Читать книгу: «Четыре угла», страница 2

И монстр поставил Германа на то место, с которого его оторвал.

Риц смотрел непонимающими глазами, с выражением явной растерянности, быстро дыша.

– Не можешь? Почему? – вдруг крикнул молодой человек.

– По той же причине, что ты не можешь убить, покалечить, злиться не на что. Ты не сеешь зло, не пожираешь его, не создаешь через кого-то, нет. Ты не такой, как они, те, что внизу. Ужасное зрелище ты сегодня видел. Мне жаль.

– Так, все еще ничего не понятно, но уже не так страшно. Но у меня все еще есть вопросы, один из них – кто ты?

– Сначала ответь на этот же вопрос и мне.

– Справедливо, ведь я залез к тебе в дом, а не ты ко мне. Я – Герман Риц.

– Приятно познакомится, Герман Риц. – Монстр на этих словах склонился над человеком и протянул ему свою лапу, чтобы поприветствовать гостя.

– А ты?

– Я то, что создаете вы, я то, что разрушает вас, я ваше зло. Имени нет, даже не спрашивай. Зови меня так, как тебе угодно.

Наступила тишина. Монстр и человек стояли напротив друг друга, всматривавшись в глаза собеседника. Они оба ощущали странность этой встречи, необычность их диалога и иронию судьбы их встречи.

– Я не хочу стоять у края пластины. Вернемся к моему, кхм, дому, убежищу. В общем, обратно. – Проговорил монстр, показывая лапой на сгусток туч.

Беседа человека и существа возобновилась на указанном выше месте.

– Подожди, – начал Герман, – ты был еще днем метров тридцать, а теперь совсем не так. Как это?

– Я расту с тем, как растет зло внизу. Больше зло – больше я. Все просто.

– Действительно, просто. Но было бы еще проще, если бы меня тут не было.

– Ты не отсюда, и я это сразу понял. – Голос монстра стал мягче, он как будто понимал все, что происходило внутри Германа, понимал все его чувства.

– А ты помнишь, откуда ты? Как тут появился?

– Я знаю лишь то, что этот мир возник с вашим человеческим появлением, а значит, с вами возник и я. Так что, я от туда, откуда и вы все, а появился так, как появился. – пытаясь говорить медленно, произнес Кроносоподобный.

– Логично. Все у тебя логично и понятно. Даже приятно. – Герман улыбнулся монстру.

– А ты задумывался хоть раз, мой милый друг, о месте, откуда ты пришёл? – Спросил монстр.

– Да. Я часто думал о моем мире.

– Нет. Я не об этом. Я о твоей больнице. Или как вы это там называете…

– Я действительно попал сюда из здания психиатрической лечебницы, но как ты это узнал?

– Не важно, как я это узнал, важен твой ответ на мой вопрос. Ты так и не ответил.

– Нет. Я не задумывался о месте, откуда я пришёл.

– Очень жаль. – И чудовищно извлекло поток прохладного воздуха.

– А стоило бы? Что в нем не так?

– Ты, правда, думаешь, что для таких мест, как твоя лечебница, выделяют лучшие места, без тёмного прошлого?

– Хотелось бы в это верить.

– Твой голос даёт явно понять, что ты сомневаешься в своих словах.

– Так, что было со зданием больницы?

