Читать книгу: «И родилась Вселенная»
1.
Страшнее одиночества оказалась Пустота. Пустота везде, повсюду, внутри, снаружи. В одну секунду все важное растворилось, оставив ее в невесомости, в великом Ничто.
«Мама, папа, любовь, счастье, жизнь» – основополагающие, главные слова разом потеряли всякий смысл. Люся как заклинание повторяла их вновь и вновь, стараясь услышать отклик собственной души, но результат был нулевым. Ничто. Пустота.
Воздуха катастрофически не хватало. То, что она судорожно заглатывала, никак не могло заполнить возникший вакуум. Не в силах справиться с собой Люся села на пол и закрыла глаза.
Час назад состоялся тяжелый разговор с Сашей.
– Я больше не могу! Понимаешь? Мне надоело! Хватит!
– Послушай, душа моя! – Саша удивленно развел руками. – Ну, почему?
Мы договорились с тобой. Потерпи немножко. Я рассказал жене.
– А дальше?
– Она знает про тебя, – не очень уверенно промямлил Саша.
– И? – Люся пристально посмотрела ему в глаза.
– И ничего, – неожиданно зло ответил Саша и нервно заходил по комнате. – Чего вы все от меня хотите? Я не могу разорваться! Разве нам с тобой так плохо?
– Мне плохо, очень плохо. – Люся в села на диван и закрыла лицо руками.
– Что, в конце концов, случилось? – Саша сел рядом с ней. – Ты можешь нормально объяснить? Прямо шекспировские трагедии.
Последовало несколько минут напряженной тишины. Люся отняла руки от лица и, выдохнув, облокотилась на спинку дивана.
– Знаешь, нельзя влюбляться в женатых мужиков. Глупо, очень глупо, – почти простонала Люся. – Думала, со мной никогда такого не произойдет. Но, представляешь, случилось, – Люся, горько улыбнувшись, посмотрела на Сашу. – Влюбилась, как дура. Однажды ты приехал под Рождество. Помнишь?
– Да, – сухо подтвердил Саша, отстранено глядя в одну точку.
– И предложил жить вместе. Сам предложил. Тебя за язык не тянули. Еще сказал, что любишь. Саша, ты был очень убедителен, – Люся погладила рукой по его волосам. – Умом понимала – зря, но ничего уже с собой не могла поделать. Видимо, когда сердцу одиноко, оно готово поверить всему. Я словно в облаках парила. Наши тайные встречи, свидания, редкие совместные поездки, мечты. Романтика.
– Причем здесь сегодняшний разговор? – повернув к ней лицо, грубо спросил Саша.
– После твоего предложения прошло два долгих года, но в наших отношениях до сих пор ничего не изменилось. Впрочем, нет, изменилось, – Люся на секунду замолчала, подбирая слова. – Я больше тебе не верю. Совсем. Ни одному слову. Наши отношения тебе удобны и ничего более. А я устала от неопределенности.
Люся резко подняла руку, пресекая Сашины возражения.
– Многочисленные отговорки я слышала много раз. Хочешь, повторю? Ты не можешь порвать с женой сразу. Совместный крупный бизнес требует много внимания. Надо обдумать правильный раздел имущества и ничего не потерять. Кроме того, твой ребенок постоянно болеет, а жена, сидящая дома, плохо о нем заботится и так далее. Я ничего не упустила? Хватит, Саша, прошу тебя. Никогда не хотела разбивать чужую семью. Никогда об этом не просила. Во-первых, разрушать чужую семью подло. Я просто молчала и ждала. Пока могла. А во-вторых – ты сам никогда не пойдешь на развод. Использовать меня – лучший выход. Правда? Только честно скажи.
Люся внимательно смотрела на мужчину, которого любила. Словно стояла перед дверью, не открыть которую уже не возможно, а открыть очень страшно. Она знала, каков будет ответ. Тишина равнодушно отмеряла последние секунды надежды.
– Да, – резко ответил Саша, даже не глядя на Люсю. – Я не брошу семью.
– Приплыли! – Люся развела руками и нервно рассмеялась. – И когда бы я узнала правду?
– Не знаю, – Саша быстро поднялся с дивана, подошел к окну и приоткрыл форточку. – Я бы тянул до последнего.
