Читать книгу: «Когда Богам не всё равно», страница 2

– Грунь, ты чего?

Она сильнее сжала мой локоть.

– А ну пойдём, ехать надо.

Я приподнялась на цыпочки, чтобы увидеть телегу, там возились с колёсами и осматривали копыта лошадей.

– Грунь, телега ещё не готова, они подковы лошадям проверяют, пойдём, пройдёмся, нам ещё весь день в той телеге сидеть.

Уже повернулась к интересующей меня лавке, как краем глаза, увидела налившееся кровью лицо, Груня оскалилась и резко ухватила меня за основание косы. – Опять за волосы – подумала я – и опять сзади.– Груня зашипела на меня:

– Я тебе что сказала? Перечить мне вздумала? – она больно дёрнула.

Обычно, я человек сознательный и прежде чем, что то предпринять, обдумываю варианты последствий. – Это обычно, но, не сегодня. Не медля ни секунды я отвела левое плечо в перёд и с размахом, впечатала ей локтем в лицо, только силёнок в этом теле мало и боль прострелила в локте, для гарантии, пяткой со всей дури наступила ей на ногу, как только ощутила свободу. Увидела, как парни тянутся к нам, вытянув руку сжатым кулаком и раскрытым указательным пальцем, я резко рявкнула им – стоять! – Рефлексы, сильная вещь! Они замерли, Груне, нужно было закрепить урок, иначе спокойно не доеду, я собрала её ухо в кулак вместе с платком и потянула в низ, чтобы она прочувствовала положение «снизу».

– Ты, безродная собака. Совсем нюх потеряла, на боярских детей руку поднимать? Я дочь рода, которому ты служишь. Ещё раз ты, протянешь ко мне свои руки, я тебе их переломаю и скажу что – так и было.

Сжав её ухо в кулаке, посильнее, я наклонилась и спросила:

– Ты меня поняла?

В вытаращенных глазах был страх и неверие, она смотрела и молчала, я слегка потрепала её за ухо, от чего она заскулила:

– Прости боярышня, поняла, поняла!

Всё по времени, заняло секунд тридцать, не больше, но, вокруг стояла тишина, даже несчастный петух затих. Я выпрямила спину, поправила шапочку и пошла к нашей телеге, настроение, бесповоротно испорчено. Груня посеменила следом, я не стала сразу усаживаться, не спеша прохаживалась. Примерно в десяти шагах наши спутники, активно жестикулируя, рассказывали Степану и остальным наш инцидент. Не было ни какого сомнения, по поводу содержания рассказа, так как эти артисты, целую сценку разыграли.

Все привыкли, что Груня это – кошмар и ужас всех, кто не может за себя постоять. Жаловаться на неё смысла нет, она всегда умела, притворится, дурочкой и с невинными глазками говорить – я не со зла – да и каждый день, не нажалуешься, тебя просто перестают слышать. Груня была уверена, что девочка, которая провела больше четырёх лет в монастыре – это идеальная жертва. Меня даже собственная смерть не изменила, покорно терпеть я не умею, пусть удивляются и принимают.

–Сегодня, меня будет бить слуги рода, а потом? Муж? Его родня? Неет.

Пока я размышляла, все дела по подготовке были окончены, Груня отвернулась от меня, она прижимала к носу кровавый кусок тряпки. – Не так уж и мало силёнок, в дохлом тельце, хватило кровь пустить садистке.

Степан внимательно осмотрел нас, пристроился рядом, и мы отправились в путь. Груня порой бросала на меня, злобные взгляды, но, больше ни чего не предпринимала. Я догадывалась, что она нажалуется отцу, ну, себе же сделает хуже. Когда ещё Даша была маленькая, отец по долгу, объяснял, как должна вести себя, боярская дочь и какое поведение от служащих, требовать к себе, как сама должна, заботится о люде, о правах и обязанностях, о чести и бесчестии. Сама Даша забыла об этих разговорах, для неё они были не важными, но я понимала, что эта информация не зря всплыла в памяти, видимо высшая сила, которая меня сюда отправила, следит за мной и даёт подсказки.

