Читать книгу: «Китеж-грайнд. Книга 2», страница 9
– Это какое-то цветовое безумие! Здесь весь спектр! Неужели люди прям там живут…
Андрей Николаевич, единственный, кто в своей жизни застал и разноцветные дачные дома, и газон, и даже котов, понимал, что для полицейского развернувшаяся сцена выглядела просто немыслимо. Они были похожи на восставших из ада сумасшедших бездомных. Поэтому он старался сохранять спокойствие и своим невозмутимым видом хоть как-то сглаживать ситуацию. Но полицейский всё равно пребывал в тихом шоке и не верил своим глазам.
Мимо проезжали блестящие машины, из открытых окон которых доносилась разнообразная музыка. Прохожие, завидев издалека отряд, переходили на другую сторону дороги и ускоряли шаг.
Вскоре подъехало два белых минивэна: один с синей полоской и надписью "Полиция", другой – с красной полоской и крестом. Женщина в белом халате и в маске на лице померила всем температуру, направив аппарат на лоб каждого гостя города, затем измерила давление и пульс, потыкала иголкой, взяв анализ крови, и, наконец, раздала всем по бутылке воды и отпустила.
Приехавшие полицейские с удивлением посмотрели на странных путников и пригласили их разместиться в кузове минивэна. Никто не сопротивлялся. Артём, Настя и Гера сели на скамейки, прямо как в первый день похода, а учитель устроился на переднем сидении. Теперь полицейские допрашивали его, как когда-то он Даню…
"Какая ирония судьбы,– подумалось Тёме. – Кстати, мы точно уже едем? Автомобиль вообще не трясёт!"
Гера заглянула под скамейку и радостно сообщила друзьям, что мумий на этот раз там нет.
– Хватит с нас их уже, – ответила Нася, – пусть теперь будут только живые. Котики, птички, деревья… Ах, какой котя там был! Буду считать котов, которых здесь встречу. Раз.
Тёма всё время проверял себя – жив ли он, точно ли он со всеми рядом. Он дотрагивался коленкой до Насиной коленки, чувствовал небольшой удар, и понимал, что всё взаправду. Он смотрел за окошко: там быстро проплывали разноцветные здания, зелёные деревья, загорелые пешеходы, как со страниц старых журналов, новенькие машины.
"Интересно, что это за место? Когда это? Это правда?" – думал Тёма и снова бился коленкой о коленку подружки.
Стражи порядка ехали рядом, но ни о чём не расспрашивали ребят. Только с интересом рассматривали. Особенно их взгляд притягивала татуированная серая голова Геры.
Андрею Николаевичу пришлось разговаривать с полицейским по дороге в участок. Он рассказал, что они пришли из Москвы, что там произошла большая катастрофа и им нужна помощь. Про зомби и татаро-монголов он решил не распространяться, чтобы его не упекли в дурдом, но общий посыл постарался передать. Полицейский передавал всю информацию по рации в участок.
– И ещё у меня вопрос. Не поймите превратно, но… Что это за город? И год?
Полицейский рассмеялся:
– Здорово вы заблудились. Это Китеж, год 2055 от Рождества Христова.
– Это я на всякий случай, вдруг нас не туда занесло, – улыбнулся Горбунов. Ему стало так легко и спокойно, что даже захотелось спать.
Когда отряд довезли до полицейского участка, информация об их внезапном появлении уже дошла до мэра города. Их под конвоем проводили от автомобиля до приёмной местного начальника. Никаких наручников, всё вежливо и, Горбунову даже показалось, что с неким почтением.
В участке их попросили оставить отпечатки пальцев. Начальником полиции оказался высокий подтянутый блондин средних лет в форме и погонах. Он поприветствовал гостей и рассказал, что на первых порах, до выяснения полной картины, всех разместят в санатории.
– Сейчас как раз готовят для вас комнаты и обед, также принесут новую одежду и все необходимые вещи, – голос полицейского был спокойным и дружелюбным. – Вас довезут на нашем транспорте, можете ни о чём не беспокоиться.
