Читать книгу: «Коротенькие рассказики. Том 1», страница 2

Ведро с картошкой

Была скорая весна и трясина до твердого, не оттаявшего еще льда. Я возвращался домой босиком по грязи, измождённый и уставший, нес в руках ведро с мерзлой картошкой. У ведра была сломана дужка. Из левой пятки потихоньку сочилась кровь.

Вдруг ко мне верхом на лошади подъезжает мужик.

– Ты что это, картошку несешь? – спрашивает он, как будто не видит.

– Да, картошку. Видишь, у ведра дужка сломалась, – убежденно отвечаю я, узнав соседа на лошади. То ли увидев мою пятку в крови и в грязи, то ли оттого, что все-таки был нашим соседом, сказал мне:

– Ладно, неси. Только никому об этом не рассказывай.

Я был рад стараться никому не рассказывать. «Он увидел кровь у меня на пятке, – думал я. – Это Сергей Иванович Ложников, он конюх. Послал, видно, председатель… Более надежного человека не нашлось», – думал я.

«Мне всего-то десять лет… и я учусь, а не в колхозе работаю, – продолжал я оправдываться перед самим собою. – Эх, знал бы он, как мать отпросилась у бригадира-соседа стираться, а сама мороженую картошку чистит, а меня отправила с узким ненадежным ведром!»

Плача я шел, видя перед собой твёрдую дорогу, не чая «избавиться от этой мяши и наконец перевязать и отмыть ногу.

Жили-были старик со старухой

Старуха была совсем глухая. Был вечер, но старуха еще «топалась». Управлялась, значит.

К старику никто не заходил. Не спалось. Слышал он только шум веселого застолья. Молодежь пировала почти каждую пятницу. Молодуха и сын работали вместе на стройке, да еще и халтурили. Их сын, пятилетний мальчуган, уже крепко спал. Приходился он больному многими болезнями старику Круглову, естественно, внуком.

Тяжелые мысли пришли к старику: «Никому не нужен, никому не нужен, – без конца вертелось в голове. – Нет, хватит, хватит! Никому я теперь не нужен».

Он даже не вспомнил о том времени, когда без него здесь просто ничего не могло жить, существовать. «Не нужен, не нужен. Зачем мешать, зачем жить? – вдруг осенило его. – Конец. Пришел мой конец, хватит». К утру эта мысль не только не ушла из головы, но стала вполне четкой и осознанной, привычной…

Старуха куда-то ушла, она не ночевала с ним вместе. Повеситься старик не мог и не представлял, как. «Зарезаться… Надо хороший нож – да и то силы не хватит… А надо, чтоб наверняка».

– Виталик, принеси-ка с кухни ножик. И молоток в кладовке найди… Принес? Ну, а теперь пойди на улицу, погуляй. Иди, внучек, иди гулять.

Дед взял нож, направил острие прямо себе в сердце и слабыми руками стал забивать его в грудь, пока были силы.

Когда старуха принесла старику обед, она увидела его мертвым с ножом в груди, а в окоченевшей руке был молоток.

Скрипка в ночи

Большой город. Подонки лет пятнадцати-шестнадцати. Банда человек шесть-семь. У двух братьев нечего курить.

– Главное, у вас, братья, всегда нечего курить. Вот первому задание на смелость – кто сейчас здесь пройдет, у того отобрать все папиросы.

Шел парень. Один, тоже лет шестнадцати. Со службы. В футляре была скрипка. По-ихнему – нарядный. Остановили.

– Привет, – один из них говорит. – Видали, какой воспитанный мальчик – не куришь и не пьешь?

– Не пью. Ну, если немного где-то на вечере…

– Куда идешь-то? Таких что-то здесь не видали.

– У нас одна скрипачка на концерт не пришла, а завтра ехать, вот я и решил к ней зайти и узнать.

– Че, парни, сыграть ему? Есенина – «Мурку»? – это главарь банды.

– Это не Есенин, дурак, – заговорили из толпы. – А этот… как его…

А скрипач заиграл. Скрипка пела двумя и тремя голосами сразу. Казалось, она умела плакать взахлеб. Пела она и громко, и тихо, если надо – так тихо, что можно было расслышать писк комара.

Парни, которые поначалу тихо шептались, прислушались, сами того не замечая. Когда скрипач опустил скрипку, главарь сказал ему: «Сыграй, что умеешь, ну, свою любимую, что ли».

Парень подумал-подумал: «Что бы им сыграть, уродам?» И блестяще сыграл один из знаменитых танцев Брамса, где сочеталась плавная мелодия с танцевальной, ритмичной и быстрой музыкой танца.

