Читать книгу: «Заложник памяти», страница 4

Человек вырос без родителей. Их любовь и заботу ей заменило государство. Она росла в детском доме? Видимо, да. Марине было хорошо известно, что вырастает из таких детей. Нужны ли они ей сейчас? Она не маленький ребенок, который легко ко всему привыкнет. И не подросток, с которым можно повоевать, но к которому можно найти подход. Подарками, деньгами, поддержкой, участием, помощью.

А здесь… Сашеньке 25 лет. Она далеко не ребенок. Не подросток. Взрослая девушка, которая уже давно живет своей жизнью. Наверняка у нее есть стабильная работа, друзья…

Нужна ли она Сашеньке с этой планеты? Что она может ей дать, в конце-то концов? Здесь другой мир, другое государство, все, все другое! Дурацкая, пустая затея… Но как она могла отказаться?..

– Марин, – Юра легонько тронул ее за плечо.

– Да?..

– Пойдем, что ли, в отель. А потом перекусим.

– А потом? – собственный голос казался Марине безжизненным.

– Потом видно будет, Мариш.

Здравствуй, Саша. Я не твоя мать. А ты не моя дочка. Мы, вообще-то, друг другу никто. Но я приехала просто для того, чтобы тебя увидеть. Знаешь, Саша, я ведь довела свою дочь до петли, но это не страшно. Я попробую еще раз. Авось во второй раз у меня все получится куда лучше. Саша, не смотри на меня так злобно, тебе это не идет.

Знаешь, Саша, я ждала тебя. Я вся извелась, тебя ожидая. Почему ты не пыталась что-то узнать обо мне за все эти годы? Почему тебе было плевать? Саша, как ты жила без нас все это время? Саша, что с тобой случилось? Почему ты не замужем? Почему у тебя нет детей? Почему ты не работаешь по специальности?

Саша, я же видела тебя во сне. Почему ты брюнетка? Откуда у тебя шрам? Почему ты такая кровожадная? Саша, ты же мне все расскажешь? Саша, ты же будешь мне доверять? Саша, ты будешь мне доверять.

Марина потрясла головой, отгоняя назойливые мысли.

На ресепшне первого попавшегося отеля их встретила улыбающаяся девушка.

Сашенька любила улыбаться…

– Добрый день! Двухместный номер?

Юрий кивнул.

– Да, на две недели, будьте добры.

– Конечно. Можно ваши карточки?

Марина достала из сумки карточки, которые вручил им Рылеев, и протянула девушке. Та хмыкнула и удивленно вскинула брови.

– Так вы с той Земли? Здорово, – девушка начала что-то печатать на компьютере.

– Простите, а возможно ли продлить пребывание в случае, если мы решим задержаться?

– Ну разумеется. Только сообщите заранее. Не позднее, чем за два дня до истечения двухнедельного срока. В противном случае может не оказаться свободных номеров.

– Но сейчас они есть.

– Это сейчас. Раз на раз не приходится, господа.

Пока стучали клавиши компьютера, Марина разглядывала отель. Особенно и не скажешь, что это другая планета. Та же Москва, такие же здания, такое же убранство – не считая странных флажков с жутковатой змеей.

Получив ключи, они отправились в номер закинуть вещи и решить, куда двигаться дальше. Что ж, наверное, путеводитель Рылеева пригодится.

Объединение? Или акт отчаяния?

По сообщениям Союзного информационного агентства. Республика Корея и Корейская Народная Демократическая Республика прекратили свое существование и вошли в состав Союза как Корейский округ. Сегодня мы представляем интервью с очевидцем событий, Юн Хэ Мином.

– Господин Юн, как вы охарактеризуете события, с которыми столкнулась ваша малая Родина во время передвижения?

– Одно слово – катастрофа. Серьезно. Передвижение похоронило большую часть юга полуострова, оставив лишь небольшую площадь. Началась паника, мы с друзьями тогда находились на отдыхе в Сокчо, параллельно подрабатывая в парке Сораксан. Нас настигли сообщения о гибели нашего президента, находившегося тогда с визитом в теперь уже Японском округе. Мы поняли, что стоит вопрос жизни и смерти и поспешили покинуть Сокчо. По сообщениям, которые транслировали громкоговорители, северная часть полуострова практически не была затронута разрушениями – и мы приняли решение ехать туда. Уже на границе мы узнали, что демилитаризованная зона отменена и можно спокойно пересекать тогдашнюю границу, уже утратившую смысл.

