пианистки, миссис Гилберт, а возможно, еще и волонтерка. Пора вывешивать над дверью пансионата красный фонарь.

– Об этом – потом. Мне надо, чтобы ты перевела несколько слов с древнеегипетского. Говорят, что язык коптов унаследовал древнеегипетскую лексику.

Джанта пожала плечами. Я протянул ей бумажку, на которой рукой археолога были нацарапаны вылетевшие из его аппарата слова. Она некоторое время их разглядывала.

– Это какая-то бессмыслица.

– Не спешите. Может, это больше или меньше слов. Подключите ассоциативное мышление.

Я осекся. Какие у официантки могут быть ассоциации. Но Джанта спокойно сказала:

– У меня одна ассоциация. Убийство. Если эту белиберду разделить на три слова, то, возможно…

– Что возможно? – нетерпеливо переспросил я.

– Это может означать: «ты и убил».

Так! Это было уже слишком. Я ожидал всего, но только не достоевщины. Хотя, почему не ожидал. Ведь у меня было подозрение насчет скриба. Если он ищет наказание после смерти, то вот она – улика. Но почему я так уверен, что эти слова обращены к нему? А как быть с отпечатками пальцев. Что они означают. Можно предположить, что если косметичка принадлежала Таисмет, то гончар, забравший у нее эту ценную вещь, и есть убийца. Гончар? Вряд ли. Его бы не подпустили к ней близко. Это был кто-то из ближнего окружения. Тот, кто любил поделывать кувшины. Имел такое хобби. И еще. Откуда известно, что косметичка принадлежала Таисмет? Надо попросить профессора, чтобы он еще раз прошелся по тексту. Мне нужна не только фабула событий, нужны детали. Сможет ли профессор найти эти детали? Как будет косметичка по-древнеегипетски? Никак! Коробочка сделана из зеленого полудрагоценного камня. Это уже лучше. В тексте дневника скриба должно быть упоминание коробочки из зеленого камня. Иначе зачем мне подсунули этот артефакт? Кто подсунул? Сам скриб? А если не он? Нет, скорее всего, он. Ведь у меня нет другого собеседника. В тексте дневника должно быть и упоминание о гончарных способностях кого-то из действующих лиц. Почему все это не пришло мне в голову раньше. Надо было оказаться в Йемене, чтобы до всего этого допереть. Больше нельзя пускать это дело на самотек. Все подсказки сделаны. Теперь мой ход.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове, пока Джанта убирала со стола.

После завтрака ко мне подошел штабс-капитан.

– Пойдемте, я познакомлю вас с одной их моих пианисток, с Региной. У нее небольшая депрессия, а так, ничего. Очень милая девушка. Вам она понравится. К тому же натуральная блондинка.

– Везде.

– Ха!

– Извините! Одна из двусмысленных латышских шуток.

– Что тут извиняться. Я тоже выступаю в непривычной мне роли сводни. Вторая девушка немного попроще. Но тоже ничего.

– Может, мне ту, которая попроще?

– Сами выберите.

Регина лежала на диване и разговаривала по телефону на арабском. На ней были красного цвета блузка с открытым воротником и волнующе короткая юбка. На журнальном столике стоял стакан с темной жидкостью – судя по всему, борьба с депрессией шла полным ходом.

Увидев меня, ее глаза расширились, а на губах заиграла неуверенная улыбка.

– Приготовь нам кофе, настоящий, – попросил штабс-капитан.

Регина пошла на кухню чуть виляющей походкой. Через некоторое время она поставила поднос на стол и стала разливать кофе по чашкам. Комната наполнилась крепким ароматом.

– Молодого человека зовут Эдд Лоренц, и в Адене у него никого нет, – беспечно сказал штабс-капитан, будто сватать постояльцам своих пианисток было для него в порядке вещей. – Он пробудет в городе, возможно, несколько месяцев.

– Я понимаю вас, – улыбнулась Регина. Кто-то должен позаботиться о том, чтобы он не скучал.

С момента достижения зрелости я всегда мечтал встретить женщину, которая возьмет на себя инициативу, и теперь смотрел на такую, хлопая глазами. Она была по-русски симпатичной. Но мне хотелось только одного – свободы, еще раз свободы и никаких пустых разговоров.

– Хорошая девка, – сказал штабс-капитан, когда дверь за ней закрылась. – Сходите, погуляйте по Кратеру. А там уж как получится.

– Ближе к вечеру, – как бы согласился я. – Мне надо в офис, потом в полицейский комиссариат. – Да, еще один вопрос: Регина бывшая проститутка?