Ехали мы долго, у меня было время, составить картину мира – Княжество, в котором мне предстоит жить, зовётся «Урусское княжество», соответственно живут здесь, урусы – похожее название, похожий язык, религия такая же. Зато сила, которая меня сюда отправила, совсем не из этого пантеона, упоминание Макоши и Перуна, в целом обстановка там, за гранью, не из христианских описаний.

История урусов, схожа с нашей Русью, здесь тоже раньше исповедовали язычество, потом их перекрестили в христиан. Все должны верить, хотя бы на публике, церковь играет важную, политическую роль.

Мне необходимо будет, поддерживать образ, набожной послушницы. Благо, моё тело, как хорошо настроенный инструмент, выдаёт молитвы и псалмы – «на рас, два» – и речь, будто подстроена под местный диалект, но это хорошо, сама бы я, быстро спалилась.

Столица княжества – Столград – туда мы и едем, у отца там усадьба, ещё есть вотчина на юге княжества, в близи города Кулак. К сожалению, кроме нелепого названия, ни каких вводных о тех краях.

Ни размеров княжества, ни приблизительного представления о географии, в памяти не было. Даша знала, что княжество часто воюет с булгарами. Булгары – это разрозненные степные племена, которые ходят на урусов в набеги грабят, убивают и угоняют в рабство, жителей княжества. – Ясно – местные татары. Даша помнила, что отец часто уходил в походы, на булгар, привозил взятых в бою, низких булгарских лошадей.

– Интересно, а нашествие Тугарина змея, здесь уже было, или будет? – От этих мыслей, мороз по коже побежал. Ну ладно, сделать я, ни чего не могу, а делать выводы на имеющихся данных, рано. Решила уйти в другие размышления – в княжестве недавно ввели свою, денежную единицу, называется она просто «диньга». Видимо не стали заморачиваться с названием, если много то «динек» с ударением на «е». Одна диньга, делится на 100 «режек», а одна режка делится на два «пятака», один пятак это самая мелкая монета.

До введения своей монеты, княжество пользовалось иноземными монетами, а так как состав серебра или золота в них разный, как и вес при торговых расчётах и налоговых выплатах всегда были споры и ругань. Простой люд, монет не видел, обходились натур – обменом, в котором, как правило, невозможно фиксировать цены и кто то, обязательно оставался недовольным. Деньги здесь дорогие, к примеру, мешок овса здесь стоит пятак, мешок помолотой, пшеничной муки стоит 10 режек, а ржаной 2 режки. Цены я спросила у Степана, много вопросов задавать не пришлось, он с удовольствием рассказывал сам:

– Боярыня, ты же и не знаешь ни чего, а тебе хозяйство вести надобно будет.

Так Степан поведал мне, что корова здесь стоит от двух до пяти динек, курей продают сотнями, иногда десятками, штучно можно купить, только петуха. Гуси и утки из – за пуха, ходовой товар, – за хорошего гуся пятак возьмут, а гусынь на пятак две сторговать можно. Лошади, от шести, до тридцати, динег. Бывают и дороже, но то княжеские, таких простому смертному не купить.

В Столграде, есть постоянный торг, но есть и сезонный. Один раз в сезон, приезжают много иноземных купцов, и две недели ведутся торги. Иноземцы, и наши товары скупают, по этому, там и наших купцов полно. Иногда у иноземцев заказывают что нибудь из–за морей, но то дело не надёжное, купец может и сгинуть, или в другие края подастся.

Под хмурое сопение Груни, я слушала увлечённого Семёна, он явно хорошо ориентировался в делах закупочных и охотно делился знаниями. Так болтая, мы пообедали, сегодня Семён не стал давать полноценный отдых лошадям, дав им остыть и напоив их, мы снова двинулись.

Каким бы длинным не был путь, но и он закончился.

Глава 4. Дом, милый дом.

К усадьбе отца мы приехали на закате. Пока я разминала затёкшие ноги и спину во дворе, Груня словно и не сидела всю дорогу, вместе со мной, она как резвая козочка, ускакала за ворота. Я оставалась на месте знакомясь с обстановкой. Плавно и величаво на крыльцо вышла Преслава, мачеха Даши, – моя мачеха, – поправила я себя, нужно привыкать. Красивая женщина, степенной красотой и статью, которой не возможно, обучить, если нет этого в человеке изначально. Ей, наверное, и тридцати нет, очень мягкие черты лица и красивые, серые глаза. Она спокойно осмотрела меня, мы встретились глазами, недолго постояв так. Я примерно представляла, о чём она думала – она пыталась предугадать, чего ей, от меня ждать. А я увидела что – эта женщина мне не враг, и я не хочу плодить недоброжелателей, достаточно Груни. По этому, подобрав юбки, поднялась по ступеням и поклонилась Преславе, как и полагается дочери^

– Здрава будь матушка.