– Как вас встретили северяне?

– У границы были разбиты палаточные лагеря, где нам выдали временные карточки, обеспечили медицинской помощью и скудным пайком. Но нам было все равно, мы были рады и траву жрать. После нескольких часов нас распределили по вертолетам, предоставленным Союзом, и переправили в разные города севера полуострова. Но мне посчастливилось, как я теперь понимаю, оказаться во временном лагере, развернутом в Пхеньяне. Там было очень тепло, несмотря на зверский холод на улице. Нам выдали одеяла, накормили уже сытнее, а потом распределили по временным жилищам. Знаете, как я помню, почти целое столетие было угроблено на склоки, похожие на петушиные бои, но за какие-то несколько дней все это потеряло значение. Студентом я насмехался над этой истерией северян с их солнцем чучхе. Но когда я оказался в Пхеньяне, мне хотелось любого солнца. В Пхеньяне было тепло. Через какое-то время я узнал, что наших стран больше нет, мы теперь Корея, а еще через какое-то время – Корейский округ в составе Союза. Мне дали работу на одном из предприятий. Как я тогда узнал, Союз приглашал к объединению всех для совместной постройки силового поля.

– Как вы и ваши, скажем так, бывшие соотечественники оценили перенос столицы? Не было ли это расценено как торжество Северной Кореи?

– Среди особо отбитых ура-патриотов, возможно. А среди моих друзей, включая меня, – нет. Мы хотели выжить. Наш дом был уничтожен – и в этом нет человеческой вины. Мы не замечали какого-то пропагандистского давления. А Пхеньян, насколько я знаю, стал столицей из-за минимального количества разрушений, в то время как Сеул был разрушен практически полностью.

– Как вы оцениваете свою жизнь сейчас?

– Вполне хорошо. На семь из десяти. Если б не потерял родных при передвижении, было бы все десять. Без них очень трудно. Я женат, у нас двое детей. Я счастлив. Наверное, эта пресловутая опора на собственные силы и спасла северян от паники и стресса, помогла им не отвернуться от орды, не побоюсь этого слова, дикарей, которые без оглядки бежали от смерти. У нас общая история – история, разделенная войной и годами грызни. Сейчас мы пишем новую. Я могу сказать, что мы по-настоящему заново сроднились на крови и общей боли.

Материал подготовлен изданием «В Союзе»

Марина нажала на дверной звонок. Послышался едва знакомый приглушенный голос, в следующее мгновение дверь открылась.

По ту сторону порога стояла Сашенька.

Саня

– Тебе стоит на это взглянуть! – рыжеволосая девушка ткнула пальцем на верхнюю папку-уголок.

Саня лениво потягивала пиво из бутылки и уже успела тысячу раз проклясть себя за то, что согласилась на встречу с Кирой. Она терпеть не могла с ней встречаться. Но Кира была столь же навязчива, сколь и наивна. Саня достала бумагу и насыпала в нее табак. От него пахло вишней – наверное, стоило внести разнообразие, но Сане уже было все равно. Мысли крутились вокруг предстоящей операции – трансплантация почек предстояла крайне трудная. Выудив из сумки документы, Саня не смогла сдержать усмешку.

Какого черта на подобные операции требуются документы? Дань Союзу? Было бы перед кем отчитываться. Саня догадывалась, что «начальство» тоже отчитывалось кому-то наверху и откатывало за свое существование.

Саня дергала себя за перчатки. Это был самый обычный кабинет, обычные окна, обычные покрашенные стены. И несколько людей за столом. Она решила не запоминать их фамилии. С краю сидел неприметный мужчина с сединой ободочком и черными глазами.

Ясно. Дознаватель.