Когда он закончил, парни долго молчали. Потом вожак сказал:

– Нептун, верни ему часы.

Тот посмотрел на хозяина удивленно в полумраке и подошел к музыканту: «На, я пошутил».

И опять главарь обернулся к музыканту.

– Иди к своей скрипачке, иди-иди, не бойся, никто тебя не тронет. Живи, скрипач. Дайте ему футляр. Глухой, не слышишь, что ли? Отдай ему футляр.

Скрипач ушел. Парни все молчали.

Потом с хохотом пошли по домам. Стало светлее. На небе надрезанным большим арбузом сквозь небольшие облачка светила луна.

Слепой

Идет пожилой слепой человек. Летом. Прохладно. В кепке, в пиджаке. Белой алюминиевой палкой постукивает впереди себя об асфальт.

Большая автобусная остановка. Народу – великое множество. Кто успевает отпрыгнуть, кого оттопчут ногами, кого заденут плечом, кто-то стучит, стучит впереди палкой об асфальт. Для него нет этих людей. Он идет глубокой темной ночью. В любое время года. В любое время суток. Для него всегда черная ночь – всегда темно…

Если бы смотреть на экране, то нам бы показывали то кадры сплошной черноты, то, как молния на черном небе, блеск его алюминиевой палки. Людей показали бы смеющихся. Или злых, разговаривающих, молчащих, старых, молодых, красивых с сумочками и дипломатами…

Стук. Стук. Стук. Стук. Однообразный и четкий стук среди людской толпы – шумной, пестрой, с солнцем и без солнца, но среди бела дня. А для слепого – ночь. Ночь. Ночь… Нет! Мгла. Сплошная черная мгла всегда: и когда спит, и когда бодрствует.

Если бы нам, зрячим, завязать глаза, дать в руку звенящую палку и заставить идти по старой, знакомой тропе – для нас это будет непосильной задачей. Но если продержать слепым год – эта слепота уже будет не трагедией, а тяжелой, но привычной жизнью.

В основном, слепые живут в обществе слепых, где им дают работу и дотации. Там они живут полнокровной жизнью. Об одном всегда прошу: обернитесь на четкий глухой стук, уступите дорогу, помните, что это идет слепой. И не торопитесь, проводите его домой или куда-то еще. Помните, что для него всегда и всюду – кромешная ночь.

Рязанов

Много лет назад в Талице жил мастер по гармошкам, которого знал весь район. Бывало, в каждой деревне района найдется «новая» гармонь. Все знали, что она вышла из рук мастера Рязанова, потому что играла лучше любой новой.

Рязанов в то далекое время (при Сталине) аккуратно платил оброк-патент и назывался частником. «Частник» этот из рухляди делал гармонь-конфетку. Он делал новые двойные мехи (полностью как-то клеил вторую рубашку), полировал дерево (оно блестело как новое), менял все лайки (это мягкая кожа под клапанами), менял голоса, если полностью проржавели, ну и добавлял или заменял всякую необходимую мелочь. Голоса он проверял иголкой, никогда не дул в них. Это я перечислил основной ремонт. Учился ли он, где, у кого, я не знаю, не спрашивал.

Мне надо было увидеть его во что бы то ни стало Я купил в Свердловске с рук дешевую гармонь. Два голоса не играли совсем, только воздух выходил. Сносил в ремонт, поиграл немного – снова два голоса замолчали. Гармошка-то была советская! А верх был в порядке. Собрался я и поехал я к нему в Талицу. Мне рассказали, как найти Рязанова. Зашел. Передо мной простой мужик средних лет сидит и что-то ковыряет в гармошке. Одет в домашнее, бытовое.

– Ты, я вижу, принес, показывай.

– Да мне нужно поставить два голоса. Мне два голоса делали.

– И неплохо наклепали. Неплохо, неплохо… В Свердловске, в мастерской? Сделаю я тебе два голоса. Приходи через неделю.

Через неделю я забрал гармошку. Брал он по тем временам дорого, но делал, я уже говорил, на совесть!

Безалкогольная свадьба

При Президенте (тогда генеральном секретаре) Горбачеве стали привычными безалкогольные торжества, в том числе и свадьбы.

Встретил как-то приятеля с женой.

– Здорово!

– Здравствуй. Ты не иначе как со свадьбы. Ну, ты даешь! Ведь я видел тебя три дня назад. Ты ехал, видно, как раз на эту свадьбу, как огурчик! При галстуке, веселый, я даже позавидовал, глядя на тебя. Где галстук-то, потерял? Что, безалкогольная свадьба была?

