Читать книгу: «Я не слышу тишину», страница 3

Рыба

Новоиспечённый отчим всё объяснил мне вечером, когда мы в суете после моего предложения про тост уехали домой. Зашёл в мою комнату, пока Нина умывалась перед сном, и спокойно пояснил:

– Она не может говорить. Полгода назад ей удалили связки.

В глотке встал ком – удалили связки? Она что, попугайчик?

– Рак, – сказал почти неслышно Митя. И вышел.

Ещё минуту я думала: может, это слово мне послышалось? Может, у соседей снизу упала картина и эти звуки слились в «рак», а Митя ничего такого не говорил? Может, так скрипнула ветка от ноябрьского ветра – «Р-р-ак»?

Выходить из комнаты я боялась. Вдруг встречу Нину – что ей скажу? Вообще, я не виновата. О таких вещах заранее надо предупреждать.

Мама знакомо хлопала дверьми ванной, Митя – громко и неуклюже. Нина, наверное, уже пошла спать, но её шагов я не слышала, хоть наши комнаты и по соседству.

Мама хихикает, Митя басит. И раньше так было – Митя оставался у нас с ночёвкой пару раз в неделю. А теперь так будет всегда. Ничего, у меня своя жизнь, пусть делают что хотят.

Я выключила свет. Наушники дождались своего часа. Заезженный плейлист готов к работе. Хорошо, что в мире есть музыка. Она успокоит, она приободрит, с ней проблемы встают на второй план.

– Опять в наушниках уснула! – слышалось сквозь очередную песню. – Это вредно для мозга, – мамин голос звучал уже чётче, потому что она стащила с меня наушники, – в школу опоздаешь.

Свет резал глаза, в голове путались слова песен и вчерашние события. Свадьба, кафе, звон бокалов. Нина. Я схватилась за горло.

– А-а… – всё в порядке, мои связки на месте, – а Нина… – начала я и сразу же замолчала.

Вчера Митя всё рассказал в двух словах: удалили связки. Что ещё спрашивать-то? Как она вообще живёт, как общается, как попросит водителя остановить маршрутку на нужной остановке, как скажет, что суп невкусный, куда сможет пойти учиться после школы, или она на инвалидности? Слишком много вопросов, но все они не стоят того, чтобы сейчас их задавать, утром, перед школой.

Шуршит постельное бельё – это я встаю с кровати. Мягко скользят по паркету носки – ноги ведут меня в ванную. Щёлк – открыла дверь, щёлк – закрыла, журчание воды, пенное шуршание зубной щётки. Свист чайника, шелест одежды и купюр – мама даёт мне деньги на обед.

Возле третьей комнаты чуть слышен щелчок. Я выглянула из коридора и увидела сонную Нину, вышедшую из своей комнаты в жёлтой смешной пижаме. На шее были видны два розовых шрама. Я снова ненароком схватилась за горло.

– Это неприлично! – сквозь зубы прошептала мама.

Она силой развернула меня к входной двери, а дальше я уже пошла по инерции. Громкий «вжих» – наша квартира закрылась, сапоги на каблуках здороваются с каждой подъездной ступенькой, их передразнивает эхо. Электронное трезвучие – открылся домофон. Гул. Другая вселенная. Звуки сливаются и разбегаются, спорят, смеются, заглушаются ветром. Накладные наушники – я настроила мир на свою волну. Слушаю что хочу, а не что говорит этот мир.

До школы – три песни по три с половиной минуты. Наушники я сниму, как только увижу Вику, потому что, кроме неё, мне не особо хочется что-то слышать. Снимаю в гардеробе куртку – она не шуршит, потому что у меня наушники. Дерутся и открывают рты пятиклассники, но ничего не слышно – у меня наушники. Только тревожному звонку удаётся добраться до моих перепонок. Я проверяла это даже на максимальной громкости – всё равно его слышно. Наверное, звонок существует на какой-то особой звуковой волне, чтобы школьники слышали его даже в наушниках.

Первым уроком алгебра. Вибрации от топота одноклассников пронеслись по моему телу, через пару секунд я почувствовала привычный толчок в спину. Сняла наушники, обернулась.

– Ну как? – Вика сидела сзади меня и, видимо, ожидала услышать что-нибудь о маминой свадьбе.

– Жуть, – я попыталась вместить события прошедшего дня в одно слово. – На перемене расскажу.

Накладные наушники я положила в сумку и оттуда же достала другие – незаметные «капельки» без проводов. Да, на уроках я тоже слушаю музыку, только одним ухом. Откидываю прядь волос на ухо – и вуаля! Никто не видит источника моей радости.

Пельмень плюхнулся на стул рядом.

– Уже заткнула? – вместо приветствия.

Пельмень – это мой сосед по парте. Мы его так с Викой зовём. Полный, невысокий парень. Добродушный и смешной. Настоящее имя – Ваня. Но если глазами посмотреть – какой он Ваня, тем более Иван? Милый пельмешек. Он всегда сидит справа от меня, и моё правое ухо на уроках всегда занято музыкой.

– Бессонова Анна! Домашнее задание у доски, – скомандовала математичка.

