Читать книгу: «На пути к звёздам. Размышления ротного барабанщика», страница 2
– Счёт!
– Р-раз! – подбородки синхронно дёрнулись вверх, – И-и раз! – головы вправо, правое ухо выше левого…
Шаг зазвучал резче, громче, подразделение как единое целое, как монолитный параллелепипед, продвигалось к заветной цели. Полковник вытянулся, чуть на носочках не привстал, правая рука взметнулась к виску в воинском приветствии. На лице засветилось выражение восхищения и крайнего удовольствия, грудь вздыбилась от набираемого воздуха:
– Здравствуйте, товарищи курсанты! – громогласно выдохнул Наговицын.
– Здравия желаем, товарищ полковник! – В такт шагу ответили мы.
– Хорошо отвечаете! – продолжил довольный начальник.
– Служим Советскому Союзу! – браво и дружно рявкнули мы, продолжая движение.
Так и прошли до ворот и в город, а Наговицын, глядя нам в след, улыбаясь, скомандовал:
– Вольно, открыть ворота…
Больше в этот день в увольнение ни кого не выпустили…
На третьем курсе нас включили в парадный расчёт училища и начали готовить к поездке в, тогда ещё, Куйбышев. Вместо занятий в аудиториях начались ежедневные занятия по строевой подготовке. Причём организовано это было так, что мы с редкими небольшими перерывами ходили по кругу на плацу училища. Сначала пошереножно, потом несколько шеренг, а потом и всем курсом, а далее в составе сводного батальона. Помню самым желанным моментом было подведение итогов, в это время можно было расслабиться, немного передохнуть, пока руководитель, стоя на трибуне, в громкоговоритель перечислит все недостатки и всех выпавших из общего равнения. Но, так как в парадный расчёт входило только три роты, то через десять – пятнадцать минут мы уходили на новые круги.
Ноябрьский парад Приволжского военного округа проводился в Куйбышеве, по-этому нас, за месяц до начала мероприятия, в целях качественной подготовки отправили туда. Разместились мы в казарме военного городка учебной дивизии. Там был огромный, имитирующий центральную площадь города, плац, на котором и предстояло тренироваться. Площадку для занятий готовили очень скрупулёзно. Каждое утро асфальт обрабатывала специальная машина для чистки аэродромов. По сути это был большой трактор, с установленным на нём авиационным реактивным двигателем, который, в свою очередь, струёй горячих выхлопных газов сдувал и испарял всё под чистую. На плацу никогда не было ни луж, ни пыли. Сапоги можно было чистить один раз, и этого хватало на весь день.
В тренировках участвовал весь парадный расчёт округа. Занятия организованы были так, что в каждый цикл мероприятие отрабатывалось от начала до конца, после чего, понятное дело, подводили итоги. И здесь обнаружилась новая феноменальная особенность. Теперь, в отличие от училищных занятий, мы с нетерпением ждали команды «Шагом марш». Причина в том, что на тренировках отрабатывались в реальном времени все элементы воинского ритуала по сценарию, включающего встречи знамени, командующего, объезд войск, поздравления. Самое смешное и одновременно нудное было стояние во время речи командующего войсками военного округа. Естественно, что речь на тренировке ни кто не произносил, просто давали команду:
– Идёт речь командующего!
И, в течении пятнадцати минут, мы стояли по стойке смирно. А наш батальон, к слову сказать, размещался прямо напротив руководства. На плацу, где находилось несколько тысяч человек, нависала тишина, а с трибуны, целый генерал-полковник и несколько его помощников зорко следили за дисциплиной строя и, как только кто-то смел шевельнуться, руководитель кидался к микрофону и орал:
– Батальон …училища, первая рота, вторая шеренга, третий слева, не шевелись! Гауптвахта по тебе плачет!
Было комично, но немного страшновато, особенно тогда, когда генерал вызвал к трибуне старшего лейтенанта в фуражке с неестественно большой тульей и при всех отправил под арест за нарушение дисциплины строя в подразделение и несоблюдение правил ношения формы одежды.
