Читать книгу: «Спокойных дней не будет. Книга II. Все, что захочешь», страница 6

– Все еще люблю, – задумчиво отозвался Илья.

– Как мило!

– Только сейчас я не могу. Время на исходе.

– А хочешь?

– Пытаешься получить тайную власть не просто над моим телом, но над моими желаниями? Безраздельно править, распалять жажду и сама же удовлетворять?

Она уставилась на него, как ночная птица, застигнутая врасплох рассветом. То, что еще не оформилось в ее влюбленной голове, было сформулировано им с точностью финансового аналитика, предсказывающего завтрашний взлет акций.

– Неужели я смог тебя удивить?

– Откуда ты знаешь обо мне больше, чем я о себе?

– Зачем же ты сознаешься в том, о чем мне не следует знать! – шутливо укорил ее опытный любовник. – Другая женщина влепила бы мне пощечину за такие слова.

– Это твоя идея, – предупредила она и шутливо занесла над ним руку.

Он перехватил ее кисть, сжал так, что она поморщилась, притянул к губам и поцеловал раскрытую ладонь.

– И это все? – не сдавалась она, подув на запястье, где остались следы пальцев.

– Другая бы заставила меня бегать за ней, упрашивать, извиняться.

– Есть женщины, за которыми ты стал бы бегать?

– Пока не попадались.

Он усмехнулся этому наивному вопросу и легонько щелкнул ее по носу.

– Тогда какой же путь выбрать мне?

– Будь собой.

– Но если ты все знаешь обо мне, – не сдавалась упрямица. – Если я все равно уже открытая книга, и ты пролистаешь меня за час, за одну ночь…

– Я не стану торопиться и буду открывать тебя медленно, читать и перечитывать каждую страницу, каждую строчку. Буду учить наизусть твои маленькие хитрости и возвращаться к прочитанным фрагментам, чтобы снова окунуться в них. Кое-что я постараюсь забыть, а что-то забыть не смогу.

– Ты сводишь меня с ума, – зашептала она, распахнув потемневшие от страсти глаза с сияющими зрачками. – Я не представляла, что ты умеешь так говорить! Кто кого соблазняет?

– Точно не я! Тем более, сейчас, когда пора собираться.

Из его голоса исчезли глубокие нотки обольщения. Теперь с ней говорил практичный бизнесмен, ни на минуту не забывающий о работе и ценящий время превыше всего.

– Нет, постой! – запротестовала женщина.

Но он снял ее с груди, как расшалившегося котенка, и переложил на подушку. Она взглянула на часы на его руке и обиженно надула губы. Илья поцеловал ее в уголок рта и сел на край кровати, оглядывая пустынный пейзаж вокруг.

– Мне надо принять душ, – закапризничала она. – Я не могу ехать на работу в таком виде. От меня за версту несет грехопадением.

– Ночью ты не жаловалась. Ладно, посмотрю, что можно придумать.

Горячая вода из крана не исчезла, и он, сняв со стены перекрученный душевой шланг, принялся отмывать грязь и штукатурку с эмалированной поверхности. Под грязью обнаружились кляксы ржавчины. Мутный водоворот с громким хлюпаньем исчезал в черной дыре водостока. В углу на осколке разбившегося кафеля обнаружился бледно-зеленый обмылок, и хозяин квартиры тщательно счистил с него прилипшие соринки и оставил на краю ванны ожидать Сониного прихода. «Наверное, приблизительно так и выглядит хваленый рай в шалаше», – усмехнулся он и пошел за Соней.

Она уже надела туфли, но прикрыть наготу не пожелала. Только волосы были закручены в узел и схвачены на затылке большой заколкой. Едва он вошел, она поднялась, демонстрируя ему всю себя, но он по-деловому оглядел ее от каблуков до кончиков волос и поманил за собой. Они продвигались по разоренной территории, как саперы, лавируя между пакетами с мусором, кучами вывернутого паркета и пыльными курганами.

– Помнишь, какая героиня у Булгакова открыла дверь в квартире на Патриарших в одних туфлях?

– Нет, – буднично ответил он, не загружая голову художественными бреднями. – Маргарита?