У Преславы лишь дернулись уголки губ.

– И тебе здравствовать дочка, пожалуй в дом.

Мы вошли в дом, сначала она, потом я, по старшинству. Нас провожали недоумённо, вытянутые лица работников во дворе. Да, у Даши здесь, похоже, «репутация», видимо ждали представления – а я думаю, чего они вертятся!? Пусть сразу привыкают, я всё равно не смогу играть долго, роль инфантильной девицы, с меня, образа монашки хватит. Будут думать, что меня в монастыре перевоспитали.

Через небольшие сени мы вошли в большой зал, в котором пахло копотью и едой. Длинный зал, по середине которого был длинный стол с лавками в боковых стенах были по три двери, я знала это пристроенные комнаты для дворни, а в конце зала огромная русская печь, которая топилась по чёрному, слева была узкая лестница на второй этаж, там комнаты хозяев и моя комната. Возле порога были сундуки, в которые складывалась верхняя одежда, чтобы, не пропахла копотью, а ещё на них садились и переобувались в домашнюю обувь.

До этого, я не заостряла внимание, что все печи, которые я здесь видела, были без дымохода, сейчас же я с трудом сдерживалась чтобы не продемонстрировать уровень офигевания от глубины, той попы, в которой оказалась. Тут же стала осматривать окна, которые были как в подвальных помещениях, или на промышленных объектах такие видела, под потолком низкие и широкие, у них были затворки а открывали их хитрой конструкцией из крючка на потолке и веревочки привязанной к затворке и продетой через этот крючок.

Моё задумчивое изучение Преслава поняла по своему:

– Успела забыть?

Я перевела взгляд на неё.

– Нет, что – ты! Я всё помню, просто, когда меньше была, всё казалось большим, а теперь будто меньше стало.

– То, ты выросла. – С лёгкой улыбкой сказала Преслава, и добавила: – Всем нам, когда вырастаем, родное гнездо тесным становится, потому и улетаем свои гнёзда вить.

Я задумчиво посмотрела на неё, – это она проверяет моё отношение к скорому замужеству, или мне показалось? – подумала, а в слух сказала:

– О том ты лучше ведаешь.

Так мы и стояли, почти в середине зала, я осматривала обстановку, а Преслава, ненавязчиво изучала меня.

– А где батюшка?

– Ещё обедней к дружине поехал, к вечере вертаться должен был, да задерживается. Горницу твою ни кто не занимал, ежели хочешь, поднимись, да отдохни с дороги, девки уже баню топят, только до неё ещё не скоро.

– Я батюшку здесь подожду.

Преслава кивнула и направилась к печи, там стояли горшочки, по форме как в сказке «горшочек вари» только большие. За печкой было, что то вроде столешницы – понятно – кухня рядом с очагом.

Собралась уже присесть на лавку, как услышала хлопок входной двери. В сенях слышались шаги, не одного человека, а ещё женские причитания, Грунины причитания. Вот и причина задержки отца. Глубоко вздохнув, посторалась собраться, в дверь вошли: отец, его младший брат Герасим и Агрепина.

По лицу отца было понятно, что он знает другую версию событий. Отец сделал несколько шагов и встал, рассматривая меня, рядом так же стоял Герасим а Груня сзади, торжествующий взгляд она не скрывала. Я с почтением поклонилась сначала отцу

– Здрав будь, батюшка. И ты здрав будь, дядька Герасим.

Плавно выпрямившись, я смотрела на отца.

– И тебе, здравствовать Дарья.

Он всматривался в моё лицо, что-то увидел, в моём спокойном взгляде, морщинка между бровей разгладилась и взгляд потеплел.

– Скажи – ка дочка, как путь прошёл?

Герасим и Груня удивлённо посмотрели на отца, а потом на меня. Я снова поклонилась.

