Читать книгу: «Ограниченная территория», страница 3

Тим обожал свою жену, она платила ему тем же. Желая проводить друг с другом как можно больше времени, супруги старались теперь всегда работать вместе. Их союз был похож на бурю, цунами и извергающийся вулкан. Благодаря обоюдному отменному чувству юмора и жажде приключений им вдвоём никогда не было скучно. Хоть возраст всё-таки сделал Тима с Марго более сдержанными, они по-прежнему не теряли боевого запала и неустанно подначивали друг друга.

– Ребята, может, скажете уже, если не секрет,что вдруг привлекло вас в нашем НИИ? Кроме нас, конечно. Тим, вы ведь вроде неплохо работали на медицинском заводе? – спросил Антон, мягко отвлекая парочку от увлекательной супружеской перепалки.

– Друг, – переведя взгляд на Антона, откликнулся Тим. – Ну как тебе сказать. Завод почти перестал нам платить. Зарплата стала совсем дерьмовой. Пора что-то менять. С Маргошей открыли каталог вакансий – а там, бац, и ваше НИИ. Что же вы раньше не подсказали, что техники у вас настолько востребованы?

– Не знаю, мы как-то не задумывались над этим, – пожал плечами мой муж.

– Завтра у нас собеседование. Если всё будет нормально, нас примут на работу, – сказала Марго.– Официально мы будем числиться в НИИ, но вдобавок возьмем совместительские ставки в прилегающей к нему частной клинике и будем работать в двух этих организациях.

– У нас же всё будет нормально? – подмигнул Антону Тим.

– Ты что, сразу хочешь сослаться на знакомство со мной? – Антон закатил глаза.

– Ну почему сразу, – примирительно уточнил Тим. – Только если будут проблемы. Друг, ты же не подведёшь? Я знаю, ты будешь счастлив видеть мою довольную морду чаще, чем прежде, и ты, Катя, тоже. Вы оба не пожалеете!

Тим уставился на меня, пытаясь сделать самый умоляющий взгляд на свете. Я, не выдержав, улыбнулась и рассмеялась.

– Конечно, Тим, мы будем рады тебя видеть. И тебя, и Марго. Я покажу нашу столовую. Помнишь, как я приносила оттуда вкусные пончики? Будешь теперь их есть, сколько захочешь.

– О, Катерина, ты самый клёвый человек в мире! Тоха, я всегда тебе это говорил, когда ты её не замечал. Вот, учись у неё, как надо встречать друзей, – довольно расхохотавшись, Тим повернул свой стул к озеру, над которым уже вовсю разливался закат. На другом берегу подернутого рябью синего зеркала, у самой кромки воды, летела стая чаек. Зачерпывая воду в клювы, они, крича, поднимались всё выше – мимо раскинувших зелёные ветви берёз и изумрудных иголок сосен к полыхающему огненным заревом небу.

– Не беспокойся – если что, он застрянет в нашей столовой, – тихо прошептала я Марго на ухо, и мы обе беззвучно расхохотались, после чего она тоже направилась к мужу.

– А вид-то какой, – раздался голос Тима. – Красота, аж глаз не оторвать! Вот почему стоит выбираться на природу.

– Ты прав, дружище, – согласился Антон.

Стоя рядом со мной, он одним махом прикончил свой недопитый стакан самогона.

– Алкоголь усиливает выработку дофамина, но также повышает кортизол и блокирует жиросжигающие процессы в организме, – задумчиво пробормотал Антон, посмотрев сначала в пустой стакан, а затем на меня.

–А ещё нарушает синтез аминокислот, вследствие чего в организме запускаются процессы катаболизма, – дополнила я, затем хихикнула, прижалась к нему и прошептала: – Но я пока под воздействием фактора внутреннего подкрепления.

– Эй, господа учёные! Может, объясните простым смертным свои матерные термины? – крикнул Тим.

– Всё очень просто, – ответила я. Взявшись с Антоном за руки, мы подошли к нему со спины. – Сейчас я на стадии испытания удовольствия.

– От самогона? Ну, ещё бы! Я его так постоянно испытываю!

– И поэтому мешки под глазами здоровские заработал, – не преминул заметить мой муж.