– Уж и не говори… Говорят, чуть не по ящику вина было на человека. Многие гости не явились – не рассчитали хозяева. Сначала и вправду хотели сделать безалкогольную, да куда там…

– Да, вот уж поистине говорят: «Куда идешь? – На свадьбу! – ответ веселый, бодрый. А потом, видя тебя замызганного, понурого, сердитого: – Откуда идешь? – Со свадьбы».

Так и ты. Посмотри, на кого похож? Зарос, морда опухшая, глаза провалились, во всю щеку ссадина – ей-богу, эта свадьба тебе год жизни будет стоить!

Жена сказала: будь они прокляты, все эти вечера, праздники, свадьбы… Ты ведь знаешь, я просто так не пью…

– Ну, расскажи хоть, что там веселого было?

– А что рассказывать? Свадьба как свадьба, весело, конечно…

Встреча с профессором

Я искал могилу отца, а наткнулся на могилу знакомого профессора. Не буду называть имени, потому что его ученики, может, еще живы. Это они мне испортили печень – сожгли каким-то лекарством, благо, я вовремя бросил принимать это лекарство. Почуял нелады – и выбросил подальше. Конечно, это бывает редко!

Я ездил тогда молодым еще на «Москвиче-401». Покрасил его в цвет «морской волны», заменил сгнившие пороги и другое барахло.

– Смотри, какая у тебя красивая машина стала. А то все были серые да серые… У меня тоже была «Волга-21», но я ее продал.

Сам он был худощавый, еврей, среднего, даже небольшого роста. Одет просто, не по-профессорски: все серое, мужицкое. Не похож на профессора медицины.

– Я долго добивался встречи с Вами, – наконец добился. Но приняли меня Ваши ученики, раздели, обследовали, все как положено, только они ошиблись, дали мне не то лекарство. Знай бы я, что не Вы будете принимать меня…

Профессор молчал. Отвез я его, куда он просил, – и все. Его я не виню, ведь он не сам меня осматривал, но зарок себе я дал крепкий: никогда не искать пути к профессорам!

Теперь он лежит в сырой земле и ничего не говорит… Вот так и произошла моя вторая встреча с профессором.

Экология национальной музыки

Мелодия – душа музыки.

Вольфганг Амадей Моцарт

Я убежден, что если проиграть пять мелодий и собрать пять ансамблей из разных стран, то ни у кого не возникнет желания угадать хотя бы одну мелодию. Настолько современные мелодии, как говорится, ни к селу, ни к городу!

К золотому фонду культуры они, конечно, не принадлежат. Экологическое вымирание национальной музыки происходит во всем мире!

Композиторы! Дайте в музыке своей сочувствие горю моему или радости! Дайте песню, музыку, созвучную моей душе, моему настроению! Я так люблю музыку мелодичную, спокойную или буйную. Как говаривал покойный Образцов: «Гитара не нарушает тишину, а создает ее».

Музыка, будь то «Эгмонт» или «Кориолан» Бетховена, при всей мощи оркестра, не нарушает тишину, а создает ее. В душе моей рождается созвучие, гармония. Разная музыка будит разные чувства, которые во все времена зависели от композитора, его личности и его национальности.

Теперь, похоже, музыку создают роботы всего мира – и все на один манер. Но была же когда-то цыганская музыка, русская, украинская, еврейская – и столько, сколько наций в мире!

И русский понимал музыку кавказскую. Любой народ понимал музыку другого народа, потому что билось в этой музыке всегда одно общее всему миру человеческое сердце. Музыка – это солнце, которое греет и чернокожего, и белокожего человека одинаково.

Бабка Степанида

С тех пор как сыграли свадьбу, Мария пришла жить в дом Владика и его матери, бабки Степаниды. И становилась Мария Семеновна хозяйкой в доме все больше и больше, видя, что ее муж молчит.

Шире-дале, Мария вообще перестала с бабой Степанидой разговаривать. Степанида готовила вкусно, но сын не ел, чтобы не обидеть жену.

– Ты что не ешь, сынок, я тебе каши твоей сварила?

– Да потому, мать, что сейчас не модно быть толстым.

Владик сам не замечал за собой, как стал разговаривать с матерью все реже и реже. Так прошло около года.

Владик возил свою возлюбленную на Жигулях. Третья модель Жигулей оказалась ходкой и крепкой. Потому что матери дали ее новой. Сам председатель колхоза за нее заступился.

– Вот, тетка Степанида, жена погибшего, сама стоит на очереди десять лет, даже состарилась, но все еще работает. Я понимаю, что берет она для сына. Давайте проголосуем за нее. Постановили на очередном собрании ее наградить. Единогласно!