– Благодарствую батюшка, хорошо прошел наш путь, уберёг Господь от всякого лиха.

Тут Груня не выдержала и зашипела:

– Господь её уберёг от лиха, она сама, то лихо! Мы думали, в монастыре её молитвам учат, а она…

Я снова по наитию, подняла руку, показывая указательный палец, призывая, успокоится, как сделала с парнями на торге и увидела такой же жест от отца. Груня оборвалась на полуслове. Тут не выдержал Герасим:

– Что же ты племяшка, на тётку руки распускаешь, ещё и грозишься руки сломать.

Я всем корпусом повернулась к дядьке – вот же семейка Г.Г.

– Честь отца своего отстаивала.

Герасим сначала замер, а потом покраснел.

– Это как же?

Он ещё, что то шипел, но я остановила его жестом. Продолжила:

– Это так Герасим. То нам долго, из Покрова добираться в Столград, а у слухов ножек нет, они быстрее ветра мчатся. Много ли чести будет, если завтра на каждом углу, будут трепать что боярин Брудский, в семье своей не хозяин? Что дочь его, волей князя засватанную, к жениху прилюдно, за косу тащили . А пока тот слух шел бы, каждый к нему, своё прибавил. Чем это могло повернуться для рода?

Отец с Герасимом переглянулись и оба посмотрели на Груню, очевидно, что они знают другую историю. Отец сказал:

– Герасим позови Семёна. Ты встань подле Дарьи. – Указал он Агрепине.

Савелий быстро вернулся, за ним шел Семён, и парни, которые ходили с нами. На этот раз, их пересказ был, не столь красочный, и без сценок. Груня, видя, что её обложили, всё – равно не сдавалась:

– Так что мне было делать!? Она слова не слушает…

– Ты кем себя возомнила? Стражником моим, дубаком? С каких это пор, пришлой снохе на боярских детей руки распускать дозволено стало? И я, и мои братья только в воле нашего батюшки, главы рода, ему решать карать нас или миловать. Не забывайся.

Отец прочистил горло.

– Герасим забери жену, я уже не в первый раз слышу, что Грунька твоя, много себе дозволяет, вся дворня от неё плачет. Пущай дома сидит, чтобы без моего дозволения ноги её в усадьбе не было.

Герасим молча кивнул, взял всхлипывающую Груню за локоть, и повёл на выход. Семён с парнями поклонились, и тоже, быстро ушли. Отец проводил всех взглядом и снова посмотрел на меня, потом он перевёл взгляд на Преславу, она сказала:

– Пойду замену Груне поищу.

И быстро удалилась. Я смотрела на её побег, поймала взгляд отца. Из памяти Даши я видела, как долго он пытался добиться расположения дочери. Со смерти матери окружил её теплом и заботой, но не мог, всегда быть рядом – он воин этим всё сказано. С каждым походом, дочка становилась колючее, и колючее, а потом и вовсе укрылась от него, в монастыре. И в монастырь он ездил, упрашивал вернуться, дарил подарки, а она подарки не брала, или отдавала…

Эх, Дашка! «Что имеем не храним», выходит. Я бы многое отдала, чтобы у меня такой папка был. Смотрю на него, в глазах его вижу страх и надежду. – Потрепала ты нервы родителю, надеюсь, ты нашла своё блаженство, на которое променяла любовь отца. Вообще! Это теперь мой, папка! Мне в этой жизни дали шанс, заполнить все пробелы, и я этот шанс не упущу. Я шагнула к отцу, не отводя взгляда от его глаз сказала:

– Прости меня за всё, батюшка.

Шагнула ещё, и обняла его. Долгий выдох и отец обнял меня в ответ. Поцеловал в висок.

– Дарьюшка, дочка – сжал по крепче. – Какая же ты взрослая! А какая краса! Только худая больно, кожа да кости! Это что такое!?

Он поводил руками по спине, плечам, потом за плечи отдалил от себя, посмотрел на лицо, шею и снова обнял, подозрительно шмыгнув носом. Сказав коротко «ща» он быстро вышел, я понимала его у самой слёзы бежали.