Люся медленно подошла к Саше, заглянула в глаза и удивленно спросила:
– Зачем? Давно решил меня иметь лишь в роли любовницы?
– Какая разница? – Саша передернул плечами, выказывая неприязнь к разговору. – Тебе было хорошо, мне было хорошо. К чему выяснение отношений? Зачем драматизировать?
– Правда, не понимаешь? – переспросила Люся дрожавшим голосом и облокотилась о стену. Набежали предательские слезы. – Саша, меня не устраивают такие отношения. Быть любовницей унизительно! Мне нужно больше. Хочу создать семью, родить детей, ничего не у кого не воруя, никого не таясь и ничего не разрушая. Но с тобой, как выяснилось, это невозможно.
Люся шмыгнула носом, стараясь удержать слезы.
– Что конкретно ты предлагаешь? Чего хочешь? – снова не смотря на Люсю, спросил Саша.
– Я предлагаю расстаться, – залпом выпалила Люся и, словно от ужаса, закрыла лицо руками.
– Что ж, – медленно протянул Саша. – Может ты и права. В конце-концов, я не должен мешать тебе жить. Пройдет время, кого-нибудь полюбишь, выйдешь замуж и родишь детей. Я, действительно, не тот человек.
В Сашином голосе одновременно звучало облегчение и равнодушие. Люся с удивлением посмотрела на него.
– Саша, не понимаю, почему ты сам не предложил расстаться? – Люся в недоумении развела руками.
– Первым рвет отношения тот, у кого нервы слабее, – ответил Саша и несколько высокомерно посмотрел на Люсю.
– Нет, – Люся отрешенно покачала головой. – Тот, у кого не осталось даже хрупкой надежды на совместное будущее.
Люся отвернулась от Саши и подошла к двери.
– Уходи, пожалуйста, – медленно и уверенно проговорила девушка, не поднимая глаз. Главное, не показать вновь набежавшие слезы. – Уходи, иначе я наговорю гадостей. И не приходи больше никогда.
– Хорошо, – легко согласился Саша, накинул ветровку и, на прощание, поцеловав Люсю в щеку, попытался заглянуть ей в глаза. – Душа моя, может, не надо горячиться? Я ведь не самый плохой любовник, правда?
– Уходи, – одними губами прошептала Люся.
Саша вышел. Люся, словно на автомате, закрыла за ним дверь, выключила свет в коридоре и пошла на кухню. Облокотившись на подоконник кухонного окна, по привычке смотрела, как Саша вышел из подъезда, открыл машину и уехал, оставляя за собой облако пыли. Постояв несколько минут в глубоком оцепенении, вздрогнула от резкого хлопка на улице и огляделась вокруг, стараясь прийти в себя. Вдруг пронзила мысль:
«Он больше НИКОГДА ко мне не приедет. ВСЕ кончено».
Люся почти физически ощутила, как земля уходит из под ног, оставляя в холодной невесомости. Пустота начала стремительно заполнять собой все, что было так дорого. Душа кричала: «Помоги мне! Я умираю! Что же теперь делать? Как жить? Без него! Зачем?»
Люсе стало очень больно и страшно. Ее прошлое в мгновение стало чужим, будущего она не видела, а в настоящем осталась одно – Пустота.
Воздуха катастрофически не хватало, а то, что Люся судорожно заглатывала, не могло заполнить образовавшийся вакуум. Не в силах справиться с собой, она села на пол.
Первое, что увидела Люся – яркие звезды ночного неба, беззастенчиво глядящие через окно. Они спокойно мерцали во вселенской темноте. Им было все равно до человеческого горя. Звезды тосковали о своем, о вечном.
Люся обвела глазами кухню, медленно встала и посмотрела на часы. Полвторого ночи.
«Господи, сколько сижу на полу? Надо пойти лечь спать. Завтра не на работу. Хорошо. – лениво думала Люся, доставая чашку для воды. – Состояние ужасное. Буду лежать целый день, и валять дурака. Надо отключить телефон. Пусть никто не мешает».
Она попила воды и подошла к окну открыть форточку. Во дворе одиноко светил тусклый фонарь, легкий ветер переносил первые опавшие листья, и не было не души.