Артём, Настя и Гера были настолько ошарашены происходящим, что просто на автомате выполняли то, что им говорят. Они были вымотаны, но всё вокруг вызывало у них бешеный интерес, поэтому спать не хотелось. Они рассматривали форму полицейских насыщенно-синего цвета, плакаты за стеклом, рассказывающие о том, как правильно оказывать первую помощь, трещинки на кафеле – каждая деталь без исключения вызывала их интерес. Всё было чистое, новое, свежее, цветное, настоящее. Одновременно совершенно невозможное и абсолютно реальное.
– Вы втроём можете проходить к выходу, вас там будет ждать автобус, – полицейский указал на ребят, – а вас, господин Горбунов, ждёт на деловой обед мэр. К сожалению, переодеться вы не успеете, автомобиль уже подан.
– А это что такое? – Гера указывала пальцем на разнообразные блюда, стоящие на белоснежной скатерти.
– Это куриные завитки с цукини и помидорами.
– Отлично. А это?
– Паста карбонара.
– Ясно. А это всё с мясом? – в Китеже Гера обнаружила, что не может находить информацию через демку, и все названия блюд для неё оказались просто набором неясных звуков.
"Теперь понятно, что чувствовал Ландау после аварии. Неприятное ощущение. Хочется достать свой мозг из черепной коробки и хорошенько почесать", – подумала Гера и тяжело вздохнула.
– У нас есть вегетарианские блюда, пожалуйста, вот, – девушка в чёрном коротком платье и белом фартуке вежливо отвечала на все вопросы Геры. – Это гречневая лапша с баклажанами и сладким перцем, это морковные котлеты, это яблочные оладьи…
Гера первая вышла на обед, наверное, потому что ей не надо было сушить голову, и без друзей разбиралась в тонкостях местной кухни. Если бы она знала, что однажды лишится своей главной силы, она бы заранее всё узнала про продукты питания… Но, как говорится, кабы знал, где упасть, соломки бы подостлал.
"Хотя бы русский язык успела выучить, и на том спасибо", – саркастично похвалила она сама себя.
Насте не хотелось вылезать из пушистой пены. Она исследовала белые шкафчики в ванной комнате, нашла запечатанные маленькие флакончики с гелем для душа, кондиционером и пеной для ванн и сразу же решила всё это испробовать. Несколько раз помыла голову, приняла душ, чуть не стерев себе всю кожу мочалкой, а затем набрала горячей воды в ванну. Она представляла, что смыла с себя всё, что видела и чувствовала за время похода, а теперь наполняется новыми вкусными запахами, чистотой и спокойствием. Она уже составила для себя дальнейший план действий: после ванны она вся намажется кремом для тела и закутается в белый пушистый халат. Высушит голову таким же пушистым полотенцем. И пойдёт обедать.
"Отличные планы на жизнь, – решила она, – планы нормальной девушки, у которой в голове только её собственные мысли".
Было настолько хорошо, что не хотелось ни с кем общаться.
Тёма привёл себя в порядок и переоделся в новую принесённую кем-то одежду: голубые джинсы, синюю футболку и белые кеды. Стало понятно, зачем их спрашивали про размер одежды и обуви – все вещи идеально подошли. На вешалке ещё висела куртка, но в помещении было тепло, поэтому она подождёт до выхода на улицу. Волосы у Тёмы так сильно отросли, что приходилось зачёсывать их назад, пока они ещё влажные. Причёска несколько дисгармонировала с аутфитом, но он ещё подстрижётся. А сейчас хотелось одновременно есть, спать и пойти изучать округу.
Тёма спустился в столовую и увидел там Геру, которая уже сидела за столом, обставившись тарелками с едой и стаканами с разноцветными напитками.
– Ты себе представить не можешь, что я сейчас чувствую! – Крикнула она ему с набитым ртом. – Бери всё и иди сюда!
Позже всех к обеду присоединилась Настя. Тёма видел её такой впервые – неспешная походка, щёки розовые, губы красные. Она взяла себе какое-то неизвестное блюдо и розовый напиток.