К стати, о форме. Перед парадом нас переодели во всё новое. Но так как размеры у всех разные, а начальство требовало полного единообразия то пришлось полы шинели подрезать по ниточке. Делалось это просто. Каждую роту строили на плацу, две-три женщины из окружного ателье по пошиву военной формы одежды ставили по углам деревянные стойки, натягивали на нужной высоте нитку, натирали её мелом, слегка оттягивали, как тетиву лука и резко отпускали. Нить щёлкала по нашим шинелям, оставляя меловой след в виде чёрточки, по которым уже ножницами отрезали лишнее. В результате получалась идеально ровная линия. Шевроны и курсовки, размещаемые на левом рукаве, пришивали и на правый, для эстетики. Ну и конечно аксельбант! Фуражки, чтобы ветром не сдуло, подвязывали леской. Усовершенствованию подвергались и сапоги. Подковы набивали на каблуки и на носки подошв, а в пространство между каблуком и подошвой на шуруп прикручивали две маленькие подковки, при чём до упора не затягивали, оставляя люфт. В итоге звук шага получался мощный, щёлкающий с металлическим звоном. На марше создавалось впечатление, что под ногами роты вибрирует земля.
А за день до парада у нас вынули из автоматов затворы, так что на мероприятии мы были можно сказать, с макетами…
Тренировки проходили ежедневно, с утра и до обеда. Примерно после шести часов занятий, когда раз пять прокручивался весь сценарий парада, начинались прохождения на зачёт. Расчеты проходили торжественным маршем, и когда подразделение ровнялось с трибуной, генерал в микрофон объявлял оценку и «приговор»:
– Молодцы, отлично! Зачёт, рота свободна.– и потом уже следующим, – Так, в пятой шеренге равнения нет! На следующий круг… А у вас головы не однообразно повёрнуты… и оружие не ровно…. А-а-а, и фуражка на нос поехала!
Те кто получал зачёт отправлялись на обед, а остальные продолжали накручивать круги на плацу до победы. Мы всегда уходили с первого раза…
Парад прошёл как и всегда – блестяще, мероприятие длилось не более сорока минут, а готовились к этому ежедневно в течении двух месяцев. С тех пор мы научились ценить качество строевой подготовки и теперь наблюдая, например, за выступлением роты почётного караула в Кремле понимаешь, какого труда стоило им лёгкое и изящное исполнение строевых приёмов. И конечно же вспоминается наш, уже далёкий, но в то же время и близкий курсантский строй, плац училища, плечо товарища…
Мясо сальное…
Сытый солдат – щит родины! А сытый курсант? Это явление философское, зависящее от многих составляющих. Все знают, как после сытного обеда хочется поспать. А нельзя, учиться надо. С другой стороны, как учиться на голодный желудок, когда в животе кишка на кишку протокол пишет? И там, и там одновременно, хорошо и плохо, отсюда и философия…
Ну а если без шуток, то сам процесс приёма пищи для курсанта военного училища является элементом обучения и воспитания. И это не только культура и эстетика питания, хотя, такой аспект весьма важен в процессе формирования будущего офицера, но и отношение к делу и людям. То есть, через то – что, как и какого качества подано на стол, как через призму, преломляется зарождающееся мировоззрение. Проще говоря, в столовой воочию видно отношение к тебе. Здесь важно всё, и состояние обеденного зала, и мебель, и какая скатерть на столе, и какие посуда и столовые приборы. И конечно же крайне важно чем тебя кормят. Здесь, в определённой степени, и закладываются основы отношений будущего командира и начальника к подчинённому, к солдату.