– Рассказываю. – И чудовище присело "наземь". – Все произошло, когда тебя не было на этом свете, а я уже был таким огромным, что сегодняшнее мое состояние лишь жалкое подобие на мое прошлое. В то время человек начинал бредить идеей всемирного господства, особенно ярко это выражалось на одном континенте, где появлялись потребители. Потребители всего. Культура, мораль уходили назад. А материальные ценности возрастали в своей значимости. Психиатрическая больница тогда была обычным жилым домом. В нем жило около ста человек. Среди них и дети. Весь дом был изучен жильцами от крыши до подвала. Здесь жили поколениями. Дом любили, уважали. Он был убежищем от внешнего мира. Но… все заканчивается, самая крепкая опора иссыхает и рушиться. Так было и в ту ночь, когда судьба здания переменилась. Три часа ночи. Экстренный вызов пожарных. «Пожар в здании. Все этажи охвачены пламенем». В 3 часа и 5 минут пожарные прибыли на место. Но было слишком поздно. Всего за пять минут произошло то, на что нужно несколько часов. Здание выгорело. Наутро во всех газетах писали лишь про одно и тоже. Про что? Как ты думаешь, про кого? Про жильцов. Все сто человек, поняв, что оказались в огне, начали спускаться по лестнице на первый этаж к двери, она не была закрыта, ее всегда оставляли на ночь открытой. Но когда уже дети начали улыбаться в предвкушении воздуха, а родители успокаиваться, дверь не поддалась. Она не открыла улицу, не открыла спасение. Все сто человек сгорело. Все. А в три часа и пятнадцать минут ночи пожарные, разбирающие завалы в некоторых помещения здания, наткнулись на дверь. Да, не смотри так, Герман. Наткнулись на неповрежденную огнем дверь. С блестящей ручкой и сплошным полотном.

– Дверь… – прошептал Герман.

– С тех пор, я так полагаю, никто не хотел жить в этом доме, считая его проклятым. И потому, теперь там твоя больница.

– Спасибо за рассказ, но откуда ты знаешь все это?

– Оттуда, откуда ты знаешь эту дверь.

– Мне Ее показал один пациент.

– Нет. Она сама показала себя.

После минутной паузя, ушедшей на усвоение информации, монстр заговорил:

– Но ты мне лучше скажи, как ты оказался вот здесь, у меня? Кто тебе сказал идти сюда?

– Один мужчина, владеющий единственным здесь зданием, сказал мне придти сюда, ведь только ты сможешь мне помочь.

– Ясно. Ты, конечно, молодец, что пришел, но тот мужчина рассчитывал на кое-что другое, явно не на то, что я стану тебе помогать.

– Как это?

– Герман Риц, как много всего ты не понимаешь. Я удивлен, что дверь открылась тебе. Не прими за оскорбление. Тот мужчина хотел, чтобы я поглотил тебя. Зачем? Да он просто точно такой же, как и все там, внизу. Просто говорит и что-то делает, как человек, подражая человеку, но на все проценты им не является.

Герман рухнул на «землю» от неожиданных признаний Монстра. Он не знал, что ему теперь делать. «Как найти выход, когда спаситель твой, оказался совсем не им?».

Но кроносоподобный как будто прочёл мысли заблудшего странника и поспешил утешить столь огорченного молодого человека:

– Есть один способ выбраться отсюда. Но тебе нужно собраться, выслушать меня и немедля бежать. Раз в непосильное для тебя, человека, время, ещё одна пластина соприкасается с этой. Всего на секунду. За секунду можно прыгнуть и оказаться уже не здесь. Если упустишь этот шанс, то придётся ждать другого такого случая, и кто знает, доживёшь ли ты до него.

– Ещё раз, прошу, ещё раз скажи.

– Беги на край плиты, увидишь линию параллельно – прыгай в эту же секунду. Иначе не быть тебе дома никогда.

Герман, не слушая более ничего на свете, вскочил на свои длинные ноги и помчался в указанном направлении, крича лишь "Спасибо! Я не забуду этого никогда!"

Глава 2. Людская ненависть

«Мой дорогой дневник, дрожащей рукой я пишу во мраке этой комнаты, склонившись над тобой в изорванной одежде, что целиком уже пропитана моей кровью. Моя рука не в силах писать четко, но мысли мои будут отображены в тебе со всей той точностью, на которую способен я сейчас в этом состоянии, название которого ещё, быть может, не придумал человек. Я был в мире, в том самом мире, где ненависть и зло необходимо различать. Где между ними есть тонкая грань, что не даёт точного ответа на вопрос: когда зло перерастает в ненависть? Или может, ненависть перерастите в зло? Я не знаю. Это очень сложно. Мир зла показался мне не… не… не таким простым. Но мир ненависти, просто невозможен в понимании. Я пережил многое, и все ещё не могу понять, как вообще выжил там. Мир ненависти совмещает в себе многое. Я видел людей и других, я разговаривал с чем-то, что может быть и есть сама ненависть. Там было все, все вместе, вперемешку, без точной грани, без понимания, без смысла! И с великим смыслом…»

«А вот и конец. Конец плиты. Сейчас, сейчас она появиться и нужно не думая ни о чем рискнуть и прыгнуть в неизведанное».

