Читать книгу: «Любовь – игра, в которой всё серьёзно», страница 3
За пять минут до Нового года
Зима выдалась на удивление снежная и морозная. В последний день года снегопад особенно разошёлся.
Витька Шаповалов работал в радио такси. Ездить по занесённым полуметровым слоем снега районным дорогам было невыносимо сложно.
Как назло почти все заказы поступали из пригорода или в направлении дальних населённых пунктов, где дороги не чистили даже при хорошей погоде.
То и дело он попадал в неприятные ситуации, выбираться из которых приходилось без посторонней помощи. О заработке можно было не мечтать, а деньги нужны были как никогда: Витька копил на предстоящую свадьбу.
Сегодня, именно в новогоднюю ночь, романтически настроенный юноша хотел преподнести любимой девушке вместе с дорогими подарками предложение руки и сердца.
От мысли о том, как это случится, как отреагирует на известие Ксюха, становилось радостно, настолько, что хотелось обнять любимую немедленно.
Воображение и чувствительный организм незамедлительно отреагировали на фантазию, вызвав прилив нежных чувств и сонм видений.
Витька принимал заказы, крутил баранку, беседовал с пассажирами, но мысленно находился на свидании с любимой в состоянии райского блаженства.
Ему не было дела до снежных заносов, обледеневших дворников, наледи на стекле и прочих профессиональных неприятностях. Счастливый человек не замечает трудностей.
Можно было сделать предложение заранее или отложить на время, но Витька мечтал увидеть счастье во взоре будущей невесты именно в этот знаменательный день, когда яркая отмосфера любимого праздника заражала оптимизмом, когда даже самые стойкие материалисты немножечко верили в сказку.
Юноша ни минуты не сомневался, что невеста воспримет желание создать семью с воодушевлением. О свадьбе они никогда не заговаривали, но мысли о совместной жизни витали в воздухе.
Ни для кого не было секретом, что Ксения чаще живёт в Витькиной квартире, чем у себя, что там у неё есть одежда на любой случай, личные вещи и свои полки в бельевых шкафчиках.
Выходные водителям не дали, но обещали отпустить на три часа, с половины двенадцатого, чтобы встретить Новый год в семье.
Почти всё для замечательного сюрприза было готово, даже праздничные блюда заранее приготовлены заботливой маминой рукой и дожидались желанной минуты.
Следующий заказ поступил из травмопункта. Везти пассажиров следовало в Соколки, маленький населённый пункт в самой отдалённой точке района.
От неприятного предчувствия в груди тревожно кольнуло, но хорошее настроение не позволило беспричинному ощущению отменить радужные переживания. Витька знал, опыт позволит справиться с любой задачей. Невыполнимых миссий для таксиста не существует.
Диспетчер попросил зайти в помещение клиники, помочь пассажиру добраться до машины. Такие просьбы не редкость.
В больнице его ждали, не по погоде одетые пассажиры – мужчина и женщина.
Дама была в домашнем халатике без нижних пуговиц, в разрезе которого бессовестно выглядывали байковые розовые панталоны не первой свежести, и тапочках с помпоном. Мужик с гипсом на всю ногу был в шапке с опущенными ушами, свитере и шортах с босыми ногами.
В голове мелькнула мысль о материальном положении странной парочки, но наличие травмы и беспомощность пострадавших в канун праздника не дали этой мысли оформиться.
Мужика пришлось уложить на заднее сиденье. Сидя он не вмещался. Запах перегара от парочки не мог заглушить даже сильный фруктовый дезодорант.
– Виолетта, – кокетливо представилась дама, – успеем до Нового года?
Витька посмотрел на неё, не совсем понимая, что та имеет в виду. За это время можно туда и обратно пять раз съездить. Наивный, он не имел представления, на что подписался.
Пассажир всю дорогу стонал и охал, дама без стеснения предпринимала попытки соблазнить Витьку.
Перетерпев довольно спокойно притязания Виолетты некоторое время, пока грёзы о предстоящем приятном мероприятии доминировали в сознании, Витька не выдержал, когда дама ловким движением принялась расстёгивать ширинку на его брюках.
Резко нажав на тормоз, он выскочил из машины, рывком открыл пассажирскую дверь и вытащил бесстыжую стерву на снег.
– Ты чего себе позволяешь! Всё, приехали. Убирайтесь вон!