У нас была прекрасная столовая, большая, светлая, хорошо оснащённая. Как и во всех училищах тех времён, пищу готовили повара-профессионалы, столы накрывали официантки, закреплённые за каждым подразделением. Скатерти белые, посуда фарфоровая или полу фарфоровая, столовые приборы из нержавеющей стали в полном комплекте – ложка, вилка, нож, чайная ложка. Сидели мы за четырёхместными столиками. И никаких лавочек, только стулья. Всегда всё вовремя, всегда горячее. А какие были праздничные обеды! Конфеты, фрукты, лимонад, печенье, или булочки и конечно же суп гороховый, котлета с гречкой. К стати, на этих обедах гречка была всегда рассыпчатой, в остальные дни – так называемая, каша вязкая…
На первых порах, признаюсь, с непривычки было голодновато. Спасало курсантское кафе, располагавшееся на первом этаже столовой. Туда привозили в бидонах сгущённое молоко и продавали на розлив. Можно было купить и пол стакана и стакан, и даже больше при желании. А вот на булочки денег не всегда хватало, по-этому мы брали в столовой ржаной хлеб, который был в свободном доступе, и с удовольствием поглощали сие изысканное блюдо – ржаной хлеб со сгущённым молоком.
Наверняка, знающий читатель заподозрит мою необъективность в столь идеалистичном описании организации питания в нашем училище. А я и не против, ибо бывало по разному. Иногда, по причине некачественного приготовления пищи, у нас возникали страсти, близкие к Потёмкинским. Говоря проще – почти восстание.
Как-то на ужин подали плохо почищенный жаренный минтай. Кто-то из старшекурсников узрел во внутренностях червей. Были они там или нет, доподлинно не известно, скорее всего остатки кишок вызвали такую ассоциацию. Однако волна негодования, стихийно возникшая на этой почве, в один момент разлетелась по подразделениям. Народ брезгливо отказался есть! Это было ЧП! Дежурный по училищу тщетно пытался уговорить и успокоить увлекшихся бунтом, как бы сейчас сказали – ловивших хайп, курсантов. Среди зачинщиков сформировалась инициативная группа. Несколько человек собрали на тарелку рыбу и направились прямо к начальнику училища, благо тот был на месте. Когда парламентарии вошли в кабинет, генерал, естественно уже предупреждённый сидел за столом и спокойно читал газету, а перед ним стоял стакан с чаем, накрытый салфеткой.
– Что случилось, товарищи курсанты? Что за шум? – с показными безразличием и усталостью в голосе спросил он.
– Товарищ генерал-майор, нас кормят червивой, гнилой рыбой! Вот мы принесли Вам,– чётко и уверенно доложил главный зачинщик, но всё же осёкся, а через мгновение добавил, – Показать…
– Ну покажите,– генерал ткнул пальцем в стол. – Ставьте сюда.
Тарелку с уже подзастывшим минтаем поставили перед начальником, который достал из стола вилку и начал с аппетитом, причмокивая и немного чавкая, есть рыбу. Бунтовщики молча стояли и смотрели. Как потом признался один из них, им в этот момент особенно захотелось есть. С предоставленным ему блюдом генерал справился минут за десять, на тарелке остались только косточки. Он запил это дело чаем, вытер губы салфеткой и посмотрел на пришедших к нему курсантов:
– Спасибо за ужин. Не будете ли вы так добры, коллеги, отнести тарелку в столовую?
«Главный» взял тарелку:
– Разрешите идти?
– Идите…
Инцидент был исчерпан, но, что абсолютно нормально, не остался незамеченным. Начальника продовольственной службы училища в срочном порядке перевели куда-то далеко, а качество питания, на какое-то время, значительно улучшилось. «Парламентарии» вскоре выпустились и поехали служить кто в Забайкалье, кто в степи Казахстана, а кто и в авиацию Северного флота… Место нашли всем.
Потом был период, когда нас прямо закармливали порционной свининой. Причём, не мясом, а чистым салом, которое после тепловой обработки приобретало вид скрюченного, подозрительно прозрачного, параллелепипеда с кусочком щетинистой кожи на одной стороне. И вот в один из таких дней на обед в столовую, как будто предчувствуя недоброе, заглянул начальник училища. За ним неотступно следовали зам по тылу, начальник продовольственной службы, начальник столовой и дежурный по столовой. Подойдя к обедающим, генерал спросил:
– Ну что, приятного аппетита, товарищи курсанты. Как обед?