О дознавателях Сане было известно столько же, сколько и всем остальным – одновременно все и ничего. Было принято считать, что Союзное бюро дознания – нечто вроде гибрида контрразведки и полиции. В общем, следили. В открытую. И скрытно. Сначала отдельные особо отбитые товарищи из числа уцелевших бойцов за социальную справедливость пытались было возражать – как же так. Что за оруэлловщина?! Но чисто по-оруэлловски их заткнули. Сане было в кайф наблюдать за их пафосными речами во время просмотра пятничного шоу.

Дознаватель лениво осматривал кабинет, иногда бросая равнодушные взгляды на Саню. Операция прошла успешно. Пациент жив-здоров, а мамаша пациента кланяется в ноги. Ну а комиссия по профессиональной этике уже через часик была тут как тут с уже готовым решением. Саню эту решение ничуть не удивило.

– Александра Юрьевна Коршунова. Дабы избежать лишней демагогии, мы сообщаем, что ваша лицензия на деятельность хирурга-трансплантолога на территории Союза аннулирована. Апелляция на восстановление лицензии может быть подана не ранее чем через два месяца после отзыва. Ваше дальнейшее место работы будет определено в течение недели, вы получите специальное уведомление по обычной и электронной почте. Вам все ясно?

Саня кивнула.

– Хорошо. Тогда вы можете быть свободны. Ожидайте уведомлений.

Саня вышла из кабинета. Ей казалось, что с ней говорили автоматизаторы. Включив смартфон, она увидела несколько пропущенных вызовов. Ох ты ж! Вот с ними Сане меньше всего хотелось разговаривать. На кой черт оно ей надо – непонятно. Спасла и спасла. Пусть отстанут.

Этот день ей не запомнился конкретной датой – зато запомнился бутылкой «Егермейстера», купленной в одном из новых автоматизированных ларьков. Саня слышала, что некоторые умники пытались разбивать витрину, но сразу же получали электрошоком в бок. Саня не рисковала – она просто засунула купюру в автомат, и тот через пару секунд выплюнул бутылку.

Саня откупорила ее прямо на улице и, привалившись к стене, сразу же выхлебала почти наполовину. Сане было прекрасно известно, что алкоголизм – это не раз в неделю напиться до состояния передвижения ползком, а по чуть-чуть каждый день.

Вот Саня взяла это чуть-чуть за правило. Через несколько дней она получила новую работу – модерировать сайт Союзной фармкомпании, описывать таблеточки, давать рекомендации по лечению новых и старых болезней, а также компоновать разные исследования и репортажи о поездках союзных шишек по миру.

Саню практически все устраивало. Было одно единственное «но». И это «но» периодически проглядывалось на небосклоне: Земля без купола. Практически идентичная Земля. Земля, полная двойников, – двойников тех, кого уже давно нет на этой сраной планете. Наверное, ей стоило благодарить кого-то наверху за возможность выжить, но Сане было все равно.

Как там? Нет рта, чтобы кричать? А у Сани рот был. Вот только кричать было не о чем. И взывать было не к кому. Ей оставалось только идти дальше. Все, что оставалось. В конце концов, только это и остается, после того как просрал все с блеском и фанфарами.

Но одиноко ей не было. Куда уж там – Кира начала шастать к ней через день. Как она успела узнать, Разина работала в какой-то организации, которая сортировала зверят по приютам. Ну и обеспечивала юридическую поддержку этих самых приютов. В свободное от работы время Кира читала умные книжки под шум телевизора, по которому ее мамаша периодически смотрела то новости, то отвратительные корейские дорамки про страдашки.

Саня не очень-то хотела сегодня с кем-либо общаться, особенно с учетом того, что несколько минут назад вернулась со своей неофициальной работы. Кира, конечно, прискакала следом. Сане уже начинало казаться, что Разина за ней следит. Та как будто нуждалась в чьем-то присутствии, как будто нуждалась в зрителе. Саня догадывалась, что из нее собеседник так себе. Когда Кира трындела над ухом в стиле Маньки Лигуновой, Саня еле сдерживалась, чтоб ее не прикончить. Ну или не треснуть хотя бы. Вместо этого она просто сидела на диване с бутылкой пива и миской попкорна.

– Наш лидер на повышенных тонах обсуждал с Роудом проблему гендерного неравноправия…

Саня изобразила демонстративный храп.