– Да это фигня. Я все равно не собираюсь попадать на обложку журнала для взрослых, – Тим снова заржал.

– Зря ты это сказал, дорогой. Я же сейчас начну представлять тебя на ней! – Марго, успевшая уже принести второй стул и сесть на него рядом с супругом, ткнула того локтем в бок.

– Тим, там бы все твои недостатки легко исправили фотошопом, – не удержалась я. И прежде, чем кто-то успел ещё что-то сказать, продолжила: – А вообще… дело не только в алкоголе. Честно… я ощущаю удовольствие, потому что вы рядом. Вы все.

Я встретилась взглядом с Антоном. Тот, улыбнувшись, одобрительно кивнул мне и едва заметно подмигнул, а Тим и Марго даже встали со стульев и повернулись ко мне. На лицах обоих Вердиных была такая торжественная серьёзность, что на моих губах невольно заиграла лёгкая улыбка, и я, собравшись, поскорее продолжила говорить: – Знаете, я благодарна судьбе за то, что она свела меня с вами. За то, что у меня такой замечательный муж, как ты, Антон. И вы, самые лучшие в мире придурки, которые не менее лучшие друзья.

– Для бухнувшей ты неплохо подобрала слова, Катюха, – одобряюще сказал Тим. – Ладно, мы тебя тоже любим. Я даже не обижаюсь на то, что ты иногда называешь меня противным.

Он шагнул мне навстречу – почти одновременно с ним по бокам это же сделали Антон и Марго. Мы дружно все обнялись.

– За это надо выпить! – со смехом сказал Антон сразу после того, как мы отпустили друг друга. – Я все устрою!

– Ого! Само начальство в кои-то веки пошло вразнос! Тоха, я верил в тебя! Наливай, да побольше! – торжествующе орал Тим, одной рукой притягивая к себе Марго, а другой – меня. – Ну что, оторвёмся как следует!

– Осторожно, тут стулья! – крикнула я, оттаскивая развеселившегося друга, а заодно и Марго от препятствий.

– Ребятки, держите стаканы! – Антон, держа в каждой руке по два стакана, подходил к нам. Под мышкой он держал ещё не открытую бутылку водки.

Испуская весёлые возгласы, мы вновь наполнили стаканы и дружно чокнулись. Четыре прозрачных, наполненных жидкостью усеченных пластиковых конуса соединились между собой, расплескивая содержимое вокруг.

***

Тот вечер запомнился ещё тем, что Тим и Антон нырнули-таки в это озеро, хоть мы с Марго дружно пытались их отговорить. Кто из наших мужчин предложил окунуться в холодную, не прогретую ещё майским солнцем воду, не нужно даже уточнять.

– Ну, вы и дураки! – кричала с берега Марго, уворачиваясь от брызг, которые постоянно направлял на неё Тим. Антон, впрочем, тоже в этом участвовал. – Там все-таки ещё холодно!

– Детка, да тут офигенно! Сама проверь!

– Ну, вот ещё. Ой, дурень, ты хоть одежду бы снял!

– Прям здесь и сейчас?

Я, сонно раскинувшись в кресле со стаканчиком виски, только наблюдала за ними. По телу расходилась приятная слабость. «Если бы Марго, несмотря на свою кажущуюся бесшабашность, не обладала голосом разума, – пронеслась в моей голове вялая мысль, – эта парочка уже давно бы самоубилась».

Сквозь сон этой ночью я снова слышала крики чаек – пронзительные и хриплые, они проносились над полем и, отскакивая от озерной глади воды, отдавались тревожным эхом в далеких уголках леса. Мне казалось, что я вместе с ними, кружась над белой паровой дымкой и застывшими верхушками берёз, поднимаюсь в бледное небо. Ощущение невесомости было захватывающим, но я, тем не менее, чувствовала исходящую, казалось, из ниоткуда, тревогу. Что-то было не так: в этом пейзаже холодных сине-зелёных красок, в этом тумане, который, поднимаясь всё выше от озера, касался меня влажными, холодными пальцами рук.