– Потом пирожное возьму, – сообщила она друзьям с видом полнейшего довольства.
Ребята впервые в жизни ели ресторанные блюда, которые подавали в Москве до катастрофы. Это была не просто еда, для того чтобы набить желудок и не умереть. Это было новое, неисследованное наслаждение. Казалось, что они только сегодня начали жить и использовать свои тела по назначению.
После обеда ребята вышли на улицу. Вокруг санатория раскинулся цветущий весенний парк. Было слегка прохладно, так что всем пришлось накинуть куртки.
Гера рассказала друзьям, что демка здесь не работает, что было, в принципе, логично.
– Чувствую себя инвалидом… Вот, что это за дерево, может мне кто-нибудь сказать? А вон там? Вижу, что разные растения, а назвать не могу.
Насте и Артёму было всё равно на названия, они просто рассматривали окружающий мир, вдыхали свежий воздух с ароматом цветения и слушали щебет птиц. Они впервые в жизни увидели ящерицу, и Настя даже всплакнула. Потом ребята минут пятнадцать рассматривали ползущую через дорогу большую улитку.
Москва была так далеко, как будто в другой жизни. Когда Тёма вспомнил о родных, которых нужно оттуда забрать, ему сначала стало лень даже думать о проблемах. Но потом стало стыдно, и он решил хотя бы поднять этот вопрос:
– Интересно, что там творится в Москве?
Настя и Гера немного смутились, было видно, что они, как и Артём, просто наслаждаются своей новой жизнью и думать ни о чём другом не хотят.
– То же самое, скорее всего… – отозвалась Настя.
– А кто-нибудь думал, как мы будем вызволять оттуда остальных? И как их привести сюда так, чтобы в Новой Москве не прочухали? – Гера озвучила вопрос, который всех волновал. – И к тому же, мы вообще можем отсюда выбраться?
– Думаю, надо дождаться учителя, – предложил Артём, и всех такой итог устроил.
Тем временем учителя доставили к мэру на обед. Мэром оказалась пожилая женщина, и беседовать они собирались в её личном особняке. Андрей Николаевич еле держался на ногах: он уже давно не ел, а выпитая бутылка воды только обострила мучавший его последние годы гастрит. Он не помылся и не переоделся, потому что мэра снедало любопытство и она вызвала его на светскй допрос, даже не осведомившись, в каком виде к ней явится гость.
Когда госпожа мэр увидела вошедшего в её дом путника, на её загорелом лице можно было прочитать, что она уже прикидывает, на какой день заказывать химчистку мебели. Андрей Николаевич был в брюках, переживших потоп, и поддоспешнике, снятом с убитого монголами воина.
Его проводили в просторную светлую гостиную, где был накрыт стол на две персоны, стояли фужеры, шампанское в серебряном ведёрке и свежие букеты пионов. Прислуга помогла гостю разместиться, и вскоре им принесли закуски.
Мэр расспрашивала его о путешествии и о Москве. Учитель больше не скрывал никаких подробностей и рассказал женщине о Катастрофе, о жизни в Москве и о походе, пока им приносили всё новые и новые блюда.
Когда подошло время пить кофе, хозяйка дома предложила перейти в кабинет, так как там уютнее и никто не будет им мешать. Она вежливо попросила слуг убрать со стола и принести две чашки кофе на её рабочий стол.
Когда мэр с гостем оказались наедине, и им принесли напитки, она закрыла дверь и тихо, как будто по секрету, сообщила учителю:
– Знаете, я очень скучала по Москве. А там такое горе, оказывается… Я там выросла, там прошло моё детство и юность. Я сюда тоже… переехала.
Гость шумно набрал воздуха в лёгкие.
– Ладно, перейду к делу, слишком долгая преамбула. У нас мало времени. Не знаю, узнала ли ты меня. Но я знаю, что это сделала ты, – Горбунов прошёлся по комнате и сел в одно из тёмно-серых бархатных кресел. У него ужасно ныла поясница и к ногам будто бы привязали по гире. Кресло было мягким, пахло парфюмом, а на спинке были вышиты разноцветные попугаи, сидящие на золотых обручах.