– Нет, не успела ею стать, – штабс-капитан шмыгнул носом. – А вот вторая хлебнула горя. Посылала все заработанные деньги домой. Проституция оказалась единственным способом отблагодарить родителей за счастливое детство.

Мои сотрудники, как всегда, бездельничали, плевали в потолок и ругались. Перебранка между ними возникала по каждому поводу. Особенно отличалась мадам. У нее было неважно со здоровьем и совсем плохо с характером. Она ругала попеременно то мужа, то пышку, то секретаршу, доставалось и гаучо.

Михаил Борисович мелко воровал. Так как у меня не было возможности предать его шариатскому суду, то я просто отобрал у него ключи от сейфа и дал пинком под зад. Через несколько дней мы случайно столкнулись в морском клубе. Он сидел за столиком, двумя руками вцепившись в помятый сэндвич. Я заставил его дать обещание не воровать. Он пообещал и вернулся в офис.

Пышка мечтала только о прямых волосах и ежедневно вела войну со своими черными кудрями. Она не хотела быть похожей на местных даже в этом и постоянно вспоминала покой своего детства в глухом городишке недалеко от Саратова.

Секретаршу я прозвал елкой, поскольку о своем прошлом она молчала как пойманный в еловом лесу партизан. Я запросил информацию у Бори, но он ничего не знал и посоветовал мне установить за ней слежку. Только этого мне не хватало.

Бухгалтерша в офис так и не вернулась. Как сказал гаучо, она хотела выйти замуж за хорошего араба, и чтобы дети были не слишком черные. Cудя по всему, кого-то нашла.

Я просмотрел записную книжку, где был записан распорядок дня на сегодня. В час – встреча с арабским коммерсантом, который мог забрать все не распроданные «нивы». В три часа – звонок Марсо. В четыре – встреча в полицейском комиссариате с неким Мунассаром Аль-Рахманом.

Ровно в полдень елка поставила передо мной тарелку с овсянкой на молоке.

– Я должен это есть?

– Для вашей же пользы. Я ведь вижу, что у вас болит желудок.

– Здесь, в Йемене, болит намного меньше, чем в Риге.

Секретарша мне нравилась все больше. Она знала арабский и прекрасно разруливала ситуации с клиентами.

Съев кашу, я взял с подноса чашку чая. Елка одновременно говорила по двум телефонам. Фирма была скорее жива, чем мертва.

На организованной мною вечеринке неделю назад все мои сотрудники показали, что умели. Михаил Борисович проникновенно читал стихи, мадам неплохо играла на фортепьяно, а гаучо – на трубе. Пышка приготовила абу макасов. Я сыграл на гитаре и спел застольную латышскую песню о водяных розах. А елка надела шелковые шаровары с завязками внизу и станцевала танец живота. После танца она потянула шаровары вверх и почти скрылась в них с головой. Я сказал, что с ее параметрами ей надо поискать жениха среди новых русских. Она как-то странно на это отреагировала. Наверно, у нее уже был такой, но он бросил ее здесь на произвол судьбы.

Ровно в час пришел арабский коммерсант, оказавшийся армянином.

Мы быстро обо всем договорились и перешли на «ты». Елка принесла кофе с коньяком. На ней были туфли без каблуков. Но от этого ее ноги только выигрывали. Армянин посмотрел ей вслед.

– Красивых девок нанимаешь. А я предпочитаю их держать подальше от своей работы и поближе к спальне.

В четыре часа я почувствовал себя усталым и с раздражением посмотрел на гору бумаг. Елка принесла мне еще несколько папок, но я поднял руки и перенес эту тягомотину на следующее утро.

– Все, меня нет и не будет!

Было жарко. Потягивая холодный сок, я вспомнил жаркое лето 1983 года в Праге. В городе кончилось пиво, впервые за более чем сто лет. В общественном транспорте женщины проветривали себя, тряся подолом коротеньких платьев. А здесь от жары женщины кутаются в черную абаю. Да, мир разнообразен.

Аден. 3 декабря 1993 года

Из дневника Эдда Лоренца

Поздно вечером я получил от профессора очередной кусок расшифрованных древнеегипетских текстов и нетерпеливо распечатал бандероль. Чтение растянулось на всю ночь.

Наступил месяц хойяк²¹, воды Нила достигли самого высокого уровня и начали чуть заметно убывать. Деревья зацвели во второй раз.

