Читать книгу: «Радиоточка», страница 2

Но были и такие, кто свою «правозащитную» деятельность потихоньку сворачивал. Не то, чтобы совсем, а так… Явного ухода в оппозицию Гурову не было. Просто человек продолжал поддерживать Николая Анатольевича, но без каких-то крайних проявлений протеста.

Вера Михайловна Филимонова отработала на областном радио почти сорок лет. Она с самого начала решила не мараться политикой, а занималась местной культурой – приглашала к себе в программы пианистов и виолончелистов, могла месяцами из эфира в эфир знакомить слушателей с какой-нибудь оперной певицей, работающей в ближайшем театре.

Маленькая, худенькая, стройненькая даже в своем солидном возрасте, она бегала из студии в студию, организовывала записи местных музыкантов, была со всеми доброжелательна.

Веру Михайловну подкосило то, с каким злорадством защитники Николая Анатольевича восприняли известие о сердечном приступе Сергея Анатольевича. Филимонова все могла понять, кроме тупой злобы. Нет, она не ушла в оппозицию, просто стала спокойнее и прохладнее воспринимать происходящее. Мужественный шаг, надо сказать! Вера Михайловна была пенсионеркой, и с приходом нового начальства ее карьера могла закончиться вполне плачевно.

А вот Наталья Романенко напротив набиралась злобы день ото дня.

Начала она свою карьеру в крупнейшей областной газете. Во время перестройки, как и многие другие, перешла работать в популярную частную газету. Постепенно выжила тамошнего главного редактора и с достоинством заняла его место. Только вот уменья не хватало. Газета стала хиреть от номера к номеру.

Была у Романенко дурная привычка. Она постоянно экономила на сигаретах – пользовалась тем, что сотрудники подадут. А в то время, надо отметить, дефицит был на все, а в особенности на сигареты. Скинутся несколько мужиков из редакции на пачку «Примы» и решают растянуть ее на весь день. Тут приходит Романенко и выкуривает всю пачку. Халява – великое дело!

Когда газета окончательно развалилась под таким «чутким» руководством, Наталья Романенко двинула свои стопы на областное радио. И тут ей крупно повезло!

В телерадиовещательной компании она познакомилась с Николаем Анатольевичем Гуровым. Знакомство перешло в близость. Романенко быстро раскусила Гурова. Заместитель по радиовещанию был человеком добрым, но очень недалеким. Своей интимной связью с Николаем Анатольевичем она достигла того, чего просто не смогла бы достигнуть деловыми качествами, которых было далеко не в избытке. Наталья Романенко стала «серым кардиналом». Через Гурова она полностью контролировала обстановку на радио, руководила всем процессом.

Как от такого руководства не развалилось все областное радио вслед за частной газетой – есть только один ответ. Телерадиокомпания финансировалась из Москвы и поэтому была непотопляемой. Как бы отвратительно не руководили ей, деньги из столицы покрывали все издержки.

Романенко никогда не прощала обид. Ее папа был директором крупного концертного зала и, конечно, во всю поворовывал. Когда это воровство приобрело небывалый размах, папочкой занялась прокуратура. Но любому городу скандалы не нужны. Тогда мэр города решил вмешаться и ценой больших усилий прикрыл дело о воровстве, правда ради этого пришлось папу уволить. Романенко истолковала это по-своему. Она стала мстить мэру города. Не упускала случая сказать в эфире о мэре какую-нибудь гадость. Другая была бы благодарна, что папу избавили от тюрьмы, но не такой была Романенко. Не трогай наших!

Понятно, какая атмосфера была создана в эти дни на радио, и кто ее создавал. Но и губернатор не дремал. Решить вопрос с телерадиокомпанией он поручил своему заместителю – большому человеку из областной администрации Виктору Мефодиевичу Раскатову. Раскатов решил уладить вопрос полюбовно. Насколько это возможно, конечно. В субботу он пригласил коллектив радио в областную администрацию к себе в кабинет, чтобы трезво поговорить о создавшейся обстановке.