Госпожа мэр посмотрела на его штаны, испачканные грязью и засохшей кровью, руки с чёрными ободками под ногтями, лежащие на подлокотниках, и тяжело вздохнула.
– Что именно сделала я? – она старалась улыбнуться, но получилось только задать вопрос сквозь зубы.
– Я всё увидел. Я долго думал о тебе, слишком догло и напряжённо. Я замечал, что после катастрофы что-то изменилось. Моя синеволосая девочка изменилась. Сначала я думал, что ты меня разлюбила. Потом решил, что ты сошла с ума.
Повисла долгая пауза. Было слышно, как за окнами шумят деревья и щебечут птицы. Учитель рассматривал свою давнюю любовь, которая теперь была пожилой ухоженной дамой в кремовом костюме из плотного шёлка, с загорелой кожей и жемчужными волосами. На пальцах – крупные золотые кольца, на шее, вместо татуировок, подвеска с бриллиантом. Затем посмотрел на свои старые руки в грубых тёмных мозолях, на разбитые ботинки, с которых на блестящий паркет сыпалась сухая грязь, и перевёл взгляд на пейзаж за окном.
Госпожа мэр обдумывала ответную речь неприлично долго. Всё это время её гость молча смотрел, как ветер колышит листья деревьев, и думал, как же жизнь его перекрутила. Наконец, женщина произнесла:
– Андрей… Прошло столько лет… Но тогда… Я даже не думала, что у меня из этого что-то получится… И что я останусь здесь без возможности вернуться. Мне просто очень хотелось нормальной жизни. Без всей той грязи, боли, наркотиков, нищеты, подлости… Просто хотела, чтобы всё было хорошо.
– Лия… Но теперь всё очень, очень нехорошо! Там зомбиапокалипсис за чертой твоего уютного города. Мы плесень едим в Москве. Твой дом в руинах, мой дом в руинах, дети рождаются с кошмарными мутациями! Там нет голубого неба, нет животных, нет растений. Богатые едят бедных в прямом смысле слова: нищих пускают на фарш и стейки! А наркотики… Наркотики теперь в атмосфере и в ДНК.
У Андрея Николаевича при взгляде на Лию щемило сердце. Она называет его, большого учёного и старого учителя, просто Андреем. Помнит то, что было тогда, в их молодости.
Лия встала и вышла из-за стола. Несмотря на морщины на лице, она не казалась дряхлой бабушкой из-за идеальной осанки, стройной фигуры и звонкого голоса.
– А с чего Вы… ты взял, что это сделала я? Я не такая всемогущая! Я же, по сути, просто сбежала… Мир и так был на грани войны и катастрофы. Может быть, наоборот, я открыла единственное пригодное для жизни место? Да и вообще, всё, что ты рассказал… Всё, что случилось с Москвой – это же закономерно! Люди употребляли запрещённые средства, были жестокими, убивали животных… – Она теперь шагала по просторной комнате туда-сюда, цокая небольшими каблуками, и размышляла вслух, явно начиная нервничать.
– В одном из своих видений я встретил тебя. Я был внутри твоей головы. Я слышал, что ты говорила в той церкви. Ты просила, чтобы произошло что-то такое эдакое, как в кино. И просила сделать тебя блондинкой и чтобы ты жила в лучшем городе на земле, подальше от всего этого треша и разврата.
– Да!.. это правда. Но я не просила разрушать мир! Я попросила только, чтобы всё было, как в кино. Я не виновата, что мы все выросли на фильмах про смерть, криминал, войны и ходячих мертвецов. Если бы в нашей молодости мы смотрели советские пропагандистские фильмы про светлое коммунистическое будущее и здоровую нацию, скорее всего, ты сейчас жил бы в другом мире. И я тоже. Но то, что получилось, это… Закономерно! Понимаешь? Всё к этому шло. Вспомни нашу мололодость, вспомни, чем мы жили. Что нас окружало – телевизор, музыка, интернет, книги этой оранжевой серии. Бесконечные тусовки, чтобы не думать о своей никчёмной жизни. Я не могла одна всё это сделать! Я только хотела оказаться здесь и быть любимой.
