Читать книгу: «Любовь – игра, в которой всё серьёзно», страница 9

Застенчивый романтик Часть 3

Девушка растерянно молчала, лихорадочно перебирая в уме возможные варианты развития событий, ей было не до разговоров. Жизнь снова и снова преподносит неприятные сюрпризы, круто меняя судьбу. Что ждёт завтра – неизвестно.

Уезжать домой, откуда убежала со скандалом, ужасно не хочется. В деревенском хозяйстве всегда рук не хватает, заняться есть чем, но вернуться, значит согласиться с безрадостной перспективой тяжёлого крестьянского труда, жить по чужим правилам.

Чего она там не видела: отца – горького пьяницу, постоянно распускающего руки, мать, в сорок пять лет превратившуюся в старуху,  сестёр, пухнущих чуть не всю зиму от голода, огород пятьдесят соток и скотину, требующую круглосуточно ухода?

Пропади она пропадом, такая прекрасная жизнь. Уж лучше на завод устроиться и жить в общаге. Девчонки рассказывали, что там всё по расписанию и еды вдоволь.

Илона потому к Ефиму и поехала, что не может больше жить хуже скотины. Ту хоть кормят вовремя и не бьют. Единственная надежда была вырваться из ада и что теперь?

– Допустим, устроит этот бравый офицерик с ушами как у Чебурашки на ночь, дальше-то что? Бегать в поисках работы в чужом городе, где большинство людей разговаривает на незнакомом языке?

Кто знает, что у них на уме. Да и у Петра этого, тоже. Вон как глазищами сверлит, раздеть взглядом норовит. Кто знает, что у него на уме. Там и до беды недалеко. С поцелуем и объятиями сразу полез, изображал сочувствие.

Нет, это не выход. Пусть, конечно, поможет. Переночевать-то нужно, а рано утром бежать без оглядки. Только куда? Вот ведь лихо, как прицепится – не отлепишь.

Просторный старый дом с большим фруктовым садом, обилие ярких цветов, прохладная тень,  сладковатые экзотические  запахи впечатлили, даже настроение улучшилось.

Чистота внутреннего пространства так отличались от беспорядка и неустроенности быта там, на родине, что Илонке захотелось хоть немножко, совсем чуточку пожить в такой роскоши.

Сад был наполнен таинственными, совсем незнакомыми звуками. Откуда-то изнутри, постоянно меняя направление, появлялись и исчезали, то звон цикад, то пение незнакомых птиц. Иногда воздух взрывал страшноватый, режущий слух крик осла.

Пётр прошёл вглубь двора, который обвивали виноградные лозы и плетистые розы, усыпанные большущими бутонами, поставил чемодан возле низкого деревянного стола, снял туфли, попросил девочку сделать то же самое.

Его глаза больше не бегали. Мужчина улыбнулся и присел на ковёр возле столика, жестом приглашая Илону.

– Тебе здесь понравится. Хозяева этого дома мои земляки, можно сказать друзья. Они русские, инженеры на текстильной фабрике. Приехали налаживать новое оборудование, обучать персонал, да так и остались.

Замечательные люди. Вот увидишь. Я у них комнату снимаю… Кхм-кхм. Отдыхаю иногда  от спартанской  обстановки казармы. А вот и Яночка идёт, дочка хозяев. Познакомься девочка, это Илона.

Она приехала к жениху… да, вот, а его как бы… кхм-кхм… сбили его… на днях сбили. Да! Ну вот, я и говорю, это его невеста, значит, Илона зовут. Ехала на праздник, а вышло… Да! Она здесь пока поживёт, значит, да, пока поживёт, вот.

Яночка была одета в национальную одежду киргизов, включая непременные атрибуты, такие, как шаровары, цветастое платье до пят, платок и украшения на руках и шее.

– Не обращайте внимания, Илона. Так проще общаться с местным населением. Мы привыкли, нас давно принимают за своих. Вы пьёте зелёный чай или лучше черный?

