Читать книгу: «Сквозь призму времени», страница 2
Как тут без средств гигиены, когда по уши в дерьме?
Он не девчонок боится – себя.
Полюбишь ещё, Машико, поверь мне. Какие твои годы. Что касается меня – я однолюб. Наверно судьбу свою пока не встретил, серьёзных чувств ни к кому не испытывал.
– А я, а меня смог бы полюбить, по-настоящему?
– Мария, ты опять за своё! Не идёт тебе роль искусительницы, поверь. Тебя саму пока голыми руками брать можно, стоит только заклинание из трёх слов произнести.
– Да… и какое же!
– Например, я тебя люблю…
– Так почему столько лет не произносишь?
– Вот ведь упрямая! Я человек меланхоличный, монотонный, для тебя малопривлекательный. Со мной быстро заскучаешь. Ты шустрая, а я увалень, сосредоточенный на внутренних переживаниях. Если непременно хочешь девственности лишиться, купи фаллоимитатор. Ему всё равно, кого любить.
– Дурак! Сколько лет мы с тобой дружим, шестнадцать? До сих пор не затосковали. Ты же сам про заклинание сказал, я тебя за язык не тянула. А вдруг сработает?
– Это теоретически. Практика намного сложнее. Не могу я воспринимать тебя как эротический объект. Но и другая девчонка мне не нужна.
– Если другая не нужна, подумай… значит я… я тебе нужна, ты это хотел сказать?
– Ты, Машико… ты как песня – для души. Не представляю, как жить буду, когда ты замуж выскочишь. Ни один муж не позволит тебе с мужчиной дружбу водить. Я об этом часто думаю. Наверно придётся уехать отсюда, чтобы такие серьёзные перемены пережить.
– Погоди, Лёшик, погоди, не путай меня… с чего ты решил, что я замуж собралась?
– Все девчонки, Маша, все до единой… обязательно семью хотят… и детишек. Так природа распорядилась. Не тебе естественному ходу жизни перечить. Ты влюбчивая, эмоциональная, красивая… пальцем только помани. Любой за тобой хвостиком побежит. За Ромку замуж собиралась… скажешь, нет?
– Дура была. Ты мне глаза открыл, я и задумалась. Помани, Лёшенька, слово ласковое скажи. Что же мы с тобой, так всю жизнь и будем глазки друг другу строить? Поцелуй меня, что ли… для начала.
– Не шути так, Мария, прошу тебя, мы всё обсудили. С чувствами играться грешно. Знаешь же, что сестрёнка моя вены себе резала…из-за такого же как твой Рома, между прочим. Только звали его иначе – Вася.
И где тот Вася?
А нет ему никакого дела до её любви. Ему инструмент любимый присунуть нужно было, чтобы не иссохся. И всё.
Получил необходимую порцию адреналина и отвалил искать следующую дурочку, или дырочку, чтобы насадить на тот же крючок с наживкой "я тебя люблю". И ведь не остаются эти рыбаки без улова.
– Даже не думала играть с тобой в рыбака и рыбку. Ты надёжный.
– Нет такой профессии. Костыль – тоже надежное приспособление, только никто его в женихи не берёт. А сама что скажешь – любишь меня?
– Врать не буду, не разобралась. Я теперь ни на один твой вопрос с уверенностью ответить не могу. Одно знаю – нужен ты мне. Пропаду без тебя, это точно. А любить… можно ведь научиться, как думаешь?
– Не знаю. Наверно да, если желание обоюдное.
– Давай попробуем. Мы ведь ничем не рискуем. Я тебе доверяю… полностью. Поцелуешь?
– Не сейчас, Машутка, не сейчас. Думать нужно, серьёзно думать. Как бы не ошибиться. Не мне – тебе, девочка. Обидно будет сменять часы на трусы. Что в часах без трусов, что наоборот –сплошные неудобства и неприятности. Слишком всё это серьёзно. Можно, я подумаю?