– Не имеешь права, я плачу!
– Чего ты… платишь… ну-ну! А я тебе сейчас сдачу дам, по мусалам, чтобы неповадно было.
– Если мы замёрзнем, тебя посадят. Тоже мне, Отелло, хотела приятно сделать.
– У тебя свой мужик, им и займись. В сугробе мягко, тебе должно понравится.
– Шутник. Не выдумывай, вези. Больше приставать не буду.
– Ладно, садись. Я тебя предупредил. Ещё одна выходка и вышвырну, как кусок дерьма. Дорогу показывай, через километр Соколки.
– Так нам не туда. Не знала, как объяснить диспетчеру. От Соколков километров двадцать, сначала через лес, потом по полям. Там раньше деревня была, Топляки, теперь коттеджи строим. Муж у меня строитель, я у них в бригаде кухарка, только на праздники на неделю все уехали.
– Ты чего, дура, совсем не в себе, как я туда доберусь по целине?
– Меня это не касается. Тебя послали, сам и думай.
– Так! Ну-ка деньги покажи. Не собой ли ты расплатиться надумала? Мне такого добра не то, что даром, если много-много заплатят не надо.
– Какие мы капризные. До сих пор никто не отказывался, ты первый разборчивый такой. Деньги на месте, сначала заказ выполни.
– Перебьёшься. Такая наглость, ни в какие ворота не лезет. Теперь точно не повезу.
– Предлагаешь ему ползком добираться? Он же раздетый и босиком. Совесть замучает.
– Бред! Откуда вы такие взялись?
– С Воронежу приехали, деньги робыть. Вы тут с жиру беситесь, а нам жрать нечего.
– Верю. Водка – продукт дорогой. Никакой зарплаты не хватит.
– Мы же не кажен день. Праздники ведь. Отвези, Христом Богом молю. У нас на родине ребятёнок остался.
Куда деваться? Пришлось заводить мотор.
Баба больше не брыкалась, но настроение уже было испорчено.
Как ни тужился Витька, вернуть приятное ощущение предстоящего сватовства не удавалось.
После Выселков дорога закончилась совсем, даже колеи не было видно. Виолетта то и дело путала направление, приходилось возвращаться и искать. На приличной скорости колёса справлялись с толстым слоем снега. Стоило затормозить, как машина начинала буксовать.
Несколько раз уже толкали и откапывали машину.
Как назло поднялся ветер, колючие льдинки остервенело били в стекло, усилился мороз. Сумеречная размытость ландшафта погрузилась в полную темноту. Стрелки часов неумолимо приближались к началу Нового года, но никаких Соколков не было видно.
Настроение, стремившееся последний час к нолю, опустилось ниже даже этой отметки.
Ехали молча. Витька про себя ругал пассажиров семиэтажными матюгами. Теперь он точно знал, что никакой помолвки сегодня не будет. Неизвестно, как отреагирует Ксюха на то, что оставил её в такой знаменательный день одну.
Дорога окончательно вымотала. Тут ещё пассажир начал орать благим матом, когда машину подбросило на скрытой под слоем снега ухабине.
Всё когда-то кончается, даже самое ужасное. Виолетта вдруг разглядела знакомые приметы. Через десяток минут показался недостроенный дом.
Чтобы развернуться, пришлось минут двадцать орудовать лопатой. Пока чистил разворот, колею, по которой приехал, совсем занесло. Пассажира пришлось тащить до дома на брезенте.
Виолетта долго что-то искала в сумках, но, ни копейки не обнаружила. В качестве компенсации предложила бутылку водки.
Желания и сил скандалить больше не было. Витька вышел из негостеприимного дома, завёл мотор и двинулся обратно.
Проехать удалось метров пятнадцать. Машина намертво зарылась в сугробе.
Следующие полчаса Витька с Виолеттой копали и толкали, раскатали для разгона метров пять пути. Юноша перекрестился и рванул. Надежда успеть к Новому году ещё теплилась.
Как ни странно, дальше всё пошло, как по маслу. Машина мягко шла по целине на приличной скорости. Витька интуитивно угадывал ориентиры, чудом не сбился с пути. Дорога до Выселков заняла у него не больше двадцати минут.