– Если можно, холодную воду.

– Тогда компот или сок. Чай вы совсем не пьёте?

– Пью, только я целый день без воды. У меня наверно скоро кожа лопнет от жажды. Извините за беспокойство.

– Что же ты, невеста, такая стеснительная?

—Да я, собственно и не невеста совсем, мы даже не целовались ни разу. Ефим – парень из нашей деревни. Приезжал недавно на побывку, замуж позвал, я и сорвалась к нему. Договорились, что попробуем вместе жить, а там видно будет. Видно зря приехала.

У Петьки глаза заблестели от новости. Это же здорово. Никакая она не невеста, просто знакомая, значит, и переживать не о чем. С другой стороны – зачем связываться с девчонкой-недотрогой? Уговаривать замучаешься.

Нет у него ни сил, ни времени, ни желания обхаживать застенчивую девственницу.

Петька покрутил эту мысль в голове, смакуя потенциальные возможности, но тут же отбросил, как глупую и чересчур затратную идею.

– Что я, мальчик что ли? Безотказных прелестниц пруд пруди, только свистни – прибегут.

Яночка подала чай по восточному обычаю, на дастархане: пиалы, только что заваренный чайник, орехи, сухофрукты, сладости и национальную выпечку. Девушке принесла запотевший графин компота.

Так за Илоной никто не ухаживал. Она обречённо вздохнула: не про неё этот праздник жизни. Уезжать придётся, хотя пока всё устраивается чудесным образом.

– Подушку бы сейчас и поспать в тенёчке, – мечтательно подумала девушка.

Словно подслушав желание, Яночка уже несла вышитые подушки и тонкую накидку, чтобы укрыться.

– Отдыхайте, не буду вам мешать. Ваша комната, Петя, как всегда открыта. Бельё свежее постелено. Покушаете, можете идти спать.

– Илона одна будет жить. Вы, пожалуйста, за ней присмотрите. Я имею в виду еду и всё прочее.  У девочки такое горе.

Яночка  как-то странно посмотрела на Петра, пожала плечами и улыбнулась.

– Для вас, Пётр Андреевич, что угодно. Вы же свой. Пусть хоть совсем переселяется, будем рады. Мы постараемся, чтобы гостье понравилось. Вы, Илоночка, не стесняйтесь, располагайтесь как дома. Родители придут с работы, я вас познакомлю.

Когда девушка прилегла, вожделение Петьку всё же посетило, но он его усмирил. Трудно было с непривычки обуздать взбрыкнувшее желание, но он справился.

Не успела девочка положить голову на подушку, как тут же уснула. Пётр пытался её разбудить, шептал на ушко, что спать нужно в комнате, Илона лишь посапывала да носик морщила.

Долго наблюдал Петька за этим безобразием, пытаясь не думать о привычной страсти, перебирая в уме различные варианты развития событий.

Перед ним, доверчиво развалившись на топчане, лежала настоящая лесная нимфа: распаренная полуденным зноем, румяная, нежная.

Платьишко девушки слегка сбилось, оголив круглые коленки, грудь аппетитной горкой вздымается ровным дыханием, аппетитные округлости притягивают  взор, словно магнитом.

Кровь как назло устремилась в центр блаженства, разбудила дремавшее естество, отчего по телу побежала волна вожделения. Воля, которую он пытался сжать в кулак, подчиняться никак не желала, настойчиво требуя законную премию.

Ничего не поделаешь – многолетняя привычка. Очень уж хочется Петьке отведать райское яблочко из девственно благоухающего сада. Он даже руку до крови прикусил от бесилия.

Дудки, нет у него права рвать цветы из этой клумбы! Даже познакомиться, как следует, не успели. Не может Петька с Илоной поступить не по совести. Она особенная.

Вот такая нехорошая, понимаешь, непонятная история приключилась.