Появилась та самая линия со слегка заметным плоским силуэтам. Сердце застучало, как бешенное. Ладони стали мокрыми. Герман решился и прыгнул, его колени были согнуты, глаза закрыты, руки напряжены… страх объял героя. Но не успел он ещё осознать и ощутить прыжок, он уже оказался в другом мире.

Риц рухнул в воду, его рот и нос наполнились холодной соленой водой. Горящее солнце стояло над головой Германа в зеленом небе, что пожирал смерч. Волны, при каждом сопротивлении Германа, били его друг об друга, все дальше пробивая вглубь этого бушующего моря. Риц смекнул, что к чему, и расслабился. Волны подхватили его и выбросили на остров. На единственный клочок земли в этом мире.

Герман выплюнул последнюю воду из своего рта, медленно приподнял голову, а затем и все тело.

Он стоял минут двадцать, осматривая это зеленое небо, темно-синее, почти чёрное море, эти редки деревья, окружившие гору этого острова, окружившие и поселившиеся на этой горе, на горе, на которой находится огромный и серый, каменный замок…

Замок был высок, ещё больше он был широк и таинственен. Его крыша была заволочена облаками.

«Идти туда – единственный способ найти выход отсюда».

Риц поднялся по рыхлой песчаной земле вверх на гору.

Он шагнул своею ногой на площадь огромного замка, и шум голосов и криков бросился на него. Женщины и мужчины, дети и старики на площади этой вели бои, криками, недовольствами и оскорблениями обменивались, друг друга ненавидя. Им это доставляло удовольствие, они этим питались, им это жизнь продлевало.

Огромными группами нападали люди, все время чем-то кидаясь, пытаясь доказать свою правоту без правды. Женщины были ужасны, не ухожены, потрепанны и страшны, с оголенными зубами, с жаждою победить соперницу. Дети им масло в огонь подливали, бегали, визжали, своих и чужих матерей оскорбляли.

Мужчины своим были заняты делом, их ноги и руки друг друга убивали и терзали.

Старики же из-за углов камнями и живыми утками кидали.

Хаос царил на этом рынке, все палатки были изрезанные и прожжённые, а их хозяева в душах никчёмны.

Риц ужаснулся, но не испугался, эта картина лишь дала ему сил двигаться дальше. Он знал и верил, что его спасение где-то внутри.

Он сделал первые шаги и начал утопать в этом море агрессии и ненависти, его сразу же стали презирать, кидать в него все, что есть, слать на все стороны острова.

Женщины похватали со своих прилавков все, что источало неприятный запах и привлекало мух, и начали осыпать этими дарами неизвестного, осмелившегося ступить на их землю. Мужчины, начали наступать группами, чтобы выяснить, кто этот незнакомец, и отнюдь их интерес не был с добрыми помыслами.

Герман ускорил шаг, просил прощение за малейшее прикосновение, и толпа, казалось, стала отступать.

Когда это бушующее человеконенавистническое безумие осталось за спиной, Герман выдохнул спокойно, но тут же оцепенел от чьего-то острого лезвия, колющего его в ребро.

– Отдавай деньги! – Заявил омерзительный голос. Его обладатель несносно противно колол ещё и своей щетиной в ухо Рица.

– У меня нет денег, можете посмотреть сами. Мои карманы пусты, моего кошелька со мной нет, единственная ценность находится у меня в голове.

– В голове? – Удивился вор, – Тогда мне придётся сломать твой череп и найти Ее!

– Нет, нет, нет, – быстро проговорил Риц, как-то незаметно отскочив от своего неприятного нового знакомого. – Там нет ничего, кроме моего мозга и знаний в нем. Открыв мой череп, вы ничего не поимеете. Лучше спросите меня, что вы хотите знать, и я отвечу.

– Ты не можешь дать мне ответа на мой вопрос.

– Каков же ваш вопрос?

– Как мне стать всех богаче?