Большой человек из областной администрации поднялся к себе в кабинет, а там его уже ждали журналисты с радио. Точнее, не только журналисты. Гуров до кучи пригласил своих доброжелателей: некоторых операторов, работников связи и даже одну повариху из столовой. Не умом, так количеством. Задерживался один Серов.

– Пусть только не явится, – процедил Гуров.

Но и Серов вскоре появился. Все были в сборе.

Раскатов демонстративно поставил на стол диктофон.

– Это для того, чтобы потом мои слова не передергивали.

– А мы даже диктофона не взяли, – заявила Романенко. – Мы и с диктофоном беззащитны.

– Куда уж, кто слух пустил, что мы с Николаевым любовники?

– Никто ничего такого не говорил, – хором подали голос узники совести.

Раскатов обреченно махнул рукой, включил диктофон и заговорил:

– Нами были заказаны исследования на предмет популярности тех или иных средств массовой информации области и совсем недавно мы получили эти результаты. По ним сразу видно насколько упал рейтинг популярности областной телерадиокомпании и в частности областного радио за последние два года. Рейтинг телевидения снизился на сорок процентов, а рейтинг радио – на все шестьдесят. Нам совершенно ясно, что в такой ситуации надо принимать экстренные меры для выведения телерадиокомпании из кризиса.

Почему мы взялись за это дело? Должен напомнить, что областная администрация является соучредителем областной телерадиокомпании наравне со всероссийской телерадиокомпанией. И вполне естественно, что один из учредителей беспокоится о положении дел на его компании.

Для сравнения приведу пример: допустим, на каком-то предприятии за последние два года резко снижается уровень прибыли. Что делает учредитель? Пытается разобраться в ситуации и меняет руководство предприятия. Это вполне естественно! Напрашивается вывод о том, что руководство этого предприятия не справляется со своими обязанностями, и его нужно как можно быстрее сменить. Пока не станет совсем поздно.

Но если вы думаете, что мы подходим к проблеме с одной стороны, то ошибаетесь. У нас уже подготовлены документы о выделении средств на развитие телерадиокомпании. Мы уже сейчас готовы выделить живые деньги порядка пяти миллионов долларов на развитие и реструктуризацию компании. Это большие деньги.

Но какой нам смысл инвестировать такую огромную сумму при старом руководстве? Как уже было неоднократно, деньги будут израсходованы, а пользы от этого не будет никакой. Поэтому и встал вопрос о том, чтобы произвести замену руководства в компании.

Повторяю, мы ставим целью заменить только высшее руководство компании. О том, чтобы увольнять или сокращать рядовых сотрудников вопроса не стоит вообще. А то мне сказали, что журналистов запугивают тем, что все они будут уволены…

– Кто вам такое сказал? Об этом и разговора у нас на радио не было, – подал голос Николай Анатольевич.

– Было, да не в этом дело. Я хочу вам объяснить, что смена руководства – вполне типичный процесс. Возьмите, к примеру, Москву. Выбирают нового президента или премьер-министра, и первое что он делает, это обновляет всех своих сотрудников. И председателя всероссийской телерадиокомпании, в частности, тоже меняет. Вы не можете не знать этого. Приходит новая команда, и вместе с ней к руководству приходят абсолютно новые люди. И даже если после перевыборов остается прежний президент, все равно вся его команда уходит, и приходят новые люди. Так происходит не только в России, так происходит во всем мире. Если человек несколько лет управляет каким-то производством, то привыкает. Внимание его расслабляется, многие очевидные недостатки он перестает замечать. Не потому что он плохой руководитель. А потому, что взгляд его уже привык, все примелькалось.

Поэтому мы и решили пригласить для работы на телерадиокомпанию Сергея Анатольевича Николаева. Согласитесь, он прекрасный журналист, высокий профессионал своего дела, отлично знающий не только всю радиокухню, но и прекрасно разбирающийся в рекламном деле.