– Гелла. Она была ведьмой.

– Ты льстишь себе. До настоящей ведьмы тебе еще расти и расти.

Она тихонько чертыхнулась, и под ее каблуками захрустела штукатурка.

– Я постараюсь.

Ванная была наполнена паром. Соня с довольным видом улыбнулась и оттеснила его плечом. Он понадеялся услышать от нее слова восхищения или хотя бы благодарности, но она с некоторой брезгливостью провела ладонью по краю тесной лохани, уселась на край, легким движением скинула туфли и оказалась внутри.

– А полотенце?

– Я принесу тебе простыню.

– Это подождет.

Она протянула ему душ и подставила спину под колющие струйки. Вода разбивалась о ее плечи и фонтанчиками брызгала в разные стороны.

– Ты бы снял брюки, а то будешь весь мокрый.

Но Илья раскусил ее коварный замысел, и Соня хмыкнула, уличая его в трусости, и протянула ему скользкий обмылок. Он помотал головой и попытался дезертировать.

– Соня, я не делал этого со времен твоего детства.

– Не мылся? – деланно подняла брови она и хихикнула. – Просто попробуй, вдруг понравится.

Мало что могло сравниться с прикосновением к ее коже, с тягучими струйками, сбегающими по ее спине, с пенной вуалью на ее груди и искорками света, играющими в мокрых волосах. И если бы не приходилось торопиться на работу, он бы присоединился к ней и продлил бы вчерашний вечер на тысячи вечеров. Она нежилась в его заботливых руках, улыбалась, встречая его взгляд, целовала его, едва его щека оказывалась в доступной близости, и закрывала глаза, делая вид, что не причастна к этой детской забаве. Когда последние мыльные пузырьки исчезли в прозрачном водовороте у ее ног, он заторопился в спальню за простыней, чтобы перевести дыхание и вернуть мысли в нейтральную плоскость. К счастью, разрушенный быт квартиры быстро избавлял от неуместных желаний. Когда он вернулся, Соня сидела на дне ванны, подтянув к груди колени и упершись в них подбородком, и смотрела прямо перед собой немигающим взглядом. Одна из намокших прядей сбегала вниз по плечу.

– Я вспомнила сон, – не меняя позы, сказала она. – Ты веришь в сны?

– Я их не запоминаю. Вставай, я принес полотенце.

– Ты меня обманул.

– Когда?

– Там, во сне.

– Я никогда тебя не обманывал, даже во сне.

– Обманул. – Она подняла голову и так жалобно посмотрела на него, что в первую секунду ему захотелось извиниться за себя в ее сне. – И я умерла.

– Этого не случится, Соня. – Он вернулся в реальность разрушенной квартиры и едва смог сдержать подкатившее раздражение. – Вставай.

Она поднялась, как речная нимфа, явившаяся одинокому путнику посреди мрачной чащи. Илья укутал ее в простыню и отнес в комнату, перекинув через плечо, как ковер с похищенной невестой. Ее волосы колыхались за его спиной, а под руками приятно ощущалась упругая округлость ягодиц. Ему пришлось самому вытирать ее и даже одевать, а она стояла на кровати, как манекен, и даже не пыталась помочь. В раздевании женщин он поднаторел за столько лет, но как надевать на них многочисленные предметы туалета совершенно не представлял. В конце концов, он запутался в ее белье, отчаялся и встряхнул ее, как платье.

– Да что с тобой! Откуда эта кислая мина? Чем я провинился перед тобой?

Она опустилась на колени, оказавшись вровень с его лицом, обняла за шею.

– Мне страшно, Илюша.

– Пока ты со мной, тебе ничто не угрожает.

Соня уклонилась от поцелуя и, пока он ходил в ванную за ее туфлями, быстро оделась и спустила ноги с кровати.

– Пойдем?

Вслед за ним по протоптанной дорожке она выбралась из квартиры на лестницу и застучала каблучками по выщербленным ступеням.

– Господи, как же хорошо!