Риц уже хотел раскрыть секрет, сказав «богаче можно стать, обогатив себя морально, духовно, научившись понимать что хорошо, а что губительно», но он не успел, чья-то рука пронзила ножом вора, ещё секунду назад желавшего пролить кровь Германа. Он мертвым рухнул наземь, выронив оружие в виде осколка стекла.

Странник осознал моментально, что случилось, и двинулся бежать, бежать и не оглядываться.

Профессия спокойного психиатра, отнюдь не спортсмена, дала о себе знать через пару минут. Отдышка призвала Германа остановиться. Проделанного скорым бегом пути хватило, чтобы оставить ужасную картину позади. Впереди же заканчивается крыло замка. За его углом оставшийся кусок острова и обрыв. «Куда дальше?». Ответа путник так и не дождался, ведь крик детей из-за угла отвлёк Германа от своих мыслей и заставил пробежаться ещё чуть-чуть до источника звуков.

Ужасные крики, разбудившие Рица, издавала девочка, находящаяся возле своего брата, мужественно принимавшего удары по себе. Огромный мужчина с грозной бородой почти на все лицо избивал кулаками мальчика, стоявшего сморщив лицо и слегка покачивавшегося так, будто он впился ногами в землю.

Почему девочка просто кричит? Почему не зовёт на помощь взрослых и своих родителей? Герману было это интересно, как человеку впервые столкнувшимся с таким явлением. Но он не ждал ни секунды, и все эти вопросы всплывали на заднем плане его решений и действий. Риц бросился на мужчину всем своим телом, пытаясь оттолкнуть от ребёнка. Мужчину отбросило на метр, не более, и он удивленно уставился на спасителя детей.

– Ты кто? И с какого этого довода ты лезешь? – Грозно заговорил мужчина.

– Кто я такой? Какая разница! Вам то, человеку, избивающему чужих детей! Вам нужно знать о моих доводах?! Смешно и горько.

– Чужих детей? Ты если не знаешь, то рот держи закрытым! Это мои дети! Мои.

– Ваши? – Удивился Герман, посматривая сначала на детей, потом на мужчину.

Стоит отметить, что дети не были похожи на их отца. Этот верзила был темноволос, с густой бородой, чёрными глазами. Дети же были бледные, голубоглазые, их волосы были поделены на две равные бело-черные части. Да так, что у парнишки волосы левой части были белыми, а правой части чёрными. У девчонки, всё наоборот…

– Не похожи? Я так же думаю. И из-за этого я ещё больше ненавижу этих детей.  Понимаете, ненавижу этих ужасных детей. Он родился совсем один, один вылез из своей матери. Откуда девочка? Она появилась в ходе его развития! Мне кажется, что это ангел и дьявол, меняющиеся постоянно местами. Я презираю их. Мне противны их морды! – Заявил отец этих детей.

– Но за что? Чем они заслужили это? – недоумевал Герман Риц.

– Да ты только посмотри, как они дышат, ходят, живут. Целыми днями пропадают не пойми где. Мне не нужны причины, чтобы их ненавидеть. Не нужны. И тебя я тоже начинаю ненавидеть. Ты задаёшь слишком много вопросов, выглядишь лучше меня, считаешь себя лучше меня, ты уже начал презирать меня. Ты хоть скрывай это!

– Вы говорите ужасные и нелогичные вещи.

Но мужчина уже не слушал пришельца, он уходил, махнув рукой Герману Рицу.

Дети остались стоять и с недовериям смотреть на их спасителя.

– Почему? – Спросил мальчишка.

– Что почему? – Обратив взор вниз, ответил Герман, смотря в глаза мальчишке.

– Почему ты заступился за меня? У меня нет денег. И нет ничего, что ты бы мог забрать взамен.

– Мне ничего не надо.

– Тогда что ты сделал? Я не понимаю. Такого не бывает. Я его тоже ненавижу, не желаю его видеть, хочу, что бы он болел, страдал. Но ты мне ничего не сказал. – Продолжал настаивать мальчик, потирая покрытую синяками руку другой рукой.

– Не бывает? Это ужасно, что вы не знакомы с добром. Но вот скажите мне, это правда, что вас стало двоя после твоего одиночного рождения?

– Да. – Ответила девочка.

– Как это?