– Сань, тебе что, неинтересно?

Коршунова прыснула.

– Я что, похожа на человека, которому интересна политика?

– Очень даже.

– Хи-хи. Кир, можно задать тебе вопрос?

– Ты же знаешь, что всегда-а-а-а, – пьяно протянула Разина.

– Ты думаешь о том, как ты живешь на той Земле?

Кира замялась. Ее не то чтобы очень сильно волновал вопрос о двойнике без купола, но периодически такие мысли накатывали. Чтобы расставить все точки над иероглифами и не тянуть кота за яйца, Кира подкопила денег и решила пойти в агентство к Рылееву.

– Дмитрий Рылеев, агентство «Две Земли». Чем могу помочь?

– Мне хотелось бы записаться к вам. Чтобы… чтоб…

– Чтобы узнать информацию об интересующем вас человеке с другой Земли? Вы же из Москвы звоните?

Определитель, ну да…

– Да-да, все верно.

– Хорошо. Вам было бы удобно приехать в мой офис сегодня, скажем, часов в пять вечера?

– Да, конечно.

– Ваше имя, пожалуйста.

– Разина Кира Григорьевна.

– Хорошо. Захватите с собой ваше удостоверение личности.

– Хорошо, спасибо.

Кира выудила из коробки несколько тысяч лодуров, которые откладывала именно на этот случай. Мама в соседней комнате смотрела какой-то дурацкий сериал. Наскоро одевшись, Кира вышла из дома и отправилась на автобусе к агентству Рылеева.

Кире Разиной было 25 лет. Четверть жизни, можно сказать. А на вопрос «В чем смысл вашей жизни?» Разина предпочла бы отмолчаться. Саня бы точно посмеялась над ней и обязательно крикнула бы: «Кира у нас борец!» Саню было трудно в чем-то убедить, Кира это поняла сразу – когда впервые пришла к ней в квартиру и застала, как ей потом стало ясно, в ее обычном злобном состоянии.

Кира не смогла бы охарактеризовать Саню как алкоголичку – ее организм обладал уникальной способностью: она пьянела быстро, буквально с одного стакана виски, и трезвела с космической скоростью. Ничем хорошим это, разумеется, не оборачивалось. Кира часто была свидетелем того, как Саня справляется с похмельем – вернее, пытается справиться.

Кира Разина характеризовала себя как человека с активной гражданской позицией, но при Сане почему-то говорила об этом редко. Наверное, потому, что Саня обладала редким талантом обесценивать все что угодно и втаптывать в дерьмо кого угодно. Поначалу Кире казалось, что это для самоутверждения. Потом ей стало ясно, что для Сани большинство людей – дерьмо. Поначалу Кира даже пыталась выпытать у нее, за что же она так не любит людей, после чего получила пространную лекцию на тему «а почему кто-то не любит брокколи?». Саня была абсолютно уверена в том, что людей можно не любить так же, как определенный вид овощей, фруктов, определенную рыбу или мясо, определенные цветы или погоду.

Кире со временем пришлось признать, что Саня обладает гигантским даром убеждения, чем сама Разина не могла похвастаться. На протяжении всего времени их общения Кира Разина чувствовала себя словно на пороховой бочке – ей постоянно казалось, что Саня ее прогонит, впрочем, Саня периодически и посылала ее на три веселых буквы. И никогда за это не извинялась. Но Кира не могла не приходить к ней.

Офис Рылеева располагался в центре. Обычное здание с окнами. Кира поднялась на нужный этаж и постучалась.

– Войдите, – послышалось из-за двери.

В интервью на телевидении и в газетах Дмитрий Рылеев представал человеком высокомерным, манерным и довольно-таки легкомысленным. Увидев его воочию, Кира слегка ужаснулась. На нем были свитер и серые джинсы – вместо тех костюмов с иголочки, в которых он красовался на телеэкранах. Он казался мертвенно-бледным, и синяки под глазами выглядели еще заметнее.

– Добрый вечер. Я Кира Разина, я вам звонила.

– Да, конечно, проходите, садитесь. Чаю? Кофе?

– Кофе, если можно.

Рылеев кивнул и нажал на кнопку кофемашины.