Она подняла руки, словно поклонялась взошедшему солнцу, и потянулась всем телом вверх, будто готовилась взлететь. Илья стоял рядом с зажатой в пальцах сигаретой, щурясь от яркого света и ее красоты. На обуви у обоих были следы побелки, но Соня сияла чистотой и свежестью, а он чувствовал себя старым вампиром, выброшенным судьбой на солнечный остров. Случайные прохожие с интересом воззрились на странную парочку, направившуюся из неприметного подъезда прямиком к мерседесу.

– Хочешь за руль? – спросила она, остановившись перед капотом, и протерла ладонью слегка запылившуюся звезду.

– Нет уж, сама разбирайся с сумасшедшими.

Он с одобрением наблюдал, как она управляется с большой машиной. Большинство женщин, которых он знал, предпочитали выходить из услужливо распахнутой задней двери. Или возвышаться над дорогой в громадных внедорожниках, где можно почувствовать себя настоящим танкистом и уповать не на мастерство водителя, а на страх и почтительное отношение других участников движения. Но он знал, что Соня одинаково успешно справлялась и с его старым гелендвагеном, и с маленькими спортивными машинами, прижатыми брюхом к земле и при каждом нажатии акселератора грозно рыкающими, как потревоженный пещерный лев.

Часы показывали только восемь тридцать, и у них еще была уйма времени, чтобы позавтракать перед началом первого дня рабочей недели.

– Остановись вон там. Хоть кофе выпьем, – сказал он, указав ей на витрину кафе.

В кафе было занято только два столика. Они прошли к большому окну с видом на бульвар. Вальяжный официант небрежным жестом смахнул с влажной скатерти несуществующие крошки, подал меню и отступил к барной стойке. Через минуту Илья позвал его снова и заказал яичницу с беконом, поджаренный тост и кофе. Соня попросила кофе без сахара, а к нему тост с красной икрой и другой с семгой.

– Утро было чудесным, милый.

– Не в пример ночи?

Она ласково коснулась его руки и впервые обратила внимание на множество мелких царапин, покрывающих его широкое обручальное кольцо.

– Будь моя воля, на земле навсегда воцарилась бы ночь.

Он усмехнулся, захваченный внезапным образом широкой кровати, парящей в беззвездном пространстве с обнаженной Соней на покрывале.

– Я бы успел тебе надоесть, – с привычным скептицизмом констатировал он.

И тотчас подумал, что именно сейчас она задаст вопрос: «Когда?», и ему придется кроить напряженный график, придумывать место для встречи, изобретать романтическую обстановку. Но она ничего не спросила.

– Тебе не в тягость твоя работа?

– Нет, совсем нет, – солгала она. – Я рада, что могу куда-то приложить свою энергию. Все-таки жизнь под домашним арестом не для меня.

– А муж?

– Он тоже много работает, пишет книгу. Утром я ухожу раньше него, а вечером мы встречаемся за ужином, делимся впечатлениями. И он очень привязан к Белле.

Она сочиняла свою семейную жизнь прямо на ходу, не опасаясь быть пойманной на лжи. Истинное положение дел было известно только ей, домработнице и няне. Но обе женщины даже под пытками не выдали бы добрую хозяйку, поэтому за сохранность этой тайны она могла не беспокоиться.

– Значит, все хорошо?

– Да, все прекрасно, – не сводя с него искренних глаз, заверила она. – Особенно теперь.

Он кивнул и принялся вызванивать водителя. Когда на столе появился завтрак, Илья набросился на него с жадностью растратившего силы самца. Соня протерла принесенную чайную ложку салфеткой и принялась аккуратно снимать икру с тоста.

Илья нахмурился, искоса уловив неодобрение официанта, но Соня только пожала плечами. Когда икра закончилась, она с непринужденной грацией стянула с хлеба кусочек рыбы и, скатав ее пальцами в маленький рулет, с удовольствием отправила в рот.

– Ты же с голоду умрешь до обеда! – не выдержал он, имея в виду не манеры, а последствия.

– Мне не хочется.

Она поднесла блестящие от жира пальцы ко рту, но вовремя спохватилась и тщательно вытерла их салфеткой. Он с сожалением посмотрел в тарелку с остатками ароматной яичницы и тоже отложил вилку, устыдившись разыгравшегося аппетита.