Ожидаемого в таких случаях, бравого ответа не последовало. Начпрод и зам по тылу начали краснеть и озираться. И тут с разных сторон послышалось:
– Спасибо, товарищ генерал-майор, нормально! Хорошо! Вот только мясо…
– А что мясо? – Генерал подошёл к ближайшему столу, взял вилку и перевернул в, стоящей там тарелке, прозрачный, ослизлый кусок.
Порция в прямом смысле ощетинилась, выдав на свет необработанную кожицу. Начальник наколол на вилку «небритую свинью», протянул это начпроду:
– Это что, товарищ капитан? Где нормальное мясо?
Начпрод напрягся, побагровел, но всё-же чётко, уверенным тоном доложил:
– Товарищ генерал, это мясо сальное! Нам такое поставляют! – Он застыл, тараща глаза, как будто ожидая удара.
Генерал поднёс кусок к его лицу:
– Сам ел такое? На попробуй.
Начпрод перехватил вилку и уверенно засунул в рот варёное сало. Проглотил вместе со щетиной, казалось, не жуя! Потом «Мясо сальное» съели зам по тылу, начальник столовой и дежурный… На следующий день были котлеты…
Особого упоминания заслуживает то, как нас кормили в учебном центре. Там уже не было официанток, не было белых скатертей. Пищу варили повара из числа солдат срочной службы. Да и сама столовая представляла из себя металлический ангар с заасфальтированным полом, с десятиместными столами, без отопления и с весьма посредственным освещением. Так что качество питания, во многом, зависело и от времени года, а конкретнее от температуры окружающего воздуха. Помню, на зимнем полевом выходе, утром, в двадцатиградусный мороз, на завтрак, согласно норме, нам давали сливочное масло. Причём, реально мы получали двухсотграммовую пачку «Крестьянского» на девять человек. Командир отделения алюминиевой ложкой не резал, а ломал этот брикет на части. А потом… Вы когда нибудь пробовали замороженное масло намазать на хлеб?! В общем масло ели, кусая как конфету. Были попытки бросить его в кашу, но так как на морозе она быстро остывала, масло не успевало растопиться.
Ещё, по непонятной для нас причине, зимой в учебном центре нас кормили капустой. Глобально кормили! Как правило, ежедневно на обед мы получали на первое щи, на второе бигос, на третье чай. То есть, на первое вода с капустой, на второе капуста без воды, на третье вода без капусты. Всё бы ничего, но такой рацион усваивался моментально и нам на морозе всё время хотелось есть. Спасались перловкой на ужине…
И всё же, должен сказать, что кормили нас нормально. Да были ситуации, описанные выше, но, толи по причине воспитания, толи по молодости и наивности, мы их воспринимали как приключение или очередную хохму. А большинство из нас училось. Училось понимать и чувствовать самого незащищённого…
Тревога
Тревога в арми это не негативно окрашенная эмоция, выражающая ощущение неопределённости, трудноопределимые предчувствия и ожидание отрицательных событий, как трактует психология. Тревога в армии – это сигнал, по которому подразделение или часть в целом приводится в готовность к действиям по прямому назначению. Тревога бывает боевая, это когда супостат напал и надо отражать это нападение. А бывает учебно-боевая, когда личный состав учится действовать по тревоге боевой. В идеале каждый солдат должен чётко знать что и в каком порядке он должен делать если подразделение поднято по тревоге, причём до мелочей. А так как сигнал традиционно поступает в шесть часов утра, то тренируют бойца начиная с подъёма. К стати, тут возникает вопрос, на который так просто и не ответить. А почему с утра? Разве нельзя тренировать подразделения днём, вечером, ночью? Безусловно можно! И все от солдата до маршала это понимают и осознают. Но вот сигнал тревоги упорно приходит на рассвете…