Все окружающие меня до этого шумы вдруг исчезли – осталась одна сосущая пустота. Холодная и тревожная синяя яма Сарлакка, готовая переварить тебя, расщепить на атомы и молекулы, превратить в такую же равнодушную часть себя самой.

Моя пропитанная туманом и потом одежда полностью взмокла и прилипла к телу. Дыхание сбилось и стало поверхностным. Кислород в лёгких медленно заканчивался.

Тут я почувствовала, как кто-то гладит меня по щеке. Это определённо не было похоже на прикосновение неведомого чудовища, но от страха я всё-таки дернулась.

– Милая, просыпайся, – послышался голос моего мужа. – Уже утро.

Я медленно открыла глаза. Дурной сон мгновенно исчез, растаял, оставив на выскользнувшей из его власти жертве лишь липкие клочья тумана в виде воспоминаний и страха, которые вскоре исчезнут – высохнут при дневном свете реальности. Конечно же, я никуда не летела, а находилась в палатке. Голова немного побаливала,учитывая вчерашнее, в этом не было ничего удивительного.

– Катюша, ты проспала дольше всех. Мы решили тебя не будить и уже почти всё собрали. Это, кстати, тебе, – Антон, в своём уютном сером спортивном костюме и хлопчатобумажной футболке ему в тон, с растрёпанными пуще прежнего волосами, подсел ко мне, поставив рядом со мной тарелку с нарезкой из помидоров, огурцов и кусочков мяса, а также кружку дымящегося чая.

– Спасибо, – я с благодарностью посмотрела на него и отхлебнула из кружки термоса горячую жидкость. Тепло, а также запахи мёда, ромашки и мяты медленно и приятно окутывали, возвращая к жизни.

Муж поцеловал меня в щёку.

– Ешь. У тебя есть десять минут, пока Тим ищет в озере свою футболку, – он усмехнулся, но тут же сморщился.

– Ты как себя чувствуешь? Лично у меня голова раскалывается. Если что, таблетки рядом с тобой – я уже принял. Ну ладно, – улыбнулся Антон, – пойду пока помогу Марго собрать палатку. Люблю тебя.

– И я тебя.

Проводив мужа взглядом, я крепче обхватила руками кружку. В поле моего зрения попался полиэтиленовый пакет с аккуратно уложенными туда Антоном камнями. Я улыбнулась. В этот момент мне было невероятно уютно – и дело было не только в чае и шерстяном свитере.

Обратный путь прошёл так же хорошо, как и всё остальное. Туман, если он и был утром, испарился под действием солнца, которое светило жарче, чем вчера. Луга и леса радовали глаз зеленью, а небо сияло лазурью. Всюду чувствовалось приближение лета.

Когда мы почти миновали небольшие скалистые горы, я вдруг вспомнила об отце и о том, как он, должно быть, сейчас отмечает свой небольшой праздник в кругу тех наших родных, что смогли прийти.

Посмотрев на идущих впереди и беззаботно болтающих Марго и Тима, я осторожно прикоснулась к руке Антона и тихо сказала:

– Как думаешь… мой папа сейчас не сильно расстраивается из-за нашего отсутствия?

Муж задумчиво проводил взглядом одинокое кучерявое облако, плывущее по голубой небесной лазури, и покачал головой:

– Я тоже задавался этим вопросом. Но, думаю, мы оба знаем ответ.

Я смущенно улыбнулась.

– Поворчит и перестанет. Знаю. Однако хотелось бы всё равно навестить его, – вспомнив о причине, по которой папа нас всех приглашал, я вздохнула, прикрыв на секунду глаза и покачав головой. – Давай сделаем это на неделе – сразу, как только получится?

Антон притянул меня к себе. Его карие глаза при этом – добрые и самые милые на свете – оказались вровень с моими.

– Конечно. Знаешь, Кать, этим ты мне и нравишься. Несмотря ни на что, ты никогда не забываешь о других.

Больше ничего не было нужно. Этим Антон прекрасно обозначил, что всё понимает. В благодарность я запечатлела на его губах поцелуй.

– Даже не думай сегодня готовить ужин, – рассмеявшись, сказала я. – Сегодня моя очередь.