До боя курантов оставалось больше часа. Дальше дорогу он знал. Голова болела лишь о том, чтобы хватило бензина до дома или хотя бы до заправки.
Настроение начало выравниваться. В конце концов, если немного опоздает, есть шанс оправдаться.
Дорога была совсем пустынна. Все сидели за накрытыми столами, провожали старый год.
За пять минут до боя курантов запыхавшийся Витька влетел в квартиру. Не раздеваясь, рухнул он перед Ксюхой на колени, протянул колечко на раскрытой ладони…
– Я, ты, короче… Ксюха, я тебя люблю, ты согласна…
Новоявленная невеста от ожидаемого, но всё равно ставшего неожиданным счастья залилась слезами, попыталась обнять жениха, поскользнулась в лужице растаявшего снега и завалилась вместе с ним на пол.
Неловкое падение закончилось травмой. Подбородком Ксюха с размаха угодила Витьке в глаз, отчего тот полностью заплыл через пару минут. Челюсть девушки хрустнула, от переднего зуба больно отломилась половинка.
Несмотря ни на что оба были счастливы.
Жених позвонил диспетчеру, соврал, что подрался с пассажирами и несколько дней теперь не сможет выйти на работу.
До праздничного стола обручённая парочка так и не добралась, не до этого было. Помолвку они отмечали более энергично.
Сладкая, скажу я вам, была неделя: то ли медовая, то ли пряничная. Во всяком случае, в конце января влюблённые точно знали, что их стало трое.
Просто отпусти
В маленьком, очень красивом и уютном городке, где жила Линда Вершинина, всё было необычно. Тенистые улицы с фруктовыми и цветочными названиями, засаженные каштанами, грецким орехом и яблонями расходились концентрическими кругами от площади, где был поселковый совет, дом культуры и универмаг.
Центр города был полностью одноэтажный, с одинаковыми палисадниками и низкими весёленькими заборчиками из раскрашенного во все цвета радуги штакетника.
Несмотря на наличие центрального водопровода, здесь было много деревянных колодцев с журавлями и скамейками, с любовью оформленных резными деталями. Нет смысла говорить о том, что цвело и радовало глаз буквально всё.
Приезжие с удовольствием бродили по улочкам, мечтая пожить здесь хотя бы недельку. Но, то туристы и гости, Линда здесь родилась и выросла.
Когда-то, даже вспомнить сложно когда, она с девчонками и мальчишками рисовала на асфальте классики, играла в резиночку, вышибалу, пряталась во дворах, купалась вместе с мальчишками голышом в речной заводи.
Теперь Линда взрослая. Настолько, что недавно пришлось тайком избавляться от неожиданного плода девичьей страсти.
Она этого не хотела. Родители настояли.
Было обидно и больно, когда самый дорогой человек, Игорь Калина, в которого была влюблена до головокружений, истерик и обмороков, которому безоглядно доверяла, струсил, узнав, какой сюрприз созрел у неё внутри от ночных свиданий на совхозном сеновале.
Девочка, воспитанная в родительской любви и неге, была очаровательно мила, стройна, умна, развита духовно и физически, но любопытна, романтична, наивна и чересчур доверчива.
Мальчишки влюблялись в Линду на раз, водили в кино и на танцы, ухаживали, даже целовали несколько раз. Но раскрылась девочка только перед Игорем.
Лишь он сумел разбудить в ней дремавшую женственность, помог преодолеть неуверенность и страх, поселил в ликующей душе восторг единения, радугу чарующих чувств, подарил разноцветье сладостных переживаний и волшебных эмоций.
Игорь стал для Линды всем: печалью и радостью, мечтой, судьбой, эликсиром жизни.
С ним Линда чувствовала себя, как бы это сказать… нет, не принцессой, скорее единственной, самой счастливой на небосклоне судьбы, самой яркой звездой, которую Игорь нежно и трепетно держит в сильных ладонях и целует, целует, целует.
Линда растворилась в мистическом очаровании юного обаяния юноши, родного и близкого, превратившись в малюсенькую частичку его души, поселившуюся в пылающем сердце, которое щедро делилось теплотой и радостью.
А потом он просто замолчал, потемнев лицом, и трусливо спрятался в своём дворе за спинами влиятельных родителей. Папа Линды тоже был человеком авторитетным, но за дочку не вступился, даже не объяснил ей, почему.