Корпус Сета, сформированный в Танисе, подходил к Фивам. По дороге к нему присоединялись все новые и новые отряды войск, отмобилизованные номовой знатью, а также огромное количество проходимцев. Особенно много людей дал Мемфис и Абидос.

Лагерь нубийского корпуса, которым командовал Ной, не спал. В белом свете луны крыши палаток напоминали холмы, покрытые снегом. Воины сидели у костров. Ходили по кругу кувшины с вином, на вертелах жарилось мясо. Кто-то играл в кости. Было весело и шумно.

Вместе с Ноем ужинали его высшие офицеры. Всего пять человек. Будучи опытным полководцем, Ной четко обрисовал положение дел: «Мы можем сокрушить корпус Сета, но подойдут новые силы и нам придется оставить Верхний Египет. Никакой паники! Задача нубийского корпуса – нанести удар и отступить к казармам. Пловцы должны сжечь все лодки на левом берегу, чтобы фиванский корпус не ударил по тылам. Как только к Фивам подойдут корабли из Таниса, захватить их. На этих кораблях наши семьи и часть гарнизона Фив отплывет на Юг, вверх по Нилу. А наш корпус пойдет на Юг пешком, по пустыне, пересечет излучину Донгола и встретится с кораблями за Напатой».

Обливаясь потом и покрытый пылью с ног до головы, в комнату вошел Гор и коротко доложил:

– Головные отряды корпуса Сета в ночном переходе от Фив. Они идут налегке, оружие едет следом на повозках, а повозки вечно отстают. В отрядах много всякого сброда, который оставляет за собой запах пота и говна. А ливийские лучники пердят, как козлы, непонятно чем их накормили. Завтра утром они будут здесь.

К средине ночи лагерь успокоился и заснул.

Перед битвой в каждом отряде нубийского корпуса пропели молитвенные гимны и зарезали жертвенных животных. Перед боевыми порядками пронесли изображения богов, фиванскую троицу, бога войны Монту и богиню победы Нехебт.

Слуга приготовил Ною нагрудные латы, покрытые металлическими пластинками. Он надел их прямо на свою льняную рубаху с широкими рукавами. Второй слуга набил стрелами колчан.

Ной вышел к войскам, от волнения прокручивая на пальце кольцо со священным скарабеем. Он знал почти каждого солдата. И верил в успех.

Передовой отряд обогнул холм и вышел из его тени на освещенную солнцем равнину. Перед ним до самого горизонта простиралось бескрайнее желто-красное пространство. Вибрирующий воздух искажал линию горизонта, но постепенно он выровнялся и стал приближаться.

Сначала появились всадники. Они то собирались в боевой порядок, то снова рассыпались по пустыне. За ними катилась невероятная по размерам толпа орущих людей. Ближе, ближе, еще ближе.

Ной взмахнул рукой, и на толпу обрушилась туча стрел. Когда колчаны опустели, корпус пошел вперед, обращая всадников и толпу в бегство.

Ной прошелся по полю боя, срывая с лежащих тел медальоны с названиями номов, откуда они были родом, а также мешочки с зашитыми в них спасительными изречениями.

Кроме египтян, на земле лежали светлокожие сардинцы в металлических шлемах, вооруженные огромными мечами, ливийцы, с покрытыми татуировкой руками и пучками страусовых перьев на макушках, смуглые арабы с остроконечными бородками.

К Ною подошел Гор.

– Против нас ополчился не только весь Египет, но и весь мир. Может, мы в чем-то неправы.

Ной повертел в руках только что сорванный с убитого офицера амулет красного цвета в форме петли, на котором были высечены слова из «Книги Мертвых»²².

– Я постоянно убеждаюсь лишь в том, – ответил он, – что миром правит не Маат, не Исет, а Исефет²³. Только она реальна. Для этого офицера, который искал защиты у Исет, мы – зло. Но он и сам есть зло. Еще большее зло, чем мы. Все есть зло.

Гор окинул взглядом горы трупов.

– Меня учили, что борьба между тьмой и светом не прекращается никогда.

– Да, но это не великая битва богов, а грязная драка людей.

– Но тогда… я не понимаю, что есть свет и что есть тьма. Возможно, зло есть тень добра.

– А может – наоборот? – Ной сжал в кулаке собранные амулеты и кинул их на труп лошади. – Все решают боги. Но они не всегда знают, чего хотят. Поэтому правда и ложь постоянно меняются местами. В этот раз им взбрело в голову объявить злом не этих мародеров, которые хотели разграбить Фивы, а нас с тобой.

– Зачем?