– Это, конечно, твое дело, с кем ты будешь проводить время там… – вдруг вспомнила она и поджала губы.

Ревность делала ее невозможно сексуальной. Он не ответил, нашел ее прохладную ладонь, лежащую на влажной скатерти, погладил и заговорщицки наклонился через стол.

– Хочешь заняться дизайн-проектом? Твоему вкусу я доверяю.

– Боюсь, у меня нет времени.

Соня отняла руку и помрачнела. «Я совью там любовное гнездышко, а он станет таскать туда шлюх. И на вопрос, кому принадлежит идея, кто купил мебель, он ответит: „Моя сестра“, и это будет правдой. А я ничего не смогу сделать, потому что у сестры еще меньше прав, чем у любовницы». Они с отстраненным видом сидели друг напротив друга и не знали, о чем говорить. Нежность, вожделение, страсть – все это кануло в ушедшую ночь, осталось в воспоминаниях. На дневном свету их настигло сознание совершенного греха. Соня прятала глаза, а он продолжал смотреть на нее и знал, что наступают трудные времена. Со щедро оплаченными женщинами было безопасно и незамысловато. Они не вмешивались в его дела, не смели ревновать к жене и давать советы по поводу отношений с сыном. Он платил им столько, сколько считал возможным: деньгами, удобствами, возможностями. И ничем, кроме этого. Он не тратил себя и не давал напрасных обещаний о будущем. Но Соня в один миг завладела всем, что принадлежало ему, и им самим в придачу, и теперь его атаковали сомнения, разумно ли она распорядится полученным богатством. Она не просто перешла в категорию любовниц. Она так и осталась его давней ошибкой, темным грехом, упоением и страстью. Он шел к ней так долго, что уже перестал верить в возможность дойти, но, получив ее, осознал, что наслаждение призрачно, и все может рухнуть в одночасье.

– Твоя машина. – Она указала за окно и сверилась с часами. – Уже можно разбегаться.

Прощание получилось легкомысленным, словно двое приятелей встретились на минуточку за столиком, перекинулись парой ничего не значащих фраз и снова готовились разойтись по своим дорожкам до новой случайной встречи.

– Ты иди первым, а я за тобой. Даже хорошо, что я проехала вперед. Незачем афишировать.

Он выложил на стол деньги и поднялся, не желая затягивать прощание.

– Не забудь переодеться, – материнским тоном напомнила Соня и тут же расцвела от приятных воспоминаний. – А я пойду расческу куплю. Или постригусь.

– Я тебе постригусь! – Он положил руку ей на плечо и нежно сжал. – У тебя восхитительные волосы.

– Иногда они так мешают.

– А иногда помогают.

Он не хотел возвращаться мыслями к ночным ласкам, но фраза вырвалась сама, и они улыбнулись, как заговорщики из одной масонской ложи, узнающие друг друга в толпе простых смертных. Соня изобразила губами нежный поцелуй и дружески похлопала брата по руке.

– Иди уже, Казанова.

Илья направился к двери, на ходу осматривая посеревшие края манжет. Внезапно Соня окликнула его, и он встретил ее взгляд, исполненный ожидания и надежды.

– Ты забыл мне что-то сказать. – «Началось!» – мелькнула у него ядовитая мысль, но тут же ретировалась. – Про Левушку.

– Ах да, про Левушку. Он в конце месяца женится.

– Значит, ты скоро станешь дедушкой.

Илья покосился в сторону утренних посетителей кафе. Кое-кто уже начал прислушиваться к их диалогу, но искушение было слишком велико.

– Не так страшно стать дедушкой, как спать с бабушкой.

– Двоюродной, – уточнила она, смеясь. – Это не считается.

– Еще как считается, старушка.

– Вот мерзавец, – ласково сказала она ему вслед и вспомнила об официанте, топтавшемся поодаль. – Принесите еще кофе и счет.

Глава 4. Игры не по правилам

За годы примерного супружества директор департамента по управлению персоналом успел забыть, что быть влюбленным на работе довольно хлопотно. Особенно когда любимая женщина ничего не подозревает по ту сторону стеклянной перегородки и лишь изредка бросает на него рассеянные и ни к чему не обязывающие взгляды.