– Тогда домой провожай. Я тоже думать буду. Дома, чтобы тебя рядом не было, а то под твоим взглядом плыву. Можно хоть я тебя поцелую? Один разочек.
– Валяй, Машико! Подруженька моя, когда же ты успела вырасти? Целоваться ей подавай, женщиной быть захотелось. Ну и дела…
Друзья слились в неловком, но страстном поцелуе. У Лёши этот поцелуй действительно был первым. Он и не предполагал, насколько это сладкое блюдо.
Поверьте, так бывает.
Белые кружева
Классический рецепт -
Смешайте с грустью кофе…
А, впрочем, не пора ль
От правил отступить?
Открою вам секрет:
Я, в общем-то, не профи
Советы раздавать.
Продолжу просто жить.
Мила Светлова-Скрипка
Случалось ли вам когда-нибудь выпадать из реальности, совсем, абсолютно, напрочь, чтобы никаких ровным счётом воспоминаний, вообще ничего?
Мишка Самойлов очнулся от громкого окрика, от того, что его трясли.
Сознание возвращалось медленно. Мужчина не мог понять, где находится, почему и зачем он здесь. На поверхность выплывала лишь одна догадка: неужели вырубили в драке, но отчего на нём такая странная одежда, словно с чужого плеча?
Было время, когда он боксировал довольно прилично, даже выходил на межобластной уровень. За год в соревнованиях разделал по орех двенадцать противников. Пять из них нокаутами.
Наверно слишком сильно поверил в удачу. Решил поучаствовать в боях без правил. В первом и последнем бою получил такую плюху, что очухался в реанимации. С тех пор, как бабушка заговорила: драк избегал любым путём.
Мишка потрогал скулы, бровь, переносицу, затылок – ничего не болело, но шумело где-то в мозгах изрядно.
Что всё-таки произошло?
Тряс его молоденький милиционер, совсем юнец. У стража порядка было выцветшее конопатое лицо, жидкие рыжие волосы и пустые, словно совсем бесцветные глаза.
– Сержант Борщ, – представился он, –документики предъявляем, гражданин.
– Я что-то натворил… извините, а где я?
– Понимаю, после недельного как минимум запоя, и я бы забыл, как меня зовут.
– А число… число сегодня какое?
– Ясно. Белый и горячий. Пройдёмте в отделение, будем разбираться.
В голове у Мишки потрескивало, жужжало и вибрировало. Судя по обстановке, это был вокзал, скорее всего железнодорожный.
Возвращение к действительности было болезненным, утомительным и очень долгим.
Сначала он сидел в “обезъяннике” в отделении милиции при вокзале, пока выясняли его личность, потом добирался без копейки денег на перекладных в соседнюю область, чему способствовали оперативники, передающие его с рук на руки.
Память к Михаилу вернулась ещё там, где его нашли.
Начало истории он вспомнил, но не то, что случилось после. Где и с какой целью скитался целую неделю, так и осталось загадкой.
Хорошо хоть ключи оставил соседке, чтобы кота кормила.
Мария Ивановна посмотрела на него весьма странно, словно не узнала, однако дверь отворила.
В квартире было чисто, только прибрано явно чужой, причём однозначно женской рукой. Это видно по кухне, по компьютерному столу. Там был полный порядок, такой, что теперь ничего не разберёшь.
Было непреодолимое желание выспаться, но хотелось добраться до сути, хотя бы схематически определить, как умудрился попасть в неприглядную историю.
Михаил ходил по комнатам, заглядывал в ящики шкафов, залез в компьютер.
Экран открылся заставкой. Это был портрет Оксаны. Девушка смотрела ему прямо в глаза, обещая как минимум поцелуй.
Мишка залюбовался невестой.
– Невестой! Да, да, именно так. У нас же должна состояться свадьба. Вот, шестнадцатого июня. Шестнадцатого! Но сегодня двадцать пятое.
Мишка сел в кресло, задумался.
В голове было пусто.
Его мутило, от голода сосало под ложечкой, клонило в сон, но желание вернуться в реальность было сильнее.