Юная собеседница ответила, что они с братом могли внести ясность и рассказать историю их жизни, но если бы находились в другом месте. Девочка пригласила Германа на ужин с одной лишь оговоркой: « Если вы не боитесь».

– Я ничего пока не боялся, находясь здесь. И не рассчитываю бояться. Если вы дали приглашение, то я им воспользуюсь. Скажите только, вы можете мне помочь?

– Помощь? Что может быть бессмысленнее и бесполезнее помощи… но допустим, как то, волшебным образом можем, даже если не хотим, но с чем помочь? – Обратно подключился к разговору мальчик. Он говорил, как взрослый человек, повидавший все на своём пути, все, кроме добра. – Стой! Не отвечай. Не хочу знать. Просто идите к Чавенко.

– К Чавенко?

– Это старая колдунья. Может она тебе и поможет. Чтобы до неё добраться, нужно идти на другую сторону острова. За замком, будет хижина, там ты её и найдёте.

– Путь опасен?

– Нет. Кроме людей вы тут ничего не найдёте страшнее.

– Спасибо огромное. – Герман обрадовался новости о своём возможнос спасении. Он уже хотел бежать, как вдруг, дети остановили его, закричав хором:

– Заходи к нам. Мы будем ждать.

Молодой психиатр пробежал всю площадь опять, только уже в обратном направлении, все так же прося прошение за малейшее прикосновение. В него попали несколько раз чем-то гнилым, это были или овощи или человеческие души, он не разглядел.

Площадь закончилась, теперь нужно пройти вдоль замка, чтобы выйти к обрыву и одинокому домику. Там, на склоне стоит полуразваленное строение, перекошенное на один бок.

Тихими шагами, Герман подкрадывался среди безлюдного пейзажа к двери. Как только он захотел постучаться, чтобы спросить разрешения на вход, дверь раскрылась, и холодная мурашка пробежалась по ногам названного гостя.

– Проходи . – Донёсся приятный, но не без таинственности женский голос из темной внутренности дома.

Герман сделал шаг, и комната, как по волшебству, озарилась светом пламени огня.

Рядом с камином стоял небольшой столик и два стула, смотрящие друг на друга. На одном из них сидела мудрая женщина средних лет. Она стучала длинными заостренными ногтями по столу, по очереди перебирая пальцы. Чавенко была темноволосой с небольшой сединой, с зелёными глазами и яркими насыщенными губами женщиной. У неё была невероятно ровная и румяная кожа. Видимо, ее обособленность от других сохранило в ней каплю человечности.

– Чего же ты встал в дверях? Тебе пришёлся не по душе мой приём? Или я тебя пугаю своею внешностью? – Заговорила колдунья дружелюбно, любезно с лёгкой издевкой. Приятная всё же женщина.

– Здравствуйте. Меня заставило остановиться и встать, не делая шагов, этот огонь, что возник неоткуда за секунду. Ловкость рук?

– Можно и так сказать. Но ты не стой там, проходи. Я, кажется, знаю, почему ты здесь.

Герман ещё сделал шаг и встал. Подумал, осмотрелся, почувствовал себя в безопасности и довольно ловко прошёл оставшийся путь до колдуньи. Она посадила его на стул велением своей руки. Герман ждал, когда она начнёт говорить первой, предполагая, что таков порядок будет логичен сейчас.

Чавенко смотрела на него с приподнятой левой бровью и немного улыбалась. Она подняла правую руку и слегка махнула ею, намекая на то, что было бы уже пора начать говорить ему.

– Я должен начать, да? Просто вы с такой уверенностью говорили про меня, что это слегка сбило и мой настрой, и мои мысли. Прошу прощения. Сейчас. Я уже собрался заново. Готов говорить. Я, Герман Риц, и как вы уже могли заметить, я не отсюда. И в этом и самое большое счастье и моя проблема. Я не знаю, как отсюда выбраться, каков путь мне стоит пройти и куда. Эта неизвестность уже просто сводит меня с ума. Сюда же, к вам, Чавенко, отправили меня два ребёнка. Мальчишка и девчонка с забавными прическами. Они сказали, что вы можете мне помочь.