Солнце светило всё ярче. Спускаясь за Марго и Тимом по нагретым камням, ступнями я даже через подошву обуви чувствовала их тепло, а в левой руке – тепло ладони своего мужа, я ощущала счастье – простое человеческое счастье.

Тревожный сон был забыт.

Глава 5

Тепло и солнечный свет прорезает жуткий скрежет, вырывая меня из радостного сна в постоянный, продолжающийся кошмар. Какое-то время я даже не хочу открывать глаза, желая подольше остаться в том месте, в том времени – счастливом и солнечном теплом майском дне, когда всё было хорошо.

Но скрип повторяется и окончательно вырывает меня из воспоминаний. От горя и гнева мне хочется плакать и бить всё вокруг.

Иллюзия весеннего дня и тепла рассыпается, как мозаика, а фигуры Тима, Марго и Антона, кажущиеся мгновение назад такими реальными, расплываются, медленно теряя очертания, исчезают во тьме. Не в силах снова видеть то, как они покидают меня, я зажмуриваюсь ещё крепче, но это не помогает. Изображения, воспроизводимые благодаря нейронным связям гиппокампа и зрительной коры, намного сильнее тех, что поступают по зрительному проводящему пути в момент непосредственного действия изображений на анализаторы, и уж точно не зависят от состояния глаз. Мысли, подобно нитям из липкого, тугого удушающего комка, мгновенно превращаются в вихри, опутывая собою головной мозг и стягивая его в путы.

Приобретённый условный рефлекс, ничего необычного.

«Я всегда надеялся, что меня кто-нибудь поймёт. Они не смогли. Но, может быть, ты?»

«После всего, что ты сделал??»

Скрежет раздаётся за моей дверью. Визжащий, пробирающий душу, скребущий её изнутри ржавыми, кровавыми когтями. Каждый раз, как в первый, он заставляет содрогаться всё тело.

Я всё ещё не открываю глаза, но понимаю, что свет в помещении включен. Наверное, то, что я не проснулась от его включения, можно объяснить достаточно крепким сном – точнее, нахождением в фазе самого глубокого дельта-сна. Но факт, что я ещё и продолжила спать при свете, уже не удивил – хотя ещё четыре месяца назад я бы ни за что не поверила, что смогу спать с включённым электричеством. Даже работающий телевизор вызывал у меня бессонницу и поэтому нередко становился предметом наших разногласий с Антоном, любителем засыпать под его бормотание.

Сегодня двадцать второе октября. Три месяца моего пребывания здесь, и время проверки. А это значит, что около часа мне снова предстоит провести в компании одной из несчастных, претерпевая стандартную программу обследований.

В пересохшем рту снова почувствовался знакомый горький привкус, но сейчас некогда было думать об этом. С замиранием сердца я прислушивалась, ожидая, когда издающая кошмарные звуки остановится перед входом в мою палату. Вот уже, помимо скрипа, можно было различить неопределённое позвякивание, а сразу за этим – почувствовать присутствие кого-то за дверью.

Ощущение слишком жуткое, и мне приходится успокаивать себя, что это не он. Этот ублюдок редко приходит вместе с ними, а дата дополнительного, «расширенного» осмотра, который он всегда проводит сам («ты ведь понимаешь, что в твоём случае это значит»), должна наступить на неделю позже.

Просто так, для разговора (точнее, по его словам, у него ничего не бывает просто так), он сейчас тем более не зайдёт.

Пять секунд. Именно столько продлилась тишина за дверью. Именно это время уходит на изучение экрана с видеотрансляцией, прикрепленного к стене перед входом – удостовериться, что я не готовлюсь к нападению. В противном случае сюда закачают усыпляющий газ. В первый месяц заточения мне довелось пару раз испытать это на собственном примере. Если поначалу мои побеги забавляли этого урода, то потом начали надоедать, да и он, к тому времени узнав всё раньше меня, стал беспокоиться за моё состояние – ведь каждая попытка неизбежно сопровождалась получением травм, а он не хотел, чтобы я серьёзно покалечилась. Это было не в его интересах. Как и избавляться от меня раньше времени.

Химик, таковы его цели…

Дурацкое прозвище, придуманное Тимом, но, по сути, оно было верным.

«А когда он мне всё рассказал, я и сама перестала собой рисковать».