Налетела стайка девиц, которые быстро стали собирать на стол, я отошла в сторону перевести дух, очень долгий день и очень много событий, моё слабое тело изнывало от усталости. Я присела на край лавки и вытянула ноги, моим вниманием снова завладели окна. Ни как меня, не оставляли в покое мысли типа – а зимой створки не примерзают? Если примерзают, как туда лазить? – мои размышления прервал приход Преславы. На руках у неё был мальчик, лет двух, а рядом шла маленькая копия отца. – Братья – поняла я, малыша Ивашку Даша не видела, а Захара сторонилась. Мелкий на руках сидел спокойно, увлечённо с причмокиванием сосал большой палец. Старший, Захар смотрел на меня с любопытством . Острое чувство злости на себя, были на торге, нужно было хоть какое, ни будь лакомство взять, ведь знала что дома дети есть, даже мысли не мелькнуло о гостинцах. Ну что же, позже реабилитируюсь

– Здравствуй Захар, я, Дарья сестра твоя.

Сказала я, обозначив поклон кивком. Потом присела на корточки и улыбнулась ему.

– Я знаю, а правда что ты Груньке нос сломала? А меня научишь? И ногой бить .

Его энергия сбивала с толку, он генерировал вопросы, не ожидая ответов. Преслава с сдерживаемой улыбкой, попыталась вернуть его в рамки.

– Захар, поздоровайся с сестрой.

Он вздрогнул.

– Ой! – и резко напустив на себя степенной важности, с самым серьёзным выражением лица, поклонился. – Здрава будь сестрица Дарья.

Тут же, будто сбросив маску, поменял выражение лица, и вернулся на прежнюю волну.

– Научишь? – Сзади прыснули девушки из дворни, я тоже с трудом сдерживала реакцию, на этот ураган эмоций.

Я выпрямилась, попросила жестом Ивана, усадила его на локоть и расцеловала щёчки, бутус, был тяжелым. Протянула свободную руку Захару, приглашая пойти со мной, на что тот округлил глаза

– Пойдём – сказала я, а он смотрит на руку, не отрывая глаз.

– Сестрица ты чего? Я уже вырос, чтобы меня за руку водили. Мне шесть зим!

– Прости. Пойдём, сядем.

Ещё один просчёт, но, надеюсь, не заметят. До шести лет боярские мальчишки с матерями, а после к нему прикрепляется учитель. Как правило – взрослый, видавший воин. Часто это кто – то, из родни, который учит всему – житейским хитростям, охоте, тренирует ухватки, передаёт накопленные знания. Как от мамкиной юбки забрали, парень перестаёт быть ребёнком. Больше ни каких нежностей с мамками да сёстрами, за этим строго следят.

Мы уселись на лавку боком лицом друг к другу, я перехватила Ивашку по удобнее – ну просто чудо, а не ребёнок! Мусолит себе палец, благо руки чистые. Молчит себе, да по сторонам смотрит. Пока поправляла Ивашку, заметила, что пришел отец, он ни стал подходить, сел на сундук возле порога. Вернула внимание к Захару, он как совёнок сидел и смотрел на меня, с низу, своими зеленючими глазами, – очень красивый парень растёт – подумала я.

– Скажи ка мне братец, зачем тебе учится нос разбивать?

– Я буду Малушу защищать и Зоряну.

Хм, рыцарь у нас растёт.

– От кого?

– Так от Груньки же! Батюшка запретил ей девок бить, а она их, где ни кто не видит, хватает и по пылюке, или навозу за косу таскает . А за косу больно же, они и вырваться не могут.

– И что ты с Груней биться будешь?

– Ну да. Я же один раз, когда она Малушу на заднем дворе валяла, хотел заступится, а она меня по щипала и посмеялась, говорит – силёнок маловато – а у тебя же тоже силёнок нет, худая, не понятно в чём жизнь держится, а Груньке нос разбила. Научи а?

Ребёнок наслушался рассказов, даже интонацию передал

Отец с Преславой переглянулись, отец сидел хмурый, между бровей залегла складка. Я улыбнулась Захару, сложно удержатся, от улыбки при виде такой милой, просящей мордашки, с чертятами в глазах.

– Научу.

Захар расплылся в улыбке, но я продолжила.

– Только не для того чтобы ты с Груней бился, нет в том чести тебе с бабой воевать.