– Твою принадлежность к иному миру можно почувствовать и заметить на огромном от тебя расстоянии. Это меня не удивило. Но то, что кто-то вам что-то посоветовали и посоветовали дельное, меня поражает. У нас такое не часто происходит.

Чавенко встала со своего места, подошла к полкам у камина, взяла скляночку с травами и чайник.

– Чаю?

– Да, буду премного благодарен. Я не пил и не ел, кажется, вечность.

Колдунья насыпала немного травы в темную каменную кружку и залила кипятком. Затем она пододвинула её к Герману и села на свое место.

– Я поняла, что вам нужно вернуться.

– Да. Вы бы не могли мне помочь с этим?

– Помочь тебе я лично не могу. Но есть один способ выбраться отсюда. Ступай в замок, что стоит в центре острова, найди своё зеркало, с отражением, в котором будешь лишь ты. Но будь осторожен! Если твоему отражению удастся тебя поглотить, то ты не сможешь выбраться отсюда уже никогда. Если же ты будешь умнее и сильнее зеркального, манящего, себя, то ты вмиг окажешься снаружи.

– Понял. Я все понял. Кроме одного. Почему вы не поступите так же?

– Мой мальчик. Мы все здесь и есть отражения. Нам некуда идти.

Герман вышел из хижины Чавенко в наступлении ночи. Уже стемнело и зеленое небо со своим поглощающим солнце ураганом сменилось на густо чёрное, засеянное местами тонким подобием нам привычных звёзд. Это что-то, сверкая во тьме, ярками спешками иногда ослепляло молодого человека, а затем тихо исчезало и вспыхивало уже на другом конце мира.

Герман не знал, куда ему идти, понимая, что замок с неописуемым ужасом ещё ужаснее ночью. Надо было найти выход. И этот выход сам нашёл Германа ещё пару часов назад, когда два странных ребёнка пригласили его к себе на ужин. Решено.

Начинающий психиатр отправился искать дом своих маленьких знакомых, будучи уверенным в том, что их жилище должно выделяться явными отличительными чертами, как причёски и цвет волос детей.

Стоявшие вдоль задних стен замка дома сменялись друг за другом. Ничего утешительного. Все они были однообразны, не было ни малейшего намёка на их хозяев, казалось, все пропало. Но вот пришелец заметил небольшой деревянный дом с чёрно-былым флажком на крыше.

«Нашёл». Герман рискнул постучаться в дверь. Послышался строгий мужской голос изнутри дома: «кто там? Хотя не важно! Убирайся!».

– Я был приглашён на ужин вашими детьми. Надеюсь, все в силе и вы позволите мне войти! – Ответил дружелюбно, и почти улыбаясь, Герман.

Когда-то могучая, но сейчас хлипкая дверь раскрылась, и тёплый свет огня вылился наружу.  Строгий и озлобленный взгляд отца семейства впился в глаза чужеземца. Не отводя своих глаз, он крикнул детей. Они тут же появились за его спиной. Не желая больше стоять, мужчина ушёл, оставив в дверях Германа и близнецов.

– Ты пришёл? – сказал равнодушно мальчик.

– Вы же меня позвали. А я дал слово придти и я его сдержал.

– Мы звали не для того, чтобы ты пришёл.

– А для чего?

Но мальчик лишь пожал плечами.

– Мы вас ждали. И раз вы пришли, проходите. Но предупреждаем, что здесь никому не рады. – Взяла слово сестра мальчишки.

– И даже вам. Так?

– И даже.

Герман прошёл в гостиную, которая оказалась ещё и кухней и спальнями. По середине стоял прямоугольной формы стол с четырьмя стульями, по двум противоположным стенам скрывались две кровати, а камин, что освещал все пространство и давал тепло, находился на той стене, что была напротив двери. Ни одного окна, ни одного источника солнечного света за исключением дыр в стенах и входа в дом.

Германа попросили постоять возле стола напротив отца семейства, чтобы дать времени подготовит все к ужину. Грозный верзила стоял левым боком к гостю, его лицо освещал огонь из камина. Холодная мурашка пощекотала Рица и убежала прямо по ягодицам.

– Я надеюсь, что ты уйдёшь в ближайшее время и я тебя больше никогда не увижу. – Заговорил грозный мужчина.