Дверь с тихим шорохом отъезжает в сторону. И вот уже скрежет колёс раздаётся в каких-то двух метрах от меня. Тут же, за ним – звук возвращающейся на место двери.

Я слышу, как тележка, душераздирающе скрипя, движется по направлению ко мне. Но только теперь сквозь эти могильные звуки можно отчётливо разобрать шаркающие шаги того, кто её катил. Даже несмотря на то, что их обувью, как и для всех, кроме него, служили обычные белые чешки.

После того, что Химик сделал с беднягами, они вряд ли когда-нибудь смогут в ходьбе полностью отрывать ноги от пола.

Мне никогда не привыкнуть к такому звуковому сопровождению – как будто за тобой едет гроб на колесиках, подталкиваемый жутким выходцем с того света. Но ещё меньше, чем слышать, мне хочется видеть лицо кого-либо из них. Поэтому я оставляю глаза закрытыми, радуясь, что в перечень осмотра не входит изучение глазного дна. Если есть лишняя возможность избежать разглядывания одного из них – ею лучше воспользоваться.

Стараясь дышать ровно, я делаю глубокие вдохи, стараясь прогнать запах и вкус горелого пластика. Получается плохо и остаётся только надеяться, что меня не стошнит. Основной минус местной «диспансеризации» – в её раннем начале,так что даже не успеваешь почистить зубы, чтобы перебить гадкий привкус.

Справа от меня звякали инструменты. Их шуму вторило напряжённое хриплое дыхание, перебиваемоеедва слышными стонами. Судя по тембру голоса, сегодня была женщина.

«Виолетта, так её зовут».

Её холодные пальцы вцепились в моё правое плечо, а следом я почувствовала, как на нём стягивается жгут. Я замерла в предвкушении облегчения, которое вскоре пришло в виде разлившегося рядом восхитительного запаха спирта. Хоть на несколько мгновений он перебьёт у меня в носоглотке горькое жжение.

И ведь оно вовсе не результат постороннего вмешательства и не показатель серьёзных отклонений – просто индивидуальная особенность в рамках нормы. Это тоже нужно перетерпеть. Если повезёт, в течение месяца симптом исчезнет.

В руку впилась игла.

Ощущение такое, будто локоть раздувают изнутри водой, а вспухший синяк вспыхивает острой болью. Ничего, это всего лишь забор крови. Бывало гораздо хуже. Словно в подтверждение мыслей, места, с которых не так давно сошли самые глубокие синяки – следы драки и падений при последней попытки побега два месяца назад – неприятно заныли. Следом мучительно отозвался шрам на груди.

«Хорошо, обошлось без трепанации черепа».

Второй укол – и я чувствую, как правая рука немеет. Ощущение такое, будто в вены закачали свинец. А потом начали с силой выдергивать их заживо.

Я прикусила нижнюю губу и сквозь зубы медленно, со свистом выпустила из себя воздух. Голова начала кружиться.

«Я провёл тебе курс уколов и избавил твой организм от токсинов и следов вредного воздействия. Сделал всё возможное, чтобы предотвратить последствия. Новый курс – это совершенно другое. Чередование иммуномодуляторов и витаминов пойдёт тебе на пользу и подготовит почву для… остального».

«Остальное» должно было случиться, по его словам, не раньше через как минимум полгода. Как максимум, через семь месяцев.

Ты ведь не все.

Я содрогнулась.

«За это время мы узнаем друг друга получше. Я думаю, это скрасит твои последние месяцы жизни. Ты поймёшь, со мной не так уж и плохо».

Резиновый жгут с глухим стуком ударился о твёрдый металл.

Он называет меня особенной, не такой, как все. И я ему верю. Мне есть, с кем сравнить. Ведь я была снаружи своей прямоугольной тюрьмы и видела многое.

То, что хотела бы забыть.

Запах спирта выветрился, и рот снова наполнился едким прогорклым привкусом. Рядом всё также звякали инструменты, перемежаемые натужным хрипом обречённой. Локтевой сгиб нестерпимо жгло. Голова кружилась.