Неизвестно по какой причине, Петька даже мысли допустить не мог, чтобы обидеть Илону. Он пожалел, что  грешил прежде, что не дождался женщину, с которой жизнь могла сложиться иначе.

Впервые Пётр подумал о том, что шуры-муры, любовь-морковь и яркие нежные чувства не пустой звук, что есть девушки, с которыми грубый секс связать невозможно, по отношению к Илоне похоть выглядит грязным извращением.

Нестерпимо захотелось дотронуться пальцем до её губ, вдохнуть запах разомлевшего тела, погладить разметавшиеся по подушке локоны.

Это он, Петька, и совсем не он. Кому расскажи, какая блажь вертится в голове, насмерть засмеют.

– Придётся теперь с опухшими причиндалами в казарму возвращаться. А если ночью на задание? Беда, братцы, – заскулил бравый лейтенант.

 Чем дольше он на девчонку смотрел, тем сильнее заводился.

– Мотать отсюда нужно и как можно скорее, пока не натворил чего непотребного. Лихо-то как! Ладно, на проходной наверняка давалки ещё дежурят. По-быстрому в ближайшей гостинице перепихнуться и спать. Да уж, уснёшь тут, когда мысли только о ней. Вот ведь навязалась на мою грешную голову. Пройди мимо –  человеком бы себя чувствовал.

Нельзя, никак нельзя боевому лётчику в любовь играть. И как поступить? Отнести по-тихому в комнату, зажать рот да вдуть?

Пусть потом сидит и ждёт, когда я с задания прилечу. Никуда не денется. У неё даже денег на обратную дорогу нет. Поживёт наложницей, полевой женой, там видно будет. Вот как по уму нужно бы сделать.

Пётр осторожно взял Илону на руки, благо она лёгкая, как пушинка, невесомая, оглядываясь, отнёс в комнату.

Девочка даже не проснулась, лишь посапывала потешно да носик морщила: переволновалась бедолага, устала.

Петька возбудился не в меру, принялся раздевать её дрожащими руками, накручивая неуёмное желание, от которого горело и сладко ныло внутри.

Под задранной до самого бюстгальтера тканью платья вибрировал в такт дыханию соблазнительный  животик. Нежная упругая кожа, которую Петька начал исследовать губами и гладковыбритой щекой, пахла желанием и страстью.

Осторожно приподняв пальцами резинку трусиков, лейтенант заглянул в запретную зону, где кучерявилась причёска интимного рая, вход в который был практически свободен. Разве может эта пигалица оказать серьёзное сопротивление?

Медленно, словно тайком лезет в чей-то карман, Пётр приспустил трикотажную ткань, обнажившую треугольник вожделения, принюхался к благоуханию непорочного интимного благовония, отчего у него закружилась голова, и вырвался стон влечения.

Илона повернулась набок, подтянула к животу колени, почмокала губами и улыбнулась.

Пётр сходил с ума от подступившего к самому горлу желания, но решиться на большее не мог.

Укусив до крови ладонь, сжав до скрежета челюсти, чуть не перемолов в песок зубы мужчина убрал от желанного тела руки, подтянул  трусики и одёрнул подол, не в силах восстановить сбившееся дыхание и унять биение сердца.

С досадой посмотрев на спящую, ничего не подозревающую девочку, он безжалостно врезал себе по скуле.

– Идиот. Она же девственница, она доверилась тебе. Так нельзя, нельзя!

Пётр взял бумагу, ручку, накарябал вибрирующей рукой несколько кривых строк, чтобы ждала. Разговор, мол, есть и вообще. Положил сверху записки несколько денежных купюр, чтобы хватило его дождаться, и ушёл.

На выходе из комнаты вернулся, вытер со лба пот, перекрестился, хотя давно ни во что не верил, и поцеловал девочку в губы. Нежно, еле дотронулся, чтобы не почувствовала, не проснулась, но изысканный вкус успел почувствовать.

– Сладкая, желанная, – успокаивал и уговаривал Петька себя, – иди, иди уже скорее, не буди лихо. Торопись, пока силы есть не совершать непоправимое.