– Ага! Знаешь, какая она сильная!

– Знаю. Только не след тебе, чужую жену воспитывать. Дядька Савелий всё слышал, он пусть со своей женой сам решает, как учить, а батюшка запретил ей в усадьбе появляться. Ни кто не обидит больше твоих Заряну и Малушу. А я тебя научу, как слабому, от сильного отбиться, не для Груни, а чтобы наука была. Договор?

– Договор! – он протянул мне ладошку, и мы скрепили договор рукопожатием – а у вас там боевые монашки были да?

Я непонимающе посмотрела сначала на Захара, потом на отца, он подозрительно закрыл лицо руками, а плечи его тряслись.

– Что за боевые монашки?

– Ну боевые монахи же бывают. Значит и монашки, боевые есть. У них ты научилась да?

Было невозможно сдерживаться и вокруг прыскал похрюкивающий смех. Мне тоже представилось, как мать настоятельница с постным лицом, тренируется с палкой какому- нибудь- кунг-фу. И я тоже прыснула.

– Не бывает боевых монахинь Захар!

К нам подошла Преслава и забрала Ивашку, все начали усаживаться за стол. Встав по своим местам, отец во главе стола, с права семья, с лева подручные, по мере отдаления от главы семьи сидела дворня, там тоже иерархия соблюдалась. Я сидела сразу после Преславы, рядом с отцом сидел Захар . Помолившись, стали есть. На столе стояли лепёшки, жаренные на жиру, видны были прилипшие шкварки, смотрелось, очень аппетитно, в глиняных чашках подали гречневую кашу с мясом, по столу были расставлены разносолы – очень вкусные грибы, огурцы, капуста. За столом все ели молча, без суеты, кто доел не вставал, смиренно ждал, когда поест глава семьи. Я, ждала со всеми, тихо попивая из глиняного, широкого стакана медовый напиток с какими – то не знакомыми специями. Как только отец поднялся, все повторили за ним, перекрестившись начали, расходится. Я подошла к отцу:

– Батюшка…

– Завтра дочка, сегодня с дороги отдохнуть тебе надобно, в баньку сходи, не спеши.

Я покорно поклонилась, он прав, я слишком уставшая, а темы для разговоров у нас серьёзные.

– Как скажешь батюшка.

Улыбнувшись, он ещё раз приобнял меня.

– Преслава, помоги Дарьюшке, а то она как птенец, из гнезда выпавший, будто не у себя дома. Это твой дом дочка, ты здесь родилась, давай уже, отмирай!

Преслава улыбнулась мне и поманила за собой, она несла светильник, мы поднялись по лестнице, на второй этаж. Второй этаж был меньше первого, как я поняла только в величину зала. Небольшой коридорчик в конце которого большое окно с, ставнями и по две двери с двух сторон, я помнила где, чьи комнаты. Преслава меня привела в мою комнату, в ней было чисто и уютно, почти не пахло копотью, окна ка глухо закрыты ещё и завешаны чем то плотным.

– Здесь мы приготовили тебе, кое чего из одежды, завтра я Забаву позову, она хорошо шьёт и быстро, мы с ней новой одежды на тебя пошьём. Пока бери это и пойдём.

Преслава быстро зашла в свою комнату и вышла тоже с стопкой сменного белья. – В баню мы идём значит, вместе.

– Какие волосы у тебя хорошие! – Сказала Преслава, когда я начала расплетать косу.

Мытьё здесь разительно отличалось – мало того что баня, по чёрному, мыла не было, ещё и вместо мочалки спутавшийся комок тонкой пеньковой верёвки. – Мочалок им, что-ли навязать.

Преслава, не навязывалась с разговорами и я ей за это очень благодарна, мы молча помогли друг – другу промыть волосы, она мне их прополоскала травяным настоем, немного похлопала меня веником, сама же, отказалась от моих услуг, с пониманием глядя на меня.

– Ты сильно худая, почему мало ешь?– спросила она меня, хлопая веником.

– Матушка, если сейчас, после монастырских харчей, я наброшусь на разносолы, тогда вам меня за свадебный стол, на горшок садить придётся.

Преслава кивнула.

– Я за пару деньков привыкну. Лучше, по малу, но чаще. На домашней снеди, быстро наберу, просто торопится не надо.