Не в силах сдержать очередной рвотный позыв, я склонилась над левой стороной кровати. После того, как я слишком быстро села, часть слюней и желчи выплеснулась мне прямо на грудь. Теперь мне ещё и сменят одежду…

Я мысленно представила свой костюм: штаны, футболка, бельё и носки – всё белого цвета. В голове вновь зазвучали слова Химика:

«Тебе определённо нужна более элегантная одежда. Но не сейчас и не в ближайшее время. Когда ты придёшь в обычное состояние, я обязательно позабочусь о твоём внешнем виде».

Когда я приду в обычное состояние.

Глава 6

Столовая нашего корпуса НИИ располагалась на первом этаже и представляла собой прямоугольное помещение, оформленное в сине-белых тонах. Благодаря длинной стене с широкими окнами, едва прикрываемыми сверху полукружиями тканевых жалюзей с чередующимися кобальтовыми и светлыми участками, оно было залито светом. Сразу по левую сторону от входа стояли раздаточные столы и касса, а всё пространство напротив них заполняли чинно стоявшие в ряд столики, к которым по обе стороны были приставлены по два стула с округлыми железными спинками. На каждом, помимо держателя салфеток и солонки, стояли небольшие синие вазочки с такими же крохотными искусственными букетиками, а на самой дальней стене висел циферблат с обрамлением в виде филина.

Сейчас, в обеденное время, в комнате приёма пищи находилось немало народа. Кое-кто из сотрудников брал еду из дома и питался в комнате отдыха, либо своём кабинете, но всё же большинство предпочитало собираться здесь.

Когда я вошла сюда, стрелки часов показывали без пяти час. Ещё на подходе к столовой нос мой уловил аппетитные ароматы свежеприготовленных блюд, среди которых я с удовольствием различила любимую рыбу – горбушу (здесь её всегда готовили под морковной шубой) и ни с чем не сравнимый кофейный аромат. Да, у нас готовили настоящий кофе – не хуже, чем в приличных городских кофейнях, чему я и мои коллеги несказанно были рады.

Едва я успела встать в очередь, как меня сзади весело окликнули. Я обернулась. Конечно, это была Марго, ворвавшаяся в помещение красочным буйным вихрем: на ней были джинсы (данный вид ткани – постоянный атрибут её стиля), просторный свитшот цвета летнего луга и накинутый поверх шеи цветастый шарф. Через плечо у Марго была перекинута оливковая спортивная сумка.

– Привет! – жизнерадостно поздоровалась она и в два прыжка оказалась рядом со мной, на ходу проворно прихватив поднос и столовые приборы.

– Марго! Надо же! Рада тебя видеть.

– Вот это мы удачно встретились! У тебя тоже сейчас перерыв?

– Да, – кивнула я, доставая с полочки чашечку с винегретом. – Только что закончила занятия с ординаторами.

– Классно, – взгляд Марго пробегался по выставленным салатам. – А я вот сейчас починила в биохимии термостат и решила перекусить. У меня с собой пирожки есть тут, – она похлопала по своей сумке. – Взяла, чтобы кого-нибудь угостить, если вдруг. Но сегодня подходящего случая не было. А самой кушать где попало как-то неудобно, потому я спустилась сюда. Есть я могу хоть где, но здесь мы всего второй день работаем, поэтому поначалу… – Марго пожала плечами.

– Ничего, скоро вы с Тимом привыкните к местным правилам, – я уже хотела спросить, не придёт ли он сейчас тоже сюда на обед, но увидев, как Марго деловито заставляет свой белый поднос тарелками с едой, которая вся в совокупности сильно превысит для неё норму суточного потребления калорий, сочла его ненужным.

– Антона с нами не будет? – уточнила подруга.

– Нет, он сейчас очень занят. Важная встреча с главой отдела, – я с улыбкой представила, как муж сейчас увлечённо рассказывает нашему шефу, заведующему отделом, о планах своего нового исследования. – Как Тим?

– Оо, он… осваивается. Как обычно, всё разглядывает. Сказал час назад, что освободился и к обеду придёт. Он в корпусе иммунологии, так что ждать его быстро не стоит.

– Понятно, – усмехнулась я. Отдел иммунологии был в НИИ третьим по размеру – после нашего и неврологического, а располагался в отдельно стоящем двухэтажном здании, попасть в которое от нас можно было через переход, ведущий в главный корпус.