– Может, так надо. Может, наше предназначение в чем-то другом.

Вечером посланец от Береники доставил Ною кубок, украшенный драгоценными камнями. В знак победы. Еще посланец сообщил, что, по сведениям шпионов Береники, завтра корпус Сета пополнится еще двумя тысячами воинов. Они обойдут Фивы с востока.

Таисмет чувствовала себя совершенно потерянной. Ей было тоскливо и страшно. Мир уходил из-под ног. Ей обещали все, а отняли даже ее маленький уютный мирок, где можно было предаваться мечтам.

Она сидела на берегу Нила, недалеко от причала под тростниковым навесом. Кругом были расставлены кувшины с водой и вином, корзины с сухарями, пирогами и кусками вяленого мяса. Писец отмечал в списках людей, получающих провизию.

Теистере сидела рядом, обнимая Таисмет за плечи, словно защищая от враждебного ей мира. Подошел Нефер и сел рядом с ними.

– Ты не должна опускать голову, – тихо и настойчиво повторяла Теистере, еще крепче обнимая подругу. – Я всегда буду рядом. Куда ты, туда и я!

Таисмет кивнула головой, но выражение ее лица не изменилось. Она тупо смотрела перед собой и тихо сказала:

– Кормилица всегда говорила, что придет день, когда мне надо будет взять то, что мне принадлежит по рождению, и спасти Египет. Почему боги отвернулись от нас?

Теистере повернулась к Неферу, словно заметила его только сейчас. В ее глазах промелькнула странная решимость. Неферу даже немного отстранился. Ему показалось, что он прочитал ее мысли: «Если это не удалось ей, то это сделаю я».

Пришел Нем и пригласил Таисмет идти за собой: «Тебя ждут».

Она не хотелось никуда идти. Хоть бы быстрее наступила ночь, в которую можно закутаться как в одеяло, прямо с головой, и думать только о том, что никто тебя не видит. Ее губы чуть шевелились, произнося молитву: «Я шла по пути света, ведущего вверх. Да, я проиграла, но зато один день моей жизни был совершенным. О, Исет! Твои деяния сокровенны. И я не ропщу. Есть Судьба и Высшая Справедливость. Дай теперь мне силу, чтобы я могла покинуть Египет, а если нет, то подняться к небу и стать сияющей звездой на Востоке».

«Идем», – повторил Нем.

Вход в огромную низкую хижину, похожую на конюшню, был занавешен грубым холстом, сквозь который пробивался пар только что приготовленной еды.

Таисмет на минуту задержалась перед входом, чтобы стереть с лица следы сомнений и принять гордую осанку. Теист расправила складки ее плаща и пригладила локоны парика. Последнее слово всегда оставалось за ней. Так повелось с самого их детства. Хатхорити никогда не жалела, что приняла хромоножку к себе в дом. Теист пробуждала в Таисмет неудержимое честолюбие.

Самой Теист вознесение подруги на египетский трон могло принести безбедную жизнь и престижное замужество.

Теист еще раз придирчиво оглядела Таисмет и удовлетворенно склонила голову, пропуская ее в двери хижины.

На пыльном полу казармы, покрытом кусками ковра, рядами сидели на корточках вооруженные мужчины и ели из мисок дымящуюся похлебку. Хатхорити в походной накидке хлопотала вокруг них, раздавая лепешки и лук. Те, кто уже поел, склонялись над кружками пива, как плакальщицы над саркофагом.

При появлении Таисмет все поднялись на ноги. Хатхорити приветствовала ее поклоном и тихо спросила:

– Устала?

– Я не устала и не боюсь. Боги не устают и не боятся.

Таисмет села в поданное для нее кресло, наподобие трона, отделанного бирюзой. От печали и смятения не осталось и следа.

Нем громко хлопнул в ладоши, и все, как по команде, повернули головы в его сторону.

– Переговоры с командирами фиванского корпуса и корпуса Сета закончились ничем. Мы уходим. Там, у причала, нас ждут десять кораблей и четыре баржи с оружием, запасами воды и пищи. Корабли пришли с Севера и нам удалось их захватить. Мы поднимемся вверх по реке, пока еще достаточно воды. Не теряя времени.

– А Ной и нубийский корпус? – спросил кто-то.

– Они уничтожат остатки танисского флота и пойдут караваном прямо через Нубийскую пустыню.

В казарме повисла тишина. Все присутствующие понимали, что покидают Египет навсегда.

Нем разложил на столе рисунок. Несколько мужчин склонились над ним.