– Итак, Кира Григорьевна, кого вы хотите найти?

– Я бы хотела найти своего двойника и двойника своей подруги.

– Понятно. Пожалуйста, предоставьте ваши данные и данные вашей подруги.

Кира протянула ему свою карточку и фото Сани, сделанное во время очередной отключки Коршуновой.

Рылеев нажал на несколько кнопок на компьютере, тот запищал.

– Подождите примерно полчаса.

– Хорошо, спасибо. – Кира выложила деньги на стол, Рылеев молча пересчитал их и спрятал в сейф.

Тишина разорвалась телефонным звонком. Рылеев включил кнопку вызова на гарнитуре, висевшей у него на ухе.

– Да, я слушаю. И тебе не хворать. Вообще-то работаю. Угу. Нет. Слушай, о таких планах надо сообщать заранее. Прям совсем заранее. Ладно, делай что хочешь, что с тобой говорить…

Кира могла только гадать, с кем говорил Рылеев, но ей это было неинтересно. Она просто сидела на стуле, пила горький кофе из автомата и развлекала себя разглядыванием кабинета, пока Рылеев что-то печатал на компьютере.

Обстановка в офисе была как в обычной жилой комнате: диван, на котором покоился плед, рабочий стол, несколько стульев, кофе-машина, маленькая плитка, чайник, чашки. На стене – плазма.

Противно запищал компьютер. Рылеев просмотрел бумаги. По мере пролистывания на его лице сменились выражения от удивления до грусти. Или Кире просто показалось. Саня говорила ей, что она барышня впечатлительная.

– Вот, возьмите. Лучше прочитайте здесь, могут возникнуть вопросы, и я смогу сразу отправить туда дополнительный запрос.

Кира начала читать подсунутые ей бумаги и не могла поверить.

Разина Кира Григорьевна. Почти все совпадало: Кира с Земли без купола так же воспитывалась матерью, так же окончила юридическую академию, так же работала в организации по защите прав животных. Да и выглядела она так же: те же рыжие волосы, те же зеленые глаза, тот же нос с горбинкой, как у Бабы-яги. Отличало их одно – у Киры Разиной с планеты-двойника была дата смерти. Причина – почечная недостаточность.

Прочитав содержание другого листа, Кира поняла настоящую причину смерти другой Киры.

Коршунова Александра Юрьевна на другой планете также была мертва. Причина смерти – самоубийство.

Кира сложила листы и убрала в рюкзак.

– Все в порядке?

Кира натянуто улыбнулась.

– Да, все отлично. Я выяснила все, что было нужно. Огромное вам спасибо.

– Да не за что.

По дороге к Саниной квартире Кира размышляла только о том, что если бы не Саня… Вернее, она и так знала. Что жива исключительно благодаря Сане, которая поплатилась из-за нее всем, чем можно. После того как она прочитала информацию о своем и Санином двойнике, Кирина благодарность как будто обрела смысл. Вся ее жизнь, до этого направленная на защиту братьев наших меньших от утилизационных машин и на борьбу против сомнительной деятельности Союза за рубежом, обрела вполне конкретный смысл.

Кира Разина должна жить. И Саня Коршунова должна жить. Они обе должны жить. Кира до конца жизни перед ней в неоплатном долгу, и она обязательно убережет Саню от необдуманного шага, на который решилась молодая девушка с планеты без купола.

Кира знала, что Саня росла без родителей – одна из многих «детей Союза». Родители погибли при постройке Купола. У Киры была мама, давшая ей жизнь, образование, служившая ей поддержкой и опорой. Кира не знала, как с Саней обращались воспитатели, однако догадывалась, что ничто не может заменить тепло родного человека. Родного, близкого – неважно, родственник это или нет. А раз у Сани почти нет близких друзей, то она, Кира Разина, сделает все возможное и невозможное, чтобы…

Чтобы что?

На минуту Кира остановилась посреди улицы. Чтобы что? Саня взрослый человек, не подвержена гормональным бурям, как подростки. Но Саня одинока.

Ей нужна опора. Всем свободным и одиноким людям всегда нужна опора. Помощь. Поддержка.