Мы ему предлагали должность председателя телерадиокомпании, но он отказался. Теперь мы ему предлагаем занять пост заместителя председателя по радиовещанию. Он и сейчас отказывается, но, думаю, что мы его в конце концов уговорим.

– Так уж и отказывается? – подал голос кто-то из присутствующих.

– Да, он отказывается. И учтите еще одну вещь. Мы не собираемся увольнять Николая Анатольевича. Мы ему предлагаем равноценный пост на той же телерадиокомпании.

Серов откашлялся и задал вопрос:

– Почему вы решили, что нынешнее руководство телерадиокомпании не сможет вывести ее из кризиса?

– Я уже говорил, что руководство засиделось на своих местах. Нужна свежая струя, новый взгляд. Если мы оставим старое руководство, то ничего не изменится, как и не менялось до последнего времени. Прошло уже десять месяцев с тех пор, как мы пришли к власти. Что сделано за это время для выведения компании из кризиса? Ничего. Где план развития компании? Хоть кто-нибудь его мне приносил? Никто не приносил. А придут люди, которые четко знают: что и как надо делать.

– Мне кажется, что это шаг к коммунистической диктатуре, – заявила Романенко. – Вы же пришли к власти при поддержке коммунистов.

– Да, мы победили на выборах не без поддержки коммунистов, но мы – не коммунистическое правительство области. Все коммунисты остались в различных патриотических движениях. Мы пришли делать дело. И у нас уже получается. Посмотрите показатели в любой сфере, будь то промышленность или социальная сфера.

Споры в кабинете большого человека из областной администрации продолжались около двух часов, но присутствующие к единому соглашению так и не пришли. Раскатов предложил встречаться и впредь, чтобы решать наиболее спорные вопросы.

Вечером Лева Голдман пришел домой и включил телевизор. Показывали фильм «Убийство на радио». Леве запала одна фраза из фильма: «Грязь поглубже ты копни, но смотри, не утони».

На улице уже начинало темнеть, когда из дома где «мужик с пистолетом» показалась странная парочка.

Собственно говоря, весь этот перекресток в народе назывался никак иначе, а «мужик с пистолетом». Все дело было в странном доме, на торце которого висело громадное панно с изображением солдата, в стремительном рывке поднявшего руку с пистолетом вверх. Изображение было настолько несуразным, что местные жители его сразу окрестили «мужиком с пистолетом».

Чертовщина происходила и с самим домом.

Началось все еще во времена строительства. Как-то в первом подъезде на восьмом этаже прораб стройки внезапно захотел справить малую нужду. Будучи человеком интеллигентным, что вполне естественно при такой профессии, он не стал гадить в будущих квартирах, а вышел на лестничную клетку, открыл люк мусоропровода, расстегнул ширинку рабочих штанов и настроился на «слив антифриза». Дальнейшее отдавало каким-то мистицизмом, но так как свидетелей поблизости не было, приходится исходить из рассказа самого прораба.

Итак, из открытого люка высунулась куриная голова огромных размеров и, со словами: «Ты что же это делаешь, гад?», со всей силы клюнула в сливной краник.

Свидетели происшедшего видели только, как прораб выскочил из подъезда в окровавленных штанах и, дико вращая глазами, стал пронзительно кричать. Вскоре прораба увезла в больницу машина скорой помощи, а прибывший наряд милиции, осмотрев место происшествия, не нашел ничего подозрительного. Происшествие почему-то было списано на похмельное состояние прораба. Ни для кого не было секретом, что у прораба бывали периодические запои.

Другая история была совсем невеселой.

Двое строителей – молодой и старый – сидели у входа в подъезд и курили. Молодой вдохновенно рассказывал старому про то, как накануне вечером занимался любовью с двумя школьницами. Выслушав рассказ, старый работяга резонно заметил, что молодому до баб еще расти и расти. А если кого и трахать, то только деревенских кур. В ту же секунду обоих придавило бетонной плитой – обвалился подъездный козырек.