В один из дней Александр Васильевич даже подумал, что стоит развернуть стол лицом к окну, чтобы не выглядеть экзальтированным юнцом, но вовремя отказался от этой мысли, потому что оглядываться на Соню было бы еще глупее.

А она не замечала его раздражительности и печали, поглощенная собственными заботами. Каждое утро он ревниво отслеживал ее приход и вскоре безошибочно научился классифицировать ее настроения. Иногда она бывала неторопливой и сонной, и тогда он знал, что она будет хмуриться до середины дня и сосредоточенно выстукивать на клавиатуре рваные ритмы писем. Когда она приходила энергичная и сердитая, он знал, что количество выполненных дел превысит количество запланированных, и она развивала бешеную активность, ругаясь со снабженцами всех мастей, поставляющих в компанию кофе в автоматах или копировальные машины. Если на улице припекало солнышко, и она входила с рассеянной улыбкой, он знал, что вместе с Кириллом в столовой они будут дружно подкалывать шефа и проходящих мимо коллег. Это настроение он любил больше всего, потому что тогда она улыбалась именно ему, и он погружался в мечтательные воды тихого блаженства. Несколько раз она пришла задумчивая и отрешенная. Села за компьютер, подперла щеку рукой и думала явно не о работе. Ближе к обеду она слегка встрепенулась, стала куда-то звонить, писала письма, уходила и возвращалась, но он чувствовал, что ее мысли все равно далеко.

Утро в тот день выдалось удачным. Она улыбалась, спорила с Кириллом о новом трудовом кодексе и даже звала шефа на роль третейского судьи. Директор по персоналу с сожалением отказался от высокой чести, отправляясь на срочное совещание. Когда он выходил, она сидела на краешке стола возле Кирилла и раскачивала ногой в остроносой туфле, слушая речь в защиту уходящих в прошлое трудовых отношений. Александру Васильевичу захотелось оказаться на месте Кирилла, рядом с ее коленкой, под лукавым взглядом темно-серых глаз.

Совещание затянулось на два с половиной часа и целиком поглотило обеденное время. Он был голоден и зол на весь мир, возвращаясь в отдел. Комната была пуста, и только Соня сидела за столом, закрыв лицо руками, и то вздрагивала всем телом, то раскачивалась из стороны в сторону, как метроном.

– Соня, что с тобой?

– Боже, если бы ты это слышал!

Ее голос, глухо звучащий из-под ладоней, то и дело прерывался, и он по тону пытался догадаться о причинах постигших ее неприятностей. Он развернул ее кресло к себе и теперь нависал над ее склоненным затылком. Соня не отняла руки от лица, и он осторожно прижал ее голову к себе, погладил по спине.

– Она сказала… Ты учил историю партии?

– Да, конечно, – слегка растерялся он. – А при чем здесь партия?

– Она сказала, что я – политическая проститутка. Как Троцкий.

– Какой Троцкий?

– Лев Троцкий, какой же еще!

Он присел на корточки рядом. Соня тряслась от хохота, притрагиваясь кончиками пальцев к нижним векам, на которые то и дело набегали невольные слезы.

– Я не помню, как выглядел Троцкий. Мы с ним похожи?

– Ты меня напугала!

Директор по персоналу удержал ее ладони в своих и покачал головой, глядя с осуждением и нежностью.

– Я минут десять успокоиться не могу, как вспомню ее лицо.

– А я решил, что ты плачешь.

– И плачу тоже, как видишь, – наморщила нос она. – Политическая проститутка! И это только потому, что я сказала, что заявка из консалтинга на новые блокноты поступила раньше и уже подписана начальством. А она лично считает, что я дискриминирую их по политическому признаку.

– По половому. – Шеф все еще сжимал ее теплые пальцы, пользуясь неожиданной возможностью. – Все думают, что ты благоволишь мужчинам в костюмах и галстуках, а стоит населить консалтинг дамами, благоухающими, как куст герани, ты бы и близко к ним не подошла.

– Ну, в этом есть свой резон, – спрятала загадочную улыбку Соня и отняла руки.