Мишка решился поговорить с соседкой, встал, но она опередила события.
– Ты насовсем, Миша, а жена где, почему ты один, – напугала Мария Ивановна бесшумным появлением с котом на руках.
– Жена… у меня есть жена?
– Должна быть. По крайней мере, когда мы в последний раз разговаривали, ты собирался на собственную свадьбу. Выглядел куда интересней, чем сейчас. Невесту звали Оксана, если ничего не путаю. Почему ты в такой странной одежде? Не брит, пахнет от тебя, мягко говоря, не очень… не понимаю.
– Я сам ничего не понимаю. Хотел у вас спросить, разобраться. Ладно, сначала нужно выспаться, иначе совсем с ума сойду. Жена, невеста. Что я ещё о себе не знаю?
Сон был беспокойный. В нём он шёл по длинному тёмному коридору и открывал двери, одну за другой.
Нигде никого не было, однако пустота встречала странным смехом: непристойным, истерическим, вульгарным, даже нахальным.
Этот раздражающий хохот выводил из себя, взвинчивал. Было ощущение, что разгадка таится за одной из этих дверей, но она ускользала, сопровождая напрасные усилия сатанинскими звуками.
Это нечто над Мишкой явно издевалось, не иначе.
Дверей было много, очень много. Что-то гнало его вперёд, заставляло торопиться.
За очередной дверью, у Мишки было предчувствие, что именно она охраняет тайну, был яркий свет.
Тишину нарушали мерные шлепки. Где-то он подобное слышал.
Справа стояло существо с рожками в козлиной шкуре. Оно ритмично с силой двигало тазом в направлении стола, энергично помахивая хвостом, а руками с копытами держало женские ноги в знакомых туфельках.
Эти туфельки… туфельки он лично примерял Оксане.
Оксане. Примерял. Невесте. Примерял.
В это время рогатое повернулось. У него были Витькино лицо.
Лицо или маска Витьки Пронина, лучшего друга и свидетеля на его свадьбе.
Мишка закричал, проснулся. Видимо во сне он придавил Чубайса, кота, доставшегося от матери по наследству.
Тот взвился, протянул когтищами по лицу, располосовал щёку.
Оксана, Витька, туфли, свадьба, – как робот повторял Михаил, прижимая к щеке окровавленную подушку.
Сердце билось в предчувствии чего-то ужасного, непоправимого.
Оксана появилась в его жизни чуть больше года назад. Они познакомились у Витьки на дне рождения.
Девушка покорила его сердце сразу, стоило лишь заглянуть ей в глаза. Они танцевали, разговаривали. От неё веяло теплом, уютом и уверенностью.
Оксана знала, чего хочет от жизни, по каждому вопросу имела сформированное суждение, была жизнерадостна и легка. И дело не в весе девочки, в её живости, остроумии, дружелюбии и нежности.
Двигалась подруга плавно, по-кошачьи. Так же пластично выгибалась, жестикулировала, посылая мимические сигналы.
Спустя пару часов Мишка уже сходил по ней с ума. Оксана позволяла за собой ухаживать. А как она пахла! Словно земляничная поляна в хвойном лесу в знойный полдень.
Юноша надышаться не мог.
К тому же девушка позволила проводить себя до дома. Как же застенчиво и скромно она себя вела, даже поцеловать не позволила.
Почти год волочился парень за Оксаной, добивался взаимности. Настойчивость и любовь сделали своё дело.
Влюблённые подали заявление на регистрацию брака, обговорили детали, приготовили к свадьбе всё-всё-всё.
Как же сладко было её целовать. Хрупкое тело в его неопытных руках буквально таяло. Наконец-то Оксана позволила некоторую степень близости.
События минувшего года пролетели в сознании, шурша запоминающимися мгновениями, чудесными переживаниями, увлекательными моментами, непередаваемыми эмоциями, не проходящим состоянием безграничного счастья и уткнулись в нечто ужасное.