Воспоминания о разговоре с Сашей разом нахлынули на Люсю и, судорожно вздохнув несколько раз, девушка горько разрыдалась. Она плакала, как плачут миллионы тех, кто навсегда потерял свою любовь, смысл жизни, кого предали самые близкие люди – надрывно и безутешно. Слезы лились по Люсиному лицу, рукам, капали на пол, словно вынося наружу потоки человеческой боли. Жизнь четко разделилась на две половины – жизнь вместе Сашей и без него. Дверь в прошлое захлопнулась. В этот момент Люся стала несчастной одинокой женщиной не знавшей, что теперь делать.
Ночью Люся почти не спала, то впадала в тревожное забытье, то вставала и ходила по темной квартире, стараясь развеять назойливые воспоминания.
Заснула Люся уже почти под утро. Ее слегка подташнивало от давящего ощущения пустоты и одиночества.
«Как мне теперь жить без него? Что со мной будет? Господи, помоги мне, пожалуйста! Дай опору, успокой душу», – мысленно истово молилась Люся.
К горлу вновь подступил горький комок. Стало тяжело дышать.
Что произошло потом, Люся не могла себе объяснить. Видимо включились защитные силы изможденного сознания. Она закрыла глаза и, словно во сне, увидела летящую большую красивую птицу. Та вдруг громко вскрикнула и навзничь упала вниз. Люся поняла – птица погибла, умерла. Затем вокруг нее произошло какое-то волнение, разлился желтый теплый свет и птица, резко выгнувшись, встрепенулась и ожила. Медленно расправив крылья, прошла несколько шагов горделивой походкой, встряхнулась и, вспорхнув, величественно полетела на свет.
«Это птица Феникс. Она возрождается из пепла, – подумала Люся и резко открыла глаза. – Я должна стать такой птицей. Сейчас все плохо, я почти умерла, но надо дождаться светлой полосы. И тогда моя жизнь наладится. Лишь немного потерпеть. Я – птица Феникс, я возрождаюсь из пепла. Я могу это сделать».
От таких мыслей Люсе стало намного спокойнее и легче. Мысленно зацепившись за последние фразы, стала их повторять. Постепенно наступило сонное состояние и она уснула, свернувшись в позе «зародыша».
Люся открыла глаза. Вовсю светило солнце. Сентябрьский воздух, подернутый легкой дымкой, горчил. Из форточки несло запахом осенних костров. Под ухом отчаянно звонил телефон. Так долго ждать, пока возьмут трубку, могла только мама.
– Доча! Что случилось? Почему ты не отвечаешь? У тебя все нормально? – почти кричала в трубку мама.
– Привет, мам, – медленно приходя в себя, отвечала Люся.
– Доча, видела сегодня про тебя плохой сон! И звоню, между прочим, третий раз! Что, я должна была думать? – голос мамы смягчился. – Доча, рассказывай. У нас никогда не было секретов друг от друга. Хочешь, приеду?
– Приезжай мам. Мне плохо, – Люся тяжело вздохнула. – Я вчера с Сашей рассталась. Навсегда.
– Правда? – взволнованным голосом переспросила мама. – Сейчас выезжаю. Доченька моя. Я тебя очень люблю. Скоро приеду. Может, хочешь чего- нибудь вкусненького?
– Ничего не хочу, – уныло ответила Люся. – Просто приезжай.
Люся была единственным ребенком в семье. Мама, медсестра хирургического отделения, родила ее в двадцать лет от мужчины, которого очень любила. Папа Сеня к тому времени был еще женат, но это не мешало ему буквально с первых дней заботится о дочке. Когда Люсе исполнилось два года, мама сказала, что теперь папа Сеня будет жить вместе с ними. Вся нерастраченная любовь досталась Люсе. Вдвоем они часто гуляли на улице, ходили в цирк, кино, на каток, читали книжки, решали задачи. Только от одной обязанности папа Сеня решительно отказался – ходить на родительские собрания. Однажды, по настоятельной просьбе мамы, он посетил это увлекательное мероприятие и тут же был выбран в родительский комитет. Но с такими полномочиями папа Сеня не справился – близилась защита докторской диссертации, да и преподавание на кафедре внутренних болезней медицинского института, занимало много времени.