Александра Васильевича затошнило от легкого приступа ревности.

– У тебя появились привязанности в этом племени костюмированных аборигенов?

– Мне с мужчинами проще работать.

Она небрежно заправила за ухо волосы, и у него отлегло от души.

– И никаких романтических бредней?

– Что это ты так печешься о моей нравственности? – с подозрением прищурилась она.

– Скорее, о своем душевном равновесии. Мне спокойнее, когда ты сидишь напротив, а не носишься сломя голову по этажам.

– Тогда переведи меня на должность твоей секретарши.

– Я опасаюсь слишком быстро тебе надоесть.

– Похоже, ты сам не знаешь, чего хочешь.

На это ему нечего было возразить. Он все время приглашал ее на совещания в отделе или на личные консультации, как он называл их встречи в его «аквариуме» под наблюдением семи пар глаз. Меньше всего ему, проработавшему много лет в этой компании, требовались советы неоперившегося офис-менеджера. В название этой должности слово «менеджер» вкралось по чьей-то прихоти. Соня никем не управляла, а лишь обеспечивала непрерывный трудовой процесс в офисе, что подразумевало находиться одновременно в нескольких отделах и быть в курсе последних событий.

– Или просто не хочу того, что знаю.

Она пропустила мимо ушей его фразу, придав ей наименее значимый статус.

– В мире нет совершенства.

– Есть. Ты – совершенство.

Снова захватив в плен ее руки, он попробовал на ней всю силу нескромного комплимента. И в который раз убедился, что лесть не имела над ней никакой власти.

– Ты меня недостаточно знаешь.

– Давай поужинаем сегодня, и у меня появится шанс…

– Ах, Саша, опять ты о своем. – Она скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. – У меня ребенок.

– А у меня двое. Твоя дочурка может побыть сегодня с няней лишних пару часов. – Он присел на край ее стола и заглянул в пустую чашку. – Хочешь, принесу тебе кофе?

– Только этого не хватало! Появишься на людях с моей чашкой, и сразу пойдут разговоры, что я – наглая «политическая проститутка». – Соня опять хихикнула. – И использую тебя, как официанта.

– Боишься, идиотских сплетен?

«Все уже давно сплетничают, – вздохнул про себя Александр Васильевич. – А мне что до этого? Ни опровергнуть, ни подтвердить…»

– Пусть думают о нас с тобой в контексте дружбы.

– Тогда не откажи другу в дружеском ужине. – Он был решительно настроен довести дело до конца. – Выбери любой ресторан!

– Макдональдс, – выпалила она и оглянулась на дверь, за которой послышались голоса. – Встретимся вечером на стоянке.

– Ты смеешься?

– Давай обсудим потом.

Александр Васильевич вошел в свой кабинет в тот миг, когда толпа сытых и благодушных сотрудников ввалилась в комнату.

– Соня, ты на диете? – прокричал от двери Кирилл. – Ты и так тощая, как форель после нереста. Сегодня давали говядину с черносливом. Если поторопишься, еще застанешь.

– Дел было много.

Соня сдержанно потянулась и одернула юбку.

– Тебя проводить?

Оказавшийся рядом Кирилл поклонился и подставил ей локоть.

– Обжора, тебе все равно не дадут вторую порцию.

– Ну, и ладно. Зато добрая фея пожертвует в пользу голодающего суп, или жалкий салат, или и то, и другое вместе. Голодающий будет благодарен.

– Он только что уговорил два салата помимо своего обеда, – крикнула им вслед одна из сотрудниц. – И даже «спасибо» не сказал.

– Не верь завистникам, – заныл Кирилл. – Ты же меня знаешь. Ради тебя я готов на все.

– В следующий раз твой суп я отравлю, – пообещала злопамятная коллега.

– Вот видишь, все хотят моей смерти, а я не хочу умирать голодным!

– Сколько же ты можешь съесть? – рассмеялась Соня.

– А сколько ты можешь предложить? – Кирилл, как всегда, готов был отчаянно торговаться. – Еды и денег много не бывает.

Они вышли в коридор, провожаемые добродушным хихиканьем коллег.