Что такое тревога для курсанта военного училища? Если ты не входишь в боевой расчёт, то после подъёма необходимо быстро одеться, обуться, правильно намотав портянки, а это очень важно, ведь в противном случае мозоли и потёртости на ногах тебе обеспечены, взять свой вещмешок, шинель из шкафа, получить экипировку и штатное оружие. А вот если курсант включён в боевой расчёт, то после подъёма, даже не одев штаны, он может выполнять некоторые несложные задачи. Например, забравшись на подоконник, завешивать окно одеялом. Зачем? Резонный вопрос. Нужно это для того, чтобы обеспечить светомаскировку здания казармы, иначе, прилетевший на самолёте супостат, увидит куда бомбу сбросить. С высоты века двадцать первого стоит задуматься, а от кого светомаскировались? Увы, дорогой читатель, и в начале восьмидесятых прошлого века мы тоже задавали себе и командирам этот вопрос. Существует утверждение, что генералы готовятся к прошедшим войнам. И это утверждение, как бы оно не было обидно на первый взгляд, от части верно. Ну скажите пожалуйста, влияет ли на точность попадания боеголовки баллистической ракеты наличие освещения в казарме? Да и крылатому Тамагавку со спутниковой навигацией глубоко индифферентно, висит у вас на окне одеяло или нет. Он всё равно прилетит в заданную точку, если не собьют конечно.
Так вот, после того, как завесят окна, все оденутся, экипируются, получат оружие, подразделение выходит на улицу, строится и бегом в секретный район по секретному маршруту, гремя амуницией, топоча кованными сапогами по улицам города…
В нашем Ульяновском военно-техническом секретный район был у моста через реку Свиягу. Прибежим туда, посчитаемся, командиры доложат начальству и обратно. Почему именно туда? Почему бегом? Наверное потому, что так было написано в наставлениях и инструкциях, которые утверждали генералы.
Был такой анекдот:
Ракетная часть готовилась к проверке. Командир обошёл все объекты, проверил состояние, поставил задачи. Пришёл на позицию, а там стоит ракета, в небо устремилась, но облезлая какая-то. Командир и говорит:
– Надо покрасить!
– А как, она ж на дежурстве и высокая такая, – ответил командир батареи.
Но командир части бывалый воин, сразу сообразил как решить проблему и говорит:
– Так возьмите ведро, наберите краски и подкиньте вверх. Оно перевернётся, краска вытечет на ракету и покраска произойдёт самотёком.
Так и сделали. Но когда бросали ведро последний раз, оно перевернулось и оделось на носовую часть ракеты. Что делать? Снять не получилось. Оставили как есть.
Приехал генерал, пошёл проверять. Везде всё прекрасно, добрался до позиции. Смотрит а там на ракете ведро висит. Спрашивает командира части:
– А это ещё что такое? Совсем афонарели тут?!
А тот ему уверенно так:
– Дак это же фотоноотражатель, товарищ генерал!
Генерал посмотрел ещё раз и говорит:
– Я полковник не дурак! И без тебя вижу что фотоноотражатель! А вот ты мне скажи, почему он не покрашен?!
Вот и наставления и инструкции писались так, что бы у генерала не возник вопрос – «Почему не покрашено?» А мы, соответственно, вешали одеяла на окна и бегали. И должен сказать, тренировали нас качественно, особенно перед проверками и особенно тех, кто обеспечивал светомаскировку. Не скажу что это было тяжело, но изматывало порядком. А там где трудности, там в нормальном воинском коллективе и юмор. Как-то два шутника, будучи дневальными по роте, решили развлечься. Объектом своего прикола они избрали своего товарища, который был очень ответственным человеком и крайне серьёзно относился к поручениям. Они ночью, дождались пока жертва розыгрыша заснёт, подкрались к нему, потом резко разбудили и «объявили тревогу», вручили ему полотенце и отправили закрывать окно. Бедняга вскочил на подоконник и начал закрывать окно. Да где там! Полотенца явно не хватало, он упорно пытался «растянуть» его на всю площадь. Прикладывал то в один угол, то в другой. Никак не мог понять, в чём же дело? Почему «одеяло» маленькое? Со стороны это было похоже на ритуальный танец ловца насекомых на стекле. Метания продолжались минуты три, пока несчастный окончательно не проснулся. Дело кончилось миром и весельем всей роты.