Опять это пугающее нечто. Всё, как во сне.
Мишка попытался вернуть обратно ангельскую внешность любимой, снова включил компьютер.
Оксана была великолепна, хотя позировала, намеренно выдавая себя за опытную, даже немного стервозную женщину.
На портрете в заставке она выглядела той ещё штучкой.
Тут ему в голову пришла идея позвонить.
Телефона нигде не было.
Но ведь есть скайп, одноклассники, наконец. Куда она пропала, почему сам он оказался не рядом?
А свадьба…
Рука потянулась к мышке.
Гул в голове набирал обороты, словно реактивный самолёт разгоняет двигатель. Мишка даже схватился за уши, чтобы хоть так заглушить непереносимый шум.
Вдруг всё стихло. Слышно было, как Чубайс лакает что-то из блюдечка рядом со столом. Этот звук напомнил то, что испугало, что вывело его за пределы сознания, потому, что поверить в это было невозможно.
Там, в той комнате…
Оставалось несколько минут до регистрации. Торжественный акт у предыдущей пары подходил к завершению. Жених волновался. Невеста, видимо, тоже.
Оксана в облаке фаты и свадебных кружев улыбнулась мило, передала Мишке свадебный букет, чмокнула в губы, – я скоро, любимый. Даже соскучиться не успеешь. Как же я люблю тебя, плюшевый мой пупс.
– Давай я тебя провожу.
– Ну что ты, неудобно оставлять гостей в такую минуту. Я так счастлива.
Мишка посмотрел, как невеста подобрала платье, как ловко, словно плыли по блестящему паркету, переступали малюсенькие туфельки.
Как же ему хотелось, чтобы всё это ненужное торжество быстрее закончилось. Юноша мечтал о первой брачной ночи, о том, с каким наслаждением будет знакомиться с обнажённым телом теперь уже почти жены.
Мишка чувствовал каждой клеточкой тела, как прикасается губами к животу любимой, как опускается ниже и ниже.
На этом месте ему стало неловко, потому, что его желание явно угадывалось по выпирающему бугру в брюках.
Жених посмотрел на гостей. Им было не до него.
Из зала уже выходили новоиспечённые молодые супруги: раскрасневшиеся, уставшие, но весьма довольные, что торжественная церемония позади.
В зале их ждали накрытые столы с конфетами, фруктами и шампанским.
Невесты всё не было.
На него начали шикать. Хотели было послать на поиски свидетеля, но тот тоже испарился.
Мишка побежал сам.
Сам побежал.
Коридор был длинный, направо и налево комнаты.
Жених открывал все подряд.
Нигде никого не было.
В туалете тоже.
Он даже в дамскую комнату заглянул.
Там Оксаны тоже не оказалось.
Оставалась всего одна дверь.
Мишка уже хотел повернуть назад, но чего-то такое услышал. Кажется голос.
Мгновение он колебался, открывать или нет, нужно было торопиться. Если пропустят свою очередь, ждать придётся до окончания всех регистраций.
За последней дверью жених увидел то, чего не должно было быть в принципе, чего просто не могло быть.
Не мо-г-ло!
Но было.
Белые кружева, миниатюрные туфельки на высоком каблуке, летающие в воздухе, стройные ножки невесты в спущенных до колен ажурных колготках.
Его невесты, которую держали за щиколотки, вколачивая нечто меж ног.
Витька Пронин со спущенными брюками вилял голым задом, отчего раздавались шлёпающие звуки.
Оксана громко стонала.
Оба были предельно увлечены.
Мишка кинул в спину Витьке свадебный букет, хлопнул дверью и побежал.
По дороге схватил с чужого стола бутылку шампанского, снял и выбросил пиджак.
Ещё он вспомнил, что пил прямо из горла, что метался по шоссе в попытке броситься под колёса.
Потом его погасили.
Или он сам потушил свет.
Что было дальше, скорее всего, восстановить не удастся. Наверно его увезли на скорой помощи, без документов, ведь паспорт был на регистрации брака.