До сдачи дома на строительстве происходило еще немало всяких гадостей, правда, не с такими печальными последствиями. Во втором подъезде умудрились заложить кирпичами вход в двухкомнатную квартиру. Потом пришлось пробивать ее с помощью отбойных молотков. А в третьем подъезде забыли приварить трубу парового отопления. Выяснилось это уже после сдачи дома, когда целый стояк буквально вымерз с первого по девятый этаж. Но сделать уже ничего нельзя было. Для этого пришлось бы ломать внешнюю стену.

После заселения с этим домом произошло еще одно неприятное происшествие. В квартире номер 113 умер пенсионер и пролежал там больше месяца. Спохватились поздно, когда пропах весь подъезд. Запах, кстати, чувствуется до сих пор.

Вот из этого самого дома и показалась странная парочка. Двое мужчин шли в направлении торговых рядов, с интересом осматривая окрестности. Было такое чувство, что они здесь впервые. Хотя как это может быть – совершенно непонятно! Они ведь все равно когда-то пришли сюда. Не родились же они в этом доме?!

Один из них был высокий, худой, но не тощий. Благодаря росту, его можно было принять за главного. Возможно, так оно и было. У него было очень интеллигентное лицо со светлой кожей. Волосы тоже светлые, не стриженые по всей поверхности головы, а ровно подрезанные на уровне шеи. Локоны с висков аккуратно зачесаны за уши. Туда вставлены душки очков. Высокий носил очки в металлической оправе. Это были не темные очки, а обычные – какие носят для коррекции зрения. На высоком был длинный зеленый плащ, из под которого виднелись спортивные брюки, заправленные в кроссовки на высокой подошве, отчего мужчина казался еще выше. На вид ему было немного меньше сорока лет.

Очкарик огляделся, скользнув взглядом по вразнобой застекленным балконам, перевел взгляд на неряшливый рынок прямо по курсу и спросил своего попутчика:

– Как тебе все это безобразие, Димыч?

– Что естественно, то не без оргазма, Вадик, – глубокомысленно ответил второй.

«Димыч» если и не был полной противоположностью очкастого, то отличался от него весьма заметно. Роста он был ниже среднего, зато имел тонкий и длинный нос. Губы тоже были тонкими, с чуть загнутыми кверху краями, отчего казалось, что он постоянно улыбается. На коротко стриженую макушку была натянута клетчатая кепка, да так, что слегка загибала кончики ушей. Одет он был в вареную джинсовую куртку, серые шерстяные штаны и массивные ботинки на шнурках.

Компания двинулась в сторону торговых рядов.

– Чего здесь только нет! – всплеснул руками Димыч. – Ой, маслице…

Друзья остановились возле обширного лотка с разным съедобным импортом. Вадик на секунду задумался, а потом категорично заявил:

– Если тебе нужно масло, то его можно купить.

– Но у меня нет денег!

– Спроси у продавца, Димыч, может она тебе так даст бутылку масла.

– Маслица, Вадик, маслица… К еде нужно относиться бережно и с любовью.

– Чего тут чикаться! Еду на какашки каждый может переводить.

– Заметь, Вадик, на свои какашки. Свои кровные.

Казалось, Димыч только сейчас заметил замерзающую за прилавком продавщицу.

– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, синяя?

Продавщика, похоже, не расслышала издевку. Она приветливо улыбнулась и спросила:

– Чего хотите, мальчики?

– Кушать хотим, – живо откликнулся Димыч.

С этими словами он молниеносно приблизился к коробке с мороженными окорочками и, достав самый увесистый, с пристрастием поинтересовался у продавщицы:

– Почем вы, девушки, красивых любите?

Торговка стала догадываться, что над ней подтрунивают, поэтому обиделась и молча ткнула пальцем в ценник.

– Вадик, у тебя бабки есть? – невинным голосом поинтересовался у друга Димыч, усиленно вращая в руке окорочек.