А однажды, когда мы готовились к очередной проверке, начальник курса, тренировавший нас, придя с утра, с удивлением обнаружил, как по команде «Курс подъём, тревога!» несколько шутников, скинув с себя одеяла, оказались полностью одетыми и экипированными, с вещмешками за плечами. Все посмеялись от души, но юмористы так весь день и проходили с вещмешками…
Так, одновременно старательно и весло, с метаниями молодых, неокрепших умов в извечном треугольнике между «Надо!», «Зачем?» и «Почему?» мы осваивали азы Боевой Готовности…
Хроники рок-группы «Парадокс»
В те времена, о которых идёт речь, ещё не было ни дискотек, ни, тем более, ночных клубов и прочих специфических заведений, где можно послушать музыку и потанцевать. Да и многого, привычного сегодняшнему обывателю, ещё не существовало ни физически, ни ментально. Всё что мы имели, это телевизоры с двумя всесоюзными каналами, радиолы, проигрыватели, да бобинные магнитофоны. Но это совсем не значит, что мы были чем то обделены. Даже наоборот! У нас было несомненное преимущество – живое общение друг с другом, помноженное на неудержимое желание творить! Вдобавок, да простит меня читатель за высокопарный и идеологически устаревший слог, наши партия и правительство всемерно способствовали этому желанию ТВОРИТЬ. Конечно, не без определённых ограничений, но всё же художественная самодеятельность процветала.
Наша юность и молодость пришлась на период расцвета Вокально-инструментальных ансамблей, которые к восьмидесятым годам прошлого столетия стремительно переродились в новомодные Рок-группы. И мы, что естественно, как любое другое поколение копировали, примеряли на себя все трендовые течения. А по сему, практически, в каждой школе, училище, техникуме, институте, университете, в клубах, домах и дворцах культуры, просто на предприятиях и в колхозах, в парках создавались самодеятельные ВИА, а потом и рок-группы. Естественно, они были разного уровня профессионализма и технической оснащённости. Всё зависело от финансовых возможностей заведения, при котором организовывался коллектив и наличия музыкантов и вокалистов. А ещё, от желания и упорства участников! К стати сказать, из этих самых самодеятельных ВИА и рок-груп, в последствии, вышло не мало знаменитых и талантливых музыкантов, радующих нас своим творчеством и по сей день.
Не стали исключением и военные училища тех времён…
Рождение
Начало первого курса – время, когда в формирующемся воинском коллективе происходит притирка недавно перезнакомившихся друг с другом курсантов, перенимаются у предшественников старые традиции и закладываются новые, принимаются решения, определяющие внутренний психологический настрой и отношения в подразделении на весь период обучения. Вот в этом потоке процессов и событий и зародился сначала ручеёк, а потом и полноводная река истории под названием «рок-группа Парадокс», именуемой в простонародье – «Ансамбль»…
Нам повезло, причём повезло дважды. Во первых – наш начальник курса был одним из лучших командиров училища, а, соответственно, как нормальный лидер, он считал, что в вверенном ему подразделении всё должно быть лучшее, в том числе и художественная самодеятельность. Кроме того, он, как человек прогрессивный, любил музыку во всех её проявлениях. Во вторых – на наш курс, опять же не без стараний командира, был зачислен курсант Сергей Родин. А это был человек энергичный, целеустремлённый и, главное, талантливый. До училища он серьёзно занимался музыкой, прекрасно, практически профессионально, играл на гитаре, имел потрясающие вокальные данные, которыми умело пользовался. По сути, в свои семнадцать лет Сергей был состоявшимся музыкантом, имеющим связи в среде Ульяновской богемы. Забегая вперёд, стоит сказать, что часто профессионалы побывавшие на наших выступлениях задавали Родину вопрос «Зачем ты в военное училище пошёл, почему не в консерваторию?». А тот лишь отшучивался. Так велико было желание стать офицером! Ну а нам, повторюсь, крупно повезло на этот счёт.