Петруха опрометью выбежал из дома, даже с хозяевами не попрощался, хотя видел Яночку краем глаза.

– Совсем чокнулся. Надо же, придурок какой. Девочка! Да и хрен бы с ним. Мало я девочек бабами сделал? Между прочим, не всегда по их желанию. Была бы ещё бы одна до кучи.

Для того их и рожают, чтобы нас ублажали. Бабы только ноги расставлять годятся, да и тому учить нужно. Какой от неё прок, от её целомудренности?

Из Илонки неплохая боевая подруга вышла бы. Любо-дорого. Может быть того, вернуться? Чего из себя мальчика-одуванчика строить? Сделал дело – гуляй смело. Бабы тащатся от тех, кто совратил.

Ладно, пусть пока дитём поживёт. Думать нужно, как дальше поступить. Окрутила зараза. Тьфу на неё! Сниму сейчас шмару посимпотнее: чтобы сиськи как резиновые мячики, талия осиная, задница как орех и пулемётной очередью до самых кишок расстреливать буду, пока дух не выпущу. Пусть сука старается, пусть лечит советского офицера от любовного недуга. Идиот, ну, брат и идиот же ты!

Если одной тёлки не хватит, другую возьму. Мне не откажут. Это надо же, до чего деревенская дурочка бравого лейтенанта перед  боевым вылетом довела? Куда годится? Нет, нужно сразу двух давалок брать. Пусть работают. Трясёт всего.

Если живой вернусь, оттрахаю эту Илону как последнюю, как…

Да нет же. Чего, правда, ****ей не хватает? Ну, одолею её, силу  покажу, дальше что? А если руки на себя наложит срама спасаясь? Бабы – они же дуры набитые. Чуть что – изнасиловали, чести лишили. Тьфу! Радоваться нужно, что настоящий мужик грёбаной щелью не побрезговал, а они… Дуры!

Нет, Илона не такая. Она чистая, солнечная. От неё материнским молоком и спелыми фруктами пахнет. А не похотью, как от всех этих…

Господи, какого чёрта я за неё судьбу определяю. Разве нельзя по уму жить, чтобы всем хорошо было? Да она сама в меня втюрится, дурень, если с подходцем, ласково. Насильно потом  не оторвёшь от настоящего секса. С моими-то эротическими способностями.

А вон и девки. Боже, какие же они в сравнении с Илонкой убогие. Да нахер они мне нужны? Я что, конь в охоте или свирепый кролик? Девчонка улыбаеьтся, доверилась, а я… Осёл ушастый. Самый настоящий осёл у которого мужское достоинство больше, чем мозг.

Хотя, вон та, Маринка, ничего вроде бабёшка, в теле, старается угодить, подмахивает. И эта, Леночка, тоже классно ноги задирает.

Чего это я вдруг  копаться начал? Девки как девки. Как батя говорил, – с лица воду не пить. Между ног у всех одинаково. Лишь бы в охоте были и здоровые.

Рассуждая, Петька резвым шагом направился к жрицам любви, вызвав в их рядах неожиданный переполох. Девочки начали оправляться, демонстративно вытащили расчёски и помаду, начали стрелять глазками, оглаживать бёдра и груди.

– Петруха, товарищ лейтенант, к нам подруливайте. На любой вкус девочки.

– Некогда мне с вами, – неожиданно даже для себя заявил Петька, – ночью боевой вылет, выспаться нужно.

– Как знаете, лейтенант Полуянов. Завтра для вас может не случиться.

– Ты что сейчас шалава сказала? Зашибу суку! Красотка, бля! Зубы сперва вставь. Сиськи до пупа висят, ноги кривые, рожа страшная, а туда же…

– Ты чего, Петь! Вчера нравилась, всю ночь не слезал, в любви признавался.