Длинный оторвался от созерцания макушки тополя и беспристрастно произнес:

– Три штуки баксов я одолжил одному корифану, девяносто три доллара под проценты лежат в Российском сбербанке, еще кучка дореформенных деревянных зарыта под угловым гаражом на Градском прииске, а основная сумма – семьсот тысяч баксов вложена в государственные краткосрочные облигации.

– А с собой, с собой есть деньги? – не унимался оголодавший Димыч.

– С собой?

Вадик полез в карман плаща, долго в нем ковырялся, но вопреки ожиданию Димыча, достал лишь длинную, сложенную гармошкой, упаковку отечественных презервативов.

– Повело кота на блядки, – обреченно подвел итог Димыч.

– Я тут не причем, – отвел подозрения Вадик, – это не мой плащ. Мне его в сорок третьем подарил один разведчик. Кажется, он получил героя Советского Союза…

– Посмертно? – внезапно заинтересовалась голодная кепка.

– Пожизненно, без права на амнистию.

– Покупать будете или нет, – взгляд продавщицы следовал за вращающимся окорочком.

– По закону о правах потребителей я имею право снять пробу с продаваемого товара, – возмутился Димыч.

– Смотри, глисты будут, – забеспокоился Вадик.

Но Димыч уже поднес мерзлый окорочек ко рту и с хрустом откусил порядочный кусок. Странно, но продавщицу обеспокоило не то, что куриное мясо потребляют в сыром и, более того, мерзлом виде и не то, что от этого странный покупатель может подхватить глистов, а то, что усиленно поедался товар, за который не заплачено. Продавщица завертела головой. Похоже, хотела позвать на помощь отморозка из местной «крыши».

– Не спеши, под-д-друга! – остановил ее Вадик и тут же показал удостоверение работника госторгинспекции.

– Контрольная закупка, – с набитым ртом проорал Димыч и совершенно неожиданно ударил продавщицу окорочком по голове, отчего та пронзительно заверещала. А Димыч глубокомысленно заметил:

– Свинья не выдаст – кошка не съест.

К лотку уже спешил охранник.

– Вы что, лохи, горя хотите?

На что Димыч быстро извлек из кармана удостоверение майора отдела по борьбе с организованной преступностью.

– Погоди, Димыч, дай-ка я его пристрелю, – вмешался Вадик.

– Убивали кого-нибудь на этой неделе? – живо поинтересовался у него Димыч.

– Не-а.

– А на прошлой неделе пришили кого-нибудь?

Длинный отрицательно мотнул головой.

– Стреляй, – разрешил Димыч, сделав руками приглашающий жест в сторону «крышоночка».

– Мужики, я ведь не против, – сдался представитель местной «крыши», – но надо как-то по-людски все…

– А мы что? Не люди? – обиделся Димыч и взял с прилавка пачку «Мальборо».

– Ты ведь бросил, – стал укорять его Вадик.

– Понервничаешь тут с вами, опять закуришь.

Но пачку все же положил на прежнее место.

– Ну, ты поел, ненасытный наш, – спросил длинный.

– Все в порядке! Друг спас друга от голодной смерти!

– Тогда пошли! У нас еще куча дел. Или ты забыл, зачем мы сюда прибыли?

– Все я помню, – проворчал Димыч. – Пошли!

И сладкая парочка зашагала прочь. К большому облегчению оставшихся.

Глава А

Актерское мастерство, которое на людях демонстрировал председатель, делая вид, что целиком и полностью поддерживает Гурова, изменяло ему, когда он оставался один у себя в кабинете. У председателя своих проблем хватало. Из-за шума, поднятого на радио, его собственное кресло вполне реально могло закачаться.

Теперь председатель приезжал на работу очень рано, садился спиной к двери и думу нелегкую думал. От звонков телефона он постоянно вздрагивал. Все ждал, что позвонит большое начальство и предложит ему выметаться ко всем чертям.