– Я ни в чём не обвиняю тебя. Я знаю, что ты всегда была доброй и справедливой. А ещё ведьмой, – Андрей улыбнулся, – Но то, что произошло и происходит с миром за пределами твоего Китежа – это хуже ада на земле. Но самое неприятное, что скоро и тому, что есть, может прийти конец. Финита! И они придут сюда рано или поздно.
Лия прошла мимо кресла, где сидел её давний любовник, и её затошнило от запаха, исходившего от его одежды и волос. Она быстро отошла и встала напротив окна смотреть на свой прекрасный сад с цветущими кустами жасмина, аккуратными мощёными тропинками и чистым голубым небом над головой. Красота и спокойствие. Она хочет смотреть только на такую жизнь.
– Скажи мне ещё кое-что, пожалуйста… Я долго готовил эту речь, но возможно, тебе она покажется сумбурной и какой-то внезапной. Просто не знаю, как подвести. В общем… У тебя нет ощущения, что всё, что у тебя есть – как будто ненастоящее? – Андрей встретил взгляд Лии и осёкся, а затем резко поменял вектор своего монолога. – Нет ощущения, что этого всего не ты добилась? А на тебя всё просто с неба упало. Тебе никогда не хотелось добиться чего-то своими силами? Спотыкаться, пробовать заново раз за разом, а потом радоваться, что у тебя получилось, и гордиться собой и проделанной работой? Тебе правда нравится легко жить… как бы, на читах? Ты не представляешь, какое это огромное удовольствие – выполнить сложную задачу своими силами.
На этот раз Лия даже не стала долго раздумывать над ответом:
– Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что, если в конце всей этой божественной игры будет подсчёт очков за достижения, у меня будут нули. Я действительно последние несколько десятилетий не сталкиваюсь с трудностями. Но мне нравится моя жизнь… Я люблю свою семью, я люблю работу, я люблю свой дом, я люблю Китеж, вкусную еду и хорошую музыку. Я счастлива с мужем, Андрей. Здесь всё всегда складывалось идеально, это правда. Но я по-другому не хочу. Это мой отдых. В Москве всё было тяжело, с надрывом, через боль и слёзы. Всё, кроме тусовок под Виртацином и общения с тобой. За всё хорошее нужно было бороться, прямо-таки сражаться!
– Знаешь, когда я понял, что за всё хорошее нужно сражаться и просто не воспринимать эту борьбу как трагедию, моя жизнь заиграла новыми красками. В детстве мне тоже каждая сложность виделась концом света, и я с ума сходил от зависти к богачам, у которых всё быстро и без проблем получалось. Как у тебя сейчас. Но потом я понял, что в этом и есть смысл жизни – бороться за то, что ты хочешь. И процесс так же важен, как результат.
– Ты не понимаешь. По сравнению со мной, ты был богачом. Мне было слишком сложно тогда, в молодости. У меня совсем не получалось заработать денег и жить отдельно от родителей. У меня не получалось добиться хоть чего-то стоящего. Я не боялась! Просто был какой-то барьер. И ещё я наделала кучу глупостей, типа тату на шее и туннелей, и все эти тусовки с наркотиками… Мне даже от травы плохо было, а я всё равно за компанию дула! А ты помнишь, что мы делали? Мы с тобой занимались… этим… в туалете на первой встрече! Это всё было не то, это было неправильно. А здесь мне хорошо. Здесь всё правильно и легко. И это всё настоящее, понимаешь, и мои чувства, и вот этот деревянный шкаф, и этот запах жасмина за окном, и вкус тыквенного супа сегодня за обедом. Всё настоящее. Люди… Мои дети настоящие!
Слегка дрожащими руками она взяла рамку с фото со стола и показала собеседнику.