– Откуда же у вас такие надежды?

– От туда, от куда и ты, и я. Но это слово нельзя говорить при детях. Но мы оба поняли, про что я. – Он говорил грубо, все время корча нос и оголяя зубы. Это была морда поистине злого пса.

– Очень жаль. Жаль, что Ваши дети меня пригласили и вам придётся лицезреть мое лицо.

– Ты даже не представляешь, как мне то жаль.

– Вы не дали мне договорить. Я же вижу в данной ситуации горечь лишь потому, что не могу ещё дольше портить вам своим лицом вашу жизнь.

Мужчина резко повернулся к Герману, сделал тяжёлый шаг и был остановлен приятным женским голосом.

– Не надо. – Мать детей заступилась за гостя, уважая выбор детей. – Времени и моментов всегда достаточно, чтобы выплеснуть свой гнев. Сейчас же, давайте просто поужинаем и узнаем, почему этот молодой человек оказался в нашем доме.

Женщина с растрепанными светлыми волосами поставила на стол обугленный и почерневший котёл. Из него торчали кости и вытекала мутная вода. Это было отдаленным подобием супа.

Все сели за стол. Дети уселись напротив Германа, и по правые их руки находилась мать, а затем и отец. Тёплый огонь освещал все плавным светом, охотно озарявшим лица людей.

– Так все же. Как так получилось, что вы у нас? – начала мать.

– Я шёл по улице, когда услышал ссору ваших детей с их отцом. В ходе разговора, а точнее криков, мы выяснили, что поднять руку на детей сейчас не получится. Ваши дети увидели в моих шагах, поступках нечто необычное и пригласили к вам.

– Необычное велело им совершить необычное. Я это к тому, что вы первый гость в нашем доме.

– Мне от этого и неловко, и приятно. Чувствую себя важной персоной.

Наступило неловкое молчание. Дети ковыряли деревянными ложками в тарелках, пытаясь найти кусочек мяса, отец просто же пил из миски не используя приборы, а мать грустно смотрела вдаль и совсем не прикасалась к еде.

– Простите. – Раздался звонкий голос Германа. – Я могу задать не совсем ловкий вопрос, скорее всего, он даже будет неловким, но интерес заставляет меня спросить: правда ли то, что родился лишь мальчик, а девочка появилась уже в ходе развития вашего сына?

Дети единовременно подняли глаза на своего гостя. Отец отставил миску, а мать продолжила смотреть в никуда.

– Да. Это чистейшая правда. – Начала говорит женщина. – Наш сын родился в этом доме. Он был один. Один сделал первые шаги, один сказал первое слово, один научился держаться живым. Но годы шли, не замечаешь, как летит время, и вот он уже другой. Сначала, его волосы стали менять цвет, покрывая одну половину головы черными прядями, а затем на затылке образовалась выпуклость, что напоминала лицо… Так, шаг за шагом и мой мальчик пришел домой не один. И мы сразу поняли, что она не просто часть его, а часть всех нас. Мы приняли девочку, почти не отпираясь от судьбы. Сами не заметили, как начали уж думать, что они родились в один день. Почему это произошло? Я про появление нашей «дочки», никто не знает. Да мы и не спрашивали у других.

– Это интересно. Поймите, я с таким не сталкивался. У вас, в хорошем смысле, уникальные дети.

– В хорошем? Не притворяйтесь. Хорошего в этом мире нет.

– А в вас?

– Каков мир, такие и мы.

– Не верю. Этого не может быть. Ведь, стоит сказать, каковы люди – таков и мир. Мы сами его творим.

– Наивно так полагать. Что ты один можешь против всех?

– Могу изменить немного. Но я верю в цепную реакцию. И то, что вы не выгнали меня и накормили, лишь подтверждает мысль, что добро порождает другое добро. Главное начать его сеять, а начать можно и с самого себя, не хватаясь за масштабные изменения.

– Ещё не вечер, чтобы потребовать за это плату.

Дети ехидно улыбнулись, один в левую сторону, другой в правую.

– Да пусть даже так.

– Но мама шутит. Вы это знаете. Потому так спокойно и говорите. – ввязался мальчишка.