Когда стрелка часов подвалила к десяти, зазвонил телефон. Председатель дернулся и скрюченной походкой подбежал к столу. Звонил председатель Всероссийской телерадиокомпании:

– Ты что же это, сам не можешь со своими подчиненными разобраться и погасить конфликт? Почему я должен здесь в Москве твоим дерьмом заниматься?

– Эти сво… Они не поставили меня в известность.

– Так разберись с ними! И чтобы больше никаких коллективных писем!

В трубке послышались короткие гудки.

Не успел председатель перевести дух, как телефон вновь зазвонил. На проводе был большой человек из областной администрации:

– Достали меня твои узники совести!

– Что же мне делать? – спросил председатель.

– Готовь приказ об увольнении Гурова. Если запустить это дело, они еще не так развернутся со своими доносами. К концу дня приказ должен быть готов.

Председатель обреченно повесил трубку.

А на радио тем временем начиналось оперативное совещание.

– Позавчера у Раскатова, вы знаете, проходила встреча с коллективом радио, – начал оперативку Гуров. – Там были высказаны замечания по качеству наших программ. Я думаю, некоторым журналистам надо подтянуться.

Гуров выразительно посмотрел на Голдмана и продолжил.

– Больше надо делать аналитических материалов, ходить по городу и записывать голоса людей, ездить в область и делать проблемные репортажи.

И еще, я не за кем бегать не буду. Сейчас какая ситуация, все должны работать своей головой, мобилизовать свои силы, чтобы претензий к нам никаких не было.

Теперь по вопросу, по которому мы собирались у Раскатова. Все, кто там был, ситуацию поняли. В коллективе разногласие, не все ведь высказались в защиту Николая Анатольевича…

Гуров заговорил о себе в третьем лице.

– Я бы хотел, чтобы высказались все! Председателю на раздумье дали два дня, чтобы уволить Николая Анатольевича. Сказали, иначе ты будешь с Серовым гнить в тюрьме.

– Надо осторожней себя вести, Николай Анатольевич, – проявила заботу Филимонова.

– А что теперь осторожничать? Мне дали понять, что все, о чем здесь говорится, тут же узнает Раскатов. У нас есть люди, которые ему все это передают, что для меня, в общем-то, уже не секрет. Пусть это будет на их совести. Я с Николаевым работать не буду! Чтобы зря не подставляться, я должен знать, что все люди меня поддерживают. Если коллектив дружный, мы должны показать это. И вообще, дружба проверяется не на пьянках, а на таких вот тяжелых ситуациях. Если мы хотим двигаться до конца, то сегодня же мы должны писать письмо в союз журналистов.

– И подписи! Собрать все подписи! Пусть даже кого-то сейчас не застанем, днем распишутся.

Это вклинилась Баранова. А Гуров продолжал:

– Меня председатель будет уговаривать уйти, и я уйду.

– Нет, Николай Анатольевич, нужно стоять до конца, – возразила Баранова.

– Надо всем собраться и проголосовать, – сказал Хрынов.

– Я уйду, не все меня поддерживают, – гнул свое Гуров.

– Николай Анатольевич, – это Филимонова подала голос, – если все в субботу пришли на встречу с Раскатовым, значит, все поддерживают вас.

– Пришли, но не высказались…

– Мы просто слушали его, ведь он говорил в основном.

– Кто-то передал Николаеву и Раскатову, что якобы у них интимные отношения, а об этом разговор шел только у нас на радио, ну может еще на телевидении. Значит, точно у нас стукач завелся, – Гуров помолчал и добавил. – У нас завелся стукач.

Наступила тишина, которую прервала Романенко:

– Давайте разрабатывать тактику, организовывать собрание и чтобы люди подписывались под письмом в союз журналистов.

– Кроме союза журналистов еще куда-нибудь надо послать письма, – произнес Баранов.

– Что мы писать-то будем? – спросил Серов. – Я не понял, против кого? Против кадровых перемещений?

– В защиту Николая Анатольевича, – пояснил Хрынов.