– Кстати о лишних деньгах, – вдруг посерьезнел Кирилл и взял ее под руку. – Ты можешь вложить их в выгодное дельце и получить назад с процентами.

– Тогда у меня будут не только лишние деньги, но и лишние проценты, – рассмеялась Соня, догадавшись, куда он клонит.

– Да, тяжело тебе, – протянул Кирилл, но тут же нашел удачное решение. – А проценты пожертвуй. Без-воз-мезд-но.

– Так что опять стряслось?

– Мне послезавтра платить кредит. А все на мели.

– И я – последняя надежда?

– Ты – воплощенная проницательность. И последняя надежда, конечно.

– Значит, ты ведешь меня в столовую не из-за супа?

– Как ты такое могла подумать! Чтобы я был таким корыстным, что ради презренного металла отказался от супа? Никогда! Еда – это святое.

– У тебя, наверное, нарушен обмен веществ. – Соня оглядела его оценивающим взглядом. – Не может нормальный человек столько есть!

– Ты пытаешься испортить мне аппетит? – Кирилл кивнул кому-то из проходящих коллег и теснее прижал к себе Сонин локоть. – Можешь хоть мышей на столе препарировать, это мне не помешает.

– Бедные мыши! Ладно, давай поговорим о презренном металле.

Она безуспешно пыталась высвободить руку, но Кирилл был непреклонен и, не сбиваясь с заданного курса, вел ее прямиком в столовую.

– А что о нем говорить? Его нужно или зарабатывать или тратить.

– А не пробовал сначала зарабатывать, а потом тратить? – усмехнулась она.

– Я никогда не смогу заработать столько, сколько хочу потратить.

– И сколько ты хочешь потратить послезавтра?

– Сколько я должен банку? – Он свободной рукой почесал затылок, сделав вид, что подсчитывает, но она знала, что у него была фантастическая способность запоминать цифры. – Сорок тысяч без нескольких копеек.

– Это еще по-божески, – почти с облегчением вздохнула сердобольная Соня. – В прошлый раз тебе нужно было восемьдесят пять, если не ошибаюсь?

– Восемьдесят шесть пятьсот. Для доброго самаритянина у тебя слишком хорошая память.

Он вздернул светлые брови и театрально нахмурился.

– Не жалуюсь, – согласилась она, пока он составлял на ее поднос полный комплексный обед. – Так в чем проблема? Бизнес не идет?

– Идет, но вяло, – пробурчал он и сквозь зубы выругался. – В прошлые выходные нас кинул клиент. Обещал забрать свою железяку и расплатиться, а теперь все телефоны молчат. И ни продать ее, ни денег получить. Я подозреваю, что она вообще в угоне.

– Не связывался бы ты с такими типами.

Они расположилась в полупустом зале, и она передала ему суповую тарелку, а сама принялась за цветную капусту, сложенную аппетитной горкой.

– Да кто мог подумать!

– Ладно, падший ангел. – Она знала, что не обеднеет, если одолжит ему денег. – Завтра привезу.

– Благодетельница, – запричитал Кирилл, не забывая орудовать ложкой в куриной лапше. – Барыня, что бы я без вас-то…

Соня с улыбкой покачала головой и пододвинула к нему салат.

Александр Васильевич безуспешно пытался читать принесенные на подпись документы. Одно за другим в почтовый ящик упали два сообщения. Он по диагонали просмотрел оба и решил, что ответит позже. Накануне отпуска работать не хотелось. Уже было выбран курорт на испанском побережье и куплены путевки. Жена готовилась оставить на распродажах всю свою зарплату, и он не собирался ей мешать. У нее был трудный год: болезнь отца, два финансовых скандала на работе и постоянная угроза сокращения. Она имела право на роскошный отдых в дорогом клубном отеле и в предвкушении поездки была нежна с ним, как в первый год совместной жизни. А таких лет набралось почти пятнадцать.