Родители между собой жили очень дружно. В теплой атмосфере семья Люсе чувствовала себя, защищено, комфортно и уютно.
От мамы Люся практически ничего не скрывала. Она многим могла поделиться, не боясь быть неправильно истолкованной. Мама никогда не осуждала поступки дочери, не вмешивалась в личную жизнь, а тактично ждала, пока Люся сама расскажет и, уже тогда предлагала помощь. Хотя теперь они жили раздельно, Люсе досталась прабабушкина квартира, но каждый день созванивались, делились новостями.
В ожидании мамы Люся прокручивала разговор с Сашей, пытаясь понять – правильно поступила или нет. От ощущения пустоты разболелась голова. Люся вдруг вспомнила, как лет в восемь ее отправили в пионерский лагерь. Через неделю пребывания там, девочка заболела ангиной и попала в фельдшерский пункт с высоченной температурой. А, поскольку родителям сообщили только на следующий день, то Люся лежала в лазарете совершенно одна. Лишь изредка в палату заходила невысокая пухленькая фельдшерица с уставшими глазами, от которой пахло смесью хлорки с корвалолом. Немногословная женщина кормила Люсю и спрашивала о самочувствии.
Люся лежала одна и с тоской рассматривала узоры оббитого деревом потолка. Было очень, очень одиноко. Казалось, жизнь вокруг остановилась, а ее предали и позабыли. Полтора дня показались вечностью. Поэтому, когда, наконец-то, приехали родители, Люся ощутила совершеннейшее счастье.
«А сейчас мне никто не поможет – ни мама, ни папа, ни доктор, ни кто. Стать бы снова стать маленькой девочкой, которая еще верит в чудеса. Но уже не получится, нет, – Люся тяжело вздохнула и решительно убрала со стола фотографию Саши. – Хватит, надо привыкать жить одной. Впрочем, я и с ним была одинокой».
Мама, как и следовало ожидать, появилась с целой сумкой вкусностей. Люся уныло поглядела на принесенные яства.
– Предлагаешь заесть мое горе?
– Дурочка! – мама крепко обняла Люсю. – Пойдем на кухню, там все расскажешь.
Женщины разговаривали допоздна. Люся успела несколько раз поплакать, пересказывая и вспоминая прощание с Сашей, их прошлую жизнь как бы вдвоем, планы на будущее. Мама слушала с грустью, не перебивая. Она, в отличие от любимой дочки, была счастлива в любви и понимала какая редкость – найти свою половинку. Сердце разрывалась от боли за Люсю и собственного бессилия. Оставалось одно – слушать и находиться рядом.
Люся выговорилась и спросила у мамы:
– Ты, ведь, знала, что так закончится?
– Скажем, – протянула мама, – предполагала. Хотя, вспомни нас с папой. Он оставил свою первую жену и выбрал нас. Ситуации разные. Все зависит от людей. Ты прости, но Саша, наверное, просто не любил.
Люся снова шмыгнула носом.
– Вот и я так думаю. Обидно до слез. Осталась как в сказке – у разбитого корыта.
– Доча, вот увидишь, жизнь только начинается, – мама приобняла дочь и погладила по волосам.
– Эх. – снова тяжело вздохнула Люся. – Мне тут сон после разговора с Сашей приснился.
Люся с подробностями пересказала маме неожиданное видение.
– Знаешь, я и есть птица Феникс.
– Думаю, Бог через сон подсказку дал, чтобы веру в себя не теряла. Мужчины в нашей жизни приходят и уходят, а мы остаемся.
– Но сейчас мне плохо и больно. Внутри пусто, страшно. Ничего не хочу, ничего не радует, – Люся потянулась к вазочке со сладостями. – Мам, как теперь жить?
– Как? – мама пожала плечами. – Наверное, учится жить без Саши, искать себя в чем-то другом, пробовать новое.
– То есть?
– Помнишь дядю Пашу? – внезапно оживилась мама.
– Еще бы. Он такой классный! Очень интересный дядечка! Жена у него еще японка, да?