– Возможно. Но это все рано лучше, чем.. чем вы знаете что.

– Да, знаем.

Наступила уже ночь. Герман не хотел уходить в неосвещённый ничем мир ненависти и просился остаться в этом доме всего на одну ночь

Германа Рица оставили на одну ночь. Через страдания и неохоту, но его приютили. Ему было отведено особенное место – стол. На эту ночь обеденный стол стал кроватью заблудшего врача.

На жёстком дереве, без привычных удобств, пришелец постарался уснуть. Он лёг лицом к детям, иногда на них поглядывая, все томимый их необычностью. Мысли о секрете, что, возможно, никогда не будет раскрыт, не давали Герману спокойно уловить тонкие порывы шлейфа бога Морфея длительное время. Слишком много всего напало на столь маленькую человеческую голову, неспособную осмыслить и осознать все, что твориться снаружи его тела и внутри него. Чувства, звуки, маленькие вспышки надежды выбраться и жить дальше, секрет, секрет детей… все смешалось и начало наконец-то давить на глаза чужестранца. Веки стали невыносимо давящими, глаза сами закатывались прочь, а мысли самоуничтожались, превращаясь в далекие, но уже идущие сны.

Все было спокойно, почти без напряжения. Вдруг, затряслась дверь дома, а с ней и все вокруг. Душераздирающие и будоражащие хрипы и стоны прорывались в помещение. Что-то стучало над головой, на самой крыше здания, пытаясь прорваться и дать сделать это же другим. Вот и с правого бока, уже и с левого, уже со всех сторон чьи-то когти вывались в стены в надежде проделать дыру.

Риц вскочил с «постели» со своим напряженным и испуганным лицом. Он посмотрел на детей. Этот ужас, эти крики, царапающие грудную клетку изнутри, эти звуки погибающей двери и Ее стойкости, ничего из этого не вывели детей из их привычного спокойного невозмутимого состояния. Но они заметили страх Рица.

– Не бойся. Это уйдёт. И ты сможешь спать.

– Что это? Кто и зачем пытается сюда прорваться?

Но дети не успели ответить.

Каждую ночь это «что-то» тревожит всю окрестность. Мужчинам и их семьям приходиться прятаться в домах, надеясь на благополучный исход событий и на стойкость дверей и домов. Каждую ночь перед главами семей встаёт вопрос: ждать, когда «это» ворвётся в дом и убьёт всех, или дать бой с возможностью умереть? Раньше нервы отца семьи, приютившей Германа, были крепки и давали ему сил, чтобы держаться в доме, но в тот день, когда безумие сваливалось событиями на его голову одно за другим, он не выдержал.

Отец семейства вскочил с кровати, поджег огромный факел и с размаху отворил дверь с грозным рычанием.  Герман моментально встал и побежал в сторону открытой двери. Он высунул голову, чтобы увидеть хоть одним глазом, кто или что снаружи пытается ворваться в этот дом. Но он пожалел об этом.

В свете огня и вспышек «звёзд» было видно, как отец свободной рукой и факелом разрывал тела и лица бушующих как море нечт. Чёрные безликие существа человеческой формы, что открывали свои беззубые рты, из которых вытекала чёрная масса, были мягкие, как будто сделаны из кусков чьих-то тел. Да! Это были не кто-то! Это была масса! Масса человеческих останков и чёрной сущности переродились в кровожадных монстров.

Куски этого чёрного моря разлетались в разные стороны от ударов грозного мужчины, что яростно защищает своё семейство.

Психиатр очнулся от мыслей, поняв, что необходимо помочь мужчине снаружи.

Герман присмотрелся. Что есть в этом доме? Что может помочь?

«Так, так! Думай. Стоп! А что горит в факеле?»

– Дети, скажите, что у вашего отца горит в факеле?

– Он заправляет его смолой.

– У вас есть ещё? И где она?

– Есть. Она стоит в бочках за домом.

«За домом! О как это жестоко! Хранить то, что может спасти в месте, где тебя могут убить… что делать? Надо прорываться».

Впервые в жизни Герман с яростным львиным рычанием раскрыл дверь и нырнул в мертвое и убивающее море. Дверь захлопнулась за его спиной.