Мишка не хотел верить.
– Нет, нет и нет, – кричал он. Этого просто не может быть.
– Чего разорался, – оборвала его неожиданно вошедшая Мария Ивановна, – потерял чего или как, почему дверь нараспашку? Ого, кто это тебя разукрасил, c Чубайсом что ли подрался?
– Потерял, Мария Ивановна! Скорее нашёл. Только понять не могу, зачем Оксанка свадьбу-то затеяла.
– Может, объяснишь всё же! Одни загадки у тебя нынче.
– Всё хорошо. Наверно так даже лучше. Холостой я, Мария Ивановна. Холостой и свободный. Совсем свободный. Как же всё здорово складывается!
В том окне, где не горел свет
Забывают лица, слова и даты,
но живёт веками один сюжет:
не забыть того, кто тебя когда-то
так и не сумел полюбить в ответ.
Ок Мельникова
Обиженный человек более всего на свете желает насладиться возмездием, но отмщение не дарит успокоения, оно возвращается бумерангом, круша и калеча как мстителя, так и всех, к кому тот прикоснётся.
ВиктОр, именно так он себя называл, когда знакомился с женщинами, с ударением на букву “О”.
– ВиктОр Осташков: талантливый программист, интеллектуал, поклонник женской красоты, хорошего вина и доверительных отношений, – представлялся он каждый раз, когда на горизонте событий появлялась новая фея, достойная внимания.
Вкус разработчика алгоритмов, интерфейсов и программных движков, создателя и дизайнера виртуальных миров, системного администратора, по совместительству талантливого хакера, способного проникнуть в чьи угодно секреты, если они находились в пределах цифровой доступности, был весьма разнообразен.
Мужчина любил женщин незаурядных, раскованных, свободных, желательно страстных, которым в равной мере присуще очарование, изящество, привлекательность и гибкость, не говоря уже о молодости и доступности.
В отношениях он не признавал иных правил, кроме абсолютной свободы. Для себя лично.
Те дамы, кто знал этого сластолюбца достаточно близко, могли поклясться, что отказать ему почти невозможно.
Как у него получалось, что даже самые стойкие, самые консервативные, недоступные и целомудренные представительницы слабого пола, взволнованные, растроганные до глубины души таинственным обаянием, бежали на свидание с ним, теряя голову, забывая о скромности и добродетели, практически по первому зову, было непонятно.
Он смотрел жертве в глаза так, что женщины, не помня себя, бросались в его жаркие объятия.
ВиктОр никого как бы и не бросал надоевших прелестниц, просто однажды сворачивал отношения, как это обычно делают официанты с использованной скатертью, и немедленно начинал новые, оставляя добровольным мученицам неразделённых чувств надежду, что когда-нибудь… потом, неважно когда, симфония любви возможно повторится.
Карлсон как бы улетел, но ведь он обещал вернуться.
Удивительно то, что даже расставался достопочтенный кавалер настолько учтиво и галантно, так выстраивал сценарий грядущей разлуки навсегда или надолго, что все брошенные любовницы считали его едва ли не рыцарем.
А ВиктОр наслаждался их душевными и физическими страданиями, поскольку некогда испытал подобные муки сам.
Выходит, мстил.
Он был лёгок на подъём, когда случалась возможность развлечься в любой компании, где можно было встретить новую соблазнительную гетеру, будь та одинока или связана священными узами Гименея.
Замужних прелестниц ВиктОр охмурял с гораздо большим удовольствием, чем невостребованных для размеренной семейной жизни, отмеченных печатью безбрачия женщин.
Ему нравились шумные сборища с накрытыми столами, с вышколенным персоналом, с просторными танцевальными залами и живой музыкой, где веселились ухоженные, дорого, со вкусом одетые женщины, которых обхаживали статные мужчины в сшитых на заказ или купленных в престижных бутиках костюмах с бросающимся в глаза материальным благополучием.