– Так вот, – мама налила еще чаю. – Его лет в двадцать пять бросила любимая девушка. Красавица невероятная. Встречались они около года. Паша долго ее добивался. Буквально на крыльях летал, когда девушка ответила взаимностью. Вроде и любили друг друга, но поступила с она с ним гадко. Однажды Паше на вахте передали записку: «Ты мужчина верный, надежный, но скучный и нищий. Устала от тебя». И все, больше никаких объяснений. Паша пытался встретиться с девушкой, поговорить, да безуспешно. Она-то трубку телефонную бросала, то перебегала на другую сторону улицы.
После разрыва ходил Паша словно тень. Тоже ничего больше не интересовало в жизни. Попивать даже стал. На работе начались неприятности.
Сеня, твой папа, с Пашкой с детства дружил. Росли они в одном дворе, учились в одной школе, сидели на соседних партах, не раз друг друга в дворовых драках выручали.
Посмотрел Сеня на такие Пашины грустные дела и говорит: «Надо спасать другана, а то пропадет. Чего бы придумать?»
Сеня решил Пашку чем-то неординарным удивить и выдернуть из черной меланхолии. А в это время в музей изобразительных искусств выставка приехала «Шедевры японской живописи и прикладного искусства». Папа хватает Пашу за шиворот и тащит туда. Тот сопротивляется из всех сил: «мол, нафига мне ваша Япония. Отстаньте все от меня!» Но ты же знаешь своего папу, от него не отвертеться.
Вот на выставке перелом в Пашкиной жизни и произошел. Вначале, со слов Сени, Паша на картины и статуэтки всякие даже не смотрел. Потом вдруг остолбенел у стенда с иероглифами. Затем позвал экскурсовода и полчаса ее мурыжил, выспрашивая о загадочной письменности. Когда они часа через три вышли из музея у Паши глаза ярче фонарей светились.
Ну и пошло – поехало. Увлекся Паша японской культурой всерьез. Иероглифы, значит, стал учить, учебники всякие доставать. Паша настолько поднаторел в сложной письменности, что через два года стал в легкую иероглифами переписываться с одним японским аспирантом. Тот, в свою очередь, познакомил его с отцом – президентом крупной компании как раз выходящую на рынок страны со своей продукцией. Не успели мы и глазом моргнуть, как Пашка уже работал в представительстве компании переводчиком. Там его до сих пор очень ценят.
По роду работы Паша и в Японию ездил несколько раз. В одной из поездок познакомился с Апаи, будущей женой. Любовь случилась между ними с первого взгляда, но зарегистрировались, конечно, с трудом. Сама знаешь, какие раньше порядки были. Теперь живут, душа в душу двадцать пять лет. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
– Предлагаешь и мне японский выучить? – грустно резюмировала Люся.
– Если лежит душа, то почему бы и нет.
– Моя душа плачет и ничего не хочет.
– Потерять любовь для любого человека тяжело. Погрусти, поплачь, подумай о жизни. А потом, через «не могу и не хочу», займись чем-нибудь интересным.
– Ладно, мам. Я попробую, но только не сегодня. Хорошо?
– А сегодня, что будешь делать? – мама обняла ладонями Люсино заплаканное лицо и посмотрела в глаза.
– Грустить. Не будешь ругать?
– Конечно, нет. Я тебя очень люблю, доченька.
– И я тебя, – Люся снова всхлипнула и обняла маму.
Вечер укрыл окрестности плотной темнотой. Из форточки, по-прежнему, веяло запахом осенних костров. В окнах Люсиной квартиры еще долго горел свет.
2.
После разговора с Сашей прошло почти две недели. Люся как бы жила, как бы работала, как бы ела, как бы разговаривала и общалась. Тоскливо и одиноко. Мама каждый день звонила на работу и уговаривала пожить в отчем дома, но Люся отказывалась. Нужно разобраться в себе. Приходя вечером домой, она тут же отключала телефон и до поздней ночи тупо смотрела по телевизору первые попавшиеся программы.
С одной стороны Люсе очень хотелось вновь встретить Сашу. Он бы увидел страдания, пожалел и тогда, может быть, заново полюбил. С другой стороны Люся четко понимала – Саше наплевать. Он выкинул Люсю из своей жизни, причем, без капли переживаний. Такие постоянные мысли терзали девушку и мешали. Боль от разрыва еще не стала слабее и в душе царила гнетущая пустота.
Ровно через две недели, в субботу в Люсину дверь позвонили. На пороге стояла разгоряченная Оленька.