Родители долго шептались на закрытой кухне, периодически срывались на крик, но невинному малышу, требовательно заявляющему о себе в чреве девушки, вынесли однозначный, злой и жестокий приговор.
Сердце Линды остановилось, окаменело, стало холодным, потом с хрустальным звоном разлетелось на мелкие кусочки. Острые осколки больно впились в тело души и терзали.
Долго, очень долго, несколько мучительных лет прожила девочка в дурмане меланхолии, уныния и скорби.
Ночная бессонница приносила страдания. Она не могла забыть минуты счастья, казавшиеся теперь вечностью.
Линде снилось, как Игорь просит прощение, как дарит охапки ярких цветов. Девочка представляла миллионы свиданий, проживала в грёзах ненастоящую волшебную жизнь, нянчила малюсенькую дочку.
Потом просыпалась и горько плакала.
Поначалу Линда ждала, что Игорь одумается, поймёт, что так, как она никто не сможет его полюбить. Девочка всё ещё верила возлюбленному. Она жила и бредила ожиданием чуда.
Время томительно тянулось, мираж рассеялся, но боль не унималась. Теперь Линде было страшно, что кошмар затянулся и может никогда не закончиться.
Леденящие душу видения, сопровождающие их панические страхи, перемежались депрессиями, затяжными приступами чёрной меланхолии и сентиментальной грусти.
Слёзы лились рекой безо всякой причины, лишь оттого, что ассоциации с чем-то из прежней жизни напомнили о нём.
Линда разговаривала сама с собой, всерьёз обдумывала способы уйти из жизни, вполне могла бы воплотить один из таких проектов, но то, как некрасиво она будет выглядеть мёртвой, вызывало отторжение.
Ей стало интересно записывать переживания и видения. Эта творческая деятельность поглотила со временем, превратилась в единственную причину жить дальше.
Родители показывали Линду психиатру, невропатологу, но те не находили патологий.
– Это не болезнь, – говорили они, – всё указывает на утрату желаний, на летаргический сон души. Её можно разбудить, но сделать это может только тот или то, что ввело девочку в эмоциональный ступор.
Теперь родители шептались и кричали на кухне каждый вечер. Папа пытался поговорить с Игорем, просил его хотя бы сделать вид, что всё ещё любит Линду.
Повзрослевший юноша наговорил папе грубостей и сказал, что Линда сумасшедшая, что она попросту б***дь, за что разгневанный родитель сломал ему переносицу.
Несколько месяцев между папами Линды и Игоря с переменным успехом длился поединок возможностей высокого социального статуса. Победителей не оказалось, а нос Игоря зажил.
Для того, чтобы у сыночка не было в дальнейшем соблазнов, его решили женить на дочке директора овощной базы, которая наставила ему рога с лучшим другом жениха, Антоном Аверченко, сыном начальника милиции, прямо на свадьбе.
Мальчики серьёзно повздорили, творчески разукрасили друг другу лица, потом долго с чувством мирились, выпив ради сохранения мужского братства по бутылке коньяка.
Для закрепления дружбы, поднятия настроения и просто потому, что подвернулась под руку, грубо отымели по очереди в подсобке хорошенькую свидетельницу невесты, Анечку Феклистову, которая неожиданно для друзей оказалась девственницей.
Останавливаться было поздно, вернуть невинность на место нельзя, поэтому решили идти до конца. Чтобы дама окончательно поняла, с кем имеет дело, запугали девчонку до полусмерти и заставили воплощать в жизнь извращённые фантазии.
Чтобы не орала и не брыкалась, связали руки. Когда насытились и устали, закрыли в холодильной камере, обещая отпустить, когда разойдутся гости.
Позже окончательно окосевший Игорь воспылал любовью к жене, потребовал от неё немедленного выполнения супружеского долга.
Возражение жены взбесило его. Раздосадованный её поведением супруг на глазах у гостей с треском оборвал подол подвенечного платья до самого лифа, рывком сдёрнул ажурные трусики, завалил на праздничный стол, даже успел пристроиться.
Молодуха верещала, отчаянно отбивалась ногами, за что чувствительно получила в глаз, моментально налившийся синевой.
На выручку ей ринулся папочка, затем в драку вязались родственники жениха и начальник милиции.