Так и выделили ей автомобиль. Поехала она в район и купила на себя.

Только недолго довелось сыну ездить на автомобиле…

Сын отвез мать в Дом престарелых. А она ему:

– А теперь вылазь, сынок, и живите с богом со своей Марией. Вылазь, вылазь давай… Я хозяйка этой машины.

Делать было нечего, рядом стоял директор Дом престарелых. Она договорилась с ним заранее, что он ее берет вместе с Жигулями. Сын Владик ушел со двора расстроенный.

Из детства Тани

Дочка:

– Когда я вырасту большая, я тоже заделаюсь писателем. Напишу про Иринку Анненкову – издам большим тиражом!

– Таня, покажи-ка мне свои зубки. У-у, какие редкие, некрасивые. Вот плохо ешь, и потому зубы плохие… А будут зубы некрасивые – и замуж тебя никто не возьмет…

– Ну уж… Тебя-то, такого козла, взяли!

Мать как-то взяла Таню с собой на работу в магазин на весь день.

Одна из продавщиц оставила на столе ершик – то ли мыть бутыли, то ли приборы какие-то чистить. Вернулась.

– Я у вас не оставляла ершик?

– Нет. Я не видела.

А вечером, когда собирались домой, продавец-напарница увидела у Тани тот самый ершик завернутым в газетку.

В жизни каждому приходится торить свою дорогу в первый и единственный раз. Потому, как говорят, чтоб не наломать дров, смолоду надо обязательно слушать советы старших, уже прошедших тот путь дороги, на котором теперь стоишь ты. Но, прислушиваясь, надо все делать по-своему – ведь идти этой дорогой тебе.

***

Приятно думать, рассуждать о том, что человечество неизменно движется по законам жизни к прогрессу, к миру…

Я верю в мирное будущее, когда войны останутся лишь в истории, а оружие станет бутафорским для торжеств и красивых красочных парадов.

Нации рано или поздно придут к торжественному миру и согласию. Народы будут ездить друг к другу только в гости, за искусством, за прогрессом. Это будет на Земле при достижении человечеством равенства и братства. Все это наступило бы еще быстрее, если бы люди грамотные, познавшие науку, создали единый международный совет, вроде парламента, который могли бы избирать все люди мира. Он бы и решал все мировые вопросы.

Я верю в разум человека и убежден, что он не допустит гибели планеты и человечества в атомной войне. Но разум восторжествует еще не скоро.

Запах черного хлеба

Как-то я купил свежий, мягкий хлеб, который назывался украинским. Дома мы с приятелем его нарезали и с удовольствием ели. И я почувствовал ржаной запах. Повеяло сразу чем-то родным и далеким.

Никогда не думал, что хлеб пахнет детством, так же, как запах в детских яслях всегда напоминает нам наше детство. Запахи полей, где не раз приходилось и работать до пота, и есть ржаную краюху.

Не каждому запах ржаного хлеба кажется родным. Но мне он врезался в память во время войны и в последующие годы настолько остро – ведь когда голодному выпадает редкая удача съесть настоящий кусок ржаного черного хлеба, это просто не передать… Мне кажется, именно ржаной хлеб особенно пахнет лугом, пахнет свежестью сжатого поля…

Жаль мне человека, который не может по запаху отличить ржаной хлеб от пшеничного…

Любовь и старость

Любви все возрасты покорны….

А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»

Июнь. Жара. Еще мало свежих овощей. Я разговариваю со знакомым продавцом об одном примечательном покупателе.

– …Седой весь, брови седые, смуглый, кареглазый. Среднего роста. Видно, что большим начальником работал: костюм черный, рубашечка белая накрахмалена, галстук черный, без головного убора.

– На нем все торчит, только не прилегает, – говорила директриса магазина, заметив его.

Линда – так мы между собой звали продавца овощей – рассказывала о нем:

– Раз, другой, третий… Сперва я его не замечала. Потом отметила как постоянного покупателя. Он такой аккуратный, вежливый. Что-нибудь да купит, отойдет и смотрит. Однажды, народу было мало, он заговорил:

– Мне всегда приятно у вас покупать.

В тот же день пришел снова, принес кулек конфет «Белочка».

– Это вам за хорошее обслуживание: вы всегда встречаете нас с улыбкой, с хорошим настроением. Я хочу вас угостить, не отказывайтесь.

Скромно, культурно, спокойно так говорит.

Фая ему посоветовала:

– Так вы напишите ей благодарность в книгу, раз она хорошо вас обслуживает.