– Я все знаю! Твоя мама рассказала о расставании с Сашей. У тебя телефон, что ли не работает? Звонила уже раз двадцать и никакого толку. Безобразие! Я за тебя волнуюсь! – не переставая, тараторила Оленька. – Люська, у будем лечить депрессию. Чего глазами-то хлопаешь? Собирайся быстрее. Игорек и Ванька ждут в машине. Программа по исцелению души большая, надо многое успеть.
– Оль, я не хочу никуда, – начала свою привычную песню Люся.
– Не выпендривайся, – недовольно поморщила веснущатый носик Оленька. – Джинсы со свитером напяливай. Время идет впустую.
С Оленькой Люся подружилась в девятом классе, когда та перешла к ним из другой школы. Полненькая, рыженькая, в конопушках она удивительно к себе располагала. Красотой Оленька не отличалась, но про таких говорят – «не родись красивою, а родись счастливою». По жизни ей все удавалось легко и просто. Окончила школу с красным дипломом, без проблем поступила на физико-математический факультет и после окончания университета, осталась работать на кафедре. За свои способности Оленька приглянулась декану факультета. Он с радостью взял талантливую девушку на написание кандидатской диссертации, впоследствии с блеском защищенную.
На Оленькины лекции студенты ходили всегда. Однажды, Люся зашла за подругой на работу и, дожидаясь, прослушала лекцию о сверхпрочных материалах. Поразила не сама лекция, а Олино преображение. В мгновение ока вся ее некоторая неуклюжесть, полнота и даже веснушки куда-то испарились. Перед Люсиным взором, оказалась красивая женщина с горящими от восторга глазами, великолепно и невероятно увлекательно излагающая материал.
Повезло Оленьке и в личной жизни. На первом курсе в нее с разбегу влюбился старшекурсник Игорек. Он, как ни странно, оказался однолюбом и даже через девять лет совместной жизни смотрел на жену с обожанием. Сам Игорек после окончания университета удачно пристроился в крупную домостроительную компанию. Поскольку квартиры в новых домах расхватывались как горячие пирожки, то денежная проблема, похоже, молодой семье не грозила. Помимо своей работы Игорек взял на себя часть бытовых забот, тем самым, оставляя Оленьке время для занятий наукой.
Сын Ванька в их семье стал долгожданным ребенком. Молодые решили в начале, прежде чем рожать детей, закончить институт. Потом Оленька защищала диссертацию. Затем молодая семья переезжала на новую квартиру, а уже потом «пошли за ребенком».
Во время беременности Оленька словно летала, умудрившись, в отличие от многих женщин, проработать до самых родов, ни разу не ложась в больницу на сохранение. Ванька родился крепким и здоровым. Посидев в декретном отпуске месяца четыре, Оленька вновь вышла на работу, благо с сыном с радостью согласилась сидеть мама Игоря. Декан пошел навстречу молодой маме, сделал очень удобное расписание, поэтому большую часть дня она была дома.
В Олиной благополучной семье была только одна постоянная головная боль – попугай Тяпа. Достался он Игорю по наследству от дедушки Толи. Будучи мужчиной простым, конкретным и совершенно одиноким из-за своего тяжелого характера, дед с попугаем обращался как с единственно равным собеседником, то есть общался матом. По этой причине Тяпа целыми днями пел неприличные частушки, рассказывал похабные анекдоты и выражался нецензурными словами. Пытаясь, справится с такой бедой, Оленька и Игорек даже ездили на консультацию к известному орнитологу, но тот лишь развел руками.
– Ничего не могу поделать! Не удалять же вашему Тяпе голосовой аппарат. Заведите ему подругу, обычно в паре попугаи молчат. Но возникает другая проблема, они размножаются. Впрочем, кричать тоже не перестают.
В силу таких неприятных причин попугай большую часть времени сидел в клетке под темным покрывалом с самой дальней комнате, но помогало далеко не всегда.
Оленька с Люсей сели в машину и Ванька тут же громко поздоровался.
– Дратуйте тетя Люся! Мама сказала, вас надо срочно спасать! У вас, – он нахмурил лобик, вспоминая трудное слово, – дисперсия, вот!
Люся, пожалуй, впервые за две недели улыбнулась.