Трещали чубы, переворачивались столы, жалобно звенела разбитая посуда и окна, закусками декорировали костюмы и причёски.
В пылу молодецкого гулянья оппоненты отчаянно рвали друг на друге одежду, ломали пальцы, выворачивали руки и ноги, разбивали лица и головы. Кому-то воткнули в мягкие ткани приличного размера осколки бутылок и тарелок.
Вызванный кем-то наряд милиции лихо расправился со всеми участниками баталии, запихивали их в автобус и везли в отделение милиции.
Родители жениха и невесты вместе с начальником милиции по завершении баталии были похожи на бойцов без правил после проигранного боя.
Вскоре все заинтересованные лица сидели в отдельном накуренном кабинете ночного бара, разрабатывали стратегию умиротворения.
В намеченном заранее сценарии медового месяца для молодожёнов ничего не изменилось, кроме того, что круиз по средиземноморью перенесли на месяц, до полного заживления слишком заметных следов разудалого хмельного гулянья, для чего новоявленным супругам сняли элитный номер в престижном загородном пансионате.
Наутро близкие родственники и друзья продолжили ярмарку тщеславия в честь новобрачных в другом ресторане. Молодые, как ни в чём не бывало, целовались, старательно изображая любящую пару.
Последствия праздника ловко разрулили, практически без последствий, на радость всем: помещение кафе отремонтировали, купили новую мебель и посуду взамен испорченной, арестованных выпустили, гостям компенсировали стоимость нарядов, от кого нужно откупились.
Изнасилованной, едва не замёрзшей в холодильнике насмерть свидетельнице подарили небольшой меблированный домик с участком почти в центре города по согласию сторон. Возражать она не решилась.
Новости в маленьких городах распространяются стремительно, утаить и скрыть происшествия невозможно. Линда днём уже знала подробности в деталях.
Предшествующую свадьбе любимого ночь девушка не могла уснуть, до утра просидела на подоконнике и горько плакала, окончательно прощаясь с мечтой.
Едва забрезжил рассвет, она упала на колени перед образами и исступлённо молилась, хотя в Бога не верила и в церковь не ходила.
Неожиданно ей захотелось излить растревоженные чувства на бумагу. Поначалу она представила, что пишет последнее послание, чтобы Игорь прочитал его и понял…
“ Знаешь, любимый… не поверишь, но я всё ещё не могу тебя забыть. Не могу передать, как жила и что чувствовала, когда ты меня предал. Дни и ночи без тебя вместили столько страданий и горя, сколько невозможно вместить в одну человеческую жизнь
Я не сержусь, ты не виноват. Причина, скорее всего во мне.
Всю ночь, предшествующую твоей свадьбе с Юлей Котовой, я просидела на подоконнике и ревела. Я смотрела в звёздное небо и ничегошеньки не видела, кроме размытых слезами сверкающих искорок. Искала ответы на вопросы, как и почему, но не нашла.
Самые глубокие, саднящие раны, изуродовавшие мою чувствительную душу, почти зажили, но остались фантомные боли, усиливающиеся, стоит только памяти соприкоснуться с чем-то, напоминающим о тебе и о не рождённом ребёночке.
Меня до тошноты и истерики выворачивает наизнанку, когда слышу похожие на твой голоса. Меня возбуждают обрывки милых сердцу фраз, которыми ты так красиво выражал чувства, люди, которые принимали участие, были рядом, когда рождалась наша любовь.
Запахи и звуки, напоминающие события тех дней, предметы, которые окружали нас, места, где мы были счастливы или просто были, всё это напоминает о тебе.
А ты, ты чего-нибудь помнишь, чувствуешь?
Наверно ты не можешь себе представить, сколько всего вокруг связано с тобой. Закаты и рассветы, тени, лунный свет, искры в капельках дождя на оконном стекле, снежинки, названия улиц, цветы.
Я не забыла ту звёздную ночь, когда, обнявшись, сидели на берегу реки, молчали до самого утра, понимая друг друга без слов. Мы смотрели на лунную дорожку, проложившую путь по глади реки до противоположного берега и знали точно всё о нашем светлом будущем.
Я слышала, как ты сдерживал дыхание, как размерено, но гулко трепещет сердце, вдыхала запах волос, чувствовала родное тепло. Нам было восхитительно хорошо. Ты был моей судьбой, целым миром.