И так, ответственным за создание ансамбля был назначен курсант Родин. За дело он взялся рьяно, с присущем ему энтузиазмом. Очень кстати оказалась командировка на уборку картошки. После дневного ковыряния в грязи, после выполнения норм по количеству отгруженных мешков, по вечерам в нашем палаточном лагере мы собирались вокруг костров. Пекли картошку, травили разные байки. Ребята расслаблялись, раскрывались. И на этом фоне, как бы невзначай появилось несколько гитар. И оказалось, что среди нас есть и музыканты и певцы. Там у костра , между поеданием картошки и анекдотами, состоялись первые спевки и определился состав будущего «Парадокса».
Гитаристы и вокалисты нашлись. Теперь дело оставалось за малым. Предстояло ответить на один определяющий вопрос – «На чём играть?». У Родина были знакомства, позволяющие добыть приличную аппаратуру, но на это нужны были деньги и не малые. А где их взять? В училище к тому времени, не считая четырёх рот первого курса уже было одиннадцать вокально-инструментальных ансамблей, по одному на подразделение. В клубе кроме старого комплекта русских народных инструментов не было ни шиша. Из этого следовало, что от командования в этом вопросе помощи не будет. Было решено идти по устоявшемуся в училище пути – скинуться на аппаратуру всем миром. На одном из построений начальник курса предоставил Родину слово. Сергей вышел и начал:
– Мужики, у нас на курсе создаётся ансамбль. Мы будем обеспечивать для вас танцевальные вечера, выступать на концертах. Мы готовы, но у нас нет инструментов и аппаратуры. Возможность приобрести хороший комплект есть, но нужны деньги. Я тут посчитал и получается по двадцать пять рублей с каждого. Вы как согласны?
– Стой, стой! – Это вмешался начальник курса, – Пусть подумают.
Строй загудел, зашевелился:
– Мы согласны! Да! Скинемся!
Думать не стали и предложение было принято сразу и единогласно. Надо сказать, что в те времена двадцать пять рублей – деньги не малые. И не у каждой семьи можно было вот так сразу выдернуть такую сумму из бюджета. Это была серьёзная жертва! Но тем не менее идею поддержали все. Процесс сбора средств затянулся примерно на месяц – полтора.
И вот, настал тот день, когда в расположение привезли аппаратуру, сразу весь комплект. Усилители, акустика, другие аксессуары были, в большей степени, самопалом. То есть, продукцией местных умельцев, которые копировали образцы известных производителей. Делалось это не с целью обмана, а по причине отсутствия в свободной продаже настоящих фирменных изделий. Все это знали и понимали. Но, к слову сказать, качество этих поделок, зачастую, не уступало оригиналу. Гитары были подержанные, но настоящие, фирменные. Такие даже профессионалам иметь не стыдно! И только один инструмент оказался новым из магазина – в огромном фанерном ящике была упакована ударная установка.