– Депрессия, Ванечка!
– Это что?
– Это когда тебе ничего не хочется и ничего не радует.
– Даже мороженка? – от изумления Ванька округлил глаза.
– Даже оно, – грустно подтвердила Люся.
– Нет, – не веря, покачал головой ребенок. – Так не бывает! Мороженка все вылечивает, правда мама?
– Ну, практически все, – сдерживая смех, ответила Оленька. – Думаешь, стоит тетю Люсю полечить мороженкой?
– Конечно! А ты купишь?
– Куда ж вас девать, болящих. Куплю.
– Кстати, куда мы едем? – сочла нужным поинтересоваться Люся.
– Сейчас поедем в центральный парк, – вместо Оленьки ответил Игорек. – Сегодня День города. Посмотрим культурную программу, нафоткаемся, мороженного вашего поедим, а дальше видно будет.
– Я и дальше придумала, – вставила Оленька. – Не трусь, подруга, программа – закачаешься.
– Да я ж не от страха спрашиваю, а от любопытства.
– Мама говорит, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – сказал Ванька и весело рассмеялся.
– Вот-вот. Расслабься, Люська, – Оленька махнула рукой на мелькающий за окнами машины пейзаж. – Смотри, погода чудная. Красотища.
– Да, наверное. – равнодушно пожала плечами Люся.
– Мда. – обернулась к ней Оленька. – Случай клинический. Будем лечить.
– Мороженкой, мороженкой! – звонко прокричал Ванька и захлопал в ладошки.
В Центральном городском парке полно народу, крутились карусели. С импровизированных площадок доносились звуки гармошки, ритмов румбы, песен народных коллективов. Толчея, кутерьма и всеобщее праздничное настроение.
– Мам, пап, тетя Люся! – Ванька стал всех поочередно дергать за рукава. – Пойдемте на колесо обозрения. А еще я на тех лошадках хочу покататься и вон на тех больших качелях.
– Ванечка! – Оленька успокаивающе погладила сына по голове. – Иди с папой занимай очередь, а мы с тетей Люсей билеты купим. Договорились?
– Хорошо! – Ванька схватил Игорька за руку. – Папа, пошли быстрее, а то вдруг карусели закроют, и не успеем покататься.
– Встречаемся у чертова колеса, – только и успел сказать Оленьке Игорек, устремляясь вслед за сыном.
Поход в городской парк удался на славу. Люся и сама уже не помнила когда каталась на каруселях в последний раз. Воздух на высоте трепал волосы, солнце дарило свое последнее тепло, птицы, пролетающие совсем рядом, весело чирикали. Она вновь ощутила себя маленькой звонкой девчонкой из далекого безоблачного детство. Невероятно приятное и трепетное ощущение. Люся прикрыла глаза.
«Вот бы снова оказаться маленькой, глупенькой и наивной девочкой. Как же тогда все было хорошо, просто и понятно. Мама, папа и я. Никаких любовных потрясений и неудач».
Из раздумий Люсю выдернул взволнованный голос Оленьки:
– Люська! Ты чего? Тебе плохо?
– Почему плохо? – Люся открыла глаза. – Наоборот очень хорошо. Детство вспомнила, радостно стало.
– Хорошо. Значит, не зря сюда прикатили. Смотри, наш дом видно! – Оленька ткнула пальцем вдаль. – Здорово!
– Где, где? Мама, покажи, – Ванька отчаянно закрутил головой.
Оленька и Игорек принялись показывать сыну дом, а Люся еще на какое-то время осталась со своими ощущениями. Пусть, хоть, на несколько минут, но на душе стало спокойно. Она обрела почву под ногами, тоскливое настроение улетучилось, наступило долгожданное равновесие. Люся вспомнила свою спасительную фразу:
«Я – птица Феникс. Я возрождаюсь из пепла. Я могу это сделать. У меня хватает сил».
Люся смотрела с высоты на город, на дома, людей, киоски, клумбы, машины и понимала – снова просыпается желание жить. Казалось, будто далекое детство протянуло из прошлого руку помощи.
«Я – птица Феникс. Я возрождаюсь из пепла. Я могу это сделать. У меня хватает сил».
– Люся, ты, правда, в порядке? – уточнила Оленька.