Больше она вопросов не задавала, а я уставшим мозгом сначала мечтала о мыле, а потом пыталась вспомнить, как у нас раньше варили мыло.

Помывшись, мы с Преславой вернулись в мою комнату. Она помогла мне расчесать волосы и заплести косу. После, я помогла ей, к нам на огонёк зашел отец. Вместе мы сходили в братьям, пожелать добрых снов, ещё раз пообещав научить Захара бить локтем в нос, мы разошлись. Не стала глушить в себе порыв, прочитать вечернюю молитву, у моего тела есть свои привычки. Встав перед иконой, прочла молитву, перекрестилась, и пошла спать. Я, хотела ещё много о чём подумать, ведь по времени, наверное и десяти нет, но усталость сказала своё слово – сон.

Глава 5. Курочка в гнезде.

Супруги Брудские.

– Ну что, узнала?

Преслава взяла мужа за руку и усадила рядом на кровать, она понимала его переживания, покорность Даши, и её насторожила. Сначала они подумали, что Даша сдерживается, но и небольшие провокации, после которых, прежняя Даша залилась бы слезами, она даже не заметила. Это как обрадовало, так и встревожило – уж не били ли её в монастыре? Вдруг там из неё «дурь» выбивали, а мы тут и не ведаем ни чего?

– Не тревожься Никита. Не больно разговорчивая дочь твоя, но не пугливая, тело чистое – ни одного шрамика, даже маленького. Девицы по мальству, не хуже мальчишек носятся, то колени разбивают, то царапаются. Какой след, да останется из мальства, а Даша будто в мягких облачках росла, даже коленки целые.

– Не носилась она, спокойная была.

Преслава продолжила:

– Смотрит спокойно, нет в ней страха, как у битых, да пуганых.

Никита выдохнул, но снова напрягся.

– А чего не ест, сказала?

Преслава улыбнулась, вспомнив ответ Даши, и пересказала мужу. Он тоже заулыбался и расслабился – верно, забитые люди не шутят – подумал Никита.

– Рас надобно по малу, но часто ты уж проследи, Преславушка, чтобы снедь какая, всегда была.

Она с укоризной посмотрела на мужа, дескать – кого ты учишь? – но Никита широко улыбнулся,

– Ну что ты Славушка, радость у меня сегодня! Видала как она Груньку осадила!?

– А что там в дороге случилось? Я только поняла, что Грунька Дарью за косу схватила.

– Мне Прошка с Ефимкой, три раза рассказали, ещё один рас показали.

Никита сел, поудобнее и начал рассказывать, наблюдая как жена распахнула глаза, прикрыв рот ладонью.

– Так и назвала, собакой!?

– Ага, безродной. Ещё, говорит – руки ко мне протянешь, я тебе их переломаю и скажу, что так и было.

– Не похоже, что в монастыре её били, вон как постояла за себя. Только, зря она, Грунька она злобливая, не простит, пакостить будет.

– Грунька, теперь пусть боится, чтобы я на неё, зла не затаил. Слыхала что Захар рассказывал? Завтра с Герасимом говорить буду. Ноги её больше в нашем доме не будет.

Преслава стала разбирать кровать и укладываться. Никита скинул одежду, лёг рядом, задумался и тяжело вздохнул.

– Чего опять вздыхаешь? Всё же наладилось, дочка умница, дома вон за стеной спит. Что гложет тебя опять?

– Да только всё наладилось, и дочь дома и мир и лад, я только сегодня дочку обрёл, она сама прощения попросила и обняла, а братьям как тепло улыбалась. Теперь возьми и отдай её, паразиту.

– Почему Андрей паразит?

– Андрей, ни Андрей всё одно, дочку из дома забирает, ещё и недоволен! Паразит.

Преслава затряслась в тихом смехе.

– Ты чего?– Недоумённо спросил Никита.

– Мой батюшка, про тебя так же говорил.

– Так, он же сам, мне тебя отдал!

– Он отдал, а ты взял. Он на всех мужей сестриц моих так говорил. И бурчал, так же, по стариковски.

– По-стариковски!? А ну, иди сюда, я тебе сейчас покажу, по-стариковски!

Даша.