Кира знала, что решила подписаться на заранее провальную миссию – кто она такая, чтобы пытаться вытащить Саню из бездны, куда та с преогромным удовольствием падала? Да никто, по большому-то счету. Никто. Но если она не сможет изменить политику Союза, почему ей, Кире, не попытаться изменить жизнь одного конкретного человека? Почему она не может?

Да, она может! Она все может!

Подбегая к подъезду Саниного дома, Кира чувствовала себя королевой мира.

– Ки-и-ир, ты че, заснула?

– А? Извини, торможу малёк. Ты про двойника спросила?

– Угусь.

– Честно говоря, я даже особо не думала об этом. Может, если настроение будет, схожу к Рылееву. Но мне, честно говоря, жалко деньги на ветер бросать. Ну, сама посуди, какой во всем этом смысл, если мы на ту Землю даже наведаться не можем?

– Вот-вот.

– Ты тоже ничего про своего двойника не узнавала?

– Да на хрен. Хотя, честно говоря… – Саня поднялась с дивана и подошла к окну.

– Хотя что?..

Саня опрокинула в себя целый стакан, постучала костяшками пальцев по стеклу.

– Знаешь, мне иногда бывает интересно, живы ли они там?

– Ты своих родителей имеешь в виду?

– Их двойников. Мои родители погребены на орбите.

Кира почесала голову.

– Ты всегда можешь пойти к Рылееву. Ты чего-то боишься?

– Я боюсь правды. Мне кажется, она слишком жуткая.

Саня села перед окном, как будто собиралась помедитировать.

– С одной стороны, Кир, мне все равно. У меня своя жизнь, на той планете своя. Почему меня это вообще должно волновать? – Саня задрала голову к потолку, как будто пыталась сдержать слезы. Кире это было понятно. Она не знала, что ответить.

– Знаешь, Кир… – с этой фразы Разина поняла, что в Сане заговорил алкоголь.

– Да?

– Я ее тихо ненавижу.

– Кого? Землю без купола?

– Да хрен с ней, с бескупольной. Я ненавижу ее. Ту, другую Саню Коршунову. Я ничего о ней не знаю, прямо злость берет.

– Это нормально, Сань, – Кира подлила ей еще и прикусила язык. Что-то ей подсказывало, что говорить Сане о том, что ее двойник мертв, рановато. Может, потом.

Пока Кира пыталась навести подобие порядка в квартире, Саня улеглась на диван.

– Сань, а почему ты спишь на диване? У тебя на кровати отличный матрас.

– А мне на диване больше нравится, – в голосе Коршуновой послышались угрожающие нотки.

Кире оставалось только пожать плечами.

– Завтра у тебя операция?

– Угусь. Деньги нужны.

– Союз тебе неплохо платит.

– За сортирование баночек-то? Ну да, ну да, – Саня накрылась пледом и отвернулась.

Кира вздохнула и направилась к выходу.

В сумерках комнаты Сане показалось, что кто-то едва знакомым женским голосом твердит ее имя.

Саша, Сашенька, дочка…

Саня зажала уши. Нет. Не надо. Не надо. Заткнись.

Федеральный Союзный закон «О родительстве»

Все граждане Союза, планирующие завести ребенка, обязаны пройти так называемый «экзамен на родительство». Экзамен предполагает следующие этапы:

– Проверка на финансовую состоятельность родителя. На этом этапе проверяется возможность родителя обеспечить ребенка всем необходимым в течение пятнадцати лет: состояние накопительного счета, заработная плата, отзыв работодателя, состояние недвижимости.

– Проверка моральной потребности и готовности обзавестись детьми. На этом этапе проводятся моделирующие тесты, создающие иллюзию, близкую к реальности, которая покажет готовность гражданина воспитывать ребенка на разных этапах его развития.

– Проверка здоровья родителя.

Кроме того, предусматриваются меры в случае незаконного рождения ребенка:

– Блокировка накопительного счета на срок, установленный в судебном порядке.

– Проверка финансовой, моральной и физической готовности иметь ребенка. В случае удовлетворительного результата по всем трем показателям выдается лицензия и выписывается штраф в размере двух миллионов лодуров.