С полными подносами мы, расплатившись на кассе, двинулись в сторону столиков. Как назло, все были почти полностью заняты. Проходя мимо коллег и знакомых, здороваясь с ними, я с досадой отмечала, что свободным попадалось разве лишь одно место из четырёх, а это нам не подходило. Чёрт возьми, сегодня что, сюда идут вообще со всего НИИ? Нет, так не бывает. Должен же найтись подходящий столик! В противном случае нам придётся временно сесть порознь и ждать.

С лёгким беспокойством и раздражением я продолжила оглядывать зал. И тут в конце, в правом углу дальней стены, увидела то, что искала. Хотя тот столик не был пустым, но более приёмлемого варианта сейчас не может и быть.

– Туда, – я кивком указала путь, и мы обе пошли к столу, за которым на стуле в углу одиноко сидел черноволосый мужчина в халате.

Когда мы приблизились, он, заметив нас, оторвался от супа, который до этого аккуратно хлебал, и отложил в сторону кусок белого хлеба. Я увидела, как при взгляде на меня в его глазах появляется тепло, а губы трогает смущенная улыбка. Он медленно кивает мне в знак приветствия.

– Екатерина Семёновна, добрый день, – его тенор звучит вежливо и обходительно. – Я полагаю, вы заметили, что сегодня в столовой трудно найти место для приёма пищи?

Попытка шутить. Снова неловкая улыбка.

– То есть простите, я не совсем это хотел сказать. Конечно, я рад, если вы присоединитесь ко мне…

– Валя, всё в порядке, – успокоила я вконец смутившегося парня. – Да, если ты не против, мы с удовольствиемприсоедимся. Знакомься, – поставив поднос, я повернулась к Марго, которая одновременно со мной сделала то же самое (с более слышимым грохотом). – Это Валентин, работает в нашем отделе. Он старший лаборант в биохимической лаборатории, где ты, кстати, сегодня побывала. Или вы, может, уже там виделись?

Марго посмотрела на меня. На какой-то миг её лицо приобрело задумчивое выражение. В следующую секунду она отрицательно помотала головой и вновь обратила внимание на нового знакомого.

– Очень приятно. Вердина Маргарита. Новый инженерный техник НИИ и подруга Кати, – она посмотрела на Валю, улыбнулась и протянула руку. Её карие глаза засветились искренней приветливостью. – Можно просто Марго. На всякий случай прошу нас извинить за столь безобразное вторжение к вам и за то, что будем присутствовать тут ещё несколько минут.

В ярко-голубых глазах Вали появилось веселье. Он улыбнулся.

– Ничего. Я рад пообедать в обществе таких приятных дам.

Мы сели напротив него. Но прежде, чем кто-то успел притронуться к еде, Марго, открыв свою сумку, извлекла из неё целлофановый пакет, в котором оказался пластиковый контейнер.

– Угощайтесь, если кто-то захочет, – распаковав его и поставив в центр на стол, весело и располагающе сказала она. – К вам это тоже относится, – Марго подмигнула Вале. Тот с вежливой улыбкой кивнул в ответ.

Валентин был худого, но крепкого телосложения; всегда гладко выбрит и коротко подстрижен. Его выступающий вперёд подбородок был чересчур крупным, нос – длинным, а кожа – слишком светлой для брюнета, из-за чего цвета его глаз и волос казались особенно насыщенными. В прошлом году, в конце июня, он отметил тридцатилетие – и его следующий день рождения был не за горами. Работал Валя в НИИ уже три года и успел дослужиться до старшего лаборанта. Этот молодой человек отличался замечательным воспитанием: всегда и со всеми оставался спокойным, вежливым и учтивым. Но притом являлся классическим интровертом: больше всего на свете любящий биохимию и свои опыты он целиком погружался в науку и растворялся в ней, забывая о реальном мире и настоящих людях. Валя мог начать или поддержать общение, но только по необходимости, по делу, либо из чувства такта. На большее сближение он ни с кем не шёл. Впрочем, здесь, среди учёных, подобные ему люди не были такой уж редкостью. О жизни Вали вне стен НИИ, соответственно, почти ничего не известно – лишь тот факт, что он проживает с матерью где-то рядом с Воробьевыми горами.