Я успела незаметно перехватить Викину тетрадь и списала оттуда два уравнения на доску. Вика всегда выручает меня на алгебре, а я её – на геометрии. Черчу ей прямоугольники и параллелограммы, вычисляю углы, а она решает для меня уравнения.

Математичка уткнулась в журнал – самостоятельно проверяла, все ли в классе. Она никогда не проводит перекличку: предпочитает сама удостовериться, кто есть в классе, а кого нет. Начиркав решение на доске, я быстро села на своё место и так же незаметно отдала тетрадь Вике. На проверочной в конце урока она тоже меня спасла – не зря же у нас один вариант! Вика всегда пишет решения на двух листочках сразу: для меня и для себя. На одном – своим обычным почерком, на другом – моим, с уклоном влево, и другой ручкой. Со звонком она отдаёт мою работу, я её подписываю и сдаю. Хорошо, что математичка никогда не встаёт со своего учительского места и не ходит между партами во время контрольных и проверочных.

– Я уже барабанщика нашла! – делилась радостью через две секунды после звонка Вика.

Я открыла рот – на старт.

Набрала полные лёгкие воздуха – внимание.

Напрягла голосовые связки – марш!

Пустой выдох выплеснулся из меня вместо слов. Я ведь не говорила Вике про Нину, не говорила, что в моей квартире уже не получится сделать студию, потому что там теперь живёт безголосая сводная сестра.

– У меня не получится… – пыталась я хоть как-то прояснить ситуацию.

Нет, если я скажу Вике про Нину, она засыплет меня вопросами от «какой у Нины маникюр» до «вылечила ли она рак». Если в поле приятелей Вики появляется новый объект, она разузнаёт о нём всё. А про эту Нину я ничего не знаю, да и сама не очень хочу об этом всём расспрашивать Митю или маму.

– Так и знала. – Вика вздохнула и кинула учебник по алгебре в сумку. – Поздравляю, – она протянула мне руку, – самые качественные беруши продаются через остановку от школы.

– Чего?

– Ну, затычки для ушей. – Вика насильно пожала мне руку. – Добро пожаловать в клуб пострадавших от ночных криков младенцев.

– Да нет, – выговорила я сквозь смех. – Мама не беременна. Просто третья комната…

Мы уже вышли из кабинета алгебры и направились за остальными одноклассниками.

– А что тогда? Ты же говорила, что там хлам всякий.

– Ну да. – Выдох, вдох. – Там теперь живёт дочь Мити. То есть Иваныча.

Я сказала это как можно быстрее, чтобы Вика вдруг не подумала, что я придумываю на ходу и просто не хочу устраивать в своей квартире студию. Она молчала секунд пять. Эти секунды тянулись, как густой мёд, медленно сползающий с ложки в банку. Ме-е-едленно, долго. Так и хочется взять и обтереть ложку о край банки, а не ждать.

– И как её зовут?

– Нина, – так же быстро ответила я, пытаясь перекричать школьный гул.

– Ника? Мутный тип этот Иваныч, раз про дочь не рассказывал. Или ты уже давно о ней знаешь?

– Да нет. На свадьбе только встретились, – соврала я. Мне совсем не хотелось рассказывать о Нине, я даже не стала уточнять, что Вике неправильно послышалось её имя.

– Ладно. – Вика приобняла меня, дав понять, что ни на что не обижается. – Что у нас там с русским? Всё приготовила?

С русским всё плохо и у меня, и у Вики, поэтому на проверочных и диктантах мы выкручиваемся вместе. Я распечатала дома с электронного решебника все выполненные упражнения на три страницы вперёд. К тому же узнать, как правильно пишутся слова, можно и с помощью телефона, для этого даже интернет не нужен, только функция автозамены.

Мирмиша (Мира Михайловна), наша учительница по русскому, – полная и неуклюжая. Она всегда ходит в обуви без каблуков, по-этому мы не можем спокойно списывать, когда она выходит из класса. От каждого шороха вздрагиваем – вдруг Мирмиша зашла в класс? На проверочных по русскому мне даже приходится снимать наушник, чтобы прислушиваться к почти бесшумным шагам за дверью.

После русского в расписании стоял классный час. То есть час ничегонеделания. На нём можно и оба наушника надеть, но я никогда так не делаю. На классном часе все кричат, придумывают шутки, спорят – в общем, есть что послушать.

– Значит так, – пыталась перекричать орущих восьмиклассников наша классная. – Через месяц у нас состоится школьный конкурс проектов. Участвуют все. Сначала отберём троих лучших из класса, потом они будут защищать свои проекты среди учеников среднего звена.

– Защищать? – крикнул кто-то из неравнодушных к словам классной.

– Защищать – значит рассказывать про свой проект. Доказывать его значимость. Вы на себя посмотрите: орёте постоянно, а мысли грамотно сформулировать не можете. Учительница по истории жалуется – у полкласса двойки за последний урок.

Слова классной дошли и до меня. Я вспомнила тот самый урок истории. Нас заставили пересказывать параграф, а это жутко. Если на литературе я могла прочитать краткое содержание повести и так же кратко его рассказать, то с историей была беда. Там для начала нужно было понять текст, а это для меня почти нереально. Именно поэтому я больше люблю письменные проверочные. Хоть списать можно, а не рассказывать непонятно что.