Здесь стоит отметить, что на роль барабанщика в нашем ансамбле рассматривалось три кандидата, среди которых был и Ваш покорный слуга, дорогой читатель. И если гитаристов и певцов можно было прослушать, то в виду отсутствия инструмента, выбор ударника отложили до лучших времён. Правда, однажды, попытка «вступительного экзамена» всё же состоялась. В клубе училища проходил концерт художественной самодеятельности факультета, где выступал ансамбль второго курса. У них была весьма стоящая ударная установка и Родин договорился с ребятами о возможности проверки кандидатов. По стечению обстоятельств в нужный момент под рукой оказался я один. Меня посадили за барабаны. Вокруг, плотным кольцом, в составе двух музыкальных коллективов, расположились экзаменаторы. Ударник – второкурсник начал настукивать ритмы, предлагая мне повторить их. В принципе, было не сложно, но, то ли от такого пристального внимания, толи от страха «облажаться» я впал в ступор. Сидел, глупо улыбался и молчал… Первый экзамен я завалил на корню…
И вот теперь следовало распаковать инструмент, собрать и настроить установку. И вот тут-то у меня проявилось преимущество. Ещё в школе, в нашем ансамбле я пытался из старых разбитых барабанов, в том числе и пионерских, собрать ударную установку. Пришлось потрудиться, но желание играть в ансамбле было настолько велико, что я, проявив завидное упорство и старание, добился своего. Конечно, получилось нечто смешное, но учиться азам игры на барабанах уже было можно. Позже школа закупила новую установку и я, уже как «опытный» музыкант, собирал и настраивал её.
Мои визави проявили некоторую нерешительность при виде огромного фанерного ящика, а я молча взялся за дело. Часа через два работы всё было готово и как то само собой я уселся за барабаны и начал играть. Надо же было проверить! Наблюдавший за этим Родин махнул рукой и решительно произнёс:
– Всё, забирай, она твоя.
Так я стал полноправным членом нашего ансамбля, чем и горжусь по сей день. Должен признаться, в том, что не сказали мне мои друзья – самым безграмотным и неподготовленным, ну в смысле умения играть, в коллективе был я! Но, желание творить, быть причастным к чему то нужному и важному, подсознательное желание выделиться, а ещё поддержка товарищей и безапелляционная требовательность художественного руководителя – Сергея Родина сделали своё дело. После нескольких месяцев упорных занятий, тренировок и репетиций, к концу первого курса я заиграл…
О составе
Костяк состава нашего ансамбля сформировался как то сразу, ещё на картошке. Это были три гитариста. Естественно, что безоговорочным лидером, а следовательно и руководителем стал Сергей Родин. В группе он взял на себя роль соло-гитариста и основного вокалиста.
Вторым вокалистом и ритм-гитаристом стал наш тенор – Игорь Беркутов, тихий, добрый, мягкий, очень отзывчивый и безусловно талантливый парень.
На бас-гитаре играл Фарид Шайдулов, человек целеустремлённый, где то даже жёсткий, при этом добропорядочный и потрясающе работоспособный. Прекрасный спортсмен, единственный на курсе, владеющий диковинным в то время карате. Конечно мы брали с него пример тянулись за ним, учились у него.
Четвёртым участником, а соответственно барабанщиком стал я, Ваш покорный слуга, уважаемый читатель, человек музыкально не сильно грамотный, если не сказать – безграмотный, но очень желавший освоить такого рода инструмент и к тому же, имевший некоторые навыки.
Позже, на какое-то время к нам присоединился второй барабанщик Виктор Захаров. Но он как то быстро от нас ушёл, так и не закончив с нами училище.
На втором курсе, когда мы уже приобрели статус училищного ансамбля, по ходотайству Родина в наш коллектив влился прекрасный клавишник курсант первогодка Олег Фадеев. Он единственный из нас имел полное музыкальное образование, очень обязательный и внимательный человек, обладал прекрасным чувством юмора. Как то наше командование устроило примирительную встречу между курсантами трёх Ульяновских училищ, Гвардейского танкового, Связи и Технического. Мероприятие проходило в доме офицеров, где посреди помещения стоял рояль. Олег с удовольствием присел за него и начал что-то наигрывать. Вокруг собрались присутствующие и один из них, связист попросил сыграть чего нибудь для их училища. Фадеев заиграл что-то типа «Красная Армия всех сильней…». Потом с такой же просьбой обратились танкисты и к своему полному удовольствию и гордости получили «Три танкиста, три весёлых друга…». После чего один из танкистов смеясь спросил, а что мол он может сыграть для своих технарей. Олег не задумываясь уверенно заиграл «Всё могут короли…».