– В случае неудовлетворительных результатов по одному из трех пунктов ребенок подлежит изъятию и передаче сотрудникам НВС до достижения финансовой, физической и моральной состоятельности родителя.

Всеми вопросами, касающимися воспитания детей, семьи и брака, уполномочено заниматься Бюро демографического развития.

Родители, которые имеют на иждивении несовершеннолетних детей, рожденных в период до создания Союза, также подлежат финансовой, физической и моральной проверке представителями Бюро демографического развития. В случае несоответствия по любому из трех пунктов ребенок подлежит изъятию под опеку НВС до восстановления состоятельности по всем трем пунктам.

Очередной разговор с Кирой таки чуть не закончился мордобоем. Рассортировав таблеточки по категориям, Саня откинулась на спинку дивана. Потолок расплывался. Наверное, стоило позвонить клинерам, чтоб те прислали автоматизатора для очистки. Ей самой автоматизатор был не по карману. Нет, какой-нибудь простой – наверное, но уборщики были в цене. Как ни странно, именно на автоматизаторов-уборщиков и автоматизаторов-утилизаторов Союз больше всего скидывал из налогов. Типа финансируем уборку вашего срача за ваши же деньги. На это разного пошиба активисты возражали, что следовало бы сократить финансирование военных парадов – за что получали по голове. Кира мельтешила рядом.

– Саня, ты должна вступить в нашу группу. Союз тратит деньги налогоплательщиков на сомнительные военные операции за рубежом!

– Слушай, ты, Люк Скайуокер недоделанный, что я должна делать – прописано в Налоговом кодексе, а что не должна – в Уголовном. Всё.

– Ты не понимаешь. Союз поставляет оружие боевикам Исламского союза! Причем обеим сторонам! Ты понимаешь, что это значит?!

Саня зевнула. Ей хотелось одного – спать.

– Понимаю. Союз продает оружие и зарабатывает денюжки, чтобы у тебя, дорогуша, было что жрать, где трахаться и куда ездить в отпуск.

– Саня… – голос Разиной едва заметно дрожал.

«Думаешь, я тебе пиздюлей отвешу? Наивная ты дурочка. Нужна ты мне».

– Саня, Союз устроил из казни преступников публичное шоу!

– Нужно же кому-то веселить народ по пятницам. Люблю смотреть, как всяким ублюдкам хер отрезают без наркоза.

– И расстреливают маленьких деток?

– Поправочка, – Саня наклонила голову, все еще неопределенно глядя в окно, – маленьких уебков, которые порешили своих родителей.

Саня лежала на столе, похожем на операционный. Кира рассматривала «инвентарь» и «инструменты»: различные аэрографы, кисти, эскизы, лазерные машинки. Андрей чавкал жвачкой, крутясь на кресле.

– Напомните-ка мне, какого хера вы со мной приперлись?

Андрей дернул плечами.

– На секс после этого не рассчитывай. У меня пару дней еще заживать будет.

– У тебя все мысли об одном. Может, я о тебе беспокоюсь?

– Херню не неси. Ты беспокоишься только о кошельке Букваря. А я – один из источников дохода.

– Что за хрень, – Кира потрогала эскиз кончиками пальцев.

Саня закатила глаза. Разина ее изрядно поддостала. Таскалась за ней как банный лист, постоянно впаривала какие-то листовки – за запрет абортов на позднем сроке, за запрет продажи оружия, за подъем планки совершеннолетия. Саня испытывала к ней двойственные чувства. С одной стороны, ей хотелось послать Киру к чертям собачьим, потому что та просто заебала ее и служила постоянным напоминанием ее провала. Ее неудачи. Краха всех ее надежд. С другой – мы же в ответе за тех, кого приручили. Саня слышала о странном законе в Китайском округе, который и Союз не смог обуздать – да так и оставил. Человек, который спас жизнь другому, принимает на себе ответственность за судьбу спасенного. Когда Саня смотрела на Киру, она просто физически не могла навредить ей. Да и психологически тоже. Ее раздражала эта пустая, едва различимая, но значительная связь, которая порой казалась ей крепче Союза, пальчики которого она периодически ощущала на своем горле.