– На безрыбье и рак рыба. Мы же воблу под пиво хвалим, вот и я… того… И вообще, взяли моду, офицера обсуждать, мать вашу! Справки у вас есть о состоянии здоровья? Развели тут бордель! Шалавы. Чтоб больше вас здесь не видел!

– Какая муха тебя укусила? Мы же тебе почти родными стали. Можно сказать, боевые подруги. В огонь и в воду, как декабристки. Я у вас, Петенька, каждый прищик на жопе изучила.

– Декабристки хреновы, задаром сиську ущипнуть не дадите.

– Девки, да он влюбился, зуб даю. Витька Трошин, сколько нас пользовал, а как жениться решил, мы все для него разом оказались ****ями. На свадьбу-то позовешь?

– Да пошли вы! У вас каждый день свадьба, да не одна.

– Ну, девки, что я вам говорила? Иди уже, девственник хренов, свистульку не забудь продезинфицировать, а то сделаешь невесте свадебный подарочек. Она очень обрадуется.

– Цыц, свиристелки!

Петька шёл и злился. На себя, на девок, на Илонку, будь она неладна.

– Ну чего у неё такого, чего у других девчонок нет? Всё на тех же местах. Ни одной лишней детали, ничего выдающегося, кроме целки, да и та под вопросом. Чем она меня загарпунила? Чем, спрашиваю? Гипноз, приворот?

Ага! Вот прямо специально охотилась, делать ей больше нечего. Всю Киргизию пешком обошла, а на меня глаз положила.

Держи карман шире. Сам за ней набегаешься.

А с чего, собственно, бегать за ней? Эка цаца!. Нет, Петруха, с этой игрой надо заканчивать. Может сразу в дурку сдаться? Только туда мне и дорога. Девка-то так себе, второй сорт: ни кожи, ни рожи. Одни глаза…

Зато, какие глаза! Чудо из чудес. Глядит – словно губами ласкает. От одного взгляда всё нахрен встаёт. На неё только смотреть и можно. Чертовщина право-слово.

Сладкая, зараза, желанная. Но девки на проходной дешевле обойдутся. Зачем я их только послал?

Ну и хрен с ними. Больно мне эти мокрощёлки нужны. Многостаночницы. Сегодня здесь, завтра – там. Лечись потом.

Илоночка. Имя-то, какое. Как колокольчик. Звучит, переливается. И-ло-ноч-ка…

Ночка, бля! Ага, без сна да с больными яйцами, а утром в бой. Башка дурная, хрен болит, руки как у алкаша трячсутся. Моджахеды трах-бах из зенитки и в куски. Она что ли мои останки оплакивать будет? Больно ей надо.

С чего бы ей страдать? Я для неё кто? Она меня знать не знает. Разок поцеловал и размяк? Так она том факте ни сном, ни духом. Ромео! Побереги себя, брат, для других побед. Летай, Петруха, во славу Родины, пока летается. И трахай всё, что шевелится. Жизнь коротка.

Широко расставляя ноги, с идиотским выражением на лице Петька побрёл в казарму. Заснуть не удалось. Даже ужинать не стал – аппетит испарился.

Мозги постепенно превращались в кисель, проворачивая каждую мысль всё с большим усилием. Зверёк между ног ни на мгновение не давал покоя. Пришлось посреди ночи идти под холодный душ, чтобы успокоить любовный зуд.

Продрогший, измученный и злой Петька снова  попытался заснуть. В этот момент включили свет и объявили боевую тревогу.

Как назло, когда уже отбомбился, на развороте борт зацепило снарядом. Реакции на опасную пробоину не последовало, в голове вместо обычно чётких мыслей  и автоматически выполняемого алгоритма действий, в пустоте плавала мутная жижа безразличия.

Нужно бы катапультироваться, но Петька о таком варианте спасения просто забыл. Попытался планировать, кое-как встал на крыло, пошёл на медленное снижение. Что и как происходило дальше, убей – не помнит. Грубо, едва избежав взрыва сел на пузо, почти удачно.