– Нет, это бумага, а это – просто от души.

Приходит в другой раз, снова заговаривает.

– Ну, что мне сегодня вам сказать? Уже всего накупил, дома полно всего – зря лежит, а увидеть вас хочется. Я живу один. Жена умерла шесть лет назад, вот если бы я вам предложил руку, вы бы тогда, наверное, знали, что мне купить надо?

– Ну что вы! У меня своя семья, а потом… Я ж вам в дочери гожусь!

– Я бы вас любил больше, чем муж. Знаете, когда я прихожу к вам, то начинаю вспоминать свою молодость, вы такая всегда веселая, глаза ваши излучают свет, улыбка не сходит…

Тут не дали договорить покупатели. Потом он ушел. Вскоре снова явился.

– Извините, я вам тут наговорил, важно было, поверьте, от души. Извините, до свидания! Мне всегда было приятно.

Приходил он и еще. Пришел однажды – и снова о своем. А я спросила: зачем вы ходите?

– Извините, мне просто очень радостно смотреть на вас.

И всегда говорил какие-нибудь комплименты. Если народу много, он купит, заметит мне что-нибудь.

– Что-то вы сегодня выглядите неважно.

Или какой-нибудь комплимент-замечание:

– Что ж вы сегодня губы не накрасили, вам так идет!

А потом отойдет и еще поглядывает. Мне, конечно, некогда за ним наблюдать, народу полный магазин, а он этим пользуется!

Вот и все.

Травушка-муравушка

Ранней весной – только вчера еще был снег – нежно зеленеет первая маленькая травушка-муравушка.

Кажется, она вышла прямо из-под снега! Как радует глаз и сердце эта первая зелень…

Да, это трава, наверное, во всем мире одинакова! Это она покрывает аллеи прекрасных садов и парков, превращая и окрашивая землю в зеленый ковер. Вспомнишь и раннее детство, когда, прячась от зноя, валялся на этой травке, да еще с ромашками где-то в тени.

Вспомнишь и юность, когда, уже не прячась от солнышка, раскинешься на спине и смотришь-наблюдаешь небо и небольшие набежавшие облачка…

– Эй, ребята, смотрите! Вон облака – будто два огромных медведя борются друг с другом… А вон лошадь в колеснице!..

Благодатная ты, травушка, зеленая муравушка! Спасибо земле родной за тебя, за детство на полянке, за гордую юность, за добрые вечные воспоминания!

Тетушка Шпала

…Были и у нее положительные качества: она никогда не воровала, никому не завидовала, не делала зла. Словом, никому не мешала, а просто жила как умела, как могла своей бедной и, в общем-то, достаточно беспечной жизнью.

Может быть, именно за эти качества к ней относились, хотя немного иронично, как ко всем необычным людям, но с сожалением, с сочувствием.

Так, однажды в сырое лето она так и не окучила свою картошку при усадьбе. А осенью так и не выкопала ее вовремя.

И вот уже когда все соседи убрали свою картошку, пришли, сговорившись, к ней человек пять разом и выкопали. Картошка была хоть и не окученная, вся в траве, но на удивление крупная, хорошая.

Прозвали ее «Шпалой» вовсе не от той шпалы, на которую кладутся рельсы. Просто она никогда не открывала сразу, когда бы к ней ни пришли, даже если не с утра:

– Дак я еще шпала, хотела вставать…

Она не произносила букву «с», у нее не было нескольких передних зубов…

Если приходили к ней в обед – точно так же:

– Дак шпала я… Прилегла…

Так и осталась она шпалÓй.

Тетушка Шпала сама не помнила, был ли у нее когда-нибудь муж или нет. То ли по доброте, то ли от вечного одиночества она не отказывала переночевать ни одному мужику, будь он женат или холост. Не отказывала даже молодым парням. Однажды у нее переночевал подвыпивший деревенский, женатый мужик Спиридонов Петро. Утром пришла жена с подозрением. И точно! Петро уже сидел и надевал сапоги. Жена Анна отругала сначала мужика, а потом добралась и до Шпалы. Та молчала. Когда Анна выговорилась и умолкла, Шпала сказала:

– Забери ты своего Петю, никуда он у тебя не годится как мужик.

Той больше нечего было сказать. А Петро больше в жизни не приходил к Шпале.

Работала ли Шпала в колхозе? Конечно. Но так себе! Уж точно не в передовиках!

Детей у нее не было. Налогов она сроду не платила, скотины не держала, и налог на землю выдрать с нее никто никогда не мог, даже в Великую Отечественную войну.