В независимых дамах, не имеющих постоянных поклонников, возлюбленных и мужей, у которых не было вкуса и светских манер, он подозревал комплексы скрытых изъянов, поэтому увлекался ими неохотно, лишь в случаях, когда не мог подыскать более интересную партию.
Для ВиктОра весьма важен был фактор опасности предприятия, сложности изысканных и эксклюзивных технологий соблазнения с возможно более глубокой степенью греховного падения избранницы.
Он не был охотником за простушками и откровенными шлюхами. Его увлекали женщины темпераментные, с выраженным характером, с незыблемыми культурными и этическими принципами, высокой степенью социальной ответственности, с развитым стремлением к моногамии и верности супругам.
Победа над прелестницей, никогда не переступавшей черту семейного целомудрия, у которой понятие измена однозначно предательству и духовной смерти, искушение её разбуженным сладострастием, пошловатыми чувственными наслаждениями, обманчиво романтическим бредом; низвержение в бездну греховности – именно этот процесс дарил ВиктОру вдохновение.
Ловелас наслаждался убедительными победами над теми, кого охмурить невозможно в принципе.
Для него не существовало понятие греха. В извращениях и непристойностях он находил смысл существования. Унижая любовницу, ВиктОр вырастал в собственных глазах, возвышался над ней и что ещё важнее – над её статусным мужчиной.
Чем более ревнивым, состоятельным и социально значимым был супруг или любовник, тем большее удовлетворение испытывал этот удивительный персонаж.
Однако он никогда не был разоблачён, опозорен или бит: использованные и униженные им женщины ни за что не хотели признавать себя жертвами. Более того, они боготворили обесчестившего и бросившего их на произвол судьбы любовника, мечтали, грезили о продолжении похотливых приключений.
Женщины, которых он намеренно страстно заключал в объятия, забывали о том, что когда-то гордились добродетелью.
Впрочем, непорочных женщин ВиктОр не встречал ни разу, кроме одной единственной, той, что не поддалась его тщеславному, весьма безнравственному обаянию, хотя и она испытала в полной мере эгоистичную сущность его псевдоромантической настойчивости.
Мужчина так долго и безуспешно добивался благосклонности той удивительной женщины, что обозлился на весь мир, особенно на обеспеченного, отмеченного печатью публичного таланта элегантного господина, который посмел нагло перейти ему дорогу.
ВиктОр умолял её, пытался купить, взять силой, преследовал.
Тщетно. Это была его единственная настоящая любовь. Всех прочих женщин ВиктОр попросту использовал.
У дамы в том окне, где сейчас не горит свет, оказалось больше ума, характера, самообладания и сообразительности, чем у любой из тех респектабельных красоток, которые готовы были ублажать беспринципного героя-любовника, цинично превращаясь в легкомысленных и подлых изменщиц.
Осташков убеждал себя в том, что стал сексуальным монстром из-за неё, из-за женщины, которая посмела его отвергнуть. Это неприятное событие, сокрушительное поражение, с которым он так и не смог смириться, случилось давно, но вызывало душевные страдания до сих пор.
Каждый раз, когда ВиктОр со злорадной ликующей мстительностью прерывал очередную пикантную связь, когда процесс завоевания и порабощения низвергнутой любовницы переставал питать его эго энергией, мужчина приходил в этот двор оплакивать единственное, но весьма чувствительное фиаско.
Он тихо сидел на скамеечке в глубине скверика, скрытый отросшими деревами, и страдал, глядя на окно третьего этажа, где почти никогда не горел свет.
Проникнуть туда, в темноту загадочных комнат, но не как вор, а в качестве единственного любимого, вот о чём ВиктОр грезил, вот чем жил, забывая о том, сколько женщин мечтает о том же, безнадёжно заглядывая в его окна. Жил и понимал несбыточность сокровенного желания, смутно сознавая, что наказание низменных деяний заключено в ткань самого преступления.
Этот мужчина, увы, так и не научился любить никого, кроме себя. Но об этом знали лишь он, и та женщина, в окнах которой не горел свет.