– Посмотри, какие они красивые. Это старая фотография, мы всей семьёй ходили на пикник в парк. Это наша дочка Соня, – она ткнула пальцем с идеальным маникюром в улыбающуюся белокурую девочку, – она была чудесным ребёнком, чуткая, умненькая и та ещё воображала. А это наш сын, весь в отца, верный, честный, трудолюбивый парень. Они уже взрослые и у них уже есть свои дети. Мои самые лучшие и самые любимые внуки в мире. Посмотри, они все настоящие!
Учитель смотрел на фото её мужа и думал, что они с ним даже чем-то похожи. Точнее были похожи тридцать, сорок или сколько там лет назад. Интересно, потрепала ли жизнь хоть чуть-чуть её мужа?
"Уверен, его руки, ни разу не убивавшие зомби, точно выглядят не так, как мои сейчас".
– Знаешь, а ведь твоя неудачная, как ты говоришь, копия тоже вполне настоящая. Осязаемая. И её любят эти настоящие ребята, с которыми я сюда пришёл, ходят к ней музыку слушать постоянно. Твоя предыдущая версия – настоящая любимица молодёжи. И эта молодёжь взаправду любит и страдает. И скучают по родителям, которые остались в мёртвой Москве. Которая тоже реальна. И ты, я уверен, скучала по родителям, – он подошёл к Лие и взял за руки, – Я не знаю, как это всё устроено. Что происходит. Игра ли это, компьютерная симуляция, реальная жизнь, может, мы вообще все давно умерли и это моё секундное предсмертное видение. Подарок перед отключкой – снова повидаться с тобой. Я не знаю. Я знаю только одно: если есть хоть малейший шанс всё исправить, им нужно воспользоваться.
– Но это уже не исправить, Андрей. Это всё уже свершилось. Я прожила большую часть жизни в Китеже, у меня большая семья. Москва стала другой, мир разрушен. Это факт. И этому факту почти сорок лет.
Горбунов замолчал. Что-то кольнуло в боку так, что на секунду потемнело в глазах.
"Нельзя было столько есть…" – подумал он и, перетерпев боль, проложил разговор.
– Ты просто никогда не думала, как это исправить. В отличие от меня. Я дошёл до одной лазейки. Может показаться странным, но меня уже ничего не удивляет. Короче говоря, Лия. Тогда в церкви ты после каждой просьбы говорила "Спаси и сохрани". Помнишь такое? Понимаешь, что это значит? В общем, думаю, что существует небольшой шанс, крошечная верятность, что ты можешь загрузить самую первую сохранённую версию.
Лия рассмеялась, забрала свои руки из ладоней Андрея и отшагнула назад.
– То есть мы играем, да? Ахаха, – она замотала головой, как будто отрицая происходящее.
Андрей молчал.
– Ну, предположим. Но зачем мне это? – Она тоже замолчала и в уме прикидывала варианты развития событий.
Каждый думал о своём. Лия взяла со стола уже остывший кофе и сделала глоток. Затем продолжила рассуждать вслух.
– Если этот твой малейший шанс и правда существует, он будет значить, что я потеряю всё. То есть у меня не будет семьи, не будет этого города. Мои дети исчезнут! Мой любимый и самый близкий человек не встретит меня… Хочу ли я променять улыбки своих детей, – она махнула рукой в сторону фотографий, – счастье быть любимой, мой шикарный дом с садом, занятия йогой на рассвете, ежедневный вкусный кофе с круассаном и единение с лучшим мужчиной… Променять всё это на мёртвую Россию, разруху, смерть и боль? Перспектива не из приятных, скажу тебе. Здесь я главная! Я мэр города, Андрей. Это мой идеальный мир, где всё именно так, как я всегда хотела.