– О давлении областной администрации на свободную прессу, – уточнила Баранова.

– О методах работы областной администрации с прессой, – подвел итог Гуров.

– Такого еще не было никогда за время нашей работы, – подливала масло в огонь Романенко.

– Вы меня извините, – сказал Гуров, – у председателя очень сложная ситуация. Он мне сказал: «Либо – ты, либо – я». А я скажу почему! Организуется областной канал на нашей базе, и должна пройти реорганизация телерадиокомпании. Это чтобы вы тоже были в курсе. И они имеют права назначить своего председателя. Но могут они сделать еще проще. Назначат Николаева первым замом председателя, а нашего председателя уволят. Тогда Николаев автоматически, как первый зам, займет место председателя. А я повторяю и клянусь, что с Николаевым в одной компании работать не буду. Я уйду.

– Мне бы не хотелось, чтобы сбор подписей происходил под давлением, – внес справедливую нотку Серов.

– Да ты что, Володя? – удивилась Баранова. – Это дело каждого, подписывать или нет.

– Для того, чтобы дальше двигаться, надо выяснить ситуацию в коллективе, – уточнила Романенко. – Если коллектив или какая-то его часть считает, что возможно развитие событий по плану областной администрации, что ж делать? Каждый будет принимать свое решение, только и всего.

Савицкая до сих пор молчала, но тут подала голос:

– Не навредим ли мы себе этими письмами? Ведь ходят же упорные слухи, что Москва хочет забрать у нас проводное вещание и оставить на нем только «Радио России».

Слух этот, действительно, последнее время сотрясал областное радио. Всероссийская телерадиокомпания, исходя из этих слухов, могла оставить областному радио только средневолновый передатчик, а радиоточка, которая есть в кухне каждой квартиры, целиком бы досталась московским радиостанциям. Такое решение похоронило бы областное радио. Слушательская аудитория снизилась бы до минимума, фирмы перестали бы заказывать рекламу. Короче, быстрая смерть.

– А что? Нас администрация спасет? – задал вопрос Гуров.

– По крайней мере, они обещали пять миллионов долларов. Это огромные деньги, которых бы нам хватило на много лет. Да, и радиоточку губернатор может отстоять.

– Чтобы потом только про него и трезвонить целыми днями? – спросил Гуров.

– Да, мы и про бывшего губернатора трезвонили, разве что не говорили про то, как он на горшок ходит, – парировала Савицкая.

– Так! Я вижу, что коллектив наш действительно разделился, нет сплоченности, – зловеще произнесла Романенко.

– Какая сплоченность? Это что? Монолит? – возразила Савицкая. – Я ведь вас просто спрашиваю: вы задумывались о нашем будущем в войне с администрацией? Надо же хоть немного вперед заглядывать! Разве Раскатов сказал, что всех уволит? Он сказал, что все останутся на своих местах. И даже Николай Анатольевич будет работать на телерадиокомпании. Только на другом посту.

Слово взял Серов:

– Мне непонятно, как они смогут тебя убрать, Николай Анатольевич, – заявил Серов. – Приказ в любом случае имеет право подписать только председатель.

– Если они увидят, что в коллективе нет согласия, то додавят председателя и он уволит меня. А без меня вы все пропадете. Кто вас будет защищать от произвола? Мне легче просто уйти, но вы то выживете при этом?

– Короче говоря, надо писать письмо в союз журналистов, и на рассмотрение этого письма пригласить представителя президента по нашей области, – подвела итог Романенко.

– А ты думаешь, руководитель областного отделения союза журналистов России пойдет на это? – возразил Серов.

– Он, конечно, скользкий тип, но не до такой же степени, – ответила Романенко.

– Тогда надо создавать инициативную группу из нескольких человек. Пусть они пишут текст письма, а кто хочет, тот добровольно его подпишет.

На этом оперативное совещание закончилось. Но настрой был как в песне: «Мы живем в такое время, нельзя от битвы оставаться в стороне».