Связь, болезненнее нараставшей с каждым годом утренней боли в горле. Связь, разрушительнее полуавтоматизированных «утилизаторов» на границах Союза.

– Александра, все готово. Ваши спутники останутся здесь?

– Я, пожалуй, схожу пожрать, – бросил Андрей, флегматично глядя в потолок.

– А я посижу, – ответ Киры Саню ничуть не удивил.

Саня скривилась.

– Что ж, приступим.

Саня чувствовала, как автоматизатор опускается: пара секунд – и контуры рисунка проступят на ее коже. А потом мастер доделает свое дело.

– Все хотел спросить у вас, Александра, почему такой странный выбор?

– С чего это он странный? – поморщилась Саня.

Было больно. Боль она не любила. В том смысле, в какой она бывает в чистом, не изнасилованном сексом виде. Такой была боль в горле, в зубах, уже давно замененных. Как эта: боль от того, что в ее кожу впиваются тысячи игл, а потом мастер аккуратно выводит краской детали. Боль от хлестания плеткой – совсем другая. Она почти приятная. Почти хорошая. Сане она нравилась. Андрею тоже. А Кире нравилось ебать мозг Союза. Или то, что Союз трахает ее мозг. И не только мозг.

– Обычно заказывают всякую восточную муть да крылышки. Или дракончиков. А официальный символ Союза – крайне редко. На моей практике вы четвертый случай.

– Мне нравится эмблемка. Я ж этот, как его, гребаный патриот.

Мастер бесцветно рассмеялся.

– Тебе обязательно совать свой нос везде, куда вздумается?

Кира издевательски улыбнулась.

– Ну, твой драгоценный Союз даровал мне свободу слова.

– Он не мой, он общественный. И запомни, – Саня встала и вплотную подошла к Кире, – свобода твоего носа, дорогуша, заканчивается там, где начинается свобода моего кулака. Запомни вот что. Нельзя срать там, где ты жрешь.

Коршунова отошла к окну и закурила.

Затяжка не вышла, Саня закашлялась. Боль усилилась. Где-то в грудной клетке. Легкие? Они самые. Саня согнулась пополам. Как будто внутренние органы хотели вывалиться наружу. Саня бросилась в ванную, где ее вывернуло наизнанку прямо на пол.

– Я сейчас уберу… – вездесущая Кира суетилась в поисках тряпки и моющих средств, – Саня, тебе бы к врачу.

– Сделай одолжение, заткнись.

Саня поднялась и, пошатываясь, направилась к дивану, на который тут же и свалилась.

Пульмонолог. Онколог. Гинеколог. Когда-то у нее тоже была приставка «лог». Теперь она никто. Просто никто. Потолок расплывался перед глазами. Где-то на периферии сознания до нее доносился гул машин, шуршание и звук отжима половой тряпки, неразборчивое ворчание Киры.

Потолок расплывался перед глазами.

Не хотелось уже ничего.

Утро началось с новых приступов тошноты, внутренности, казалось, были готовы свернуться в трубочку. Пошарив в мобильном, она набрала знакомый номер.

– Специалист Рудникова, слушаю.

– Светик, привет!

– Санёк, ты что ли? – с профессионально- суховатогого тон сменился на лицемерно-радостный.

– Она самая. Свет, мне нужна твоя помощь.

– Понятно, опять противозачаточными пренебрегаешь. Задолбаешься с вами.

– Ну, прости, подвели.

– Угу, вас послушать, так это они подвели, а не вы забыли вколоть, выпить или переклеить.

– Светик, мне так плохо, подыхаю.

– Пить, птичка моя, надо меньше. Ладно. Приходи сегодня к часу. На это время никто не записан.

Саня еле-еле встала с дивана, пытаясь угомонить гудящую голову. На столике была записка от Киры: «Я на работу. Потом надо забежать в одно важное место. Вечером приду. С сюрпризом».

«Угу, притащит очередную нямку из кондитерской».

Сладкое Саня не то чтобы безумно любила, но никогда не отказывалась. Арина с Лизонькой редко покупали сладости, опасаясь прыщей и лишних кило. Прыщи Саня лечить не любила, предпочитая прокалывать их иголкой. Дрон при этих манипуляциях только пальцем у виска крутил.