– Правда. Кажется, я начинаю выздоравливать, – Люся улыбнулась в ответ.
– Вот и чудненько, – обрадовалась Оленька. – Предлагаю закрепить выздоровление мороженным.
– Я согласен! – громко крикнул Ванька.
– Кто бы сомневался, – хмыкнул Игорек.
– Только вначале покатаемся еще вон на тех каруселях и тех! – не терпящим возращения тоном, сказал Ванька.
– А может вначале мороженного?
– Неа! Мороженное вы всегда купите, а на каруселях я редко катаюсь, – мудро заметил Ванька.
Пока они сидели в кафе, накатавшись вдоволь, Оленька излагала свой грандиозный план.
– Сейчас едем на дачу обедать. Затем рванем на горячий источник, поплюхаемся в минеральной водичке. А вечером жарим шашлыки, пьем вино с водкой и у костра встречаем рассвет. Ну, как?
– Лично мне нравится, – ответил Игорек, вытирая Ваньке щеку, измазанную мороженным.
– У меня же купальника нет! – вспомнила Люся.
– Мой старый подростковый наденешь. На даче валяется. Тебе как раз будет, – Оленька отчего-то грустно вздохнула.
– А картошку будем в костре запекать? – спросил Ванька.
– Конечно. Я люблю ее, – Оленька подкрасила губы. – Поехали?
Несмотря на поздний сентябрь, погода радовала. На даче пахло прелыми листьями и яблоками, которые в избытке валялись под деревьями. Оленька не была фанаткой садово-огородных работ и поэтому совершенно спокойно относилась к виду гниющих даров природы.
– Я же яблони рощу не для варения, а для красоты и тени. У мамы вечно по весне банки выбрасываем с заготовками, никто их почти не ест. Она потом обижается, но все равно, как маньяк, с лета начинает готовить заново. Настоящие дачники однозначно немножко больные.
Люся с Оленькой была полностью солидарна. На их с родителями дачном участке стоял большой дом, баня, гараж, в полном беспорядке росли сосны, а посадки овощей ограничивались двумя грядками с луком и зеленью. Правда, в последнее время, мама стала высаживать под забором картошку. Уж очень она обожала молодые отварные корнеплоды со свежим укропом и сливочным маслом.
Стол решили накрыть на открытой веранде. Оленька быстро отварила макароны с сардельками. Юлька настрогала салат из огурцов и помидоров с майонезом.
Пока они готовили, Игорек кругами ходил вокруг стола.
– Женщины, вот вы мне объясните, почему на даче всегда хочется есть и даже хлеб с салом кажутся невероятно вкусными?
– Свежий воздух возбуждает аппетит, – ответила Люся, посылая в рот кусок огурца.
– Ты бы, любимый, не мешался пока под ногами, – Оленька решительно отодвинула Игоря от тазика с салатом. – Тарелочки принеси, табуретки. Ванька, мой руки, скоро кушать будем, и не тащи в рот грязные яблоки, а то понос начнется.
– Мама, но с земли яблоки вкуснее. Они солнышком и травкой пахнут,. – Ванька грустно вздохнул и отбросил надкусанное яблоко в сторону.
– Эстет. Тонкая натура, – хихикнула Люся. – Гуманитарий растет, поэт.
– Ну, это еще бабушка надвое сказала, – парировала Оленька, раскладывая макароны по тарелкам. – У меня физико-математические наклонности тоже не сразу открылись.
– А у меня даже слабой надежды нет. Так и буду всю жизнь с калькулятором ходить, – Люся намотала макаронину на вилку. – Может, таблетки, какие попить для повышения физико-математических способностей?
– Тебе, Люська, даже лоботомия не поможет. Не напрягайся. – Игорек обреченно развел руками.
– Думаешь?
– Уверен. – он достал бутылку вина и показал женщинам. – Будите горе горячительным заливать сейчас или попозже?
– Зачем попозже! – возмутилась Оленька. – Наливай!
– У меня вообще двойной стресс. Любовная драма и невозможность стать Софьей Ковалевской, – Люся театрально смахнула мнимую слезу
– У женщин все сложно. – Игорек разлил вино по рюмкам. – Вот у нас с Ванькой таких проблем нет. Правда, сын?