– Сначала мы поплывем по Нилу на юг, а потом на восток, туда, где восходит солнце. Мы дойдем до пределов мира и создадим новое государство у подножия обиталища богов, – Нем накрыл ладонью правую часть рисунка. – Это будет государство божественной Таисмет.

Он повернулся к Таисмет, поднял руку в знак почтения и прижал ее к сердцу. Таисмет высоко вскинула голову.

Вошел Ной:

– Боги зовут нас! Мы не оглядываемся, мы идем вперед, на новую землю, повинуясь их воле, и поставим там новые храмы! Вы лучшие воины Та-Кемта, вам нет равных, вам хватит сил и смелости дойти до края земли, чтобы прославить наших богов и свою царицу!

Его речь прозвучала так сильно и уверенно, что по рядам солдат прошел одобрительный гул.

Таисмет вышла из казармы вслед за Ноем.

Теистере подошла к рисунку, разложенному на столе.

«О боги! Это же за Кушем! Эфиопиа! – прошептала она. Ее начал бить озноб. – Я даже не знаю, где это». Она села у входа и, наклонившись вперед, опустила голову между коленями.

У причала стояли корабли и баржи, сделанные из твердого дерева, с высоко задранной кормой. Крепкие мачты, похожие на перевернутую рогатку, несли широкие четырехугольные паруса, укрепленные на двух реях. В отсеках, сколоченных из досок, томились ослы, привязанные к закрепленным на палубе кольцам. Одна из барж была доверху нагружена изделиями египетских ремесленников – оружием, украшениями, зеркалами, тюками льняной ткани, все это можно было использовать для обмена.

На набережной под тростниковыми навесами шла бойкая торговля. Отъезжающие покупали всякую всячину. Толпа, собравшаяся на берегу, выкрикивала имя Таисмет, желая ей счастливого плавания.

 С берега на корабли и обратно сновали носильщики с корзинами, тюками и кувшинами.

Нем следил за тем, как матросы загружают на баржи продовольствие, а плотники приколачивают доски и наращивают борта.

– Откуда это зерно? – спросил Нем командующего погрузкой офицера. – Я не хочу уходить отсюда с долгами.

– Мы забрали его из зернохранилищ Буль Бура. На Юге зерно дороже золота. Мы заплатили за все одно золотое кольцо, – офицер с улыбкой протянул Нему документ с неразборчивой печатью. – Предъявим это на суде Осириса.

Таисмет грустно смотрела на огромный изогнутый форштевень корабля, который должен был надолго стать ее домом. Почти все свободные места занимали складские отсеки.

Нем дал рабам команду нести ее носилки на палубу под навес, расположенный недалеко от огороженного перилами помоста.

На палубе Таисмет встала с носилок. Под ее ногами пылилась свернувшаяся кровь.

– Что это? – она запрыгала в поисках чистого места.

– Иди на корму, – приказал Нем. – Здесь тебе нечего делать.

Стоя на корме, Таисмет увидела, как с берега на один из кораблей со своей свитой перебралась Береника. За ней гуськом тянулись заговорщики. На носилках занесли Кагемни, который решил променять пышное погребение на несколько глотков свободы.

Таисмет подозвала Теист и указала ей пальцем на Беренику:

– Эта высокомерная дрянь едет вместе с нами? Я хочу знать, почему?

Нем долго всматривался вниз по течению реки, пока не убедился в том, что там никого нет. Можно было отплывать.

Гребцы расселись по своим местам, рулевые – на кормовые весла. Смотрящие устроились на реях. Кормчий занял свое место на носу головного корабля, приготовившись измерять дно длинным шестом.

На палубе под навесами расселась вооруженная охрана.

Гребцы налегли на весла с такой силой, что привстали на ноги. Из одежды они имели на себе только короткие штаны, сделанные из циновки, с квадратным куском кожи на задней части, защищающим ягодицы от трения. При выходе весел из воды их с огромной силой бросало обратно на скамью. Кто-то что-то напевал.

В середине реки северный ветер надул паруса и, преодолевая силу воды, погнал корабли вверх по течению.

Ваал и шесть боевых пловцов тихо соскользнули с лодок в воду.

В окнах караулок не было видно ни огонька. Значит, доблестных воинов фиванского корпуса удалось подпоить пивом, и они спят мертвецким сном. Можно будет обойтись без кровопролития.