Директор по персоналу провел мышкой по коврику, и курсор переместился в верхний угол окна. «Создать новое сообщение» – подсказала кнопка с конвертиком, и он, еще не думая о последствиях, щелкнул на ней. «Дорогая Соня!» – первые слова показались ему неудачными. «Милая Соня!» Нет, это чересчур интимно. Какая же она, эта Соня? Он задумался и вычеркнул определение. Имени вполне достаточно, остальное додумает сама. «Не знаю, зачем решил написать тебе. В эпистолярном жанре я не силен. Я рад, что ты согласилась поужинать со мной. Мне кажется, что нам есть, что обсудить. Наши отношения давно уже переросли…» Тут он запнулся и стал подбирать слова, чтобы выразить, во что переросли их отношения и куда им следует расти дальше. Но написать об этом оказалось непросто. Дальше предстоящего вечера его мысли не шли, и воображение отказывалось рисовать перспективы. Зато вечер он смог живописать себе в таких подробностях, что тут же решил вычеркнуть последнюю фразу, чтобы не искушать судьбу. «За прошедшие месяцы мы стали хорошими друзьями, а друзьям требуется время, чтобы поддерживать отношения. Надеюсь, мы проведем приятный вечер в уютном месте. До встречи. Саша». Не раздумывая слишком долго, он отправил письмо адресату и вздохнул с облегчением. Ей, конечно, будет приятно получить это письменное подтверждение его дружеских чувств. Он закрыл почтовую программу и с энтузиазмом взялся изучать бумаги.

После обеда Соня не сразу вернулась в отдел. Она навестила программистов, одарив каждого комплектом из двух ручек, лично проверила, как в маркетинге барахлит проектор, и, записав симптомы, отправилась к телефонистам договариваться о переброске двух номеров. Когда она уселась за свой стол и включила монитор, в почтовом ящике ее ждало пятнадцать сообщений. Среди них она заметила сообщение от шефа, но взялась отвечать на письма в порядке поступления.

Александр Васильевич вернулся из приемной генерального директора в прекрасном расположении духа. Ему было позволено взять к себе в отдел психолога, который займется решением возникающих в коллективе затруднений и этим снимет с его многострадальной жилетки дополнительную нагрузку по впитыванию жалоб. Последняя история противостояния не прошедшего испытательный срок консультанта и его начальника окончательно сломала желание директора по персоналу быть буфером в конфликтах. Теперь осталось дать распоряжение о размещении вакансии – и дело в шляпе.

Он успел позабыть о своем письме, но отчаянные знаки, которые подавала ему через стекло Соня, вернули его мыслями к предстоящему вечеру. Он коротко кивнул, и Соня, захватив из ящика какую-то папку, вошла и присела на край стула, не сводя с него подозрительно суженных глаз.

– Что-то случилось?

– Ты сошел с ума? – с лицом участливого доктора спросила она, не меняя позы. – Мы однажды обсуждали, что у техподдержки есть возможность читать переписку.

– Но я не думаю…

– И я не думаю, что надо давать повод подозревать, что наши рабочие отношения стали значить гораздо больше. Тем более что они и не стали.

– Мне хотелось сказать тебе что-то приятное.

– Приятное? Скажи мне это здесь и сейчас без свидетелей. Не думаю, что твой кабинет прослушивается.

Он стремился к свободному полету, а она настаивала на строгой субординации. Он не понимал, зачем скрывать то, что для всех давно очевидно: они симпатизируют друг другу, и эта симпатия не регламентирована корпоративными правилами. Так же, как и не запрещено писать дружеские письма или отправиться в кино после рабочего дня. Но теперь она сердилась, и его мечты осыпались, как крыша карточного домика. Безжалостный Сонин взгляд прожигал дыру в его любимом галстуке.

– Вечер отменяется. Я не хочу слушать о твоих иллюзиях.

– Нельзя же так сразу ампутировать, – вздохнул он. – Дала бы каких-нибудь таблеток для начала.

– У меня муж хирург, – напомнила Соня и поднялась. – Если надо резать, то лучше не затягивать.

– Похоже, я предпочитаю физиотерапевтов, – сокрушенно покачал головой он и окликнул ее возле двери. – Так все-таки вечером?

– На стоянке, – смилостивилась она.

И он понял, что вечер не станет «судьбоносным», как выражались высокие вожди, и он почти вовремя вернется домой к жене и детям, так и не нарушив брачных обетов.