– Как у вас… дела? – осторожно спросила я Валю, втыкая вилку в горбушу.

Тот пожал плечами.

– Вроде нормально. Работаем потихоньку.

Несмотря на светский тон, за столом в сгустившемся между нами воздухе буквально кожей ощущалась тягость от невысказанного вслух, но незримо присутствующего отголоска несчастья.

Мы оба понимали, о чём идёт речь, и оба не решались упомянуть это прямо, боясь тревожить друг друга. Боясь, что от этого свет и безмятежность дня окажется всего лишь иллюзией.

Я знала, что Валю допрашивали в полиции, как свидетеля – последнего, кто видел Котова живым. И знала о существовании вероятности, что из свидетеля Валя легко мог превратиться в подозреваемого.

Если этого уже не произошло.

Напротив меня Валя молча доедал суп-лапшу.

Машинально кладя себе в рот кусочки блюда, я наблюдала, как по мере каждого взмаха ложки убывает жидкость в его тарелке. Вот её уже совсем не осталось. Звяканье ложки о пустое дно – и чаша отодвигается в сторону, уступая место блюдцу, наполненному рисом с мясом и овощами.

Я перевела взгляд на лицо Вали. Его жевательные мышцы ритмично работали, глаза следили за вилкой, с помощью которой он периодически клал себе в рот еду. Слишком сосредоточенный взгляд для человека, который наслаждается любимой пищей. Под глазами залегли тени. Между бровей заметна была глубокая морщина.

Марго слева от меня иногда принималась что-то говорить. Хмыкая и кивая в ответ, я, не вслушиваясь, продолжала думать, глядя то на Валю, то в собственную тарелку. Рыбу с гарниром я уже доела, однако вкус как этого блюда, так и другого – салата, никак не мог отвлечь меня от собственных терзаний.

Валя наверняка страдает. Переживает и за коллегу, и из-за того, что некоторые размышляют о его причастности. Что, если кто-то ему уже открыто высказывал свои подозрения? Или того хуже – это произошло в полиции? Может, все его сторонятся? А ведь у него даже нет друзей, чтобы с кем-нибудь поделиться. Его некому поддержать, некому выслушать. Насколько близкие отношения у Валентина с мамой? Может ли он открыть душу родительнице? А если она больна и Валя предпочитает не беспокоить её своими проблемами?

Мне хотелось помочь ему. Сказать, что я всегда готова его выслушать. Заверить, что всё будет хорошо, что всё обязательно выяснится и разрешится.

Но я не знала, как начать с ним этот разговор, и стоит ли вообще.

Никогда я ещё не была в такой ситуации.

– Екатерина Семёновна… Простите, но мне кажется… У вас всё в порядке? – Валя участливо и обеспокоено посмотрел на меня.

– Что? Ах, да, – поспешно заверила я, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. – Просто задумалась…

Собственно, почему бы и не сейчас?

– О Котове.

И тут же пожалела о своих словах. Наверное, его уже с этим достали. Сейчас подумает, что я ещё одна любопытная, которая хочет расспросить, как именно он пропал – а потом сделать свои выводы, которые будут, возможно, не в его пользу. А ведь в моих планах вовсе нет желания кидать в Валю очередной камень.

Валентин нахмурился, отчего морщинка между его бровями прочертилась ещё сильнее.

– Валя, прости. Тебя, наверное, с этой темой уже достали. Я не собиралась расспрашивать тебя насчёт Котова. Просто… я беспокоюсь за него. Как и ты. Он был очень хорошим человеком, и мне бы хотелось, чтобы всё это оказалось недоразумением и он нашёлся живым и невредимым. Я думаю, многие этого хотят и ждут. Антон вот… с тех пор, как Эдик пропал, всё время ищет новости о нём. Несколько раз в день. Ничего не пропускает. И я тоже…

Я замолчала. Сказать что-то вроде «мы не подозреваем тебя» было не в моих силах – как ни крути, просто так эта фраза казалась слишком неподобающей. Даже если с моей стороны это было бы искренним.