В казармах нубийского корпуса все было готово к походу. Ной осмотрел свою армию. Две с половиной тысячи человек, все, что осталось от корпуса численностью в пять тысяч. Кто погиб, кто решил остаться в Фивах. Ной никого не держал. Каждый должен был принять решение самостоятельно. Остались самые сильные и опытные воины. Почти все были в панцирях из мягких материалов – несколько слоев льняной ткани, проложенных очесами. В руках топоры, ножи, копья и дротики. Луки были склеены из пластин дерева разных пород, обеспечивающих дальность и меткость стрельбы. Ной лично проверил заточку клинков, надежность крепления рукояток, прочность веревок.

Они ждали. Но ничего не происходило. Корпус Сета расположился лагерем недалеко от Фив. Фиванский корпус оставался на другом берегу реки.

Ной повернулся к своим солдатам.

– Мы больше никогда не вернемся в свои дома. У нас два пути – в страну смерти и вечности или в страну жизни и света. Я выбираю для нас второй путь. Мы пройдем через пустыню и вступим на неизведанные земли. Боги послали нам испытание, и мы его выдержим. Уходим! Во славу Амона!

Вся поклажа отряда разместилась на ста ослах. В длинных узких сосудах хранилась ячменная мука, в корзинах лежал запас ячменных лепешек, в бурдюках свежая вода из расчета два кувшина воды и двадцать лепешек каждому человеку на каждый день. По горшкам были разложены лук, чеснок и яйца, в остродонные сосуды налито масло.

Отряд вытянулся в длинную цепочку, каждый солдат со своим мешком. Процессию замыкали ослы и погонщики.

Пройдя вдоль насыпи, ограждающей западный берег канала, отряд вышел на дорогу, ведущую на юг.

На темном небе Ной увидел зарево. Это догорали лодки и баржи фиванского корпуса. Ваал выполнил свою задачу.

Четыре часа отряд шел берегом реки, зеленоватая вода которой приветливо сверкала в свете луны, затем миновал скалистый выступ и свернул в пустыню.

Ной чувствовал пустыню не только вокруг себя, но и в душе. Это все, что осталось от его грандиозных планов.

Однако здесь были его воины. Почти каждого второго он знал по имени.

Ной остановил слуг, спустился с носилок и встал в общий строй. Каждый его шаг должен был внушать бодрость и веру в успех.

Палуба под навесом была устлана толстыми тростниковыми циновками.

Таисмет пребывала в унынии. Слишком долго честолюбивые планы без удержу резвилась в ее душе, теперь ей надо было заполнить пустоту.

Она велела принести шкатулку чеканного серебра и извлекла оттуда ожерелье из ядовитых зубов кобры и диадему в виде двух змей с сапфировыми глазами, сплетенных из золотой проволоки.

– «Почему это?» – спросила Теист.

– Тебе ли не знать?! – Таисмет надела ожерелье и диадему себе на шею. – Этот знак нового состояния моего души.

По обоим берегам реки широко раскинулись поля, отливающие изумрудной зеленью молодых посевов. Цвели апельсинные и гранатовые деревья. Пели птицы. Вдоль берега шли крестьяне с тяжелыми вязанками стеблей папируса на спине. Кто-то сидел в тени деревьев, прижав к себе корзины с хлебом и кувшины с водой.

На восточном берегу показалась Сиена²⁴. Мимо проплывали знаменитые каменоломни. На берегу валялся недоконченный обелиск огромного размера.

За Сиеной Нил сжали нагромождения гранитных скал, среди которых были установлены большие стелы с текстами торжественных гимнов в честь Нила.

В полдень посреди реки всплыл остров Элефантина²⁵ – гранитная скала, покрытая вековыми наносами ила. За ним, словно призрак, появился опьяняюще красивый остров Филе, на котором Исида в глубочайшей тайне предала земле останки Осириса.

Корабли обошли остров с востока, проплыв в нескольких метрах от пилонов и колоннад древних храмов, заросших пальмами, акациями и пышными белыми и алыми гроздьями цветов олеандра. Все это отражалось в водах реки, как прекрасный мираж из прошлого.

 За Филе простирался остров Битче, с еще более древними храмами, покрытый яркой зеленью лугов. Это был древний предел Египта.

Перед первым порогом они проплыли мимо города, лежавшего среди подступающих к левому берегу реки холмов. Это была Хенна, где находилась знаменитая школа жрецов.

Появились отмели, на мелководье проступали камни с острыми краями. Волны кипели. Вокруг подводных камней возникали водовороты.

Первый порог они миновали незадолго до сумерек по обводному каналу. Он был заброшен и забит камнем, но благодаря высокой воде кораблям все же удалось пройти.