Та ночь пахла цветущей черёмухой и любовью.
Помнишь, ты подарил мне букет ландышей? Я до сих пор падаю в обморок от запаха этих цветов. В тот день мы целовались впервые в жизни. Сладость того поцелуя я буду помнить вечно.
Стоит только представить земляничную поляну в знойный полдень, запах прелой земли, цветущего разнотравья, сок ягод на губах, как у меня замирает всё внутри. В тот день мы разделись до пояса. Как ты меня ласкал!
Ещё запал в душу пряный запах свежего сена. Был тёплый солнечный день. День, когда я прощалась с детством. Ты был ласков, нетерпелив и очень нежен. Я сама позволила тебе быть мужчиной, моим мужчиной.
Мне было немножко больно и очень страшно, но желание доставить любимому безграничную радость не позволило девичьим сомнениям испортить наслаждение, которое ты испытал. Не думай, я тоже была счастлива.
Тогда я уже не могла думать и чувствовать отдельно от тебя. Мне казалось, что мы единое целое, что всегда будем вместе.
Столько счастливых минут и часов, сколько ты подарил мне, многим может не достаться, даже если им суждено прожить не одну, а несколько жизней.
Помню, как я обрадовалась, поняв, что внутри меня появилась новая жизнь. Мне в голову не могла прийти мысль, что желанная беременность может стать поводом для расставания, для предательства и подлости.
Как же мне было больно!
Представь, что тебя публично унижают на глазах у злорадствующих зрителей, безжалостно и грубо втыкают под ногти раскалённые иглы, при этом не позволяют дышать, походя отнимают любовь, запрещая надеяться на пощаду, при этом заставляют смотреть на казнь родного дитя.
Сомневаюсь, что подобное можно прочувствовать, не испытав в реальности.
Ты обрёк меня на адовы муки, но не смутился, не ужаснулся: отвернулся и забыл.
Наверно я должна тебя ненавидеть, обязана вырвать с корнем из глубин памяти любые напоминания о тех днях, проститься с прошлым, чтобы снова начать жить.
Должна, да, обязана, но не могу, не умею, и нет рядом со мной никого, кто может этому научить. Душа и сердце по-прежнему обливаются кровью, омываются слезами, заставляя вновь и вновь возвращаться мысленно в счастливое прошлое, которое давно не принадлежит ни мне, ни тебе.
Я устала вздрагивать от новостей, боюсь услышать что-то о тебе, не важно, плохое или хорошее. Как дальтоник не различает оттенки цветов, так и моя душа не видит разницы, когда слышу твоё имя.
Я вновь и вновь хожу по замкнутому кругу, не в силах поверить, что тебя больше нет в моей жизни, что ты сегодняшний, это совсем не тот человек, который любил меня, которого я любила.
Последний раз обращаюсь к тебе, ни на что не надеясь. У меня нет желания вернуть любовь. Просто опусти. Признайся, что никогда не любил“
Линду вновь сотряс приступ рыдающих спазмов, сердце сжалось в комок. Она заснула прямо на коленях, утомлённая до предела потоком молитв, мыслей и чувств. В эту ночь девушку не тревожили видения.
Утром весь город гудел, обсуждая странную свадьбу.
Линда услышала подробности от родителей. Возможно, они пересказывали события вечера и ночи слишком эмоционально. Передавая сплетни, каждый рассказчик что-либо творчески изменяет, добавляет выдуманные для остроты сюжета подробности.
Не важно, почему, но лицо девочки внезапно просветлело.
– Мама, ты действительно веришь, что так и было?
– Возможно чуточку иначе, но основные события рассказывают одинаково. Такое невозможно выдумать. Понять не могу, зачем им нужно жениться. Ведь ясно, как божий день, что любовью там не пахнет. Похоже, так родители устраивают свои делишки.
– Говоришь, невеста прямо на свадьбе изменила Игорю, а ему хоть бы хны?
– Не я, люди говорят. Ты же знаешь Юльку, у неё ещё в школе коллекция женихов была. Про неё много чего рассказывали. Теперь ещё это… Игорь твой ещё тогда под каждую юбку заглядывал. Тебе говорили об этом, слышать не хотела.
– Мама, не выдумывай. Игорь был верный.
