Каждый город средневековья, каждый город Франции вплоть до царствования Людовика XII имел свои убежища. Эти убежища среди потопа карательных мер и варварских судебных установлений, наводнявших города, были своего рода островками вне пределов досягаемости человеческого правосудия. Всякий причаливший к ним преступник был спасен. В ином предместье было столько же убежищ, сколько и виселиц. Это было злоупотребление безнаказанностью рядом с злоупотреблением казнями — два вида зла, стремившихся обезвредить друг друга. Королевские дворцы, княжеские особники, а главным образом храмы имели право убежища. Так Людовик XI в 1467 году объявил убежищем Париж.
Болтовня влюбленных – вещь довольно банальная. Это – вечное «я люблю вас». Для равнодушного слушателя она звучит бедной, совершенно бесцветной музыкальной фразой, если только не украшена какими-нибудь фиоритурами.
Да,шутка скверная была,
Когда сама богиня права,
Съев пряных кушаний немало,
В Париже свой дворец сожгла.
Если я существую, существует ли всё окружающее, а если существует всё окружающее, существую ли я?
«…Он был им ровня, этот чулочник, дающий отпор кардиналу, – сладостное утешение для бедняг, приученных с уважением подчиняться даже слуге судебного пристава, подчиненного судье, в свою очередь подчиненного настоятелю аббатства святой Женевьевы – шлейфоносцу кардинала!»
А когда ты из народа, государь, у тебя всегда что-нибудь да лежит на сердце.
- Взгляните, Копеноль, - сказал, понизив голос, Рим. – Вот он [Людовик XI] сидит между Куактье и Тристаном. Это весь его двор. Врач – для него, палач – для других.
Это какой-то муравейник умов. Это улей, куда золотистые пчелы воображения приносят свой мед.
Увидев тебя однажды,
я хотел тебя видеть тысячу раз, я хотел тебя видеть всегда. И можно ли
удержаться на этом адском склоне? -- я перестал принадлежать себе. Другой
конец нити, которую дьявол привязал к моим крыльям, он прикрепил к твоей
ножке. Я стал скитаться и бродить по улицам, как и ты. Я поджидал тебя в
подъездах, я подстерегал тебя на углах улиц, я выслеживал тебя с высоты моей
башни. Каждый вечер я возвращался еще более завороженный, еще более
отчаявшийся, еще более околдованный, еще более обезумевший!
В тот день, когда женщина отвергнет такую любовь, как
моя, горы должны содрогнуться.