Просыпалась тяжело, словно через липкую паутину пробиралась. При этом бормотала:

– Клеевое мыло, нужно остудить и приступать к отсолке… – Что за бред! – потом поняла, что это в памяти всплыл видео ролик, про варку мыла, даже и не помнила, что смотрела такое. Нужно прокрутить в памяти, в идеале записать бы! Да только бумаги здесь нет, придётся полагаться на память.

Прокрутив в памяти несколько раз технологию варки мыла, я оделась и убрала постель. Как же неприятно, ходить без белья, нужно что-то придумать, я так не смогу долго. Помолившись, пошла в зал, я не была, ранней пташкой, дворня уже суетилась вокруг печи, а вот из семьи ни кого не было видно.

В печи горел огонь, а дым послушно тянулся в открытое окно, даже все окна не открывали за ненадобностью. – И как они до сих пор, не придумали дымоход? – вздохнув, я пошла на территорию кухни.

Умывальников не было, но при моём приближении одна из девиц сразу набрала в чарку воды и встала у чаши, я умылась, потом под недоумёнными взглядами, почистила зубы золой и пальцем, ополоснула рот солёной водой и пошла во двор. Сделав свои дела, я не стала сразу возвращаться в дом, решила пройтись.

Здесь был не плохой скотный двор, и я подметила, на сколько, хорошо следили за хозяйством, люди ещё сами не завтракали, а скот уже отправлен на выпас и стойла вычищены. Птица содержалась отдельно от остального скота, и меня как ветеринара это порадовало. Часто, в исторических фильмах показывали, как куры гуляли везде, меня всегда это напрягало, ведь перо и куриный навоз опасен, для травоядных. Даже здесь об этом знают, а создателям фильмов об этом не кому сказать. – О какой ерунде я думаю!

Участок большой, для города так огромный. Странно, проезжая вчера я обратила внимание, на раздолье. Дома стояли далеко друг от друга и всё деревянное: стены города, дома, даже крыши накрыты досками, – по этому и стоят подальше, боятся пожаров. Вспомнить нашу историю, сколько раз Москву после пожаров отстраивали? Но почему не вводят альтернативный строительный материал? Керамическая посуда есть, почему не делают хотя бы, черепицу на крыши? На худой конец, можно строить из необожжённой глины, как китайцы, они свою стену из глины возвели, ещё в более древнее время, чем здесь. А ещё Степаныч рассказывал, когда служил в Азии видел , как там размачивают глину, смешивают с соломой и лепят блоки, потом с этих блоков строят дома, он говорил что там, этим дети занимаются, за месяц могут дом сляпать. – А здесь кроме дерева ни чего не придумали. – задумчиво огляделась. Меня окликнула девушка

– Дарьюшка, тебя батюшка зовёт.

Процедура завтрака, ни чем не отличалась от ужина. Захарка пришел на завтрак не из спальни, а с улицы, раскрасневшийся и разгорячённый. Дядька его тренирует, только я не видела где. Присоединится бы, к ним, что то мне подсказывает что нагрузки, которые выдерживает шестилетний мальчик для моего тела будут тяжелыми. Нужно укреплять тело. После завтрака отец кивком показал, чтобы шла за ним, и направился на выход, я пошла за ним. На крыльце, он обернулся и нахмурился.

– Ты так по двору ходила?

Указал он на мою одежду. Я осмотрелась, ни чего непристойного, добротное шерстяное платье кафтан с вышивками. Я посмотрела непонимающе на отца и спросила:

– Что не так?

Отец открыл дверь, и не входя крикнул:

– Преслава, дай тёплый кафтан для Дарьи.

Накинув мне на плечи ещё один, тканный кафтан он одобрительно кивнул, а я задумалась что совсем не видела здесь трикотажа, даже подобие гольф, были из тканной ткани, с швом по пятке, который мешал при ходьбе.

– Батюшка а у тебя есть тут по близости кузнец?

Отец вздрогнул, от моего вопроса, но облегчённо выдохнул. Видимо, не нравится ему тема, на которую собирается со мной говорить и небольшая отсрочк,а ему будет кстати.

– Есть у меня свой кузнец, добрый мастер. А чего ты хочешь?

– Отведи меня к нему. Мне кое-какой инструмент нужен.