Тем не менее, радио изрядно опустело. Звукооператор Михаил Седых внезапно вспомнил, что у него больна мама, и ее срочно нужно везти в больницу. А кое-кто просто ушел домой и отключил телефон. Некоторые сомневались. Они звонили пресс-секретарю губернатора Петру Васильевичу Малькову и советовались – стоит ли подписывать злосчастное послание. Мальков отвечал в том смысле, что ему наплевать.

Николай Анатольевич Гуров после оперативки заглянул в кабинет председателя телерадиокомпании.

– Мы подписи в союз журналистов собираем, – похвастался он.

– Под меня копаешь, гад, – злобно процедил председатель.

– Я себя спасаю.

– А меня свалить хочешь? Тебе же предложена хорошая должность. Или думаешь, что там меньше украсть можно будет?

– Насчет воровства, я бы помолчал на твоем месте. Сам хорош!

– Я по крайней мере не попадаюсь, – обиделся председатель.

– Смотри, тоже попадешься! Если меня сковырнут, то не думай, что ты чистеньким выберешься. А у тебя там дела посерьезнее моих. Так что береги меня, как самое дорогое, что у тебя есть.

Гуров вышел, хлопнув дверью.

Председатель хоть и был взбешен, но отдавал себе отчет, что если Гурова капитально прижмут, то и ему мало не покажется. Он снял трубку телефона и позвонил Раскатову:

– Еще раз добрый день, Виктор Мефодиевич! Я хотел уточнить, с какой формулировкой мне готовить приказ об увольнении Гурова?

– С переходом на другую работу. Мы же обещали его не выгонять.

Вариантов не было. Председателю оставался только единственный выход – как можно дольше тянуть время. А там, глядишь, что-нибудь произойдет. И нужда в написании приказа на Гурова отпадет сама собой.

Тем временем, письмо в областное отделение союза журналистов было готово и подписано все же большей частью сотрудников. Инициативная группа в составе Романенко и Баранова села на служебную машину и отвезла копии руководителю местного отделения союза журналистов и представителю президента России по области.

Оба защитника свободы и демократии тут же позвонили большому человеку из областной администрации и продиктовали в трубку текст письма, перечислив всех, кто его подписал. Им тоже не нужны были лишние скандалы. А доносить на подчиненных они привыкли еще в славное застойное время.

На следующий день Николай Анатольевич Гуров остановил в коридоре компании Леву Голдмана.

– Где ты был вчера после обеда?

– Я дома готовил материал для эфира.

– А почему дома?

Голдман вздохнул:

– Потому, Николай Анатольевич, что у меня в кабинете нет компьютера, а дома – есть. Поэтому дома мне готовить тексты удобнее.

– Мог бы от руки написать и машинисткам отдать…

– От руки я писать отвык… Да, в чем собственно дело? Я же не водку пил дома, а работал на благо областного радио. Причем, работал до позднего вечера.

– Ты все равно должен был меня предупредить!

– В следующий раз так и сделаю.

– Не забудь, пожалуйста. И приходить, кстати, нужно на работу с утра. А то надо кого-нибудь отправить на пресс-конференцию, а на радио – ни души.

– Ладно, – согласился Голдман.

– Да, вот еще, – Гуров протянул листок. – Прочитаешь в своем эфире объявление и приложишь к другим, чтобы отправить его в рекламный отдел.

Голдман взял листок и пошел на студию. Там уже находился звукооператор Михаил Седых. Коллеги поздоровались.

– Чего с таким несчастным видом заявился? – поддел Леву Михаил.

– Да, Гуров задолбал: рано ушел, поздно пришел – завел бы себе хомячка и до него докапывался.

– И до тебя, значит, очередь дошла!

– А что? Он и тебе что-то говорил?

– Нет. Меня сия участь пока миновала, а вот по Светке Савицкой Николай Анатольевич уже проехался.

– Чего хотел?

– Того же самого. На работу надо ходить по звонку. Только с ней он разговаривал в более резкой форме.