Машину приземлилась на минном поле, на территории, контролируемой нашими войсками. Позже за проявленную доблесть, за героизм и спасение боевой машины ему присвоили внеочередное звание, вручили орден.

Всю дорогу до базы в мозгу вертелась единственная мысль, – хоть бы Илонка дождалась.

Облик девочки стоял перед глазами.

– Какой же я идиот. Яркие девки с проходной в подмётки ей не годятся. Просто Илонкина красота не каждому видна. Я рассмотрел.

На его счастье, дуракам всегда везёт, не получил парень ни одного серьёзного повреждения.

В казарме Петька проспал до самого обеда. Проснувшись, отпросился в увольнение и отправился к Илонке.

Бежал всю дорогу, не замечая окружающего, с одной единственной мыслью, – если бы не эта милая девочка, меня бы  уже не было. Я ведь почему машину посадил? Про Илону думал, ни о чём больше мыслить не мог.

Илонка с Яной сидели в саду.

Девушка вскочила и иноходью понеслась к Петьке. Немного не добежав встала как вкопанная, опустила глаза в пол.

– Здравствуйте, Петя!

– Илонка, миленькая, как же я рад тебя видеть. Выходи за меня замуж.

– Без любви? Мы же ничего друг о друге не знаем. Не знакомились, не гуляли, в любви не клялись. Так не бывает. Это неправильно.

– Скажи, что я, по-твоему, сейчас делаю?

– Не могу я за тебя замуж.

– Это ещё почему?

– Потому, что я тебе не верю.

– Когда же я успел тебя обмануть, что-то не припомню.

– Обниматься без спроса лез, раздевал тайком, целовал в губы. Мало, да!

– Ты же спала, откуда такие подробности знаешь?

– У меня сердце замирало, до того страшно было, что ты со мной можешь сделать

– Я тебя тоже жуть как боялся.

– Мне так не показалось, хозяйничал под одеждой уверенно. Почём зря тебя ругала. Как же ты додумался замуж меня позвать? Теперь уже не страшно?

– Я бы так не сказал.

– Ты же боевой офицер, лётчик. Смелее Петя, не думала, что мужчина может быть застенчивым романтиком. Чем же я тебе понравилась?

– Всем, Илоночка. Ты самая… Я тебя… Короче… Я вино принесу или как?

– Слова не мальчика, но мужа. И все про любовь. Или я ошиблась?

– Нет, то есть да… Конечно про любовь. А ты?

– Что я?

– Ты меня любишь, Илона?

– А ты меня, Петя, любишь?

– Ну, если замуж зову… могла бы сама догадаться, что люблю.

– Честно, откровенно, чувственно. Ты мне, Петенька, сразу приглянулся, особенно эти  замечательные уши.

Петька засмущался, раскрасил свои выдающиеся локаторы малиновым цветом и потупил взор, словно красна-девица на выданье.

– Полюбил я тебя, Илонка, сам не знаю за что. Всю жизнь мне перевернула, зараза такая.

– Оригинальное, изысканное, нежное признание. Я тоже не знаю, за что ты меня полюбил. Наверно потому, что я красивая?

– Ну да! Красивая.

– Нежная, добрая, скромная, милая, так?

– Вот именно. Короче договорились. Целоваться уже можно?

– А давай поцелуемся. Давно пора. Нерешительный ты Петенька, слишком скромный. С таким характером можно до старости бобылём остаться. Я согласна.

– Правда! Илонка, радость моя, я всю жизнь тебя искал. Сам себе не верю.

– Я о семье и свадьбе всю жизнь мечтала. Не обманешь?

– Провалиться мне на этом месте, если… Илонка. Моя Илонка!

– Ну, уж нет, Петенька, пока ещё не твоя.

– Не понял. Ты же сказала, что согласна стать моей женой.

– Моя фамилия Кирпикова, а твоя – Полуянов. Торопишься, милый Петенька. Нам с тобой ещё познакомиться нужно.