Она стала говорить быстрее увереннее:
– Продолжим! Если я, предположим, что эта бредовая ситуация произойдёт, если я всё верну на момент самого первого загаданного желания, я снова буду тощей, бледной, больной, синеволосой девчонкой без гроша в кармане, которая вечно ссорится с родителями и плачет у себя в комнате. А потом, как полоумная тусуется с друзьями-алкашами, лишь бы не думать о реальном положении дел. Буду ли я помнить что-то из моей нынешней жизни? Отменится ли конец света, если я не скажу, что хочу чего-то абсолютно нового и чтобы, как в кино. Вдруг дело не во мне! А что если я всё забуду и повторю там у иконостаса всё слово в слово? Что если повторится всё то же самое? Один в один? У тебя есть силы проходить весь этот кошмар по второму кругу? Хотя, может, это уже было. И мы уже вот так разговаривали. Мы ходим кругами, и прошлое не изменить.
Она снова замолчала, продолжая развивать мысли уже в уме.
– Я не знаю, что будет, – печальным голосом сказал Андрей. – Но мне кажется, что попробовать можно. Проснуться молодыми. Попытаться спасти мир. Мы же любили друг друга, хоть и были оба далеко не идеальными. Мы можем пройти через всё вместе, можем остановить катастрофу. Ты попытаешься делать всё сама, через сложности и неудачи. Будешь радоваться честно заработанным результатам. Мы остановим весь этот кошмар. А потом поедем в путешествие. Настоящее путешествие по целой и невредимой Европе. Или в Америку. В Перу! К шаманам. Весь мир будет открыт! Ты же давно никуда не выезжала отсюда.
– Нет, Андрей, – хмыкнула Лия. – Мне не нужны трудности. Я не мужчина. И я не воин. И у меня есть, что терять. Мне всё это геройство не нужно. Я прожила прекрасную жизнь. Правильную, красивую и счастливую. Без войн и плесени на обед. Спасибо за предложение, но я буду держаться за свой мир и за свою семью до последнего вздоха. И я ни о чём не жалею.
– Сюда всё равно скоро придут другие. И большая часть этих других тебе точно не понравится. Приятелей нашего Дани ты не захочешь увидеть, гарантирую. Ещё живы наши общие знакомые, с которыми, как ты говорила, не хочешь общаться ни за какие деньги. И это не панки-наркоманы, а люди посолиднее. Так что… Подумай, пожалуйста, над моим предложением.
– Хорошо. Я подумаю над твоим предложением, Андрей. Но моё решение не изменится. Слишком крупной личной жертвы ты у меня просишь ради абстрактного общего дела и сомнительных результатов, – сказала Лия, а потом резко включила образ мэра города, – Я настоятельно советую тебе для начала отдохнуть. Прийти в себя, принять горячую ванну, поспать на мягкой перине. Тебе здесь обязательно понравится, Китеж – волшебный город. Я сейчас прикажу отвезти тебя в дом отдыха.
Она улыбнулась и посмотрела на него, как на душевнобольного любимого родственника, которому нужен покой и уход.
– Но ты же сама хотела, чтобы было, как в кино… И всё пропустила, запершись здесь, – ответил он.
Учитель положил на стол пластиковый мешочек с яркой таблеткой и вышел из комнаты.
Оставшись одна, Лия снова взяла в руки семейное фото и поцеловала его.
"Нужно собраться на семейный ужин, хочу всех увидеть, – подумала она, – хочу теперь видеть их постоянно и просто быть рядом".
Она села на краешек стола и пододвинула телефон.
– Алло, Сонечка? Это ты? Это мама. Приходите с детьми к нам вечером! Я ужасно по вам соскучилась! А я сейчас Андрюше позовню, приглашу его тоже.
За окном цвела весна, а в комнате всё ещё стоял невыносимый запах одежды, пережившей тот жуткий поход. На рабочем столе мэра рядом с нетронутой чашкой кофе, принесённой Андрею, лежал пакетик с таблеткой Виртацина.
"Нет, это мне совершенно не нужно. Это не мой мир, я выбрала сторону добра. Я выбрала Китеж-град," – думала Лия, пряча пакетик в ящик. Но всё же где-то на подкорке засела информация, что сюда могут прийти те, с кем она никогда не хотела бы видеться.
Конец Второй Книги.