– Ага! Принц на белом коне. А ничего, что они с Антохой Аверченко Анечку Феклистову изнасиловали, да как. Девка ни сесть, ни встать не может. Вот тебе и верный. Не был он никогда человеком. Подонок он. Знала бы ты, что он батьке нашему про тебя сказал. Б***дь, мол, давалка. Сама на меня запрыгнула. А ты говоришь!
– Вы с папкой и соврать про него можете.
– Хорошо, допустим. А что жену молодую этот кобель опозорил, нагишом перед людями выставил, чуть не снасильчал на глазах у всех, да ещё и побил за это. Тоже вру? А потом целовал опозоренную супругу в губы, словно так и нужно, это как? Чёрного кобеля не отмоешь добела. Без разницы ему, доченька, куда елду свою пристроить. Удивляюсь, как ты до сих пор раскусить не можешь сущность его поганую.
– Мама! Мало ли чего люди наговорят. Завидуют, вот и выдумывают всякое.
– Мама-мама! Сорок с лишком лет уже мама. Не любил этот деспот, трус и бабник никого и никогда. Потому, не умеет. Дурой будешь, если продолжишь по нему сохнуть. Плюнь и разотри.
– Тебе легко говорить.
– Сложно, дочка, очень сложно. Я всё понимаю. Любовь зла, полюбишь и козла. Прости, что заставила сделать аборт. Наверно не о тебе, о себе думала. Простишь? А о нём забудь. Не твоя судьба. Игорю девки не для любви и семейного счастья нужны, для забавы, чтобы семя лишнее сбросить да похоть ублажить. У всех бабников особое зрение, то, что на виду, они в упор не видят, зато за пазухой и под юбкой всё могут разглядеть, потому, у них у самих мозг в штанах.
– Не знаю, мама. Простить не сложно, а дитя не вернуть. Я теперь ничего не знаю. Вчера письмо ему написала слёзное, хотела на свадьбу идти, там отдать и в глаза глянуть. Сочиняла, душу изливала, думала, успокоюсь. Нет, мамочка, только растревожила сердце пуще прежнего, чуть с ума не сошла от избытка чувств. Хочешь, прочту?
– Не нужно, пусть та боль будет твоей тайной. Спрячь и забудь навеки. А лучше сожги записочку вместе с памятью и пепел по ветру развей. Выжги его, супостата, из души калёным железом, разлюби, Христом Богом молю. Ты же у нас умница, красавица, всем на загляденье, а женишку радость. На что угодно готова спорить, как только успокоишься, из головы выкинешь, сразу и полюбишь. Будет у тебя и свадьба шикарная, и фата, и платье кипенной белизны, да без этого всего… без штучек разных, без пошлостей.
– Наверно ты права, но сердцу не прикажешь. Не могу я любить и ненавидеть по чьему-то велению. Повод задуматься и правда есть, ты права. Лучше оставь. Не трогай до поры.
– Да когда же та пора придёт? Я к тому времени состариться успею.
– Не успеешь. Я поняла, что Игорь никогда меня не любил. Честно, поняла. Использовал. Правда, красиво, изобретательно, как хороший рыбак. Наживка, крючок, снасть и всё такое. А я клюнула. Теперь понимаю – не могла не клевать. Так несправедливо жизнь устроена. Впредь осторожнее буду. Как же я была счастлива, словами не передать. Не его я любила и люблю, мама, любовь свою трепетную, которая никогда не предавала. Оставь меня одну, поплачу.
– Да сколько можно-то! Весь дом в соплях. На танцы лучше сходи. Приоденься и ножками. Неужто психануть не могёшь! А хочешь, так и я с тобой пойду. А что, мне тоже любви и ласки хочется. Да не зыркай так. В сорок пять бабы ягодки, а я пока цветочек. Меня ещё любить да любить. Ну, соглашайся!
– Мама!
– Будешь мамкать, заставлю письмо вслух читать. Вместях тогда и поплачем. А может это, дочунь, водочки, пока бати нет? Жахнем и пойдём твово Игорёху уму-разуму учить. У меня на такой случай сковорода с длинной ручкой под печкой имеется. Давно её в дело не пускала.
– А давай, мама. Умерла, так умерла. Поминки по безвременно усопшей любви. Чтобы не оглядываться. Убедила ты меня, родительница. Кобель он. Между прочим, Игорь и целоваться-то по-человечески не умел.
